Мученики, исповедники и подвижники благочестия Нижегородские 7 страница
19 августа 1929 года власти арестовали отца Николая по обвинению в том, что он, используя свое положение священника, с церковного амвона будто бы вел агитацию, направленную во вред советской власти. Например, в 1928 году во время престольных праздников говорил в проповеди крестьянам, что большевики разорили страну, притесняют крестьян и всеми средствами отвращают их от религии. "Осенью 1928 года, - говорилось в постановлении о привлечении священника к ответственности, - в деревне Никифоровской близ села Власьево произошло убийство. Из-за семейных неурядиц была убита крестьянка Наумова своей родственницей (золовкой), девушкой Марией Наумовой. Это обстоятельство было использовано Лебедевым, и он, отпевая убитую, над открытым гробом произнес проповедь в присутствии около 50 крестьян, в которой сказал: "Вот до чего доводит нашу молодежь культурно-просветительная работа и наш клуб, благодаря им, наша молодежь так опускается, что идет на убийство", что "в клубах и красных уголках лишь один разврат, и это происходит потому, что наша молодежь отошла от Бога". В текущем году, вследствие расширения совхоза Власьево, земля, принадлежавшая Лебедеву, подлежала передаче совхозу. Лебедев обратился в праздник Преображения к крестьянам с проповедью, где сказал, что советская власть отбирает у него землю и он просит крестьян помочь ему, чтобы земля осталась в его пользовании". Отец Николай был обвинен также в сотрудничестве с жандармским управлением во время революционного движения в 1905 году, будто бы он "вел активную борьбу с революционным движением путем разъяснения крестьянам царских манифестов в монархическом духе, предупреждения крестьян против активных выступлений против царского правительства, выступлений на митинге против выдвигаемых мероприятий революционного характера, не допускал организации крестьянского митинга во Власьевской школе".
Отвечая на все эти обвинения, отец Николай написал в своем объяснении следователям: "Мне предъявляется обвинение в том, что я будто имел связи с царской охранкой, был ее агентом, служил у нее на службе, узнавал, где устраивались митинги, выслеживал ораторов и потом выдавал их правительству. Обвинение слишком для меня тяжелое, чудовищное и до глубины души меня возмущающее, как несправедливое и совершенно не соответствующее действительности. Я решительно заявляю, что никогда я связей с царской охранкой не имел, в услужении у нее не был никогда и шпионажем никогда не занимался и не мог заниматься, так как это противоречило и моим убеждениям, и моей деятельности, и тем взаимоотношениям, которые у меня установились с самого начала моего служения в приходе вплоть до самой революции с гражданской властью и ее представителями... Эти взаимоотношения совершенно исключали всякую возможность не только какой-либо связи с царской охранкой или службы в ней, но исключали даже возможность и самой мысли о том... На митинге в 1905 году я лишь был в селе Эммаусе и выступал на нем с единственной целью - предотвратить возможность кровавой расправы полиции с беззащитным населением и избавить деревню от тех ужасных последствий, которые неизбежно бы обрушились на население в случае подобного столкновения... Население понимало меня и выразило благодарность за то, что страсти тогда не разгорелись и митинг окончился сравнительно спокойно. Письменные мои показания на имя пристава Тверского уезда об означенном митинге исходили не из моей инициативы, совсем не по моему плану, не добровольно и вовсе не с целью шпионажа, а были вынужденными, вызванными официальным допросом со стороны полиции (а не жандармерии), пристава, приехавшего для допроса ко мне на дом... По крайней мере, ни при аресте 1918 года, ни при аресте 1921 года о контрреволюционных каких-либо с моей стороны выступлениях и разговора не было... В церкви в своих проповедях тем политических я не касался и каких-либо контрреволюционных выступлений не делал.
