Пути полового воспитания

Между различными влияниями и средами, на фоне которых осуществляется половое воспитание, не существует неодолимо жестких границ – все они так или иначе взаимосвязаны и обладают своим воспитательным потенциалом. Все пути полового воспитания – будь то социализация, воспитание в тесном смысле слова или просвещение – связаны с передачей норм полового и сексуального поведения: наследование традиций и обычаев, передача декларативного и реального аспектов обыденного сознания, литература и искусство, средства массовой коммуникации (печать, радио, телевидение), лекционная пропаганда, научно‑популярная литература и т. д. Пути полового воспитания опосредованы и прямо или косвенно персонифицированы в широком круге людей, с которыми общается индивид и которые являются «проводниками» полового воспитания. В их качестве выступают не только родители, воспитатели и педагоги, но и сверстники, руководители детских и молодежных кружков, клубов, организаций, деятели литературы и искусства, работники средств массовой информации – словом, все те, чьи связанные с полом поведение и взгляды могут оказаться в сфере внимания ребенка и подростка. Если бы даже полный и категорический контроль всех путей полового воспитания и деятельности его проводников был возможен, то он был бы в лучшем случае нецелесообразен, ибо являл бы собой тот подход, при котором «…воспитание становится целенаправленным превращением в слепые орудия чужой воли»[11]. Речь должна идти об осознании воспитательного потенциала широкого круга путей и проводников полового воспитания, во многом дополняющих друг друга, с тем, чтобы на этой основе оптимизировать деятельность ответственных его проводников, наилучшим образом «вписать» ее в реальную жизнь и живое дело воспитания.

Семья – первый по времени и наиболее близкий к ребенку воспитатель. Решающее значение в полоролевом развитии детей обычно связывается с матерью. Мы все же склонны думать именно о семье, а не просто о каждом из родителей как воспитателе. Вклад матери и отца не определяется количественной меркой «больше – меньше», но существенно зависит от общей атмосферы в семье, системы отношений взрослых членов семьи друг к другу и ребенку. Соотнесения себя и семьи у взрослого и ребенка в известном смысле зеркальны: для взрослого семья – производное от «я», для ребенка «я» – производное от семьи. Важны поэтому не только согласованность и единодушие родителей в отношении к ребенку и проявлениям пола у него, и тем более – не только отношение каждого из них, но и объективная соотнесенность половых ролей родителей, их характеров.

Чем и как определяются и проявляются установки родителей в этом взаимодействии?

Самые общие черты этих установок связаны со стереотипами обыденного сознания. Из них родители исходят уже тогда, когда пытаются по подвижности плода «угадать» его пол. После рождения эти стереотипы актуализируются: родители видят в поведении ребенка признаки соответствия или несоответствия тому, какими в их представлениях должны быть мальчик или девочка. Соответствие так или иначе поощряется, несоответствие встречает сопротивление: «мальчики не плачут…» – и обычно плачущую девочку‑младенца берут на руки скорее, чем мальчика. Поведение этого типа в основном произвольно и мотивировано. Родители говорят или выражают своим отношением: «Ты – девочка, а девочки…» или «Ты – мальчик, а мальчики…».

Менее осознаваемой является зависимость поведения родителей от пола самого ребенка. Считается, что родители больше идентифицируют себя с ребенком своего пола и больше хотят быть моделью для него. На общение с детьми переносится стиль отношений между полами: отцы относятся к дочерям в некотором смысле как к маленьким женщинам, а матери к сыновьям – как к маленьким мужчинам. Суммируя данные многих исследований, R. Green (1974) замечает, что отцы больше разговаривают с новорожденным сыном, в поведении же матери с мальчиками преобладают мышечные упражнения, а с девочками – речевое обращение. Первоначально предполагалось, что такое поведение матери индуцирует у мальчиков двигательную активность, а у девочек – вербальные способности. Это, вероятно, так, но, судя по многим другим данным, улавливаемые интуитивно или устанавливаемые методом проб и ошибок особенности реакций мальчиков и девочек побуждают родителей к разной манере поведения.

Важное значение имеет желанность или нежеланность пола ребенка. Для многих семей, ожидающих ребенка, вопрос «мальчик или девочка?» становится главным. Большинство в конечном итоге принимают фактический пол ребенка, но в некоторых семьях возникшая неудовлетворенность может долго влиять на отношение к ребенку, особенно – при личностной окраске неудовлетворенности. Порой эта неудовлетворенность чревата невротизацией ребенка.

