Последствия крестовых походов и времена междуцарствия. — Смерть Конрадина 2 страница

Бой Александра Великого с химерами.

Рукопись XIII в. Брюссельская библиотека.

Бой Александра Великого с дикими людьми.

Рукопись XIII в. Брюссельская библиотека.

Бой Александра Великого с оборотнями.

Рукопись XIII в. Брюссельская библиотека.

Подобная литература возникает в Германии около 1170 г., и ее существование заставляет предполагать уже известный круг читателей, не просто слушателей. В довольно обширной области подобного рода произведений есть и «Песнь о Роланде» священника Конрада Регенсбургского, и «Песнь об Александре» священника Лампрехта из Трира, и переложение «Энеиды», написанное Генрихом фон Фельдеке. Но из общей массы таких произведений выделяются два больших эпоса, — «Песнь о Нибелунгах» и «Кудрун», авторы которых неизвестны, хотя и то и другое, очевидно, относятся в окончательном варианте к штауфенскому периоду (к началу XIII в.). В это время и придворные поэты, подобные Готфриду Страсбургскому или Вольфраму фон Эшенбаху, уже вполне сознательно и обдуманно относятся к своим произведениям (первый создал «Тристана и Изольду», второй — «Парцифаля»). В них находим более глубокое понимание духовной жизни того времени и тех интересов, которые занимали в это время высшие классы. Но в «Песни о Нибелунгах» и «Кудрун», возникших из народной основы, ближе знакомишься и с жизнью, и с духом, и с воззрениями не отдельных классов общества, а всей германской нации. В основе этих двух произведений лежат не какие-нибудь временные и преходящие интересы, а отношения, которые в том или другом своем проявлении всегда привлекали к себе внимание и интерес всех. Весьма важно было и то, что подобные произведения, привлекавшие внимание общества, стали появляться не на чуждой большинству латыни, а на народном языке и что их авторами были уже не духовные лица, грамотные по преимуществу и обязанности своего звания, а миряне — рыцари или певцы по ремеслу, которые могли воспевать все, что вздумается, и, не затрудняясь ничем, выражать свои подлинные ощущения и воззрения.

Преобладание мирского интереса над духовным

Эта литература ясно доказывает, в какой степени в эти столетия духовный горизонт расширился, а духовная жизнь европейских народов стала богаче и разнообразнее. И мысли, и разговоры людей стали более, чем прежде, вращаться в области мирского. Если в это время слышны обращенные к церкви и духовенству укоры в излишнем увлечении мирскими интересами, то поводом к этому, конечно, была не только жажда власти и обладания у епископов и пап, а и то, что вообще все умы той эпохи обратились главным образом к мирскому. Это направление отразилось и на духовном сословии, которое тем менее имело возможность от него уклониться, что в период крестовых походов было призвано к участию во всех политических и военных делах. Оба сословия — и рыцарское, более и более перерождавшееся в аристократию, и духовное — не враждовали друг с другом. Церковь охотно придает свои формы и рыцарским празднествам, и даже рыцарским забавам. Так, например, церемония вступления в рыцари начиналась с того, что служили обедню; да и вообще образование рыцарства было слишком поверхностно и слишком проникнуто суетностью, чтобы рыцарство могло помышлять о сколько-нибудь серьезной оппозиции по отношению к духовенству и церкви. Более глубокое воззрение на соотношение божеского и человеческого начала скорее возникало в тех слоях народа, где главное содержание жизни составляла суровая трудовая деятельность.

Народ. Крестьянское сословие

Из этих слоев собственно крестьянское сословие — сословие свободных землепашцев-собственников — в течение многих веков стояло весьма низко по общественному положению. С презрением смотрел рыцарь на крестьянина, который уже давно не носил оружия, и крестьянин отвечал на это презрение со стороны своего тирана глубокой ненавистью и, где было возможно, платил ему за насилие насилием. Крестовые походы не улучшили быт этого слоя населения, хоть за это время и заметен некоторый прогресс в улучшении обработки земли. И вообще говоря, древнегерманское свободное земледельческое сословие хотя и удержалось в некоторых местах, однако сильно сократилось и было в упадке. Оно все более и более подчинялось зависимости от посредников, светских и духовных властей и господ и, сверх тягостной службы, которую должно было нести на законном основании под властью этих господ, вынуждено было еще терпеть жестокие насилия и оскорбления от тиранства рыцарей и их различных прислужников.