По поводу убийства Наумовой своей снохи. Да, это было зверское, кошмарное убийство. Молодая девушка, едва достигшая 18-ти лет, комсомолка или бывшая пред тем комсомолка, после спектакля в местном клубе, чуть ли не участница спектакля, после обычных танцев идет домой и зверски убивает свою спящую сноху - мать трех или четырех малолетних (одного из них грудного) детей, порезав ей горло и нанеся ей несколько тяжелых ран. Говоря об этом убийстве, я между прочим высказал такую мысль, что некоторая ответственность за этот поступок ложится и на местную ячейку молодежи, что она больше внимания и забот уделяет на устройство спектаклей, танцев и увеселений, чем серьезной и нужной работе - такому воспитанию молодежи, которое бы исключало возможность среди молодежи подобных кошмарных фактов, как это зверское убийство. Через несколько дней после этого мне пришлось вести на эту тему более подробный разговор на мельнице с представителем ячейки... Я высказал такую мысль, что на партийной молодежи, как на передовой, в частности на местной ячейке комсомола, лежит великая задача - подготовка и перевоспитание современной молодежи для предстоящего социалистического переустройства страны, подготовка кадров нужных для этого работников, - работа слишком серьезная, ответственная, требующая потому особенного внимания и напряжения сил. Было время, когда воспитание молодежи лежало отчасти на нас, теперь мы сошли со сцены, эти обязанности перешли теперь к вам, комсомолу; на вас устремлены взоры всей страны, вы являетесь цементом для будущего строительства, поэтому нужно и более строгое, внимательное отношение к себе, нужна серьезная умственная работа над собой, больше уделять внимание книге, а между тем книги даже партийной литературы молодежью не читаются или мало читаются, и книги в библиотеке лежат неразрезанными (ведь этого факта, что молодежь мало уделяет внимания книге, отрицать и ячейка не будет), чему я был сам свидетелем. Нельзя же ограничивать и сводить работу ячейки к устройству лишь спектаклей, танцев и других увеселений. Нужно принять все меры к тому, чтобы между молодежью было меньше случаев пьянства, хулиганства, поножовщины, что подобными поступками партийная молодежь кладет пятно на всю партию... Вот краткое содержание моего разговора... Не отсюда ли и обвинение меня в том, что я не советовал брать книги из библиотеки при местной избе-читальне, не произошла ли тут простая путаница или простая перефразировка моих слов о том, что молодежь вообще мало читает, даже партийную литературу. Никаких выступлений против читальни при клубе я не делал. По просьбе отдельных лиц из крестьян, не молодежи, а людей семейных, я выдавал книги для прочтения из своей библиотеки этой зимой... Теперь о собраниях и моем участии в них. В конце июня сего года мне пришлось бывать на собраниях в деревне Большой Перемерке, Никифоровской и в конце июля или начале августа в деревне Малой Перемерке и вот по каким обстоятельствам. В начале июня сего года в целях расширения местного совхоза "Власьево" у меня проектом землеустроителя произведено было изъятие земли надельной, сада и даже усадьбы, с обязательством снести дом и постройки в полуторагодовалый срок, а для дома в саду и построек в нем срок этот даже 1 октября сего года. Земля, которой я пользовался, расположена среди земель совхоза. При изъятии земли мне не отводилось ни другого какого-либо земельного участка, ни даже усадьбы, где бы я мог построиться. Земля отбиралась тотчас же, по проекту землеустроителя, и мне предоставлялось лишь то, что я засадил и засеял. Я в течение тридцатипятилетней жизни во Власьеве все время занимался сельским хозяйством и обрабатывал землю своими руками. Сад разведен мной лично еще в 1904 году на совершенно бросовом участке и возделывался мной и моей семьей... Сад отходит безвозмездно в совхоз, мне не предоставлено даже права взять что-нибудь из насаждений сада, хотя я весной этого года посадил пять штук яблонь. Положение мое и моей семьи оказалось крайне тяжелым и совершенно безвыходным. Я обжаловал этот проект землеустроителя в уездном землеуправлении и обратился к местному населению, чтобы оно подтвердило такие факты: что я занимался сельским хозяйством в течение 35 лет, сад лично разводил и обрабатывал его своими трудами, при участии всех членов своей семьи, что был не только служителем культа, но и общественником и кое-что делал для народа и местного населения, и поддержали мое ходатайство пред земельными органами или о сохранении за мной сада или части его, или, наконец, какого-нибудь небольшого участка земельного в другом каком-нибудь месте для постройки. На собраниях обсуждалось только мое экономическое положение и положение моей семьи в тесной связи с вопросом об изъятии у меня земли, и разговоры с крестьянами не выходили из пределов этого круга. Население составило приговоры и выслало своих представителей ко дню разбора дела и поддерживало мое ходатайство о сохранении за мной сада или части его, или предоставлении мне небольшого участка в другом каком-либо месте для постройки...
