Наука как предмет философского осмысления

Для того чтобы охарактеризовать в общих чертах природу философской рефлексии над наукой, необходимо коснуться вопроса о специфике философского зна­ния. Философия появляется в истории культуры не про­сто как наука, занимающаяся изучением внешнего мира и отличающаяся от специальных наук — физики, биологии, химии и пр.— своей степенью общности. Филосо­фия всегда выполняла и должна выполнять особую мировоззренческую функцию, которую не берут и не могут взять на себя ни отдельные конкретные науки, ни совокупность конкретно-научного знания вообще. Под «мировоззрением» в данном случае мы понимаем отнюдь не просто сведения о мире в целом, а систему взглядов, которая определяла бы жизненную позицию человека в мире, так сказать, «вписывала» бы человека в мир и тем самым задавала явно или неяв­но систему исходных ориентиров, обусловливающих в конечном счете программу социального поведения человека. Коренная черта всякого подлин­ного философского мышления: его мировоззренческая направленность, поиск коренных основ позиции человека в мире, стремление найти конечные ориентиры его со­знательного свободного поведения.

За этим утверждением скрывается достаточно простое обстоятельство: и философия, и наука возникли, по выражению Аристотеля, из удивления. Удивление порождает вопрошание. Именно здесь начинается водораздел сфер философии и науки. Поначалу философия сама выступает как Знание, Наука с большой буквы, она дает теоретиче­ское знание и не достаточно рефлектирует над ним. Вместе с тем, следует подчеркнуть, что всякое знание в силу своей избыточности имеет двойственную самоактивность: рефлексию и интенцию. Рефлексия есть такое выхождение знания из себя, которое позволяет ему сохранить свою целостность. Тогда как интенция есть развоплощение знания в иное. И рефлексия, и интенция выступают как способы саморазвития знания.

Однако философия осталась в пределах сплошного вопрошания. В каждом вопросе всегда содержится часть ответа. Поэтому философия в процессе своего развития вырабатывала такие понятия и методы, которые способствовали бы нахождению и выработке ответов с помощью вопроссов. Философский подход к постижению мира потребовал применения неограниченных (безусловных) понятий. Эти понятия имели статус универсалий. Т.е. они могли быть применены везде и всегда. Именно в силу того, что философия по своей жизненности рефлексивна, она принципиально критична. И в этом смысле ее можно назвать негативной дисциплиной, апофатическим знанием.

Наука же, сохраняя в качестве сущностной интенции вопрошание, акцентирует свое внимание на ответе. Понятия, выработанные наукой, применимы лишь здесь и теперь, поскольку требуют конкретики. Интенсиональность как "направленность на" предполагает непосредственное отношение к иному, внедрению в него и последующему его преобразованию. Для этого необходимы цели и задачи. Формулировка целей и задач не является чисто научным делом. Это связано с общественными установками. Философия, как уже сказано, повергает рефлексии сами эти понятия "цель" и "задача" и тем самым направляет научную энергию в нужное русло.

Степень развития общества, характер стоящих перед ним задач, тип культуры и пр. обусловливают тип и форму мировоззрения, то, каким образом и в ка­ких формах реализуется потребность в существовании такой системы взглядов. Наличие той или иной общест­венной потребности укоренено в самой сути человече­ского отношения к миру, в реальных закономерностях функционирования культуры, она первична по отноше­нию к исторически обусловленным типам и средствам ее реализации в различных формах общественного со­знания.

Философия отличается от других форм мировоззре­ния тем, что она реализует мировоззренческую функцию на основе теоретического отношения к действитель­ности, т. е. развивая представление о мире как о поле действия объективных безличных сил и рассматривая выбор подобных представлений как сознательный акт поиска истины, характеризующийся особыми логическими и гносеологическими критериями. С другой стороны, от конкретно-научного мышления философия отличается стремлением выдвинуть основания духовного отношения к миру, т. е. такие представления и формы мышления, которые выступали бы в качестве абсолютной опосредствующей нормы всяко­го теоретического познания.