Имеет значение, особенно в воспитании мальчиков, степень их маскулинности – фемининности в глазах родителей: недооценка приводит к стремлению стимулировать маскулинность через сверхтребования, непосильные для ребенка и снижающие у него ценность и силу «я», тем самым приводя чаще к феминизации, чем к искомому усилению маскулинности. Важна также оценка родителями собственных маскулинности – фемининности и динамики их развития. Установки этого уровня могут быть двойственны. С одной стороны, родители ждут от ребенка своего пола поведения, сходного с их собственным поведением в детстве, а с другой – реализации того, чего сами они хотели, но не достигли.

Дочери у понимающих и поощряющих матерей более активны, а у таких же отцов – более пассивны; и матери, и отцы поощряют активные у сыновей и социально‑подражательные у дочерей игры, но на активную игру девочек матери реагируют нейтрально, а отцы ее не поощряют; дети реагируют не просто на поведение родителей, а на связанное с полом поведение, и роль отца, особенно для мальчиков, может быть даже более значимой [Biller H., 1971; Tauber M., 1979]. Дело, однако, не в «измерении» значимости; роль отца имеет свои специфические особенности. В современной семье отец все больше выступает как партнер матери по воспитанию детей, беря на себя возрастающую долю заботы о них. Патриархальные представления о роли отцовства (заметим, часто исповедуемые, как это ни кажется странно, женщинами) нередко еще сводятся к представлению о суровом и жестком главе семьи, распределяющем награды и наказания; на практике отцу отводится роль «палача», приводящего в исполнение приговор матери («Вот подожди – придет отец…»). Прогрессивная тенденция заключается в том, что роль отца как главы семьи сменяется ролью более уравновешенного, стабильного, сильного друга жены и детей: от него ожидаются сдержанность в проявлении чувств при безусловном наличии этих чувств, справедливая и беспристрастная оценка положительных и отрицательных событий. В этой уравновешенности, объективно демонстрирующей самостоятельность, самоуважение и силу, как раз и состоит основной «секрет отцовства». Меняется роль матери – на общении с детьми сказывается «эмансипационная маскулинизация» женского поведения, благодаря которой женщина нередко стремится доминировать и над мужем, и над детьми. Разнонаправленность динамики отцовства и материнства заострила вопрос о праве каждого из них на воспитание детей при распаде семьи – это отражается в участившихся дискуссиях в массовой печати на эту тему, в нередко выражаемом желании детей (причем, по нашим наблюдениям, и мальчиков, и девочек) жить с отцом после развода родителей. В гармоничной же семье мать с раннего возраста обучает ребенка тому «как», а отец – тому «что»; отец учит детей быть «кем‑то», а мать – «кем‑то для кого‑то».

Вопрос о половом воспитании в неполной семье не столь прост, как это иногда представляется. Безусловно, неполнота семьи не оптимизирует развития ребенка. Но сводить вопрос о неполной семье лишь к фактическому отсутствию отца и видеть в этом исключительно отрицательное влияние на половое воспитание было бы, на наш взгляд, неверно. Отец должен быть представлен в психологии ребенка. Мы видим семьи, в которых роль существующего отца «сведена на нет», и семьи, в которых фактически отсутствующий отец незримо присутствует в доме. В этом плане показательны имеющиеся у нас наблюдения детей 2,5–5 лет (мальчиков и девочек), агрессивно‑расторможенное поведение которых полностью нормализовалось при появлении в доме портрета отца. По нашим данным, значима, как правило, не сама по себе неполнота семьи, а травмирующий ребенка негативный образ отца, создаваемый живущими с ним взрослыми, либо непредставленность отца в мировосприятии ребенка. С известной долей условности можно сказать, что для ребенка глубинно значимо порой не только то – присутствует ли отец рядом с ним, сколько то – есть ли у него отец и «хороший» ли он.

В полной семье даже самые сдержанные родители не могут не демонстрировать ребенку стиль отношений между собой. Этот стиль информирует отнюдь не только о моральной, но и о психосексуальной сторонах отношений между людьми вообще и между родителями. Забота друг о друге, прикосновения, объятия, поцелуи, не всегда произвольно контролируемые эротические реакции и т. д. постепенно вводят ребенка в стиль отношений мужчины и женщины.

Каково отношение взрослых к сексуальным проявлениям у детей? В поисках ответа на этот вопрос одним из нас (В. Е. Каган) были обследованы с помощью методики семантического дифференциала 50 студентов (44 женщины и 6 мужчин) 5‑го курса – будущих врачей‑педиатров, реальных и будущих родителей. Все они оценивали детскую сексуальность как достоверно более маскулинное проявление. Характеристики понятий «сексуальность» и «детская сексуальность» оказались ярко различающимися (рис. 3). В установочных представлениях мужчин и женщин детская сексуальность связывалась с болезнью, которая пугает, ассоциируется со стыдом и брезгливостью. Эти выводы подтвердились и при обследовании детских психиатров (21 женщина и 6 мужчин со стажем работы не менее 3 лет) (рис. 4). Трудно допустить, чтобы столь отчетливо выраженные репрессивные установки не сказывались в их реальном поведении и как родителей, и как педиатров – консультантов семьи.