Во время нахождения отца Николая в тюрьме прихожане селений Пасынкова, Никифоровской, Перемерок, Иенева, Кольцова выступили в защиту своего пастыря. Они писали в заявлении к властям: "Священник Николай Васильевич Лебедев во время своего 35-летнего служения в нашем приходе проявил себя с хорошей стороны. Он никогда не был корыстолюбив. Никогда не назначал определенной платы за требы, а удовлетворялся тем, что дают ему, и не требовал от тех, кто не давал ничего. Всегда был добр и отзывчив к чужому горю. Во время своей 35-летней пастырской деятельности он проявил себя как общественный деятель; борясь с грубостью, хулиганством и пьянством, закрыл существовавшие у нас кабаки, открыл вместо них две школы, устраивал чайные с читальнями, литературными чтениями и туманными картинами. Открыл Общество трезвости, спасая людей от погибели и разврата. Те средства, которые получал от трезвенников, он не брал себе, а вкладывал их на другое полезное общественное дело: детский приют, основанный им на 40 человек беспризорных детей, детей алкоголиков и беднейшего населения. Кроме того, он пытался обратить на честную трудолюбивую дорогу людей, сбившихся с пути, поддавшихся пьянству, привлекая их к трудовой и честной жизни, устраивал им разные мастерские: швейные, сапожные, корзинные, где были руководители-специалисты. Кроме того, он организовал кредитное товарищество, обслуживающее 33 деревни, распространяющее семена, земледельческие орудия, плодовые деревья, привлекая население к ведению культурного хозяйства. Всю свою жизнь в нашем приходе он отдавал всего себя народу, борясь с грубостью, невежеством, темнотой, пьянством и хулиганством. Он не занимался какой-либо провокацией и пропагандой против советской власти, не выступал ни на каком собрании. Он никогда не был врагом народа, а был всегда другом его, полезным и ценным членом общества, а посему мы, прихожане села Власьево и граждане селений Пасынкова, Никифоровской, Перемерок, Иенева, Кольцова, ходатайствуем перед ОГПУ о его освобождении".
Власти не вняли прошению народа, и 3 ноября 1929 года священник был приговорен к трем годам заключения в Соловецкий концлагерь, где он пробыл до 9 августа 1931 года, а затем был выслан в город Мезень Архангельской области. В июле 1932 года отца Николая перевели в Архангельск, а затем выслали в Усть-Куломский район в село Керчёмья Коми области. 19 августа 1932 года окончился срок ссылки священника. Для выезда с места ссылки требовалось согласие местного ОГПУ, но оно не было дано, и священник еще на год остался в Керчёмье. Дочь отца Николая добилась встречи с членом Верховного суда РСФСР Аароном Сольцем и изложила ему, кто был ее отец и суть своей просьбы. На заявлении, поданном дочерью, он наложил резолюцию об освобождении священника. В заключение встречи она спросила его: "Могу ли я узнать о результатах своего ходатайства и когда?" -"Ваш отец приедет к вам, вы и узнаете",- ответил тот.
Летом 1933 года положение священника сильно ухудшилось. Посылки, которые посылала дочь, из-за дальности расстояния и затрудненности в средствах сообщения доходили не регулярно и со значительным опозданием. Здоровье отца Николая в это время сильно пошатнулось, и он стал быстро слабеть. Дочь священника снова написала письмо Сольцу, закончив его словами: "Буду верить, что вы при всей своей важной работе сдержите свое честное и стойкое слово коммуниста, и я дождусь, что мой отец действительно приедет ко мне".
Однако, несмотря на все обещания властей, он не вернулся домой. Священник Николай Лебедев умер в ссылке в селе Керчёмья Усть-Куломского района Коми области 1 сентября 1933 года и был погребен на деревенском кладбище в безвестной ныне могиле. После ареста отца Николая храм в селе Власьево был закрыт, вновь он был открыт лишь в 1989 году. Это был первый храм в Тверской епархии, в котором возобновилось богослужение после нескольких десятилетий гонений на Русскую Православную Церковь.
Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Священномученик Николай (Маслов) (память 4 января по старому стилю)
Священномученик Николай (Николай Иванович Маслов) родился в 1874 году в Твери. После окончания духовного училища и пастырских курсов в 1924 году он был рукоположен в сан священника. Служил в Твери, в храме иконы Божией Матери Неопалимая Купина за Волгой.
После того как в городе закрыли почти все храмы, и в частности Вознесенский собор, где служил тогда святой архиепископ Фаддей (Успенский), владыка перешел служить к о. Николаю в храм иконы Божией Матери Неопалимая Купина. Бывало, что здесь собиралось всё православное духовенство города. Священномученик Фаддей любил эту церковь на кладбище, со всех сторон окруженную спускавшимися к Волге лугами, столь напоминавшими ему родные места в Нижегородской губернии. Как свеча, стоял белый храм на холме среди зелени. От храма расходились аллеи благоуханной сирени. Могилы были ограждены коваными металлическими оградками, кое-где стояли памятники из мрамора с надписями, прося прохожего человека помолиться за тех, кто под ними. Всё здесь настраивало на молитву и напоминало о том, что ожидает каждого человека в конце жизни, - и храм, как обетование немеркнущего света Царства Небесного, и кресты на могилах, как подсказка пути, по которому следует человеку идти, и в то же время рядом - стогны древнего града с его подвижниками и молитвенниками прошлых веков, прошедших весь крестный путь и достигших небесных обителей. Через Волгу отсюда был виден и древний Успенский монастырь - место мученической кончины митрополита Филиппа и недавнего служения архиепископа Петра (Зверева) - священно-мученика, и купола заволжских церквей, как армия ратников, частью плененных - закрытых, заброшенных, превращенных в склады и мастерские, и грозное здание тюрьмы, где самому святителю, архиепископу Фаддею, суждено было принять мученическую кончину... и милостью Божией вернуться сюда, на кладбище Неопалимой Купины, чтобы телом лечь под шатром разросшейся благоуханной сирени, духом предстоя Господу и пребывая в молитве перед Богом за нас. Но и земля не могла скрыть и удержать этого кротчайшего и смиреннейшего подвижника, который жил на земле подобно тому, как живут на небесах ангелы.
Незабываемо для о. Николая было служение со святым архиепископом Фаддеем, само присутствие которого ощущалось как благодатно очищающее душу, обличая в ней все греховное и недостойное. При жизни он был ангелом-хранителем города, после смерти - великим за него молитвенником.
Лютое гонение на Церковь в 1937 году не оставило на свободе почти никого из духовенства Твери. 3 ноября 1937 года сотрудники НКВД арестовали о. Николая. Ему было тогда шестьдесят три года, здоровье у него было весьма слабое, он часто болел, может быть, поэтому НКВД решил его не расстреливать, а ограничиться концлагерем - сам вскоре умрет. Сразу после ареста состоялся допрос. Следователь спросил священника о знакомых в городе. Отец Николай ответил, что знал только тех священников, которые служили вместе с ним в храме иконы Божией Матери Неопалимая Купина.
- Вы знакомы с бывшим архиереем Успенским? Священник поправил:
- Не с бывшим архиереем Успенским, а с архиепископом Фаддеем; да, я его хорошо знаю, был у него на квартире в 1930 году, после этого часто его видел в церкви Неопалимой Купины.
- Какие взаимоотношения у вас были с Успенским?
- Взаимоотношения с архиереем у нас были чисто служебные, каких-либо посторонних разговоров у нас не было.
- Вы обвиняетесь в том, что вы, Маслов, являетесь участником контрреволюционной фашистско-монархической организации в городе Калинине, возглавляемой архиереем Фаддеем Успенским. Признаете ли вы это?
- Участником контрреволюционной фашистско-монархической организации я не был и виновным себя в этом не признаю.
- Вы, Маслов, являясь участником контрреволюционной организации, проводили свою контрреволюционную деятельность. Признаете вы это?