Будучи по своим установкам теоретическим знанием о Бытии, сознательной ориентацией в мире, философия вместе с тем ни­когда не утрачивала нравственного пафоса. Знание Бы­тия вы­ступало не как средство ориентации в каких-то частных формах человеческой жизнедеятельности, а как рас­крытие смысла человеческого существования, как осмы­сление жизни в ее сути. Выступая как «чистое» знание, философия всегда, что бы она ни рассматривала сама в качестве своего предмета, была на­правлена на выработку основополагающих ориентиров человеческого существования в мире. Одна­ко эту свою функцию философия, будучи по своей ин­тенции формой теоретического сознания, осуществляла не путем формулировки прямых императивов, должен­ствований, правил поведения, модельных образцов поведения, стандартных обычаев, ритуалов и пр., что было бы свойственно нравственному сознанию, различным ви­дам традиционно-мифологического сознания, а благода­ря выдвижению некоторых теоретических представлений о Бытии и Истине, об Абсолюте, о Совершенном Зна­нии и пр.

Философию можно было бы представить себе как процесс постепенного формирования представления о подлинных возможностях человека как субъекта деятельности, процесс раскрытия все новых го­ризонтов возможностей человеческой деятельности, про­цесс самопознания человека как субъекта деятельности. Философия дает, таким образом, подлинное представле­ние о возможностях человека. Эти возможности не ограничены каким-либо уровнем «наличного бытия», они предполагают способность выхода за рамки любой внеш­не заданной человеку действительности, природной или социальной, преобразования этой действительности. Это не означает, конечно, что деятельность носит формально-произвольный характер, что она не зависит ни от каких внешних условий: человек не может добиться успеха, если его действия не согласуются с законами налич­ной действительности. Однако сам конструктивный акт деятельности, соединение элементов наличного бытия в какой-то новой, не имевшейся нигде дотоле комбинации, следовательно, принципиально творческий акт не может быть запрограммирован по внешнему образцу.

Эволюционируя, философия вводит понятия субъекта и объекта деятельности. Рассматривая деятельность как взаимо­действие субъекта и объекта, она возвышается над любым конечным отношением к миру, над любым «на­личным бытием» как результатом этого отношения, пытается по­нять это бытие как исторически преходящий момент взаимодействия субъекта и объекта, преодолеть его границы, раскрывая его как нечто обусловленное, относи­тельное, понять свой предмет как деятельность в соб­ственном смысле слова.

Можно отметить две позиции при рассмотрении деятельности: как потенциально бесконечного процесса беспрестанного преобразования наличной действитель­ности, ее формирования путем осуществления творческих конструктивных актов и как актуально бесконечной структуры бес­конечно преобразовывающегося, но тем не менее замк­нутого в себе космоса, рассматриваемого с позиций абсолютного наблюдателя. Первая позиция тяготеет к дуа­лизму субъекта и объекта, «формы» и «материи», средств и материала деятельности и пр., вторая — к тождест­ву субъекта и тождественности средств и мате­риала, субъекта и объекта, которые сочетаются в кон­структивном акте по естественным законам существова­ния субстанции.

Выступая как теоретическое знание о Бытии, философия, во-первых, предлагает определен­ные концептуальные модели мышления о Бытии и тем самым оказывается каноном теоретического мышления своей эпохи, во-вторых, выполняет критическую функ­цию по отношению к наличным не теоретическим формам сознания. Но это еще не означает, что она является учением о познании. Она сама предлагает определен­ные модели познания, и этот творческий, конструктив­ный процесс вовсе не обязательно опосредствован какими-то иными моделями сознания, которые философия должна изучать, что предполагает определение филосо­фии как учение о познании. Иногда тезис о философии как логике или методологии научного мышления защи­щается теми, кто считает, что единственной альтернати­вой этому тезису будет представление о философии как науке наук. Адекватное представление о специфических задачах философии снимает эту ложную альтернативу, состоящую в том, что предметом философии является или познание как таковое, или мир, взятый вне отношения к познанию.

