Рыцарская культура в системе культуры средневековья

Особое место в средневековой культуре занимали рыцари — бедные или разорившиеся дворяне, давшие клятву своему сеньору и принявшие на себя определенные обязанности. В период раннего средневековья возникла необходимость брать клятву верности у своих соратников, поскольку у варварских племен догосударственного периода “не возбраняются хитрость и обман” [91, с. 48]. Дело не в порочности этих людей, просто обычаи позволяли держать свои обещания на основании собственных или родовых отношений и нарушать их в зависимости от обстоятельств. Средневековые войны потребовали отношений, при которых можно быть уверенным в действиях союзника и не ждать от него коварства. Поэтому сеньоры предпочли связать клятвой своих вассалов, верность слову стала считаться доблестью, а нарушение — позором. Постепенно в системе культуры появляется идеал бескорыстного, преданного, мужественного и пре красного воина, обладающего особым воспитанием и характером. Он должен был оберегать слабого, держать слово, быть бесстрашным, не давать себя в обиду. Рыцарь хранил свое достоинство, не позволял себя унижать и не совершал бесчестных поступков. Эти условия подкреплялись обетами, которые рыцарь давал при посвящении: обет бедности и послушания; вместо обета безбрачия, характерного для религиозных братств, рыцарь давал обет супружеского целомудрия, обет личного совершенства. Обязательным был обет совершения подвига. Эти обеты пронизывались сильным эмоциональным началом, охватывающим все сферы средневековой жизни.

Поскольку рыцарь — дворянин, он обязан был в промежутках между сражениями участвовать в светской жизни. Для прославления рыцарских доблестей устраивались турниры. Придворная жизнь имела свою символику, ритуалы и условности, она выработала и особый придворный этикет — куртуазию, включавшую в себя искусство беседы между кавалерами и дамами, умение одеваться, танцевать. Особое место занимало поклонение Прекрасной даме, которую в поэзии или различных куртуазных посланиях называли Донной. Она почти всегда — жена сеньора, любовь к ней носит лишь духовный характер, даме полагается посвящать стихи и песни, оказывать различные знаки внимания, совершать в ее честь подвиги и прославлять везде ее имя. Поскольку настоящее имя Донны, чтобы не повредить ее репутации, держалось в секрете, то чаще всего это было вымышленное имя — “сеньяль”.

Куртуазное поведение рыцаря включало в себя семь добродетелей: верховую езду, фехтование, плаванье, охоту, владение копьем, игру в шашки, сочинение и пение стихов в честь дамы сердца. Воспитание будущего рыцаря начиналось в семье, где он жил до семи лет, затем продолжалось при дворе сеньора до 14 лет в качестве пажа, а потом до 21 года в качестве оруженосца. Рыцарь должен был приобрести себе боевого коня и вооружение (меч, щит, латы), весившее до 80 кг. Так что ему приходилось быть выносливым и хорошо тренированным человеком, тем более что он нес службу в коннице сеньора. В виде благодарности сеньор мог наделить рыцаря землей. Особый ритуал был связан с посвящением в рыцари. Накануне посвящения юноша постился, исповедовался и причащался. При этом он менял платья различного цвета, символизирующие добродетели истинного воина. Эти цвета использовались и в гербах, на которых каждый элемент — знак доблести или заслуг рыцаря или его фамилии. Если рыцарь совершал какой-либо проступок, например, проявлял слабость на поле брани, часть его фамильного герба как бы усекалась, и в таком виде — со следами позора — герб наследовался. Поэтому понятно столь серьезное отношение к соблюдению предписанных ритуалов и форм поведения.

Рыцарская культура создает образ героя, идеал, который находит свое воплощение и в героическом эпосе, и в лирической поэзии. Наследие античности помогало найти историческую мерку для событий своего времени. Античная традиция оставила средневековому рыцарю образ Александра Македонского как объект для подражания. Но поскольку античность трансформируется через христианство, то христианская мораль противопоставляет рыцаря “неверному”, битвы с которым он должен постоянно выигрывать, не зная жалости и снисхождения. Память о варварских временах и героях легла в основу представления об идеальном правителе в образе короля Артура, великого государя, защитника и борца против зла и насилия, наделенного справедливостью, напоминающего и Александра Македонского, и Карла Великого. Литературный цикл романов о короле Артуре и рыцарях Круглого стола уходит своими корнями в кельтские легенды о вожде одного из британских племен Арториусе. Некоторые историки считают, что это реальное историческое лицо. Исторический Арториус превратился в легендарного короля, окруженного верными рыцарями: Ланселотом, Ивейном. Тристаном, волшебником Мерлином. В историях о короле Артуре есть и жена-изменница, и друг, нарушивший обет верности королю, и своевольные надменные вассалы. Многочисленные истории о похождениях и подвигах героев эпоса о короле Артуре включают в себя все взгляды средневекового рыцарства.

