И соседние атаманские республики 3 страница

Григорьев постоянно пререкается с киевским правительством, подчеркивая свою независимость, отправляет свои отряды против соседней петлюровской дивизии полковника Самокища и независимой «армии» «левого» батьки Махно. Демонстрируя свои правые взгляды, Григорьев сговаривается с левыми – партией украинских эсеров‑боротьбистов, которые критиковали Петлюру и заигрывали с большевиками. В то же время высказывания Григорьева типа: «Коммунистов надо резать», угрозы кровавой расправы над бастующими рабочими Харькова выдают в нем сторонника «правой военной диктатуры». Но от Петлюры он требует прекратить всякие переговоры со странами Антанты и возобновить с ними войну за Причерноморье.

Чтобы разобраться в целях и характере возглавляемого Никифором Григорьевым движения, в январе 1919‑го на встречу с ним на станцию Раздельная прибыл Симон Петлюра. И хотя Григорьев уже искал возможности заключить союз с большевиками, хитрый атаман продемонстрировал Петлюре полную лояльность за две недели до измены. Григорьев тогда хвастливо заявлял, что возглавляет 117 партизанских отрядов, объединенных в Херсонскую дивизию. В то время отряды Григорьева были главной военной силой Центроревкома левых украинских эсеров‑боротьбистов. Атаман был военным комиссаром Центроревкома и часто заявлял, что «у нас движение исключительно левоэсеровское».

Он был недоволен переговорами своего командира – атамана Грекова с французским командованием, а также отстранением от власти левых – руководителя Директории В. Винниченко и премьера УНР В. Чеховского, утверждением С. Петлюры лидером Директории, созданием «правого» правительства УНР премьера С. Остапенко. Оппозиционные настроения Григорьева подогревали украинские левые эсеры, активисты, боротьбисты[24], борьбисты[25] и левые эсдеки, отстраненные Петлюрой от власти.

25 января Петлюра приказывает Григорьеву войти в состав Юго‑Восточной группы армии УНР, куда, помимо его дивизии, включалась дивизия Гулого‑Гуленко[26]. Эти соединения должны были быть готовы к выступлению на фронт против белогвардейцев восточнее Александровска, где с середины декабря 1918‑го петлюровцы вели бои с белыми. Именно здесь, в гуляйпольских степях, царила полная неразбериха. Александровск прикрывал от белых Махно, который тогда враждебно относился к Директории. Григорьев не хотел выступать против белых – очень сильного противника, и в то же время он опасался входить в район, контролируемый Махно, боясь конфликта с батькой. Атаман предпочел игнорировать приказ...

Сердитые телеграммы из штаба Петлюры вызывали только протест атамана. Он отвечал своим критикам, что крестьяне «ждут меня всегда, как Бога», а для немецких колонистов он «звезда спасения», «такой дисциплины, как у меня, нет ни в одной части». Григорьев постоянно заявлял, что в его частях за мародерство, бегство с позиций следовал расстрел, а за невыполнение приказов – «25 шомполов и изгнание из отряда». Но все это были очередные выдумки пьяного атамана. Он пригрозил Директории УНР: если обвинения, упреки и угрозы в его адрес не прекратятся, то «я вернусь домой и распущу весь отряд. Тогда приказуйте себе, сколько хотите...» Слабость Директории УНР давала шансы Григорьеву стать ее политическим, а впоследствии и военным оппонентом.

29 января 1918 года атаман, прослужив менее трех месяцев Директории, решился на измену и отослал в штаб украинских войск такое заявление: «В Киеве собралась атамания, австрийские прапорщики резерва, сельские учителя и всякие карьеристы и авантюристы, которые хотят играть роль государственных мужей и великих дипломатов. Эти люди не специалисты и не на месте, я им не верю и перехожу к большевикам». Он призвал Запорожский корпус войск УНР присоединиться к перебежчикам от Директории. Но командиры корпуса не последовали примеру Григорьева и уже через три дня повернули штыки против предателей. Вплоть до апреля 1919 года Запорожский корпус сдерживал распространение григорьевщины на запад от Елизаветграда.

30 января Григорьев начал искать пути к переходу на сторону красных. Он прислал своего представителя в ревком Елизаветграда и заявил, что является «атаманом всех войск независимой Советской Украины» и представителем Совета революционных комиссаров. В ревком Александровска он прислал телеграмму, подтверждая свою солидарность с действиями советского большевистско‑левоэсеровского правительства УССР. «Наш девиз, – писал атаман, – вся

власть Советам и диктатура пролетариата!» Первые операции григорьевцев в новом качестве были ударом в спину вчерашним товарищам по оружию. Неожиданному нападению подверглись отступавшие под напором большевиков украинские части Екатеринославского коша и полковника Котика. Совершив предательство, Григорьев немедленно послал телеграмму в «красный Харьков», в которой хвалился, что «поймал кота», имея в виду полковника Котика. Командование украинской армией в ответ на предательство атамана объявило его «вне закона», причем каждый гражданин УНР имел право убить мятежника.