Неверно, таким образом, было бы полагать, будто философия изначально является учением о научном познании, логикой или методологией научного познания своей эпохи, теорией науки и пр. Такой взгляд возмо­жен только при определенных условиях, а именно, если в обществе уже действует достаточно развитый принцип научно-теоретического отношения к вещам, вопло­щенный в специальных науках, существующих наряду с философией. В этом случае философский взгляд на мир должен быть обязательно опосредован специально: научным мышлением. Между тем, такая ситуация складывается только в определенную историческую эпоху, а именно в Новое время. Философия же со времени сво­его появления имеет свои специфические функции, осу­ществление которых не зависимо от факта существова­ния частных наук.

Вопрос об отношении философской и конкретно-на­учной рефлексии над наукой является аспектом более широкой проблемы «философия — наука». Осознание то­го, что представляет собой научное знание, каков тип отношения человека к действительности, субъекта к объекту, на котором основывается наука как форма сознания,— эти кардинальные вопросы самосознания на­уки являются предметом философского анализа, и толь­ко философия способна их ставить и решать. С этой точки зрения, философия является формой самосознания науки, причем необходимой формой.

Философия рассматривает науку со своей специфической точки зрения — она анализирует тот тип отношения к действительности, который характерен для науки как определенной формы общественного сознания (в ее от­личии от искусства, религии, морали, идеологии) и ко­торый определяет вырабатываемый наукой способ ориен­тации человека в мире. Этим типом отношения является теоретическое сознание. Философия выступает как фор­ма самосознания науки, рассматривая теоретическое со­знание в качестве того типа отношения к действитель­ности, который лежит в основе науки. При этом фи­лософское рассмотрение природы теоретического созна­ния предполагает рассмотрение его в контексте более широкого целого, в аспекте оценки его роли и возмож­ностей в связи с другими формами отношения человека к миру. Как именно оцениваются эта роль и возможно­сти, зависит уже от типа философского учения. В любом случае, всякий философский анализ природы теоретического сознания предполагает выяснение его возможностей и места в системе взаимоотношения чело­века и мира. В этом смысле философия выступает как такая форма самосознания науки, которая позволяет рассмотреть науку извне, с точки зрения возможных способов и типов отношения человека к миру.

Так обстоит дело, если исходить из потребностей методологического анализа конкретной науки, решения ее внутренних исследовательских задач. Если же исхо­дить из потребностей развития самой философии, из предпосылок решения ее специфических проблем, то ис­следование природы научного познания также оказывается ее необходимой задачей. Это исследование высту­пает как методологическая проблема самой философии. Последнее достаточно очевидно в том случае, если философия является научной, сознательно ориентирует себя на нормы и каноны научного мышления (например, позитивизм). Ясно, что в этом случае задача философского анализа при­роды научного познания является необходимым момен­том самосознания философии. Но даже и в тех фило­софских концепциях, в которых научный характер фи­лософии подвергается сомнению или отрицанию, исследование природы научного познания может оставаться объектом специального анализа.

Таким образом, необходимость в философском ана­лизе природы научного познания, в философской рефлексии над наукой может осуществляться в двух на­правлениях. Во-первых, когда мы движемся от факта существования науки и научного познания и приходим к тому, что анализ сущности научного познания тре­бует философского подхода. Во-вторых, методологиче­ский анализ самого философского знания, осознание философией своей природы, задач и методов приводит к необходимости анализа сущности научного познания. Это, естественно, две стороны единой проблемы, кото­рые можно выделить только в абстракции. В целом эта проблема выступает одним из важных аспектов кардинального вопроса об отношении философии и науки.