Рис. 3. Факторные показатели семантического шкалирования понятий «сексуальность» и «детская сексуальность».

1 – показатели мужчин; 2 – женщин для понятия «сексуальность»; 3 – мужчин и 4 – женщин для понятия «детская сексуальность». По оси абсцисс – баллы, по оси ординат – факторы оценки (О), силы (С) и активности (А).

В целом следует отметить, что родители и семья являются первыми воспитателями ребенка; они не односторонне влияют на ребенка, а взаимодействуют с ним; это взаимодействие во многом определяется соотношением пола ребенка и родителей и отношением последних к полу ребенка: важная роль отношений взрослых между собой подчеркивает роль семьи как воспитателя; половое воспитание в семье ключевым образом влияет на восприятие ребенком разворачивающихся позже более широких влияний; успешность полового воспитания в семье зависит и от выраженности маскулинности – фемининности у ребенка.

Сверстники. Их роль в половом воспитании обычно определяется тем, чего не делают взрослые. Именно они оказываются основным источником информации о половых различиях и сексуальном поведении [Исаев Д. Н., Каган В. Е., 1979; Gagnon J., 1977]. Эта информация немедленна, откровенна и реалистична, но и очень неточна, часто опошлена. «Улица воспитывает. Сокрушаться по этому поводу бесполезно, да и неразумно. Лучше подумать: как помочь улице в ее воспитательной работе»[12]. Принципиально важным при этом является признание существования особой, преимущественно скрытой от глаз взрослых, детской субкультуры: ребенок – «не только объект воспитательных воздействий со стороны взрослого, но и субъект познания и общения, носитель и творец собственной культуры»[13]. «Педагогизированное» сознание взрослых, – отмечает М. В. Осорина, – связано со стереотипными образами детства, беспочвенно однозначными представлениями о правилах поведения так называемого «нормального» ребенка, непониманием половозрастных особенностей детского восприятия и творчества, стремлением подчинить ребенка, игнорированием или отверганием многих сторон и проявлений детской субкультуры – «страшилок», изученных и описанных О. Н. Гречиной и М. В. Осориной (1981); «неприличного» и потаенного детского эротического фольклора [Осорина М. В., 1985]; детских «магии», дразнилок, пародичности поведения и т. д. Характерной чертой детской субкультуры «…является ее демонстративное противостояние «правильному» и нередко подавляющему миру взрослых и даже пародирование этого мира, позволяющее детям почувствовать свою самостоятельность, утвердить собственные нормы и ценности»[14]. Уже сама по себе поразительная устойчивость традиций детской субкультуры, переходящих из поколения в поколение, несмотря на борьбу с ними взрослых (например, надписей и рисунков на стенах), заставляет предположить их существенность для детского развития. На всех возрастных уровнях детской субкультуры традиции девочек и мальчиков существенно различаются, что привлекает возрастающее внимание исследователей. Именно в среде сверстников ребенок может испытывать себя как представитель пола, апробировать усваиваемые полоролевые установки в нерегламентируемом взрослыми общении. Дети подкрепляют друг у друга соответствующее полу поведение, а вызывающее отрицательное отношение сверстников поведение, не соответствующее полу, прекращается быстрее, чем подкрепляемое. Эти данные M. Lamb и соавт. (1980) тем более значимы, что на них не повлияли индивидуальные вариации чувствительности к поощрениям и наказаниям. С возрастом осознаваемые и мотивированные отрицательные реакции на несоответствие поведения сверстника (‑цы) полу учащаются. Наблюдая около 500 детей от 3 до 5 лет, B. Seegmiller (1980) пришел к выводу, что половая роль – один из самых распространенных механизмов детского научения. Если в общении со взрослыми ребенок ориентируется на стандартные стереотипы полоролевого поведения, то в общении со сверстниками он практически проделывает динамику половой дифференциации. В детской субкультуре происходит важнейшая часть того процесса, в котором «ребенок в известном смысле сам является творцом своего воспитания. В том смысле творцом, что воспитывает та деятельность, которая исходит из души ребенка, является его собственной деятельностью, основанной на побуждениях его „я"» [Азаров Ю., 1984]. Роль и значение детской субкультуры в половом воспитании сколько‑нибудь серьезно пока не исследованы.

Рис. 4. Отношение к понятиям «сексуальная жизнь» и «проявления сексуальности у детей» у детских психиатров.

