Вербальные договоры. Стипуляиия

1. Стипуляция - устный договор, заключаемый посредством вопроса будущего кредитора (обещаешь дать 100?) и совпадающего с вопросом ответа (обещаю) со стороны будущего должника по обязательству. Стипуляция была известна еще с XII Таблиц. Стипуляция была строго формализована, однако со временем:

- отпало требование буквального совпадения ответа и вопроса / период);

- закон допускал совершение устного договора в каких угодно выражениях (доминат);

- требование присутствия сторон сохранилось.

В качестве устного договора стипуляция оставалась недоступной как глухим, так и немым. Стипуляция - одностороннее обязательство, т.е. одной стороне принадлежало только право, другой лежала только обязанность. Стипуляционное обязательство носило абстрактный характер - в стипуляционную форму можно было облечь любое обязательственное отношение, поэтому в классический период стипуляция являлась основной формой оборота. Стипуляцией нередко пользовались в целях новации, т.е. с. заключали для того, чтобы прекратить уже существующее обязательство, поставив на его место новое, возникающее из стипуляции. Стипуляцией производились: заем, купля-продажа (2 стипуляции), новация, поручительство и т.д. Для обеспечения доказательства факта стипуляции составлялся письменный акт (саш:ю),удостоверяющий это обстоятельство. Со временем такие документы подменили собой саму стипуляцию,т.к.при их наличии предполагалось что она уже совершена.

Литеральные контракты могли заключаться лишь римскими гражданами. В отношениях, участниками которых становились перегрины, также зачастую применялась письменная форма. В одних случаях это был акт, составленный обоими договорными контрагентами. Он именовался syngrapha. В других случаях дело ограничивалось исходившим от должника односторонним документом. Последний именовался chirographum. Были ли это договоры, которые, как и литеральные контракты цивильного права, порождали обязательства самой своей формой безотносительно к их основанию или они имели всего лишь доказательственное значение, -остается неясным. Но что они явились прообразом будущих двусторонне составляемых или односторонне удостоверяемых договоров, — не подлежит сомнению.

Вместе с тем и литеральные контракты цивильного права если не сводятся в Уложении Юстиниана на нет, то уже во всяком случае приобретают свойства, весьма отдаленные от их первоначального характера. Вместо книг доходов и расходов эти контракты оформляются теперь простой распиской. Более того, лицо, от имени которого расписка составлена, имело право заявить спор о ее подложности или о том, что ее выдаче не сопутствовало получение денег (querela non numeratae pecuniae). Но раз допускается оспаривание действительности расписки по мотивам отсутствия основания, нельзя говорить о ее абстрактности, столь характерной для литеральных контрактов. Известный элемент абстрактности сохранялся здесь лишь из—за правила, согласно которому оспаривавший расписку должен был доказать ее подложность или безосновательность в пределах двухлетнего срока. По истечении этого срока расписка обязывала к платежу сама по себе, а в виде санкции за необоснованное оспаривание указанный в ней долг взыскивался in duplum — в двойном размере. И только благодаря тому, что при изложенных обстоятельствах расписка начинала действовать независимо от каких—либо оснований, выделение литеральных контрактов в особую группу сохраняется и при Юстиниане, хотя контракты такого рода в собственном смысле его Уложению фактически уже неизвестны.

Реальные контракты. Эта группа договоров отличается от рассмотренных прежде всего простотой порядка своего совершения. Чтобы заключить их, никаких формальностей не требовалось: достаточно соглашения и сопутствующей ему передачи вещи одним контрагентом другому. А при отсутствии строгой формы исключено и создание только на нее опирающегося обязательства. Отсюда вторая отличительная особенность реальных контрактов: они не могут быть абстрактными и действительны лишь как имеющие под собой определенное основание.

В составе реальных контрактов римского права самостоятельное значение имели три договора — заем, ссуда, хранение.

1. Заем (mutuum) представлял собой договор, который заключался путем вручения заемщику заимодавцем денег или иных вещей, определенных родовыми признаками. Последний момент специально отмечался римскими юристами как неотъемлемое качество договора займа. Гай подчеркивал, например, что дача взаймы состоит в таких вещах (mutui datio consistit in his rebus), которые определяются весом, мерой или числом (quae pondere numero mesurave constat). И это вполне объяснимо. Ведь предоставленные взаймы вещи переходили в собственность заемщика, который обязывался к возврату не тех же самых, а того же количества таких же вещей. Заменимыми же являются только вещи, определенные родовыми но не индивидуальными признаками.