- Являясь убежденным монархистом и чувствуя, что советская власть относится недоброжелательно к духовенству, по моему мнению, притесняет религию... я высказывал среди верующих отдельные недовольства советской властью, говорил, что новая конституция нам ничего не дает, церкви по-прежнему стараются закрыть, религию уничтожить. Вел антисоветскую агитацию по выборам в Верховный Совет СССР, то есть за то, чтобы избирали кандидатов верующих, чтобы люди, попавшие в Совет, могли бы поддержать религию.
- Вы следствию говорите неправду, следствие располагает данными о том, что вы являлись членом контрреволюционной фашистско-монар- хической организации.
- Это обвинение я отрицаю, ни в какой контрреволюционной организации я не состоял.
После подобных ответов были вызваны "дежурные свидетели", в данном случае обновленцы, которые по требованию следователя подписали составленные им лжесвидетельства.
2 декабря Тройка НКВД приговорила священника Николая Маслова к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь. Во время заключения в тюрьме о. Николай болел, и состояние его здоровья все ухудшалось. В июле 1938 года он был переведен из Твери в тюрьму в Лыкошино, находясь в которой, долго и тяжело болел и 17 января 1939 года скончался.
Причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Священномученики Николай (Подьяков) и Виктор (память 13 февраля по старому стилю)
Священномученик Николай служил в Богородице-Рождественский храме в селе Подосиновец Вологодской епархии. В 1918 году отец Николай Подьяков прочел с амвона послание Патриарха Тихона; мужественное, обличающее грех и призывающее к покаянию слово Патриарха-исповедника раздражило воинствующих безбожников, и прихожане, опасаясь нападений на храм и беспокоясь за жизнь священника, установили в храме постоянное дежурство.
24 сентября 1918 года протоиерей Николай совершил отпевание прихожанина и пошел вместе с родственниками почившего на кладбище. К концу панихиды на кладбище прибежала прислуживавшая при храме монахиня, одетая на этот раз не в монашеское, а в мирское:
- Отец Николай, скорее прячься. Сегодня тебя приедут расстреливать.
Отец Николай улыбнулся и, обратив внимание на ее непривычный наряда, сказал:
- Ты что меня в одной юбке-то прибежала спасать?
Карательный отряд явился в село после полудня. Все были с красными бантами, в одинаковых кумачовых рубахах. - Где священник? - спрашивали каратели.
Никто не хотел указывать.
- Ну что ж, если не появится, возьмем младшего сына, - пригрозили они.
Узнав об этом, отец Николай пришел домой и собрал детей для последней беседы. Священник учил их, как несмотря на все тяготы настоящей жизни сохранить веру в Бога, остаться верными Церкви, не отступить от исполнения заповедей, даже если всё вокруг к тому понуждает. Он был безмятежно спокоен и в наставлениях и советах входил во все подробности их дальнейшей жизни: как детям жить одним, так как матери, рано умершей, они лишились давно. Во время беседы в дом ворвались каратели. - Никому не выходить! - приказали они.
Обрадованные, что нашли священника, они стали в него стрелять и, увидев, что ранили, покинули дом.
- Ну слава Богу! - с облегчением вздохнул отец Николай и перекрестился.
Неясно было домашним, надолго ли ушли палачи, вернутся ли. Сын побежал за врачом. Врач пришел сразу, но не успел он перевязать рану, как в дом снова ворвались каратели.
- Ты зачем здесь? - с гневом приступили они к врачу.
- Я врач и обязан прийти к больному.
- Убирайся отсюда сейчас же! Чтобы сию минуту тебя здесь не было! Мы сами понесем его в "больницу", - кричали каратели, указывая на носилки, которые принесли с собой.
Детям запретили сопровождать отца. "Больница" оказалась рядом - это был покосный луг возле речки. Положив отца Николая около ямы, они стали мучить его. Кто стрелял, кто колол, вонзая в тело, вынимая и снова вонзая штык. Впоследствии при осмотре тела, выяснилось, что кроме огнестрельных ран ему было нанесено одиннадцать ран штыковых.