а – отношение к понятию «сексуальная жизнь» – сравнение показателей мужчин и женщин; б – то же для отношения к понятию «проявления сексуальности у детей»; в – сравнение отношений к исследуемым понятиям у мужчин; г – то же у женщин. Указаны только достоверные различия. По оси абсцисс – показатели расстояний между понятиями «сексуальная жизнь», «проявления сексуальности у детей» и терминами, выражающими отношение (по оси ординат).

Но уже само допущение необходимости ее для развития личности, ее существование могут избавить взрослых от многих неадекватных шагов в половом воспитании.

Организованное обучение и воспитание. Не так давно вопрос о половом воспитании в структуре организованного обучения и воспитания практически не стоял. И сейчас сохраняют свою актуальность многие возражения педагогов и воспитателей против этой работы, на которые врач должен уметь аргументированно возразить. Педагогическая нагрузка за счет полового воспитания не возрастает, так как основная его часть должна быть «растворена» в других предметах. Те, кто пытается работать по введенной программе, ссылаются на свою неосведомленность и неподготовленность, но это лишь актуализирует вопрос о такой подготовке, которая не противоречила бы и личным интересам педагога. Различный уровень развития детей должен, конечно, учитываться, но едва ли он имеет большее значение, чем во всех остальных областях педагогики. Реализация мнений о желательности индивидуальной работы с детьми привела бы к практическому ее отсутствию, ибо даже при желании педагога она связана с высокими психологическими перегрузками, на много большими, чем при работе с классом. Передача детям необходимых общих сведений педагогом обеспечена его профессионализмом, тогда как врачу даже высокой квалификации она едва ли доступна в силу педагогической неподготовленности и неизбежной ограниченности своей сферы знаний (по данным бесед с директорами школ видно, что для таких бесед они склонны приглашать психиатра, уролога, венеролога, иногда – психолога). Так обстоит дело в школе. В дошкольном организованном воспитании половое воспитание не представлено вообще; лишь некоторые воспитатели интуитивно реализуют дифференцированный подход к мальчикам и девочкам, акцентируя внимание детей на обязанностях мальчиков помогать и уступать девочкам, не обижать их, заступаться за них и т. п. [Репина Т. А., 1984]. Нельзя не отметить явную односторонность этой интуитивной тактики, которая весьма красноречива как характеристика воспитания, осуществляемого почти исключительно женщинами: воспитываются не взаимоотношения мальчиков и девочек, а одностороннее долженствование мальчиков. Если в семье эта «фемининная педагогика» хоть отчасти компенсируется возрастающим участием отцов в воспитании, в школе необходимое выравнивание запрограммировано школьной реформой, то в детском саду она остается пока абсолютным принципом воспитания, казуистические исключения из которого лишь подтверждают его. Отмечая необходимость учета диалектики противоречий, с которыми сталкивается педагог в детском саду, Т. А. Репина пишет: «Перед педагогом встает сложная задача – найти пути, способствующие дружбе между мальчиками и девочками, и вместе с тем не тормозить процесс половой дифференциации»[15]. Сгладить эти противоречия, полагает Т. А. Репина, могут учитывающие интересы и мальчиков, и девочек сюжетно‑ролевые игры. В спонтанных детских играх так и происходит.

Но организация таких игр педагогом предполагает его участие, а при существующем в дошкольном воспитании положении в таких организованных играх будет не хватать только одного участника – мужчины.

По существу аналогичное положение сохраняется и в школе вплоть до 8‑го класса, когда подросткам впервые будут преподнесены сведения о воспроизводстве человека. До этого времени половое просвещение практически педагогами не осуществляется и не имеет методических основ, а воспитание продолжает линию долженствования мальчиков и носит характер односторонних деклараций типа: «Девочка – будущая женщина, это мать и сестра». Половая социализация в школе пока определяется преобладанием женщин среди преподавателей.

Дискуссия о том, кто – школа или семья – должен проводить половое воспитание, еще недавно разрешающаяся приглашениями врача для бесед с подростками и упованиями на средства массовой коммуникации и искусство, сегодня уже не носит столь острого характера, как это было до введения в школах соответствующего курса. Но отношения в треугольнике «семья – школа – медицина» все же требуют уточнения. Врач, даже если он обладает более или менее интегрированным запасом сведений (в процессе обучения он их не получает; в программах циклов усовершенствования вопросы детской сексологии обычно если и затрагиваются, то лишь очень бегло), ни физически, ни за отсутствием педагогического опыта не может быть ни основным, ни – тем более – единственным проводником полового воспитания, но он может и должен, как мы уже отмечали, быть консультантом, а при необходимости – и воспитателем воспитателей (родителей, педагогов). Но и при этом сохраняется вопрос: какой именно врач? Задачи дошкольно‑школьных отделений детских поликлиник ограничиваются соматической медициной – ни психогигиена, ни психогигиена пола в них не входят. Безусловно, минимумом знаний этого рода должен владеть каждый педиатр. Но когда за дело отвечают все, то практически не отвечает никто. Между тем, именно дошкольно‑школьные отделения в силу своего места в системе здравоохранения и воспитания, по нашему мнению, могли бы стать такими психогигиеническими центрами, работающими в непосредственном контакте с отделами народного образования.

