От Москвы до Немана

Пока Наполеон в Москве ждал согласия на мир от Александра I, Кутузов успел подготовиться к контрнаступлению. Оставив Москву, фельдмаршал четыре дня демонстрировал перед французами видимость отступления по Рязанской дороге, а на пятый день скрытно повернул на Калужскую дорогу и 21 сентября /46/ расположился лагерем у с. Тарутино, в 80 км юго-западнее Москвы. Знаменитый тарутинский марш-маневр существенно повлиял на ход войны 1812 г., обозначив собою уже начало перелома. С одной стороны, Кутузов прикрыл от неприятеля Калугу, где были сосредоточены провиантские запасы, Тулу с ее оружейным заводом, Брянск с литейным двором и плодородные южные губернии. С другой стороны, он поставил под угрозу флангового удара основную коммуникацию Наполеона Москва– Смоленск. Более того, Наполеон не мог пойти на Петербург, имея в тылу 100-тысячную русскую армию. Зато Кутузову теперь было удобно взаимодействовать с войсками А.П. Тормасова и П.В. Чичагова. Тарутинский лагерь стал базой подготовки русского контрнаступления. Уже через две недели Кутузов собрал здесь против 116 тыс. солдат Наполеона более чем вдвое превосходящие силы русских регулярных войск, казаков и народного ополчения – 240 тыс. человек.

Тем временем вокруг Москвы заполыхала губительная для французов партизанская война. Мирные горожане и селяне обоего пола и всех возрастов, вооружившись чем попало – от топоров до простых дубин, умножали ряды партизан и ополченцев. «Вся Россия в поход пошла», – говорили тогда в народе. Хотя царский манифест от 6 июля предписывал созвать народное ополчение только в 16 губерниях (еще не объятых войной, но уже близких к театру войны), простой люд брался за оружие буквально повсюду, вплоть до Сибири. Общая численность народного ополчения превысила 400 тыс. человек. В зоне боевых действий едва ли не все крестьяне, способные носить оружие, становились партизанами. Только на Смоленщине было 40 партизанских отрядов. А ведь они действовали по всему театру войны, роились вокруг Москвы. Именно этот патриотический подъем народных масс, удвоивший силу русской армии, главным образом и погубил Наполеона.

7 октября Наполеон оставил, наконец, Москву и повел «Великую армию» восвояси. Он шел на Калугу – с намерением отойти к Смоленску не по старой, разоренной дотла, Можайской дороге, а по новой, Калужской. Кутузов преградил ему путь у Малоярославца. Здесь 12 октября разгорелась ожесточенная битва. Город 8 раз переходил из рук в руки и в конце концов остался у французов, но Кутузов, отступив на 2,5 км к югу, занял там новую позицию, по-прежнему заслоняя собой Калужский тракт. Наполеон оказался перед выбором: атаковать ли Кутузова, чтобы прорваться в Калугу, или уходить к Смоленску по разоренной дороге через Можайск? Подсчитав силы и взвесив шансы, Наполеон выбрал отступление.

Так впервые в жизни Наполеон сам отказался от генеральной битвы, добровольно повернулся спиной к противнику, перешел из позиции преследователя в позицию преследуемого. Е.В. Тарле справедливо заключал, что истинное отступление «Великой армии» /47/ началось не 7 октября, когда Наполеон вывел ее из Москвы и повел на Калугу, а 13 октября, когда он отказался от Калуги и пошел к Можайску, на старую Смоленскую дорогу.

Отступление французов по старой Смоленской дороге от Малоярославца к Неману с 13 октября по 2 декабря 1812 г. было для них сплошным бедствием. Дорога представляла собой выжженную пустыню, где, по словам очевидцев, «даже кошки нельзя было сыскать». Поживиться где-либо и хотя бы чем-нибудь на такой дороге французы не могли. Свернуть же с нее им было некуда: всюду их ждала смерть от рук казаков, партизан, крестьян. Буквально «облепленная», по выражению Дениса Давыдова, партизанами и казачьими отрядами, «Великая армия» с первых же дней отступления начала страдать от голода и бескормицы. Бичом армии стал массовый падеж лошадей. Кавалерия превращалась в пехоту. Из-за недостатка лошадей приходилось бросать пушки. Артиллерия тоже превращалась в пехоту. И все терзались муками голода. Еще до Смоленска голод принял столь катастрофические размеры, что французы, случалось, прибегали к людоедству[1].