Сцены крестьянского быта. По миниатюрам из рукописи «Саксонское зерцало». Гейдельберг.

Крестьяне и плуг (вверху) XIII в. Крестьяне при закладке нового селения (внизу): владелец земли, феодал, вручает ее старшине на условиях наследственного оброчного права, что удостоверяется грамотой (где можно прочесть: «ego dei gratia») с подвешенной к ней треугольной печатью.

Городские сословия.

Само собой разумеется, что при таком стесненном положении это сословие не могло способствовать медленному и спокойному прогрессу общественной жизни: эта миссия главным образом выпала на долю сословия горожан. Чрезвычайно любопытно вспомнить, что по древнегерманскому воззрению всякое огражденное стенами поселенье уже представлялось стеснением личной свободы, а в данное время, напротив, только за толстыми стенами городов и оставалась возможность пользоваться известной личной свободой, столь необходимой для прогресса в общественной жизни.

Развитие городского быта

Возобновление отношений с Востоком и временные завоевания и колонизация в восточных странах благотворно повлияли сначала на итальянские города, как старейшие и наиболее развитые в Европе, а через них на остальные. Итальянские города добились в этот период полной независимости: североитальянские — Венеция, Генуя, Пиза, Милан и прочие ломбардские города обратились в настоящие республики.

Собор в Пизе. Построен Бускетто в 1063–1100 гг. в честь морских, побед, одержанных пизанцами в Средиземном море.

Эта их независимость была результатом тех событий, которые подготовили конец владычеству Штауфенского дома в Италии и в то же время конец могуществу императоров. Насколько и в какой степени эта полная свобода должна была послужить на пользу им самим — это другой вопрос. Ни во Франции, ни в Англии о такой абсолютной свободе не могло быть и речи. Городской элемент во Франции, окрепший еще в те времена, когда Галлия была римской провинцией, рос в тесной связи с усилением королевской власти.

Одно из ранних изображений герба города Парижа

Самосознание городского населения пробудилось здесь ранее, чем в Германии, еще в начале XII в. Многозначительное слово коммуна (commune) получило в это время новое значение и стало обозначать не только подтвержденную присягой связь граждан отдельного города с определенным количеством городов, но и вообще союз нескольких городов на основании общей программы действий, а равно и эту самую программу. Программа эта заключалась в следующем: самостоятельный суд в случае нарушения каких бы то ни было предоставленных городу законов, обширная судебная власть в пределах города, назначение судей и чиновников для управления городом по выбору горожан и право самостоятельно распоряжаться административной и полицейской частью, при точно установленных обязательствах по отношению к одному владыке — епископу или иному господину. Вообще говоря, надо отдать справедливость французским королям, что они с гораздо большей политической проницательностью, нежели немецкие государи, особенно Штауфенского дома, отнеслись к тем политическим выгодам, какие подобное развитие городов предоставляло королевской власти. Немецкие короли обратились за помощью к этим союзникам уже тогда, когда было слишком поздно. Король Людовик IX издал, по возвращении из своего первого крестового похода, распоряжение о выборе мэра — городских властей вообще — и управления городскими доходами, и особенно занялся преобразованием управления своей столицы, Парижа, который, как и все города, состоявшие непосредственно под королевской властью, страдал уже не от насилий со стороны соседних магнатов, а от злоупотреблений, развившихся в городской среде благодаря городским партиям и непотизму. В Англии развитию городов способствовало суровое правление первых норманнских королей, которое, по крайней мере, обезопасило их от мелких тиранов. Короли скоро пришли к сознанию того, что благосостояние, накапливаемое в городах трудом и рвением граждан, есть их собственное благосостояние, и потому со времен Вильгельма II ни одно правление не обошлось без того, чтобы городам или отдельным корпорациям в них не дано было каких-нибудь новых хартий, льготных грамот или привилегий. Старинный обычай, который существовал еще со времен саксонского владычества, вызванный тревожными временами, — обычай соединяться в гильдии или тесные кружки, члены которых были связаны круговой порукой по охране жизни и имущества, а в некоторых случаях и для мщения, способствовал установлению в этих городах аристократического строя. Власть была сосредоточена в руках сравнительно немногих семейств и родственных союзов, и для них очень выгодна была привилегия, со времен Иоанна Безземельного нередко выпадавшая на долю городов — право свободного выбора городских властей. Величайшим городом в королевстве, благодаря его исключительному положению, был Лондон. Несмотря на это, в середине XIII в. в нем едва ли было 30 тысяч жителей.