Литература и искусство – специфические средства познания мира, содержательной осью которых так или иначе является поиск смысла жизни и места человека в ней; они никогда не обходили вопросов пола, сексуальности, эротики. В русских народных колыбельных песнях прямо отражались полоролевые стереотипы: «Баю‑баю девушку – /На полянке жнеюшку, /На лужке грабеюшку, /У стола стряпеюшку,/ – У окошка швеюшку./Баю‑баю паренька – /На полянке пахарька,/– На гулянке форсунка, /На беседе плясунка»[16]. Целомудренная откровенность народного творчества воспринималась лучшими литераторами: «Кабы я была царица, – /Третья молвила сестрица, – /Я б для батюшки‑царя/Родила богатыря… Царь недолго собирался:/В тот же вечер обвенчался./Царь Салтан за пир честной/Сел с царицей молодой;/А потом честные гости/На кровать слоновой кости/Положили молодых/И оставили одних…А царица молодая, /Дела вдаль не отлагая/С первой ночи понесла»[17].

Волшебная сказка несет в себе образы сложных концептуальных трактовок пола. Образ Бабы‑Яги – это образ, в известном смысле, антиженщины, т. е. женщины (физически) без женственности (душевно). Интересно, что у детей образ Бабы‑Яги не связывается со страхом боли, физических страданий, но всегда (даже у самых маленьких, не знающих еще, что такое смерть) со страхом небытия – отрыва от матери, разлукой с ней навсегда. Отец 5‑летнего мальчика, возражая против мнения жены о болезненности страха Бабы‑Яги у сына, cказал: «Я думаю, что это и не страх даже, хотя он боится. Помню – в детстве Баба‑Яга казалась мне уродливо женственной. Она была для меня антиподом мамы, который хочет казаться моей мамой, отнять меня у нее, утащить в какую‑то жуткую тьму. От этого я начинал особенно сильно любить маму. От чего же тут лечить? Это – корни любви». Анализ значения сказки в половом воспитании – задача особая, ждущая своего исследователя. Мы лишь хотели обратить внимание на это значение.

Если сказка почти не встречает препятствий на пути к ребенку, то с литературой и искусством вообще дело обстоит сложнее. В силу некоей молчаливой договоренности взрослые склонны делить произведения искусства на «полезные» и «вредные», «возвышающие» и «развращающие», «педагогические» и «антипедагогические», устанавливая цензуру в чтении и знакомстве с ними, ограждая детей и подростков от всякой информации, трактующей отношения полов, телесность пола, многомерность отношений мужчины и женщины. «Но прекрасное существует. Существует мудрый Рембрандт и неуемный Рубенс; существует грозный в своем смехе Рабле и веселый Бокаччо. И весь ужас в том, что существуют они уже задолго до того, как нашим мальчикам и девочкам стукнет по шестнадцать лет. Но если этим мальчикам и девочкам постоянно талдычить, что под одеждой все люди голые и при этом они еще делятся на мужчин и женщин (какой позор!), старик Рабле помрет, не родившись в их сознании, потому что побегут они не к нему…, а к замочным скважинам. Потому что легче всего научить человека видеть мир через замочную скважину»[18].

Беда не литературы и искусства, а воспитания, когда интерес к миру отливается в форму самодовлеющего сексуального любопытства.

Воспитательное значение воспеваемой литературой и искусством возвышенной, романтической любви несомненно. Но любовь несводима только к ее платонической стороне: «Когда описывается жизнь Дафниса и Хлои, их любовь легка, они освобождены от необходимости быть такими, как все. Им надо объяснять, что такое любовь даже в техническом смысле. Они такие, какими никто никогда не бывал»[19]. Поэтому надежды части взрослых на то, что дистиллированные их отбором литература и искусство могут обеспечить задачи полового воспитания, нереалистичны и наивны. Литература и искусство создают неограниченные возможности выработки позитивного отношения к полу, одухотворения человеческой сексуальности только при ясном понимании взрослыми важности не регламентации восприятия, а помощи в формировании отношения к воспринимаемому.