Итак, коренная черта философской рефлексии над наукой, над научным сознанием заключается в том, что она возникает в контексте решения исходных философ­ских задач по нахождению ориентиров сознательного отношения к миру. Было бы, конечно, не­верно полагать, что это чисто имманентный процесс, что на него не воздействует развитие конкретной нау­ки. Наоборот, история философии свидетельствует о том, что задача философской рефлексии над научно-теоре­тическим отношением к миру выдвигается на первый план тогда, когда конкретно-научный способ мышления приобретает достаточный удельный вес в системе культуры и характерное для этого способа мышления «ви­дение мира» приобретает мировоззренческое значение. Такая ситуация возникает в Новое время. Все крупные представители философии Нового времени — как рационалисты, так и сторонники эмпиризма — исходят из современной им науки, опосредствуют решение философских проблем специально-научным знанием, причем не только конкретными данными науки, но и общими ее представления­ми о мире и методологическими представлениями (на­пример, индукция Бэкона, дедуктивный метод Декарта, рационалистическая методология Лейбница и Спинозы и т. д.). Возникает довольно сложное переплетение собственно философского подхода к конкретно-научным проблемам, которое, в частности, находит свое рельеф­ное выражение в картезианском дуализме физики и метафизики, материальной и духовной субстанции. Здесь следует оговориться: практически все крупные философы Нового времени были одновременно и крупными учеными.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что наука заняла ведущее место в теоретическом самосознании эпохи Нового времени. Если рассматривать культуру этой эпохи в целом, то можно сказать, что для нее наука выступала в качестве высшей ценности, на которую, так или иначе, ориентировалось и подавляющее большинство философских школ и направлений. Под ориентацией на науку, имеются в виду преобладающие ценностные характеристики типа культуры, взятого в основных направлениях и тенден­циях его развития, а в этом плане именно рационали­стическая философия наиболее точно выражала суть дела — пока и поскольку буржуазное общество совершало восходящее движение и идея беспредельного социально­го прогресса не встречала непреодолимых объективных препятствий.

Господство такой ориентации было связано еще с двумя важными обстоятельствами. Первое из них заключается в том, что хотя наука уже обнаружила свою мощь, ее реальное влияние на социальный прогресс бы­ло далеко не всесторонним. В этом смысле наука представляла собой относительно автономный социальный институт, весьма специфический для соответствующего типа культуры, но вместе с тем его фактические связи с другими социально-культурными формами (за исключе­нием, пожалуй, производства в узком смысле этого сло­ва) прорисовывались пока лишь эскизно, скорее в виде оптимистически окрашенных потенций. Эта относитель­ная независимость науки создавала возможность нравственного и ценностного оптимизма в отношении к науке, который столь характерен для всей этой эпохи.

Второе обстоятельство связано с духом своеобразно­го активизма, деятельностного подхода, начавшим ут­верждаться в европейской культуре с эпохи Реформа­ции. С точки зрения сравнительно-типологического ана­лиза этот дух столь же специфичен для европейской культуры, как и факт становления и развития науки в современном смысле этого слова. И вполне естественно, что эти две особенности сопутствуют друг другу: именно деятельность выступила в качестве реальной движущей силы всего развития культуры (притом деятельность не в форме репродукции заданных структур, а в форме активности, ориентированной вовне, на преобразование внешней человеку действительности). Вместе с тем, ра­циональный характер ориентированной таким образом деятельности и ее ближайших целей закономерно выдви­гал науку (а может быть, даже и порождал ее) в ка­честве фактора разумной организации деятельности и конструирования ее все более многообразных форм и способов. В этом свете нельзя считать случайным тот факт, что как раз в социальной практике Нового време­ни сложилась деятельностная концепция культуры, фак­тически пронизывавшая все философские и социально-теоретические системы той эпохи, но наиболее отчет­ливое выражение получившая в немецкой классической философии, особенно у Фихте и Гегеля. И столь же ес­тественно, что дух активизма в большинстве случаев смыкался с духом научности (хотя, конечно, нельзя не отметить, что такая «смычка» не была повсеместной, — достаточно вспомнить философию романтизма или концепции типа руссоистской, делавшие упор на нравст­венной проблематике). Такое соединение, безусловно, усиливало ценностную ориентацию философии на науку.