После Вязьмы, где ударил первый по-настоящему зимний мороз, сразу в 18°, на «Великую армию» обрушился новый враг – холод. Зима 1812 г. в России выдалась самой морозной (на 5-8° ниже нормы) за много десятилетий. Морозы, северные ветры, снегопады, с одной стороны, подгоняли голодных французов, а с другой – и обессиливали, губили их.

Но самым грозным врагом наполеоновской армии оставались регулярные русские войска. В то время как партизаны и казаки, голод и холод гнали французов по старой дороге, Кутузов с главными силами преследовал их параллельным маршем южнее, по новой (Калужской) дороге, где русские воины всегда находили продовольствие, фураж, места для отдыха и поддержку населения. При этом авангарды русских то и дело нападали на арьергарды противника, уничтожали их и брали в плен.

Дважды (под Вязьмой 21-22 октября и у г. Красного 4-6 ноября) Кутузов промедлил, упустив возможность отрезать и уничтожить два-три французских корпуса. За это некоторые современники, а потом историки упрекали его в нерешительности, вялости и даже трусости. В окружении самого Кутузова родилась версия (распространившаяся затем и в литературе) о том, что фельдмаршал строил «золотой мост» Наполеону для отступления, т. е. будто бы он намеренно не мешал врагу уйти из России. Оперативности и быстроты маневра Кутузову действительно не хватало (это особо сказалось на Березине), но медлил он не от недостатка решимости, а от избытка осмотрительности. Убеждаясь с каждым днем после Малоярославца в том, что победа над /48/ Наполеоном обеспечена и близка, старый фельдмаршал стремился победить с наименьшими потерями. По воспоминаниям пленного наполеоновского генерала М.Л. Пюибюска, Кутузов заявил ему перед Березиной: «Я, уверенный в вашей погибели, не хочу жертвовать для сего ни одним из своих солдат… Вот как мы, северные варвары, сохраняем людей!»

Когда 12 ноября Наполеон подошел к р. Березине, он располагал всего лишь 30-40 тыс. боеспособных людей и 35-40 тыс. безоружных и больных. Именно здесь, на Березине, Кутузов предрекал «неминуемое истребление всей французской армии». Дело в том, что фельдмаршал принял составленный в Петербурге с участием царя план, по которому французы должны были быть «искоренены до последнего » на Березине соединенными усилиями войск Кутузова с востока, генерала П.Х. Витгенштейна с севера и адмирала П.В. Чичагова с юга. Все предвещало русским успех. Их было в районе Березины вдвое больше, чем французов. Кутузов шел по пятам за Наполеоном, Витгенштейн спешил и, судя по всему, успевал преградить путь французам с севера, а Чичагов уже 9 ноября занял ключевой пункт на Березине г. Борисов, тем самым замкнув кольцо окружения противника с юга. Самого Наполеона адмирал приготовился взять в плен. Он даже сообщил своим войскам приметы императора, подчеркнув в особенности его «малый рост», а потом распорядился: «Для вящей же надежности ловите и приводите ко мне всех малорослых!»

Наполеон впервые за всю свою полководческую карьеру оказался в столь катастрофической ситуации. В довершение всех его бед, будто назло ему, Березина, давно замерзшая, теперь после двухдневной оттепели снова вскрылась, а сильный ледоход мешал строить мосты. В этой безысходности Наполеон отыскал единственный шанс к спасению. Пользуясь медлительностью Кутузова, отставшего на три перехода, он успел создать видимость переправы через Березину у с. Ухолоды, чем дезориентировал Чичагова, навести мосты в другом месте, у с. Студенки, и переправить боеспособные части на правый берег. С тяжелыми боями, отбиваясь от Чичагова и Витгенштейна, Наполеон 17 ноября ушел от Березины к Вильно.