Тело убитого священника сбросили в яму, но зарывать не стали. В это время в сельсовете сидел задержанный карателями священник из соседнего прихода, отец Виктор. Его подвели к яме и велели отпевать замученного священника. Когда отпевание подошло к концу, один из палачей выстрелом в затылок убил отца Виктора.
Весной приехали сыновья отца Виктора и вместе с детьми отца Николая выпросили у властей разрешение похоронить священников на кладбище. Тело отца Виктора сыновья увезли в приход, где он служил, а отец Николай Подьяков был похоронен на кладбище в Подосиновце.
Причислены к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания.
Священномученик Николай (Пробатов)и иже с ним пострадавшие мученики Косма, Виктор (Краснов), Наум, Филипп, Иоанн, Павел, Андрей, Павел, Василий, Алексий, Иоанн и мученица Агафия (память 29 октября по старому стилю)
Священномученик Николай родился в 1874 году в селе Игнатьеве близ города Кадома Тамбовской губернии. Он был младшим сыном священника этого села Александра Николаевича Пробатова и его жены Еликониды.
Образование Николай получил в Касимовском духовном училище, а затем в Тамбовской Духовной семинарии. Из сохранившихся его писем брату, протоиерею Василию, видно, что учился он, находясь в условиях большой материальной нужды: иногда одежда изнашивалась настолько, что товарищи смеялись над ним, а наставники делали замечания.
По окончании семинарии он женился на младшей дочери священника села Темирево Елатемского уезда Варваре Алгебраистовой. После венчания Николай и Варвара, по существовавшему тогда благочестивому обычаю, отправились в свадебное паломничество в Саровский монастырь.
В 1899 году Николай был рукоположен в сан пресвитера и определен вторым священником в храм села Темирево. Но он очень хотел служить один. Желание его вскоре сбылось, в 1906 году он получил приход в селе Агломазово, где был деревянный Богоявленский храм, выстроенный в 1779 году. В 1910 году отец Николай обновил обветшавший иконостас. При храме был хор, и трудами отца Николая было устроено прекрасное общее пение. Перед служением литургии священник всегда долго и усердно молился, служил он с вдохновением и благоговением; а о службе церковной говорил: "У меня в алтаре уголок рая".
Село Агломазово насчитывало тогда сто пятьдесят домов, более тысячи прихожан, и была большая нужда в открытии церковноприходской школы. Стараниями отца Николая было выстроено просторное деревянное здание, в котором свободно могло обучаться двести детей. Талантливый проповедник, он усердно проповедовал в храме, а в школе преподавал Закон Божий. Семья священника жила бедно, но он за требы платы не брал. Обуви всегда имел только две пары - зимнюю и летнюю.
Началась Первая мировая война. Священников в армии не хватало, и епархиальный архиерей, епископ Тамбовский Кирилл (Смирнов), обратился к духовенству епархии с просьбой - пойти священниками в действующую армию. Охотников нашлось немного. Отговаривались - кто болезнью, кто семьей, кто малолетством детей. Слыша такое от священников, отец Николай устыдился: что же это мы - священники, и отказываемся - у одного жена, у другого дети, а там наши же воины кровь проливают, защищая родину; надо соглашаться. И хотя у отца Николая с женой было трое детей, старшему сыну четырнадцать лет, младшим, сыну и дочери, по году, он пошел служить полковым священником в первый Бахмутовский полк, сражавшийся против австрийцев. Здесь, на фронте, в полку он увидел, как мало остается в людях веры: из всего наличного состава полка храм посещали не более тридцати человек. Вернувшись в 1917 году домой, он с нескрываемой скорбью говорил близким: "Священники уже тут не нужны, они теперь скорее жители Неба, чем земли".
Совершилась революция. Нравственная болезнь коснулась и крестьян. Многие бросились рубить впрок казенные и господские леса, наваливая штабеля бревен перед домами, поспешно делили земли крупных землевладельцев.
После издания большевиками декрета об изъятии из храмов метрических книг к отцу Николаю явился отряд солдат и потребовал выдать из церкви книги.
- А кто вы такие, что мне указываете? - решительно встретил их отец Николай. - Скажет мое начальство, тогда передам.