Города Германии

Оригинально и в высшей степени разнообразно развивалась городская жизнь и быт горожан в Германии: вкратце довольно трудно очертить всю ее полноту. Древнейшими городами и в некотором смысле образцами для всех были римские города на Дунае и Рейне. Другие города возникли около королевских замков и епископских резиденций; третьи были торжками или возникли у переправ через большие реки или вблизи мест разработки каких-нибудь природных богатств; иные были построены в качестве укреплений или крепостей. Поводом к постройке многих городов была совокупность различных условий, существовавших одновременно. По мере усиления и развития власти князей к старым городам прибавлялись новые, построенные князьями, и ко многим прежним различиям городов прибавилось еще различие в правах между этими новыми городами (княжескими) и старыми (Reichsstadte — имперскими). Беглый исторический обзор быта древнейшего из городов Германии того времени, Кёльна, может представить любопытную страницу из истории развития среднеевропейской городской жизни.

Город Кёльн

В середине XIII в. город Кёльн — в ту пору, несомненно, первый город Германии — мог уже похвалиться почти тысячелетним существованием, т. к. его основание терялось во мраке времен, предшествовавших римскому владычеству. Древнее поселение убиев, civitas Ubiorum, большая германская деревня, первоначально расположенная только на правом берегу Рейна, была превращена в римскую военную колонию с очень сильным гарнизоном, причем к военному элементу и первоначальному туземному земледельческому присоединились ремесленники и торговцы. Во времена войн с франками город неоднократно был до основания разрушен, как свидетельствуют раскопки, затем потерял всякое значение и вновь поднялся только тогда, когда здесь была основана новая епархия, до VI в. с трудом державшаяся в городе, т. к. он еще отовсюду был окружен языческим населением. Древнегерманские понятия о равенстве земельных владений в это время исчезли. Архиепископства, равно как и другие духовные учреждения, владели значительными участками земли и в самом городе, и в непосредственной близости к нему и заселяли эти участки своими служилыми людьми; но рядом с ними, на тех же землях, сидели и свободные собственники, и сама церковь находила для себя прибыльным предоставлять им в обработку часть своих земельных владений, а желающих получить эти участки было много, потому что всех привлекало сюда положение города, столь благоприятствовавшее развитию местной торговли.

Митра немецкого архиепископа XII в. Хранится в Бамбергском соборе.

