Модуль женской ревности

Раз уж центральной стратегией женской репродукции являются долговременные отношения, то женская ревность отражает в основном, угрозу именно им. В отличие от мужской, женская ревность возникает, главным образом, при риске потери инвестора ресурсов, поэтому сугубо безэмоциональный секс её мужчины «на стороне», вызывает, в общем и среднем, менее сильные переживания, чем его пылкая, пусть даже платоническая, любовь к другой женщине. Ведь безэмоциональный секс с другой женщиной, особенно – профессиональной проституткой, вряд ли перейдёт в долговременные отношения, а значит – вряд ли вызовет долговременное и стабильное отвлечение материальных ресурсов на неё. Если же говорить о мужских сексуальных «ресурсах» (частоте совокуплений), то их некоторая, и не всегда даже заметная недостача не сказывается на перспективах процветания «законной» генетической линии. Не говоря уж о том, что собственные походы «на сторону» этот дефицит покрывают без проблем: найти мужчину лишь для совокуплений неизмеримо проще, чем мужчину для длительной поддержки. Но вот глубокая увлечённость мужчины другой женщиной чревата полным распадом пары и полной (по крайней мере – в эволюционном прошлом) потерей его ресурсов. А это, на протяжении почти всей истории человечества (не так уж и далёкой, кстати), могло быть катастрофой…

А как это выглядит в жизни?

Все эти модули не работают каждый сам по себе – мало того, что многие из них антагонистичны друг другу, и мало того, что оптимальная стратегия одного пола – не есть оптимальная стратегия другого. Сверх всего этого существует фон других инстинктов и разнообразных культурных традиций, на котором всё это происходит.

И получается нечто очень своеобразное. В области своих брачных стратегий человек воистину уникален – ни у одного живого существа не наблюдается такого брачного разнообразия. Нет, мы не о гомосексуализме – это‑то как раз явление довольно заурядное в животном мире; мы о «законных» брачных отношениях. У каждого биологического вида брачные отношения стабильно единообразны – настолько, что на них можно опираться, как на видоспецифический маркер, и использовать для отличения одного вида от другого.

Научные термины

МОНОГАМИЯ – Брачная система, при которой семья состоит из строго одного взрослого мужчины, и строго одной взрослой женщины, а также их детей. Подразделяется на пожизненную – когда брак обязан продолжаться до смерти одного из супругов (в экстремальных вариантах пожизненной моногамии жена может умерщвляться после смерти мужа, но обычно после смерти одного из супругов другой получает право создать новый брачный союз), и сериальную – когда допустим развод живых супругов и образование ими новых семей.

ПОЛИГАМИЯ – Брачная система, при которой у супруга одного пола может быть несколько супругов другого. Подразделяется на широко распространённую полигинию – когда у одного мужчины может быть несколько жён, и исчезающе редкую полиандрию – когда у одной женщины может быть несколько мужей.

ГРУППОВОЙ БРАК – Скорее гипотетическая брачная система, при которой несколько мужчин владеют сразу несколькими женщинами. Как стабильная система достоверно не наблюдается нигде, и нет надёжных свидетельств о её сколь‑нибудь широкой распространённости в прошлом. Эпизодический промискуитет в отдельных охотниче‑собирательских обществах, и в пресытившихся жизнью кругах богемы называть браком вряд ли правильно – ведь надёжная репродукция (у людей) в такой системе невозможна.

У людей же наблюдаются практически все возможные виды брачных отношений: это и моногамия (пожизненная и сериальная), полигамия в форме полигинии и полиандрии, и даже, в виде отдельных эпизодических вкраплений – «узаконенный» промискуитет, иногда по исторической традиции называемый групповым браком. Анализ исторических и антропологических данных показывает, что эволюционно наиболее типичной для нашего вида была формальная полигиния, фактически обычно вырожденная до сериальной моногамии. В такой системе иметь более одной жены было разрешено, но практически было редкостью. Причём, даже если семья действительно была полигинной, количество жён у одного мужчины, как правило, не превосходило 3–4, что даже нашло своё отражение в Коране. Гаремы в десятки и сотни женщин были доступны лишь царствующим особам, и не могут считаться типичными. С другой стороны, скрытая полигиния весьма распространена даже в строго моногамных культурах и обществах.