По выражению Аркадия Аверченко, Наполеон на Березине «потерпел победу». Действительно, потерял он здесь людей больше, чем под Бородином (20-25 тыс. строевых и примерно столько же прочих). Через три дня после Березины у него, по Данным Ж. Шамбре, оставалось кроме 10-15 тыс. «некомбаттантов» (от французского «combattant» – воин) всего 9 тыс. бойцов: 2 тыс. офицеров и 7 тыс. солдат, почти исключительно гвардейских. И хотя Александр I и Кутузов планировали истребить на Березине всю французскую армию «до последнего» ее солдата, включая Наполеона, последнему удалось спасти не только себя самого, но и все то, что русские особенно старались «искоренить»: гвардию, офицерский корпус, генералитет и всех маршалов. «К /49/ общему сожалению, – рапортовал царю огорченный Кутузов, – сего 15 числа Наполеон переправился при деревне Студенке».

С легкой руки Кутузова, который в рапортах царю всю вину за то, что не смог покончить с Наполеоном, возложил на Чичагова, адмирал сразу же стал и поныне остается в России «козлом отпущения» за русские промахи на Березине. Жена Кутузова Екатерина Ильинична, статс-дама царского двора, говорила: «Витгенштейн спас Петербург, мой муж – Россию, а Чичагов – Наполеона». Г.Р. Державин высмеял «земноводного генерала» в эпиграмме, а И.А. Крылов – в басне «Щука и кот». Но любой историк, умеющий судить непредвзято, видит то, на что указывали еще сами участники событий (А.П. Ермолов, В.И. Левенштерн, B.C. Норов, Денис Давыдов): из трех русских командующих именно Чичагов больше всех мешал французам переправиться через Березину и причинил им наибольший урон. Зато Кутузов, который должен был теснить врагов и прижать их к Березине, все время оставался далеко сзади и лишь 19 ноября перешел Березину у м. Жуковец, в 53 км южнее места переправы Наполеона.

Впрочем, Березинская операция, даже не удавшаяся русским до конца, поставила Наполеона на край гибели. Его «Великая армия» фактически перестала существовать, а то, что осталось от нее, могло лишь послужить и действительно послужило основой для создания новой армии. Только теперь Наполеон решился подготовить общественное мнение Франции и Европы к восприятию постигшей его катастрофы. 21 ноября в Молодечно он составил «погребальный», как назовут его сами французы, 29-й бюллетень – своего рода надгробное слово о «Великой армии». Признав свое поражение, Наполеон объяснил его превратностями русской зимы.

Вечером 23 ноября в м. Сморгонь император покинул остатки своей армии, передав командование И. Мюрату. Он торопился в Париж, чтобы опередить толки вокруг 29-го бюллетеня, а главное – собрать новую армию. Первым встретил его министр иностранных дел Г.Б. Маре, который спросил: «Государь, в каком состоянии армия?» Наполеон ответил: «Армии больше нет ». То была страшная для Франции правда: из 647 тыс. завоевателей, вторгшихся в Россию, выбрались из России едва ли больше 30 тыс. горемык, считая и фланговые войска.

То не были бойцы, идущие походом,

То плыли призраки под черным небосводом,

Бредущая во тьме процессия теней[2]. /50/

Кутузов имел все основания рапортовать царю 7 декабря: «Неприятель почти истреблен». Таким образом, Россия, проигравшая Наполеону два первых раунда (в 1805 и 1807 гг.) с нокдаунами, в третьем раунде нокаутировала противника.

Сокрушительное поражение, которое непобедимый дотоле Наполеон потерпел в России, взбудоражило весь мир. Никто не ожидал, что «бич вселенной», уже завоевавший Москву, через три месяца, не проиграв ни одного сражения, будет бежать из России и оставит в ее снегах почти всю свою «Великую армию». Сами россияне были потрясены грандиозностью своей победы. Александр I не посмел объяснить ее ни патриотическим подъемом народа и армии, ни собственной твердостью, а целиком отнес ее к Богу: «Господь шел впереди нас. Он побеждал врагов, а не мы!» На памятной медали в честь 1812 г. царь повелел отчеканить: «Не нам, не нам, а имени Твоему!»