Вместе с тем, к современной литературе можно предъявить некоторые претензии. Мы сталкивались с мнением о том, что такие претензии необоснованны, что психогигиена пола не может быть руководством для литератора. Но вот что говорят сами литераторы: «…адюльтер стал общим местом многих современных рассказов, повестей, романов, спектаклей, фильмов… Конечно, не писатели ввели моду на адюльтер…, но многие из них ответственны за ее распространение тем, что эксплуатируют ее на бытовом уровне…не подвергая ни серьезному анализу, ни тем более нравственной оценке и моральному суду. Более того, авторитетом литературы они невольно (даже вопреки субъективному намерению) «санкционируют» ее, ибо слишком уж беззаботно, безответственно, а порой даже смакуя, расписывают супружеские измены… Урон несут не столько душа отдельного человека, но и семья в целом как общественный институт»[20].

Средства массовой коммуникации в современном мире образуют один из важнейших путей воспитания. Их педагогический потенциал становится предметом возрастающего внимания. Массовость аудитории, живость, разноплановость, вариации форм подачи и интерпретации делают их чрезвычайно привлекательными для детской и молодежной аудитории. Не только специально посвященные вопросам любви, брака, семьи, пола материалы, но и развлекательные программы могут серьезно служить целям полового воспитания. Технические возможности делают их эффективными ретрансляторами литературы и искусства. Казалось бы, они могут стать основным и главным каналом полового воспитания, – тем более, что они не связаны с эмоциональными барьерами личного контакта. Это, однако, не так. Им недостает персонификации информации через референтных лиц, способствующей более глубокому запечатлению. Они могут порождать чрезмерно унифицированные стереотипы и становиться психотравмирующими для тех, кто этим стереотипам не соответствует. Массовость аудитории может обернуться и недостатком, когда искаженные смыслы, порождаемые даже просто не совсем точными формулировками, распространяются «массовым тиражом». Они воспринимаются сквозь призму уже сложившихся установок, а потому не имеют точно планируемого эффекта: одного информация о противоправном сексуальном поведении приводит к формированию нравственных «табу», а другого притягивает.

Научная популяризация и санитарно‑просветительная работа. Еще в 1978 г. Д. В. Колесов и Н. Б. Сельверова отмечали недостаточность методологической разработки проблем полового воспитания и представленность работ по половому воспитанию в основном популяризацией, отражающей не столько научные исследования, сколько обыденный здравый смысл и благие намерения авторов. Этот пробел призвана восполнить междисциплинарная сексология [Кон И. С, 1981, 1984]. Однако пока это не изменило заметным образом ситуацию, характерную не только для полового воспитания: «… методологическая нагота, прикрываемая в академических работах специальным и, как правило, ограниченным характером задач…. неприкрыто влияет именно в работах популярного жанра. Не парадокс, а элементарная истина заключается в словах о том, что популярная книга – самый трудный из всех жанров»[21]. Не менее, если не более трудным жанром является популярная лекция на темы пола и сексуальности. Среди немногих серьезных книг для взрослых следует назвать работы Н. М. Ходакова (1979) и В. З. Владина и Д. 3. Капустина (1981), осуществленный в Кишиневе перевод книги чешских авторов [Pondeličkova‑Mašlowa J., Pordeliček J., 1981].

Литература для подростков изобилует просчетами, связанными с игнорированием половозрастной психологии читателя, отсутствием не только методологического, но и методического обоснования.

Ведущей остается тенденция подменять вопросы пола общегигиеническими проблемами, а вопрос о том, как проводить половое воспитание – морализирующими формулировками общего типа. Дело не в обсуждении тех или иных конкретных лиц, организаций и изданий – все они по мере сил стремятся ликвидировать дефицит знаний населения в области пола и сексуальности и уже тем самым заслуживают признательности. Но сексология, психогигиена пола и половое воспитание – не область проявления житейской мудрости авторитетных в других областях знаний специалистов, а специальная сфера теории и практики. На повестке дня стоит вопрос о необходимости коллегиального и профессионального поиска форм и методов, позволяющих преодолеть существующие трудности. Создание серии научно‑популярных изданий для всех контингентов читателей (детей, подростков, юношей и девушек, молодых супругов, родителей, педагогов и воспитателей) должно, по нашему убеждению, стать ближайшей задачей авторских коллективов, состоящих, по крайней мере, из сексолога, детского сексолога, психолога, педагога, врачей, обладающих необходимым для популяризации литературным даром. Одна хорошая книга, обеспечивающая читательский спрос, лучше множества посредственных, тем более, что посредственность в этой области может быть ятрогенной.

В едва ли не единственной, известной нам, серьезной работе по методике научной популяризации знаний о поле и сексуальности Г. С. Васильченко и Ю. А. Решетняк пишут: «…предрешая вопрос о том, что может интересовать данную возрастную группу, а что не может, заранее искажают образ ее истинных интересов, а это искажение создает замкнутый круг: искажение запроса – искажение ответа – искажение запроса»[22]. Применительно к лекционной работе они подчеркивают важность оптимальной организации аудитории, как минимум, по возрасту и полу.