Культура‑культурой, но все вышеописанные модули никуда не деваются, и продолжают работать в любых условиях, хотя удельный вес их может меняться в зависимости от конкретных условий и характеров конкретных их носителей. Например, в условиях изобильной внешней среды относительно выгодны краткосрочные поведенческие стратегии вообще – и половые в том числе (промискуитет, нестабильная, нестрогая моногамия и полигиния); в условиях скудной внешней среды, где выживание может быть гарантировано только совместными и самоотверженными усилиями всех членов популяции, начинают предпочитаться долгосрочные стратегии – применительно к половым инстинктам это, во‑первых, влечение к матронам у мужчин, и к преданным инвесторам у женщин, а во‑вторых – снижение (или подавление) мужской сексуальной экспансии, приводящее к преобладанию моногамных и, в предельных случаях – даже полиандрических отношений. Впрочем, полиандрия всегда была крайне редка у людей, а сейчас исчезла практически совсем. Видимо, она являлась каким‑то экзотическим завихрением, специфической проекцией особых социально‑экономических условий на брачную сферу. Неспроста многомужество (в соответствующих культурах) было характерно, прежде всего, для женщин высокого социально‑экономического положения – как и многожёнство для высокостатусных мужчин в полигинийных культурах.

Гомосексуализм

В принципе, гомосексуализм не заслуживает того внимания к нему, каковым пользуется, и в силу нашего обещания не слишком углубляться в частности мог бы не рассматриваться. Но поскольку это один из наиболее часто задаваемых эволюционистам вопросов, то отдадим дань этой традиции.

Гомосексуализм – далеко не экзотика в животном мире. Он часто наблюдается и у птиц (напр. пингвины или гуси), и у млекопитающих, включая высших (да и низших) обезьян, у членистоногих и беспозвоночных. Так что полагать гомосексуализм «отвратительным порождением загнивающего общества потребления» нет никаких оснований – всё это гораздо глубже.

Версий возникновения гомосексуализма много: есть, например, такая, что гомосексуалистами чаще становятся сыновья «высококоличественных», гиперсексуальных женщин, возможно, их гены «женской гиперсексуальности» иногда по ошибке срабатывают в сыновьях. Также популярна гипотеза о его сцепленности с какими‑то другими, безусловно адаптивными генами, не обязательно имеющими прямое отношение к репродуктивному поведению. Впрочем, среди этих очень многочисленных версий возможной адаптивности гомосексуализма до конца убедительных нет: и скорее всего, гомосексуализм никак не адаптивен – ни прямо, ни косвенно. Вполне возможно, что гомосексуализм – это просто сбой в половом поведении, вполне подходящий, наряду со зрением, для иллюстрации раздела «Идеалы и адаптации». Осознавать это, возможно, неприятно, но раз половое поведение создавал не разумный «Творец», то почему какое‑то биологическое явление обязательно должно быть адаптивно? Вполне правдоподобно, что это сугубый балласт, полное избавление от которого, однако, не имеет большой эволюционной целесообразности – как нет большого смысла избавляться от «мусорной ДНК» в хромосомах эукариот; просто приспособиться к её наличию выходит «проще». Если осознать тот факт, что врождённое поведение создавал не всевидящий, безупречный и всеблагой «Творец», а совершенно «земной» процесс, действующий методом хаотичного перебора того, что «было под рукой», то вопросы о том, «зачем» нужен гомосексуализм, наркомания, дето‑ и самоубийство, зачем кошка мучает обречённую мышку, и т. п. просто утратят смысл. Да, можно конечно, как метко заметил Докинз, «движением фокусника» извлечь из рукава «цель» любого поведенческого феномена – того же детоубийства, благо у некоторых животных (например, у уже упомянутых львов) оно вполне адаптивно, но это, по сути, та же самая неявная сакрализация результатов деятельности «Творца», от которой мы здесь постоянно предостерегаем. Ну а раз естественный отбор – это не рациональный Творец, то вопрос «зачем» к его порождениям неприменим. О мире, возникшем вне замысла и цели, можно (и нужно), задавать другие вопросы – вопросы о том, как это поведение появилось, как влияет на жизнь этого индивида и общества, как может проявиться ещё, и как к нему следует относиться в нашей жизни. И мы надеемся, что наша книга позволит читателю как‑то приблизиться к ответам на них.