Был еще один момент, глубоко объединявший науч­ное и философское мышление Нового времени: субстан­циальность его типа или стиля, возникшая еще в антич­ности, но непосредственно унаследованная от средневе­ковья и взятая от него в заметно модифицированном виде. Перенесенный на почву науки, этот момент ли­шился мистической окраски, приданной ему схоластами и алхимиками, и в методологическом плане соединился с атомизмом или, точнее, элементаризмом. Все научные дисциплины этой эпохи исходили из существования не­коей единой и элементарной первоосновы в изучаемой сфере действительности, причем, с одной стороны, эта первооснова полагалась глубоко скрытой в недрах вещей, а с другой — она, в соответствии с реальными ори­ентирами тогдашней науки, трактовалась обычно прин­ципиально механистически (например, в виде сил или невесомого эфира). На субстанцию и ее свойства опира­лось по сути дела всякое научно-теоретическое объясне­ние, она выступала в качестве руководящего методоло­гического принципа стратегии научного исследования.

Субстанциальность была руководящим и основополагающим принципом и в философии Нового времени. В системах Декарта, Спинозы, Лейбница субстанциаль­ный подход выступает достаточно рельефно. Эта линия не утрачивается, а лишь изменяется по своему содержанию и углубляется в связи с тем переходом, который совершился с утверждением немецкой классиче­ской философии и который можно назвать переходом от онтологизма к гносеологизму. Для той стадии, когда на первом плане в философии стояли онтологические проб­лемы, субстанциальность выражалась в стремлении отыскать субстанцию бытия «как такового». Но теперь это были не наивные в своей умозрительности попытки древних, а искания, подчиненные пафосу непрерывно множащихся достижений науки. В это время философ­ская онтология, пожалуй, впервые начала строиться как продукт обобщения успехов познания в специальных науках, как синтетическая картина научного мышления своей эпохи. Правда, поскольку такие попытки остава­лись исключительно в плоскости онтологии, они доволь­но быстро привели к вырождению последней в натур­философию с ее плоскими и весьма сомнительными по своей научной значимости сентенциями.

Что касается систем, ориентированных на гносеоло­гическую проблематику, то в них субстанциальность выступала не менее отчетливо и ясно. Понятно, что по­скольку главным предметом анализа оказывалось познание, постольку в качестве субстанции не мог рассмат­риваться мир объектов. Первооснова всего сущего усматривалась в так или иначе понятой активности познаю­щего субъекта. Наиболее последовательное выражение эта линия получила в системах Фихте и Гегеля. Фихте впервые возвел на уровень субстанции деятельность и на этой основе построил самую грандиозную, пожалуй, си­стему, проникнутую духом активизма. Гегель же, пы­таясь реализовать объективно-логический подход к дея­тельности, сформулировал тезис о субстанции-субъекте, посредством которого он выражал идею тождества мыш­ления и бытия, совпадения логики, гносеологии и онто­логии. Нужно подчеркнуть, что этот второй тип субстан­циальности сыграл важную роль в конституировании наук о духе в качестве самостоятельных областей современного научного знания.

Все эти моменты решающим образом отразились на трактовке в Новое время отношения философии и науки. Требование научности философии было основополагаю­щим и, как правило, не вызывало никаких сомнений. В соответствии с этим философия находила свое закон­ное место в единой системе научного знания. Сами гра­ницы между философией и наукой были в значительной степени размытыми и многие теоретические изыскания в специальных науках зачислялись по ведомству философии. Так, свою классификацию растений К. Линней назвал «Философией ботани­ки», а Ж- Б. Ламарк озаглавил свой труд «Философия зоологии». Этому соответствовал идеал превращения философии в строгую науку, построенную по тем же принципам, что математика или механика.