Затем Кёльн был отдан во владение Бруно (953–965), брату Оттона I, архиепископу Кёльнскому, и в это время население города значительно увеличилось за счет чиновников, министериалов, относившихся к управлению архиепископией и к свите бургграфа, или посаженного королем губернатора, который получил в лен право суда и расправы в городе не от архиепископа, а от короля. Внутреннему благосостоянию города, постоянно растущему в течение всего периода X–XIII вв., способствовало то, что по условиям мореплавания и кораблестроения того времени Кёльн имел значение приморской гавани, находился в непосредственных отношениях с Англией и вследствие этого даже играл довольно важную роль в политике. Не мешает вспомнить, что кёльнские горожане принимали участие и в крестовых походах. Особенно много их отправилось в Палестину через английские порты в 1147 г. В городском населении преобладал свободный элемент: потомки древнейших граждан города, прежних землевладельцев и земледельцев, большей частью перешли к занятиям торговлей, которая стала основой городского благосостояния. Они образовали «товарищества», из которых избирались присяжные в городской суд, имевшие некоторое значение и в городском управлении. В 1112 г. они составили торговую гильдию (conjuratio, т. е. сообщество, члены которого были связаны взаимной присягой), называемую «цехом богачей». Около 1200 г. во главе города был и городской совет, о котором неизвестно, когда именно и как он образовался.

Борьба сословий в Кёльне

Таким образом, в этом «совете», в комиссии присяжных и в «цехе богачей» сосредоточился высший класс городского населения, патрициат, и притом весьма хорошо организованный, так что собственно управление городом было в их руках. Однако рядом с ними возникла и другая, постоянно растущая сила — ремесленное сословие, плебейство. Их организация была очень проста: все ремесленники, занимавшиеся одним ремеслом, жили на одной улице, от них происходило и название самой улицы, и каждое ремесло составляло в свою очередь особый цех или братство, которые уже потому имели политическое значение, что представляли собой силу, организованную в военном отношении ради защиты города. Было, конечно, немало поводов для раздора между могущественной городской аристократией и растущим плебейским сословием, и борьба действительно началась в первой четверти XIV в. при архиепископе Энгельберте Святом (1216–1225). Самый бурный период борьбы наступил при архиепископе Конраде фон Хохштадене (1238–1261), который, будучи человеком весьма честолюбивым и политиком в весьма широком смысле слова, избрал храброго Вильгельма Голландского орудием своих планов и претендентом на королевский престол в Германии. Горожане, подкупленные обещанием больших привилегий, перешли на сторону нового короля и приняли его в 1247 г., забыв, по-видимому, о том, что еще 12 лет назад они торжественно принимали в своих стенах невесту своего законного короля, блистая всем великолепием городских богатств. Конрад восстановил прежнюю епископскую власть и 15 августа 1248 г. положил первый камень в основание знаменитого Кёльнского собора, на постройку которого собирались деньги еще с того пожара, который уничтожил старый Кёльнский собор и принудил приступить к новой постройке.

Кёльнский собор. Вид в конце XIX в.

Оказалось, что согласие между архиепископом и гражданами было непрочным. Конрад задумал было воспользоваться раздорами между местной аристократией и ремесленными цехами (между «cives majores» и «cives minores») в ущерб городским привилегиям; ради этой цели он внезапно покинул город и из его окрестностей прислал горожанам объявление войны. Посредником между горожанами и архиепископом выступил всеми уважаемый ученый доминиканец Альберт фон Больштедт, известный «Albertus Magnus», человек весьма замечательный. Это был страстный естествоиспытатель, который устроил в садах своего монастыря теплицу, где всю зиму выращивал плодовые деревья и цветущие растения, и, ревностно изучая Аристотеля, большую часть времени посвящал весьма остроумным опытам, в то же самое время увлекался своего рода «философским камнем», стараясь добиться, чтобы ветки простого дуба, посаженные в земле, при помощи особого ухода превратились в виноградную лозу. Мир, кое-как восстановленный Альбертом, опять был нарушен вследствие каких-то недоразумений. Конрад в гневе вновь покинул город и, засев в соседнем Роденкирхене, держал Кёльн в блокаде. Усобица разгорелась, и дело дошло до открытой битвы, которая закончилась поражением архиепископского войска. Альберт опять добился того, что мир был восстановлен, и в результате появился весьма обстоятельный акт, так называемый Laudum Conradinum (1258 г.), нечто вроде Великой хартии, которым были установлены все административные порядки Кёльна и были сделаны первые уступки собственно демократическому принципу. Вскоре Конрад воспользовался жалобой, принесенной ему местной знатью на новых присяжных из числа ремесленников, чтобы нескольких важнейших ее представителей заманить в западню и рассажать по своим крепким замкам в заточенье. За его властвованием последовало несчастное правление Энгельберта Фалькенбургского (1261–1274). Постройка укрепленных замков на Рейне, выше и ниже города, привела к сближению кёльнских патрициев с плебеями, вооружив тех и других против архиепископа, который вынужден был освободить своих пленников из заточения. Патрициат опять приобрел большую силу и привлек на свою сторону многих баронов из окрестностей Кёльна, выдав им грамоты на звание почетных граждан города, а Энгельберт, которому некоторое время пришлось провести в своем городском доме как пленнику, выхлопотал у папы запрещение богослужения, которое и наложил на свой город. Борьба вновь разгорелась в 1267 г. Во время этой борьбы архиепископа с горожанами и их союзником, графом Вильгельмом Юлихским, последний захватил в плен Энгельберта и держал его в заточении с октября 1267-го до весны 1271 г.