- Нет, - не отступали солдаты, - передавай сейчас.
- Ну, хорошо, - ответил священник, - не хотите слушать церковное начальство, соберем сход крестьян. И как решит народ, так и сделаю.
Собрали сход, и священник произнес слово, после которого крестьяне сразу же изгнали покушавшихся на церковные книги.
В феврале 1918 года большевики объявили мобилизацию в Красную гвардию. Крестьяне, ждавшие от большевиков мира, решили в армию не записываться, а идти в ближайший уездный город и разогнать там большевистское начальство. Перед выходом попросили отца Николая отслужить для них напутственный молебен. После молебна священник сказал краткую проповедь, которую заключил словами:
"Благословляю вас идти на борьбу с гонителями Церкви Христовой".
Крестьяне, вооруженные кто топорами, кто вилами, двинулись к уездному городу, до которого было двадцать пять верст. Пока шли, решимость многих растаяла, и они стали возвращаться домой. Нашлись и такие, которые поспешили в город, чтобы предупредить большевиков. Когда оставшиеся крестьяне подошли к городу вплотную, по ним была выпущена очередь из пулемета, установленного на колокольне. Это остановило восставших, и толпа быстро рассеялась. Инцидент был исчерпан, но большевики никогда не прощали тем, кто выступал против них, и в Агломазово был направлен карательный отряд. Известие о карательном отряде достигло села, и священник благословил домашних уйти в соседнее село Калиновец, где служил брат жены отца Николая. Тревожные предчувствия томили его душу, и жена, видя это, сказала:
- Написано: Господь не посылает испытаний выше сил человеческих.
- Да, - сказал священник. И, помолившись, наугад открыл Апостол и прочел: "Верен Бог, который не попустит вам быть искушаемыми сверх сил, но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести".
Слово Священного Писания, как ничто другое, утешило и укрепило душу. Ко времени прихода карателей отец Николай совершенно успокоился, предав свою жизнь в волю Божию. Крестьяне говорили ему:
- Беги, батюшка, убьют!
- Я никогда не бежал и сейчас не побегу.
Домашние ушли, остался только старший сын Александр. Отец Николай предложил и ему уйти, тем более что матери, возможно, потребуется помощь, но Александр не пожелал оставить отца.
Священник надел теплый ватный подрясник и вышел из дома. Издалека показался отряд карателей.
- Римские легионы идут, - покачав головой, сказал отец Николай.
Карательный отряд приближался, и вскоре слышна стала песня, которую пели идущие: "Трансвааль, Трансвааль, страна моя, ты вся горишь в огне..."
Каратели расположились неподалеку от храма, в большом кирпичном доме, принадлежавшем некоему Седухину. Всех арестованных сводили в подвал дома. Списки на аресты составлял сельский учитель, Петр Филиппович, местный безбожник, не любивший храм и священника.
Двоих красногвардейцев отправили за священником. После ареста отца Николая в доме был произведен обыск. Присутствовал лишь сын священника, Александр. Каратели перерыли все вещи, но ничего не нашли.
Арестованных допрашивали с побоями и издевательствами. Отца Николая били шомполами по пяткам, заставляя плясать.
- Я и раньше никогда не плясал и перед смертью не буду, - ответил священник.
Последнюю свою литургию перед арестом отец Николай отслужил на праздник Казанской иконы Божией Матери. Некоторые из палачей еще недавно посещали церковные службы и помнили слова молитв. Издеваясь над пастырем, они говорили:
- Заступница усердная!.. Ты Ей молился! Что же Она тебя не заступает? - И старались всячески оскорбить священника. На все поношения отец Николай отвечал:
- Христос терпел, будучи безгрешен, а мы терпим за свои грехи.
Эти слова священника вызывали у истязателей хохот.
Учитель, составляя список, включил в него нескольких женщин, но начальник карательного отряда имена женщин вычеркнул, оставив лишь одну - Агафью; она была совершенно одинока, и за нее некому было просить. Долго и изощренно издевались над ней палачи, но она все переносила молча. Наконец было объявлено, что все арестованные будут расстреляны.
Дата добавления: 2016-02-09; просмотров: 706;