Дальнейший шаг в углублении философской рефлек­сии должен был состоять в том, чтобы оценить данную ситуацию в целом, проанализировать ее, что называется, свер­ху. Этот шаг, осуществленный Кантом, предполагал: 1) осознание специфики задач и целей философии (как называл ее Кант, «метафизики»); 2) анализ научно-теоретического способа отношения к миру, его природы и возможностей вообще и по отношению к задачам фи­лософии в частности (демонстрация Кантом неадекват­ности «метафизики» критериям научного мышления); 3) критический анализ наличного философского мышления, его средств и способов. Только в единстве много­образия этих аспектов исследования и могла в полной мере раскрыться специфика философской рефлексии над научным сознанием, отчетливо выступающая в филосо­фии Канта.

По отношению к самому научному познанию специ­фика эта заключается в том, что его продукт — теоретическое знание — рассматривается не как нечто данное, готовое, замкнутое в себе, самодовлеющее, исследова­ние которого ограничивается процессами доказательст­ва, обоснования, формального вывода, сводящимися по существу к преобразованиям формы знания или перекомпоновке элементов готового содержания, — предел возможностей формальной логики, — а как результат оп­ределенной деятельности, имеющей свою внутреннюю структуру, как нечто возникающее из соединения неко­торых элементов, отличающихся от форм непосредствен­ной данности знания. Тем самым знание как факт, как явление, как эмпирически данное получает свое объясне­ние через определенную теоретическую модель — в дан­ном случае через схемы категориального синтеза.

Специфика философской рефлексии над наукой про­является, далее, в том, что она дает возможность рассматривать научно-теоретическое отношение к миру как важный, но не единственный и не абсолютный способ отношения к действительности. Давая теоретическое объяснение внутренней природы научного познания, фи­лософия по необходимости устанавливает его границу, указывает «иное», по отношению к которому можно его ограничить. Как известно: omnia deterrninatio est negatio. При этом такая «негация» есть именно определение, она пред­полагает теоретическую картину, в которой определяе­мое явление играет роль элемента, и, стало быть, связано известным образом с другими, а не просто существует наряду с другими в эмпирическом представлении.

Стремление к строгости, к получению выводов, рав­ноценных по силе законам науки, находило адекватное выражение в системосозидательном характере филосо­фии. Сама эта черта, правда, была унаследована не столько от науки Нового времени, сколько от предшест­вующей философии. Но если раньше системность фило­софии была синонимом организованности философского знания (которое выступало как выс­шее, подлинное знание), т. е. соответствовала ситуации, когда философия в себе самой содержала эталон логической организации, то теперь этот эталон располагался вне философии. Классическое естествознание убедитель­но показало, что в опоре на опыт могут добываться объективные истины, организуемые в стройную систему. Еще большую организованность демонстрировало математическое знание. Поэтому гос­подствующим стало стремление приблизить философ­ское знание с точки зрения его достоверности к естест­веннонаучному или к математическому знанию.

Это не значит, конечно, что философия превратилась в простое средство восхваления науки и растворилась в ней в качестве одной из не очень приметных и почитае­мых форм. В большинстве случаев даже те школы и на правления, которые, безусловно, ориентировались на науку и разделяли ее исходные установки, стремились сохранить специфический предмет философского анали­за. Философия продолжала выступать как самосознание культуры. А поскольку средоточием нового типа культу­ры стала наука, постольку и философия развивалась, прежде всего, как самосознание науки. Это выразилось, в частности, в огромном преобладании методологической и гносеологической проблематики почти во всех фило­софских школах и системах классического периода, при­чем гносеология мыслилась обычно как теория научного познания.