Врачу приходится выступать в роли не только собственно лектора, но в известной мере и в роли организатора и «режиссера» лекционной работы. Положение, при котором врач – лишь «исполнитель заказа», нельзя считать верным, так как сам этот заказ часто диктуется неадекватными мотивами, например, стремлением при помощи лекции остановить вспыхнувший в классе или в школе интерес к сексуальной стороне жизни, предупредить подростковую беременность – причем толчком к такому заказу является сексуальный проступок, ранняя беременность и т. д. По существу, от врача при этом ждут не просвещения и воспитания, а неотложной помощи, оказать которую лекция не может, либо сообщений, продолжающих начатую педагогами линию запугивания. Порой такое содружество с врачом оборачивается попытками педагогов переложить на него едва ли не всю программу полового воспитания. Беря на себя исполнение подобных ролей, врач всякий раз испытывает неудовлетворенность своей деятельностью и, мягко говоря, не способствует постановке оптимального полового воспитания.

Можно ли избежать таких ситуаций, порой навязываемых врачу педагогами, общественными организациями, а иногда и органами здравоохранения? На наш взгляд – да. Для этого усилия врача должны быть направлены на системное построение работы. Начинать ее лучше всего с педагогов, взгляды которых на уместность полового воспитания и различных его форм очень неоднородны. Задача врача на этом этапе: подготовить в педагогическом коллективе такое отношение к вопросу, при котором педагоги смогут быть союзниками и помощниками врача в работе с родителями и детьми. В это же время врач стремится привести педагогов к адекватному пониманию возможностей медицины в половом воспитании. Тогда на следующем этапе – работы с родителями – участие врача может быть уже меньшим. Он берет на себя лекции по медицинским аспектам полового воспитания, оставляя более широкие вопросы педагогам и другим специалистам (психологу, юристу и т. д.). Лишь на этом фоне может быть развернут третий этап: непосредственная работа с детьми и подростками, к которой они теперь подготовлены усилиями педагогов и родителей. Начиная работу прямо с третьего этапа, врач рискует вызвать скрытое или явное неодобрение семьи и школы даже тогда, когда он действует абсолютно верно в пределах частных задач. Порой это неодобрение принимает формы общественного или административного осуждения, надолго блокирующего врача как проводника полового воспитания. На первый взгляд, построение такой системы санитарно‑просветительной работы требует значительного опыта. В действительности же, чем меньше опыт лекционной работы, тем настоятельнее потребность в создании такой системы; именно она может «подстраховать» малоопытного лектора и, более того, именно такая система, участвующие в ней педагоги и родители могут оказать врачу неоценимую помощь, пренебрегать которой едва ли разумно. В союзе же с опытным лектором‑врачом такая система значительно увеличивает эффективность своей деятельности.

В специальном обсуждении нуждается тематика врачебных лекций. Прежде всего это специальные медицинские вопросы: медицинские аспекты полового созревания, аборт, контрацепция, ранняя беременность и ее влияние на здоровье матери и ребенка, венерические заболевания и др. Названия таких лекций должны быть деловыми и четкими, лишенными завлекательности и игривости, которые могут перевешивать эффект самой лекции («Откровенный разговор о самом сокровенном», «Вредные привычки у подростков» и др.). Едва ли следует врачу читать лекцию для подростков «О любви» – это сводит сложнейшее интимное и возвышенное явление к сугубо медицинским аспектам, что неверно в своей основе. Но подготовленный врач вполне может обсуждать вопросы психологии отношений любящих и супругов, пути предупреждения и разрешения партнерских конфликтов. Многое здесь зависит от индивидуальных особенностей врача, круга его интересов, наконец, просто человеческой широты. Использование готовых «фондовых» лекций и конспектов возможно лишь в крайних случаях: любая аудитория быстро улавливает, когда лектор «поет с чужого голоса», говорит о непродуманном им и неинтересном для него самого, теряется при малейших попытках варьировать содержание или при выходящих за пределы конспекта вопросах. Особо чувствительны к этому подростки.

Одна из типичных трудностей связана с решением вопроса о совместных для мальчиков и девочек или раздельных лекциях. Однозначного решения быть не может, так как в первую очередь это зависит от темы. Конечно, о гигиене менструального периода надо рассказывать девочкам отдельно, как и мальчикам о поллюциях и мастурбации. Но общее знакомство со всеми вопросами вполне возможно в смешанной по полу аудитории. Многое зависит от возможностей и позиций самого врача, и уместно, стремясь к расширению диапазона своих возможностей, в каждый настоящий момент действовать в пределах своих способностей. Мы неоднократно убеждались в том, что за редким исключением углубленного изложения специфически «мужских» или «женских» тем работа в разнополой аудитории успешнее и эффективнее: она подготавливает к взаимоотношениям на основе достаточного знания об особенностях людей своего и другого пола, снимает налет стыдной тайны с обсуждения психосексуальных проблем, стимулирует чувство взаимной ответственности.