Дом рода Оверштольцев в Кёльне. Начало XIII в.

«Храмовый дом», один из старейших частных домов в Германии.

Между тем раздоры и партии появились и среди патрициев; Вайзы стали воевать с Оверштольцами, их сторонниками и прислужниками, и Вайзы надеялись одолеть Оверштольцев, но должны были бежать из города, уступив силе могущественных противников. Однако в городе у них остались тайные приверженцы, особенно тянул к ним один из демагогов, Герман Рыболов. Он подговорил какого-то бедняка, жившего вблизи городских ворот, прокопать под его жилищем потайной ход под стену, за город; и через этот ход Вайзы в ночь на 15 октября 1267 г. с отрядом вооруженных приверженцев проникли в город. Но Оверштольцы успели об этом вовремя узнать и поспешили на место: долго они бились у ворот, одолеваемые более многочисленным врагом, между тем как ремесленные братства стояли неподалеку в сборе, вооруженные. Они еще не знали, на что им решиться, когда один из Оверштольцев явился к ним с места побоища и во имя родного всем им города стал умолять, чтобы они помогли оттеснить врага. Те послушались и помогли отбить нападавших. Затем произошло примирение с пленным архиепископом. При последующем архиепископе, Зигфриде фон Вестенбурге (1274–1297), граждане еще раз выдержали сильнейшую усобицу с ним. Т. к. город был очень недоволен постройкой нового архиепископского замка, который мог значительно повредить их торговле, то горожане в борьбе архиепископа Кёльнского за наследство графов Лимбургских стали на сторону его противников и в союзе с герцогом Брабантским одержали победу над архиепископским войском (1288 г.). За этой победой последовало новое примирение, благодаря которому город наконец добился автономии.

Типовая лавка торговца XIII в. Реконструкция Виолле-ле-Дюка.

Городская лавка

До 1250 г. почти все важнейшие немецкие города уже были налицо, за исключением лишь весьма немногих, построенных позднее по прихоти князей и государей (как, например, Потсдам или Мангейм). В это время замечается уже большой прогресс в городской жизни, хотя, естественно, не все города были в этом отношении равны: так, например, между рейнскими и саксонскими городами наблюдалось гораздо большее различие, нежели в настоящее время.

Дом зажиточного горожанина XIII в. Реконструкция Виолле-ле-Дюка.