А поскольку заем — реальный договор, то уже в момент заключения этого договора заимодавец, передавая заемщику деньги или определенные родовыми признаками иные вещи, делал все, что от него требовалось. И после того, как заключение займа состоялось, можно ожидать определенных действий не от заимодавца, а только от заемщика. Тем самым заем должен быть также охарактеризован как односторонний договор: у заимодавца нет обязанностей и имеется только право требовать погашения долга; у заемщика нет прав и он обязан лишь погасить взятое взаймы.

В виде общего правила заем конструировался как договор беспроцентный. Чтобы стать процентным (fenus), он требовал специального на этот счет соглашения, оформленного посредством стипуляции (stipulatio usurarum — стипуляция о процентах). А поскольку раздельное заключение двух договоров лишалось практического смысла, то процентный заем обычно облекался в стипуляционную форму, обнимавшую как проценты, так и капитальную сумму долга (stipulatio sortis et usurarum — стипуляция займа и процентов). К тому же, несмотря на обусловленность процентных операций развитием товарно— денежных отношений, этим операциям так и не удалось освободиться от оценки в качестве чего—то противоестественного с точки зрения рабовладельческих, в том числе древнеримских, взглядов на экономические процессы. Римляне поэтому подвергали взимание процентов различным ограничениям. Предельный их размер во времена Цицерона не мог превышать 12%, а при Юстиниане — 6%. Получив сверх этого предела, заимодавец обязывался возвратить заемщику двойную сумму излишне полученного по доюстинианову праву и однократную сумму по Уложению Юстиниана. Запрещался также анатоцизм — взимание сложных процентов (начисление процентов на проценты), причем если в прошлом этот запрет не действовал в случаях, когда начисленные проценты путем новации присоединялись к основной сумме долга, то Юстиниан запретил анатоцизм и в таком его варианте.

Нужно сказать, что заем был известен римлянам и до появления соответствующего реального контракта. В древнейшие времена этим целям служил ранее рассмотренный nexum, позднее они опосредовались стипуляцией. Когда появился mutuum, то на первых порах ввиду его бесформального характера он как таковой вовсе не получал юридической защиты. И если заемщик мог быть обязан к возврату предоставленного взаймы, то по требованию заимодавца, основанному не на договоре займа, а на факте получения недолжного. Лишь в классическом праве mutuum находит окончательное признание вполне самостоятельного договора, обретя такие защитительные правовые средства, которые отвечали степени его жизненной распространенности.

2. Ссуда (commodatum) — это договор о предоставлении имущества в безвозмездное пользование. Таков первоначальный смысл русского слова "ссуда", которое впоследствии начало также употребляться как синоним займа. Таково же единственное значение латинского слова commodatum, который нужно поэтому отграничивать как от займа, так и от некоторых других смежных понятий.

В отношениях ссуды участвовали два субъекта — коммодант, которому принадлежало передаваемое имущество, и коммодатарий, которому это имущество передавалось. Ссуда приводила к передаче имущества в пользование, а не в собственность, чем она отличалась от займа. Но так как предмет, полученный в пользование, подлежал возврату, то в этом качестве могли выступать лишь вещи, индивидуально определенные, а значит.незаменимые и в то же время непотребляемые, т.е. сохраняющие свою целостность, несмотря на их использование. Коммодатарий получал имущество в пользование на определенный срок. Если срок не установлен и вещь должна быть возвращена по первому требованию передавшего ее контрагента, налицо другой договор, именуемый прекарием и относящийся к разряду не реальных, а безымянных контрактов. Основанное на ссуде пользование безвозмездно, и именно по этой причине ссуда строилась как реальный договор, признаваемый заключенным лишь с момента передачи коммодантом вещи коммодатарию. Возмездное пользование порождалось не ссудой, а имущественным наймом, который вступал в силу уже с момента достижения сторонами соответствующего соглашения и управомочивал нанимателя принудительно истребовать вещь от получавшего наемную плату наймодателя.

По характеру распределения прав и обязанностей между ее участниками ссуда являлась одним из конкретных случаев несовершенной синналагмы.

Вначале на стороне коммоданта возникали лишь права, а все обязанности сосредоточивались на стороне коммодатария. Он был обязан пользоваться вещью по назначению, ибо в противном случае его действия расценивались как кража и влекли за собой установленные для кражи последствия. На нем лежало, далее, обеспечение сохранности полученной вещи с возложением ответственности за любую собственную вину, а также за обусловленные ненадлежащим надзором вредоносные действия подвластных ему лиц, и только случай терпел собственник (casum sentit dominus). Наконец, к установленному сроку вещь нужно было возвратить коммоданту в том виде, в каком ее ранее получил коммодатарий, с учетом лишь вызванного дозволенным пользованием нормального износа вещи.