Порой полагают, что задача лекции – сообщение информации, и только. Будь это так, лекции были бы излишни уже потому, что ни один лектор не может дать информации больше, чем содержится в литературе. Но он дает ее иначе – в живом общении, с поправкой на реакцию аудитории, из души в душу, способствуя выработке оптимальных личностных смыслов. По существу, в лекционной работе применимы многие приемы психотерапии, психологической коррекции. Поэтому знакомство с методическим аппаратом психотерапии и психологической коррекции оказывает лектору неоценимую помощь, давая возможность сознательно использовать приемы рациональной психотерапии, переубеждения, внушения, массовой психотерапии, групповой дискуссии и т. д.

Наконец, проводящий половое воспитание врач должен отдавать себе как можно более ясный отчет в собственном отношении к проблемам пола и полового воспитания и соотносить их с задачами и принципами полового воспитания с тем, чтобы избежать прямой проекции личного опыта на воспитательную работу и консультирование. В известном смысле тестом может быть категоричность личных позиций, непримиримость к другим подходам и мнениям – они, как правило, указывают на существование травмирующих моментов в личном опыте. Обнаружив у себя эти черты, врач должен попытаться понять истоки их и сделать на них поправку. В противном случае он рискует превратить санитарно‑просветительную работу в области полового воспитания в навязывание аудитории своих взглядов, подменяющих содержание программ полового воспитания. Это, как мы думаем, одна из наиболее трудных задач, которая не может быть решена всеми одинаково быстро, успешно, а тем более – одинаковыми путями. И это то обстоятельство, благодаря которому, выступая в роли консультанта и воспитателя воспитателей и подрастающего поколения, врач не может не быть воспитателем и себя самого.

Непосредственный результат плохо прочитанной лекции, разумеется, не обнаруживает себя так ярко, как результат плохо проведенной хирургической операции, во всяком случае, лектор его не наблюдает. Это может создавать впечатление полного благополучия в области полового воспитания тогда, когда до благополучия далеко. Поэтому на врача‑организатора, обеспечивающего работу в этой области, ложится задача налаживания обратных связей с аудиторией и отбора врачей, желающих и способных осуществлять половое воспитание: формальный учет количества прочитанных лекций и недифференцированная «обязаловка» здесь просто вредны.

* * *

Если оценивать далекие перспективы системы полового воспитания, то она, видимо, должна будет на новом витке спирали общественного развития воспроизводить основную закономерность «повторяющихся культур», т. е. стремиться к единству социализации, воспитания и просвещения. В процессе же создания этой системы на сегодняшнем его этапе, закладывающем основы такого единства, необходимо четкое и содержательное определение всех путей и проводников полового воспитания, выявления их воспитательной потенции.

Создание такой системы неотделимо от прогресса общественного развития. «Длительное время – как минимум на протяжении первой, начальной фазы развития новой формации… весьма существенные элементы старой культуры оказываются еще вкрапленными в культуру нового типа. В этот период культура нового типа существует еще в неразвитом виде, а во многих своих аспектах и вовсе еще лишь как доминирующая тенденция развития. Далеко еще не преодоленными оказываются те или иные элементы старой культуры, хотя общая смена ее исторического типа уже налицо. Культура социалистического общества – первой, начальной фазы коммунистической формации – не представляет собой в этом отношении исключения… надо, безусловно, фиксировать наличие в культуре социалистического общества заметных рецидивов традиционных культур… Эти элементы старой культуры существуют не обособленно, не строго отграниченно от ткани новой культуры, а переплетаются с ней, образуя порой весьма причудливые сочетания, где существуют и взаимодействуют противоречащие друг другу (вплоть до полного взаимоотрицания) элементы старого и нового»[23]. Эта характеристика текущего этапа культурного строительства, составной частью которого является и половое воспитание, диктует необходимость инициативы, но и обязывает к осмотрительности, к тщательному обоснованию и поиску путей, форм и методов работы. Половое воспитание не должно ни отставать от развития культуры, ни быть на поводу у любой культурной тенденции, ни оставлять позади существующую культуру. Но оно обязано соответствовать основным позитивным потенциям развивающейся культуры коммунистической формации и систематически следовать им, избегая таким образом искажающих влияний существующих противоречий.

Решая эти задачи, медицина и медицинская психология не должны лишаться основного своего предмета – охраны физического, психического и сексуального здоровья подрастающих поколений. Это требует соотнесения общих задач, путей и методов полового воспитания с закономерностями психосексуального развития, его возрастными особенностями.

Глава 3