Такое «объяснение» причин разгрома Наполеона не вышло за пределы русской дворянской историографии. Гораздо более расхожей и живучей, вплоть до нашего времени, оказалась версия о том, что победил Наполеона русский климат, «генерал Зима». Однако даже в западноевропейской историографии эту версию отвергли такие авторитеты, как А. Жомини, К. Клаузевиц, Г. Дельбрюк, Д. Чэндлер. В России же она вообще не имела сторонников.

Передовые умы России, не отрицая роли стихийных факторов (Ф.Н. Глинка назвал морозы «вспомогательным войском» Кутузова) , отводили им второстепенную роль. «Главнейшими же причинами нашего торжества в 1812 г., – заключил Н.Г. Чернышевский, – должны быть признаваемы твердая решимость императора Александра Благословенного, патриотизм народа, мужество наших армий и искусство полководцев».

В чисто военном отношении, при всем искусстве полководцев России и мужестве ее солдат, Наполеон перед 1812 г. был сильнее. Многие наши историки (П.А. Жилин, Л.Г. Бескровный, Н.Ф. Гарнич и др.) доказывают, что русская армия тогда качественно превосходила французскую, а царские военачальники – Наполеона и его маршалов. Однако нельзя не видеть пороков феодальной организации русских войск и вычеркнуть из истории тот многозначительный факт, что за пределами России, как бы на нейтральном поле, где русская армия не имела поддержки своего народа, Наполеон систематически бил ее и до, и после 1812 г. – под Аустерлицем, Фридландом, Лютценом, Бауценом, Дрезденом, Шампобером, Монмирайлем, Реймсом, Шато-Тьерри, – хотя командовали ею те же самые полководцы, что и в 1812 г., включая Кутузова.

Действительный источник мощи русской армии 1812 г. надо искать не в ее собственной феодальной природе, а в единении /51/ армии с народом. Именно общенациональный подъем народных масс, выступивших на защиту Отечества, стал главной причиной победы России в войне 1812. Очень точно сказал об этом академик В.И. Пичета: «Великий завоеватель столкнулся с великим народом и был разбит».

Что же касается Кутузова, то, поднимая его как военачальника выше Наполеона, советские историки выдают желаемое за действительное – и только. Но даже если бы Кутузов был вдвое-втрое менее талантливым полководцем, все равно Россия выиграла бы войну 1812 г., а Наполеон проиграл бы ее, ибо дело здесь не в Кутузове и не в Наполеоне, а в русском народе. Верно писал об этом B.C. Соловьев в 80-е годы прошлого века: «С начала времен не бывало и не слыхано, чтобы великий народ не мог исполнить своего исторического назначения или отстоять своих жизненных интересов за неимением пригодных людей. Никогда не было такого случая в истории, чтобы дело стало за людьми. Не оказалось у французского короля Карла VII надежных советников и полководцев, – явилась вместо них крестьянская девочка из Дом-Реми; ослабели московские бояре в смутное время, – выручил нижегородский мясник; не было в 1812 г. у нас Суворова, – обошлось и с Кутузовым»[3].

Столь грандиозная победа имела и грандиозные последствия – для России, Европы и всего мира. С одной стороны, она развеяла в прах наполеоновские планы мирового господства и положила начало гибели империи Наполеона, а с другой стороны, как никогда высоко подняла международный престиж России, отвоевавшей у Франции позиции лидера на мировой арене. Г.Р. Державин предостерегающе напоминал врагам Руси:

Был сей, был тот: их нет, а Русь?

Всяк, знай, мотай себе на ус!

В самой России победа над Наполеоном вызвала бурный рост национального самосознания и пробудила лучших людей нации к освободительной борьбе против самодержавия и крепостничества. Зачинатели этой борьбы, декабристы, прямо называли себя «детьми 1812 года». Вот почему А.И. Герцен рассудил так: «Подлинную историю России открывает собой лишь 1812 год; все, что было до того, – только предисловие».








Дата добавления: 2015-12-01; просмотров: 559;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.008 сек.