Но при определенных обстоятельствах некоторые обязанности появлялись на стороне коммоданта и соответствующие им права возникали на стороне коммодатария. Если в процессе пользования возникала надобность произвести для поддержания вещи какие—либо экстраординарные расходы, то коммодатарий, после того как он сделал все необходимое, имел право взыскать возмещение этих расходов, а коммодант обязывался к полной их компенсации.

3. Хранение (depositum) связывало договорным обязательством депозитанта, т.е. лицо, сохранность имущества которого этим договором обеспечивалась, и депозитария, т.е. субъекта, который обеспечение сохранности принимал на себя. Как и ссуда, хранение строилось по образцу реального и безвозмездного договора. Но если безвозмездность ссуды служила интересам получающего (accipiens), то безвозмездность хранения шла на пользу дающему (tradens). Это обстоятельство сказалось на различном урегулировании в двух названных договорах некоторых совпадающих вопросов.

Из реальности хранения вытекало, что этот договор мог быть заключен лишь в момент передачи вещи, поступавшей не в пользование, а только в обладание (держание) депозитария. Использование полученного на хранение имущества квалифицировалось как кража со всеми вызываемыми ею правовыми последствиями. А так как возвратить депозитанту нужно было ту же самую вещь, она определялась не родовыми, а индивидуальными признаками. Существовала, однако, специальная разновидность рассматриваемого договора — иррегулярное хранение (depositum irregularae), при котором сданные депозитантом предметы смешивались с однородными вещами депозитария и, обезличиваясь таким образом, превращались из индивидуально определенных в определенные родовыми признаками. Так зачастую обстояло, например, при хранении зерна, плодов деревьев и т.п. В подобных случаях по требованию депозитанта ему возвращались не те же самые вещи, а такое же количество однородных вещей.

Из установленной в интересах депозитанта безвозмездности хранения следовало, что депозитарий отвечал не за любую вину, а лишь за умысел и грубую неосторожность либо за менее заботливое обращение с хранимыми чужими вещами, чем со своими собственными. Но из этого общего правила было сделано изъятие для так называемого вынужденного хранения (depositum necessaria), когда вследствие пожара или иных стихийных бедствий собственник оказывался перед необходимостью для обеспечения сохранности своего имущества как можно скорее вручить его кому—либо из оказавшихся рядом лиц, будучи лишенным возможности выбора и проверки добросовестности привлеченного депозитария. При таких обстоятельствах последний отвечал за любую вину и, в случае гибели или повреждения вещи, обязывался к компенсации ее стоимости в двойном размере.

Обеспечивая сохранность имущества, депозитарий был обязан возвратить его по требованию депозитанта. Выполнение этой обязанности подкреплялось предоставленным депозитанту "прямым иском из хранения" (actio deposit! directa), не говоря уже о бесчестии (infamia), которым покрывал себя депозитарий, уклоняющийся от возврата хранимого имущества. Но если хранение вызывало расходы или какой—либо ущерб у депозитария, он имел право посредством "обратного иска из хранения" (actio deposit! contraria) взыскать соответствующую компенсацию с депозитанта.

Помимо охарактеризованных вполне самостоятельных договоров были и такие реальные контракты, которые выполняли придаточную функцию или служебную роль по отношению к другим договорным обязательствам.

Ранее уже освещался залог как способ обеспечения договора. Выполнение им относительно обеспеченного обязательства придаточной функции очевидно. Но заложенное имущестёо передавалось залогодержателю, и только с этого момента договор о залоге можно было признать заключенным. Такой договор имел, следовательно, реальный характер.

Обеспечительное действие имела также упоминавшаяся выше фидуциарная продажа, когда она совершалась в подкрепление заемного обязательства и выступала под наименованием fiducia cum creditore (кредиторская фидуция). Если же к ней прибегали при передаче имущества на хранение или в пользование, чтобы таким путем усилить позиции депозитария или коммодатария в спорах с третьими лицами, она выполняла по отношению к правам перечисленных лиц служебную роль и именовалась fiducia cum amico (дружеская фидуция). Но при любом ее целевом назначении она приобретала силу только в момент передачи вещи второму договорному контрагенту