Другое явление средневековья, связанное с рыцарской культурой и менталитетом рыцарства,— реабилитация любви как возвышенного отношения к даме. В христианском мировоззрении не было места для бога плотской любви. Христианский бог — сам воплощение любви, другая любовь этого времени связана с представлением о грехе. Но средневековый образованный человек не мог довольствоваться такого рода абстракциями, поэтому в системе куртуазии возрождается поэтический культ Амура. “Любовь стала полем, на котором можно было взращивать всевозможные эстетические и нравственные совершенства” [306, с. 113]. Влюбленный вследствие страсти становится чистым и добродетельным.

Новые чувства и отношения требовали своего выражения, и оно, приняв поэтическую форму, воплотилось в лирике французского Прованса, а затем в поэзии труверов (северофранкских поэтов) и миннезингеров (певцов любви у германских поэтов) а также в больших стихотворных поэмах (рыцарских романах). В них воспевались идеал рыцаря, его подвиги и странствия, любовь и приключения, часто почерпнутые из античных преданий и мифов и исторических описаний, а иногда из старых эпических циклов.

Постепенно появляются герои, которые изображены в моменты острых психологических ситуаций выбора между любовью и приключениями, между супружеским долгом и рыцарской доблестью. Пожалуй, именно в рыцарских романах, которые увлекали читателей XII века, впервые стали изображаться душевные состояния и переживания героев. Авторы рыцарских романов ценят в своих героях прямоту и честность в любви. Таков, например, Ланселот — герой одного из рыцарских романов французского поэта Кретьена (ок. 1130 — ок. 1191): он побеждает на турнире злодея, похитившего королеву, защищает слабого и обиженного, восстанавливает попранную справедливость. Он неустрашим в своих подвигах и верен королю Артуру. Таковы же герои трогательной истории преодолевающей все препятствия трагической любви Тристана и Изольды.

При дворах многих владетельных сеньоров собирались придворные поэты — трубадуры (прованс. trobar “находить”, “изобретать”), чтобы снискать себе внимание и почет, слагая стихи, восхваляющие владыку, его дом, двор, семью, а также доблести и благодеяния. В стихах и музыке они выражали свою любовь к прекрасной даме.

В истории провансальской поэзии обнаружено почти 500 поэтов-трубадуров, среди которых было 5 королей, несколько десятков крупных феодалов, духовные лица, мастеровые, купцы и даже около 30 женщин. Многие трубадуры были странствующими поэтами.

Трубадуры создали множество различных стихотворных жанров: серена — печальная вечерняя песня с обращением к возлюбленной (итал. serena “вечерняя роса”; ср. серенада); пасторелла (лат. pastoralis “пастушеский”), рисующая сельскую идиллию и любовь прекрасной пастушки; альба (прованс. albe “рассвет”) — утренняя песня о расставании влюбленных. Иногда рыцарь писал грозную сирвенту (прованс. sirventes “служащий”), которая посвящалась войне или изобличала личных врагов, призывала к действию против них. В сирвенте могла выражаться скорбь по умершему другу, соратнику или по поводу какой-либо другой утраты. Были стихи-диалоги, в которых автор или его вымышленный друг рассуждали по преимуществу о том, какой должна и может быть любовь к прекрасной даме — идеальной или плотской, кто более достоин ее любви — знатный вельможа, рыцарь или простой виллан (крестьянин).

Таким образом, трубадуры создали в своих стихах и кодекс любовного служения женщине, и литературный язык, и разнообразную поэтическую форму. Ведь именно Прованс открыл для себя рифму и новую метрическую (ритмическую) систему. А. С. Пушкин писал о поэзии трубадуров: “Когда в XII веке под небом полуденной Франции отозвалась рифма в провансальском наречии, ухо ей обрадовалось: трубадуры стали играть ею, придумывать для нее всевозможные изменения стихов, окружили ее самыми затруднительными формами”. Сами трубадуры говорили о себе и своих стихах, например, Бернарт де Вентадорн, воспевавший любовь как величайшее благо жизни: “Поэзия имеет для меня цену лишь тогда, когда она исходит из глубины сердца, но это возможно лишь тогда, когда в сердце царит совершенная любовь. Вот почему мои песни выше всех других песен, ибо любовь заполняет все мое существо — рот, глаза, сердце и чувства”. Или Пейре Видаль, весельчак и хвастун, писавший задорные, бравурные песни: “Я один взял в плен сто рыцарей, а у ста других отнял доспехи; я заставил плакать сто дам, а ста другим доставил радость и веселье”.

Тема любви никогда не замолкала в средневековой Европе — и в ученой, и в классической традиции, и на латыни, и на народных наречиях.

В период зрелого средневековья от латинского языка, на котором совершалось церковное богослужение, велась дипломатическая деятельность, писались все государственные указы, ученые труды и многие литературные произведения, стали постепенно отходить. Все большее место в жизни и деятельности общества стал занимать народный язык, существовавший еще с варварского периода. В Испании и Франции он назывался романским наречием. От этого термина остались названия литературных и музыкальных жанров: роман — литературное произведение на народном языке, романс — стихотворение на историческую, бытовую тему. Однако долгое время латынь оставалась языком церкви, а также языком учености и образования.