Следует указать на еще одно весьма существенное обстоятельство. Именно в Новое время и именно на основе развития и специали­зации науки начало складываться и усугубляться разли­чие двух типов мышления — специально-научного и спе­кулятивно-философского. Это различие особенно сильно было подчеркнуто в дуалистических системах Декарта и Канта. Первый из них зафиксировал принципиальную несводимость материальной и духовной субстанций и та­ким образом фактически подошел к выводу (этот вывод за него сделали его последователи) о невозможности построить познание на единой субстанциальной основе. Кант пошел дальше и наряду с различением чистого и практического разума впервые отчетливо указал на раз­личие норм, регулирующих каждый из этих двух типов мыслительной деятельности.

Поскольку философия все-таки не выводилась за рамки науки, но в то же время и не сводилась к конкретным наукам, постольку специфика ее статуса в системе знания на протяжении дли­тельного времени выражалась в тезисе о философии как науке наук. Двойственность положения философии, вы­текавшая из этого тезиса, с наибольшей, пожалуй, силой была подчеркнута в гегелевской системе. Отношения между наукой и философией начали ме­няться в конце XIX в. Изменились прежде всего место науки в обществе и ее роль в социальном процессе. С одной стороны, в нау­ку вовлекались все новые и новые объекты изучения; вместе с тем начал заметно сокращаться путь от науки к практике, благодаря чему научные достижения стали определять не только перспективы общественного разви­тия, но — во все большей мере — и текущую социальную конъюнктуру.

С другой стороны, по мере расширения и углубления влияния науки на общественную жизнь все более обна­руживалось, что наука отнюдь не универсальна и всемо­гуща в своих возможностях воздействия на социальную действительность. Чем больше наука раскрывала свои реальные потенции, тем более очевидным становилось, что сама по себе она является лишь одной из форм культуры как целого, что она служит лишь средством (и опять-таки не единственным) видоизменения и преобра­зования общественной жизни, что научные достижения не обязательно в каждом случае имеют положительное социальное значение. Более того, стал очевидным лож­ный просветительский тезис, будто развитие науки само по себе обеспечивает со­циальный прогресс.

Методологические основания постановки вопроса об отношении философии и науки коренятся в заметных различиях, которые характеризуют конкретно-научный и философский типы знания. По-видимому, такие разли­чия в какой-то мере свойственны любому этапу разви­тия культуры, но вполне естественно, что они начинают становиться значимыми с тех пор, как наука превраща­ется в автономную силу и разработка ее специфическо­го инструментария делается во все большей степени ее собственной задачей. На этой основе конкретно-научное познание формирует свои особые эталоны знания и его организации.

Вопрос об отношении философии и конкретных наук в какой-то момент оказался бы снятым, если бы рас­хождение этих двух типов знания приняло абсолютный характер, т. е. если бы обнаружилось, что они во всех существенных чертах подчиняются различным законам построения и организации.

Одна из важных особенностей философского знания становится очевидной на фоне сопоставления истории философии и истории научного познания, взятых в са­мом общем виде. Для любой естественной или гумани­тарной научной дисциплины процесс ее развития высту­пает, прежде всего, как процесс накопления позитивных знаний. В определенных точках истории соответствующей дисциплины он дополняется более или менее ради­кальной сменой методов научного исследования. Наибо­лее адекватным выражением такой линии является тен­денция к формализации, рано или поздно возникающая в развитии любой конкретной научной дисциплины и служащая одним из важнейших свидетельств методоло­гической зрелости этой дисциплины.

Объектом философии является не непосредственно то, что уже освоено в научном или нравственном сознании, не предмет, как он дан в специальной науке или в эти­ке, а способ, каким дан этот предмет. Для философского анализа социальная действительность — это не просто человек и мир, а определенное отношение человека к миру, способ ориентации, способ осознания себя в ми­ре. Поэтому философия, как особый тип мировоззрения, как его ядро, имеет своим специфическим объектом не просто действительность, освоенную в других формах сознания, а типы ориентации и осознания своего места в действительности. Она сопоставляет тип ориентации, задаваемый наукой, и типы ориентации, задаваемые эти­кой, эстетикой, «практическим сознанием» масс и пр. По­тому-то философия и является самосознанием культуры и еще шире — эпохи в целом, а не одной только науки. Именно поэтому она способна задавать ориентиры и са­мой науке — как своими выводами, так и формами своей рефлексии. В этом смысле философия стоит над наукой, рассматривая ее как один из объектов своего изучения.