Улицы внутри городских стен по-прежнему оставались узкими, потому что интересы защиты города требовали такой тесной расстановки домов: однако уже начинали мостить улицы (по крайней мере, некоторые) или шоссировать, и в каждом из больших городов осталось до сих пор от этих времен за одной из нынешних улиц название «Каменная улица» или «Каменная дорога». В то же время принимались и кое-какие полицейские меры, касавшиеся чистоты и порядка на улицах. Печальное зрелище судебных поединков, превратившихся в своеобразный промысел, уже исчезло; с другой стороны, и грубые формы пиршеств и угощений стали уступать более утонченным нравам и более мягким формам. В церковном быту вместо мрачной, суровой и аскетической религиозности появилось благородное и своеобразное стремление к красоте и изяществу в двух совершенно различных направлениях — в области музыки и строительного искусства; и то и другое искусство за это время быстро шагнуло вперед, и именно к этому времени относится появление нового, готического стиля, который постепенно образовался из романского. То принципиальное различие, какое некогда существовало между дорическим и ионическим стилем в древности, проявилось и здесь, на более высокой ступени развития и не менее плодотворным образом: серьезный, торжественный, спокойный характер романского храма вдруг изменился и ожил — его формы оживились дивным взлетом линий, стройно идущих от земли ввысь и поражавших взор своим чудным, гармоничным сочетанием. Историк для этих произведений средневекового искусства вообще и готического стиля особенно должен отметить тот любопытный и важный факт, что эти величавые произведения ничего общего не имели с бытом рыцарства и дворянства, что они были именно продуктом деятельности ремесленных цехов в той форме, которая была развита городской жизнью. Не мешает заметить, что в этих городских общинах — особенно в больших имперских городах — развился и очень сильный, глубокий местный патриотизм, тем более что у каждого города была своя индивидуальность. Очень многие из горожан от рождения до смерти не переступали за черту своего городского округа, обозначенную установленными на ней изображениями его святых патронов. Даже тот, кого торговые дела, или война, или что иное влекло вдаль, стремился только к одной цели, к одному высшему идеалу — спокойной и безопасной жизни за крепкими стенами родного города. И вот наступило время для немецких городов или, по крайней мере, для большей их части — проявить себя силой, способной к взаимной обороне и поддержке в виде тесно сплоченных городских союзов, какие прежде были только среди ломбардских городов. И произошло это в то время, когда императорская власть утратила всякое значение и еще не было возможности обновления этой власти, которой все привыкли дерзновенно противиться или уклоняться от нее, пока она находилась в твердых руках, и отсутствие которой все скорбно ощутили с тех пор, как она была утрачена.

Междуцарствие: 1254–1273 гг.

Время от смерти Конрада IV (1254 г.) до нового избрания всеми желанного и признанного главы государства, последовавшего только в 1273 г., обычно называют междуцарствием. Писатели, близкие к этой эпохе, говорят о ней с ужасом и характеризуют ее словами священного писания: «В то время не было судьи в Израиле, и каждый делал то, что ему вздумается». Когда король Вильгельм в 1256 г. скончался в походе против французов, не без опасения произносились имена некоторых князей, которые могли бы его заменить: заходила речь и о юном Конраде, сыне последнего короля из рода Штауфенов, но главой государства был избран кандидат, указанный папой и поддерживаемый величайшим из духовных интриганов в государстве, архиепископом Конрадом Кёльнским, — граф Ричард Корнуэльский, брат английского короля Генриха III. Он и был провозглашен королем во Франкфурте, в январе 1257 г. Венец, который был на него возложен, едва ли стоило покупать так дорого, как он ему достался. Враждебная Конраду партия, во главе которой стоял архиепископ Трирский и которую можно, пожалуй, назвать «гибеллинской», противопоставила английскому кандидату внука короля Филиппа, короля Альфонса X Кастильского, который также был провозглашен во Франкфурте два месяца спустя.

Король Альфонс Кастильский. Статуя в Толедском соборе.