В многогранной научной деятельности наиболее важным является производство знаний. Поэтому для философии науки представляет особый интерес именно этот аспект. Именно под этим модусом следует интересоваться историей науч­ных учреждений, социологией и психологией научных коллек­тивов, вопросами научного творчества и пр. В самом деле, на заре становления классической науки один и ее пионеров — Ф.Бэкон — провозгласил: "Знание — сила".

Философия науки ставит перед собой задачу ответить на следующие основные вопросы:

что представляет собой научное знание,

как оно устроено,

каковы принципы его организации и функционирования,

что такое наука как социокультурный феномен (в свете производства знаний),

каковы закономерности формирования и развития научных дисциплин,

каковы научные способы производства знаний,

каков практический смысл производства научных знаний?

Рассматривая эти вопросы, мы неизбежно должны будем вникнуть во все детали механизма производства знаний, в его уровни. Более того, нам придется "заглянуть" во внутренний мир ученого способом воспроизведения научной картины мира, особенностей научного подхода к жизни, специфики средств и приемов добычи научных сведений.

Философия науки при анализе науки сталки­вается здесь с серьезной проблемой объяснения и понимания. Для того чтобы с ней справиться, необходимо вникнуть в цели и мотивы деятельности ученого, увидеть мир его глазами. При этом важно показать социальную подкладку этой деятельности. Не менее важным является роль традиции в научной деятельности. Анализ науки как традиции и как деятельности — это два способа анализа, дополняющие друг друга. Каждый из них вы­деляет особый аспект сложного целого, которым является наука. И их сочетание позволяет выработать более полное представле­ние о науке. Следует принять во внимание историческую изменчивость самой научной деятель­ности и научной традиции, поскольку в этом процессе изменя­ются все компоненты научной деятельности: изучаемые ею объекты, средства и методы исследования, особенности научных коммуникаций, формы разделения и кооперации научного труда и т.п.

Кроме истории науки сегодня большое значение придается прогнозированию. Этот вопрос важен в связи с теми достижениями, которые вызывают особую озабоченность общественности. Ответить на него ученый – узкий специалист едва ли сможет достаточно адекватно. Это — прямая обязанность философии науки.

Современная философия науки рассматривает научное поз­нание как социокультурный феномен. И одной из важных ее задач является исследование того, как исторически меняются способы формирования нового научного знания и каковы меха­низмы воздействия социокультурных факторов на этот процесс.

Чтобы выявить общие закономерности развития научного познания, философия науки должна опираться на материал истории различных конкретных наук. Она вырабатывает опреде­ленные гипотезы и модели развития знания, проверяя их на со­ответствующем историческом материале. Все это обусловливает тесную связь философии науки с историко-научными исследованиями.

Представления и модели динамики науки, выработанные на этом историческом материале, могут потребовать корректировки при переносе на другие науки. Но развитие познания именно так и происходит: представления, выработанные и апробиро­ванные на одном материале, затем переносятся на другую об­ласть и видоизменяются, если будет обнаружено их несоответ­ствие новому материалу. Одни методологические схемы, развитые в одной области, могут схватывать некоторые общие черты строения и динамики познания в другой области, и тогда методология вполне может развивать свои концепции и переносить модели, разработанные в одной сфере познания, на другую и затем корректировать их, адаптируя к специфике нового пред­мета.

Философия науки может оказаться весьма полезной для продвижения самой науки, ибо ученый, работая в своей области, чаще всего ходит одними и теми же тропами, не предполагая, что рядом находится так много интересного и полезного.