Надо заметить, что и тот и другой из этих избранников играли не бесславную роль в истории своих родных стран, но для Германии ни тот, ни другой не могли иметь никакого значения. Король Альфонс даже не ступал на почву Германии. Король Ричард явился в мае 1257 г. в Аахен и здесь был коронован архиепископом Кёльнским, который получил за это весьма круглую сумму в 12 тысяч фунтов стерлингов. При коронации присутствовали еще два других епископа, тридцать князей и до трех тысяч рыцарей. Но трое важнейших из числа владетельных князей — герцог Бранденбургский, король Чешский и герцог Саксонский — держали сторону Альфонса. Ричард собрал рейхстаг в Кёльне и летом предпринял поездку вверх по Рейну, при этом захватил с собой туго набитую казну, которая, однако, вскоре опустела. Несколько времени спустя он уже должен был посылать в Англию приказы о продаже своих лесов. Так он доехал до Базеля; но здесь деньги у него иссякли, и хроникер, рассказывающий об этом, добавляет, что «тогда же его покинули и князья, объявив, что они избрали его не из-за личных его достоинств, а в надежде на его денежные средства». Он удалился, потом вновь вернулся в 1260 г., и вообще, из тех пятнадцати лет, в течение которых носил свой королевский венец, он только четвертую часть провел в Германии, причем совершенно безуспешно.

Конец властвования Штауфенов в Италии. Бсневеит. 1266 г.

Между тем свершилась судьба Штауфенского дома на территории Италии, столь гибельной и для этой династии, и вообще для германской монархии. Там в декабре 1254 г. скончался Иннокентий IV. Его преемники твердо держались своих притязаний на Сицилийское королевство и потому враждебно относились к Манфреду, сыну Фридриха, который правил этим королевством как наместник юного Конрада. Но Манфред сумел справиться со своими противниками и показал себя настолько искусным и опытным в делах, что когда пронесся слух о смерти Конрада, то вся знать и все города Сицилийского королевства стали просить его, чтобы он сам принял сицилийскую корону; он сдался на их уговоры и в августе 1258 г. был коронован в Палермо. Казалось, что вновь вернулись времена Фридриха II — страна вздохнула свободно. Однако ненависть римской «курии не ослабла и по отношению к новому правительству. Урбан IV, в 1260 г. наследовавший Александру IV, изрек против Манфреда отлучение от церкви, которое, однако, осталось бы недействительным, если бы не нашлась светская власть, которая способна была привести церковное проклятие в исполнение. Интрига с английским принцем Эдмундом не удалась. Гораздо удачнее пошло дело с графом Карлом Анжуйским, братом Людовика IX, короля Франции.

Герб графов Анжуйских в XIII в.

Монета Карла I Анжуйского как короля обеих Сицилий (1265–1285).

Однако переговоры еще тянулись некоторое время, т. к. папа не доверял французскому претенденту. Только уже преемнику Урбана, Клименту IV, провансальцу, удалось заключить договор, по которому Карлу было обеспечено наследственное обладание Сицилийским королевством за ежегодную уплату 8 тысяч унций ленной пошлины и за единовременную выплату довольно значительной суммы после завоевания.

Папа Климент IV (1265–1268) вручает своей буллой корону обеих Сицилии Карлу Анжуйскому.

Фреска в башне города Перн (Воклюз).

Церковные дела надлежало упрочить на строгой канонической основе. Характерным для этого договора было условие, по которому новый король должен был утратить свое королевство, если бы задержал уплату ленной дани долее шести месяцев. В противоположность своему предшественнику Манфреду он не отличался приятной внешностью. Даже та партия, которая воспользовалась его услугами, не доверяла ему, но он знал, чего добивался, и в выборе своих средств не затруднялся ни честью, ни правом. Так и в решительной битве, которая произошла в феврале 1266 г. при Беневенте, он отдал приказание, противное всем рыцарским обычаям, — закалывать лошадей под рыцарями. Когда же Манфред увидел, что победы уже не добыть, он устремился в сечу, ища смерти, а разрозненное сопротивление его приверженцев уже не могло воспрепятствовать покорению страны французами. Однако штауфенская партия все же оставалась в королевстве преобладающей, и пока юный Конрад был жив, господство французов в стране было ненадежным. А между тем Карл так беспощадно пользовался своей победой, что возбудил против себя недовольство даже папы. Такой способ действий вскоре побудил некоторых руководителей побежденной партии отправиться ко дворцу герцога Людвига Баварского, где пребывал «Конрадин».