Тем временем войска Антанты развернули наступление против григорьевцев и в январе 1919‑го заняли все Причерноморье. 29 января Григорьев сообщил ревкому Херсона, что он является представителем Красной армии, хотя он в тот момент еще был «вольным атаманом». Ревкомовцы, поверив на слово атаману, открыли ему «городские ворота». Однако уже через два дня григорьевцы без боя сдали Херсон и Николаев войскам Антанты. 1 февраля Григорьев связался с командованием Красной армии и предложил создать объединенное большевистско‑левоэсеровское командование – Реввоенсовет Украинской советской армии, где бы сам атаман занял достойное место. Григорьев заявляет, что «его войск» на всех фронтах «до 100 тысяч бойцов», что было преувеличением примерно раз в 15–20.

В телефонном разговоре с командующим Украинским фронтом Антоновым‑Овсеенко Григорьев поставил свои условия «объединения»: «Первое – оставить в неприкасаемости наши организации. Второе – все оружие, обеспечение и снаряжение также оставить в нашем распоряжении. Третье: оставить за нами пост и титулы. Четвертое – ...обеспечить от какого‑либо вмешательства во внутренние дела нашей территории, войск и трофеев, которые мы захватили в боях».

Эти условия полностью противоречили порядку формирования частей Красной армии. Большевистское руководство все же частично удовлетворило их, рассматривая григорьевцев только как необходимое «пушечное мясо» для завоевания Украины. Но большевики отклонили предложение говорить на равных с Григорьевым и предложили подчиниться Совету Народных Комиссаров (СНК) Украины и Реввоенсовету. По вопросу о власти большевики обманули и Григорьева, и левых украинских эсеров, пообещав, что власть будет коалиционная и полностью свободно избранная народом на Всеукраинском съезде Советов.

2 февраля украинское советское правительство телеграфировало Ленину о присоединении григорьевских отрядов к Красной армии. К Григорьеву прибыл боротьбист В. Блакитный‑Елланский[27], чтобы подчинить атамана влиянию своей партии и содействовать его вовлечению в Красную армию. Боротьбисты создали свое «украинское правительство» в Знаменке – городке, который контролировал атаман Григорьев, и ожидали там приглашения от большевиков занять «теплые» министерские кресла.

В начале февраля Григорьев выбил украинские республиканские части из Кривого Рога, Знаменки, Бобринской, Елизаветграда. Стараниями атамана‑перебежчика был не только за несколько дней разрушен фронт войск УНР, но и разбиты многие украинские части, оставшиеся верными Петлюре.

18 февраля в Харькове лидеры большевистского повстанческого движения Украины собрались на совещание с правительством УССР. Григорьев тогда впервые встретился с командующим Украинским фронтом В. Антоновым‑Овсеенко. Атаман согласился полностью подчиниться командованию Красной армии и войти в состав 1‑й Заднепровской дивизии при условии автономии его войск (бригады).

Когда 28 февраля 1919 года в штаб Григорьева приехал командующий Харьковской группой советских войск А. Скачко, он «не нашел никаких признаков организации. Цистерна спирта, из которой пьет каждый, кто захочет, сотни две‑три полупьяных бойцов, 500 вагонов, нагруженных всяким добром...» Стало ясно, что бригада разложилась, дисциплина отсутствует, никакой «коммунистической работы» в частях Григорьева не проводится, идеологией занимаются украинские эсеры. Увидев полную анархию в частях Григорьева, Скачко вернулся в центр с убеждением, что «григорьевский штаб нужно немедленно ликвидировать», а атамана сместить. В конце февраля 1919 года украинские левые социалисты, преимущественно эсеры‑«активисты», сумели войти в число доверенных лиц атамана. В его частях они создали Информационное бюро – нечто вроде своего политуправления, которое стремилось воспрепятствовать работе комиссаров в бригаде.

В середине февраля того же 1919 года была сформирована Заднепровская советская дивизия Украинского фронта. В нее вошли: 1‑я бригада – командир Н. Григорьев, 2‑я – командир П. Дыбенко, 3‑я – командир Н. Махно. Общее командование осуществлял Дыбенко.

1‑я бригада атамана Григорьева в составе 1‑й Заднепровской дивизии получила задание держать фронт по линии Олешки–Никополь–Апостолово–Кривой Рог и не допустить объединения интервентов с наступавшими на Северную Таврию белогвардейцами. 20 февраля французы вытеснили григорьевцев из Вознесенска. Однако уже через неделю началось общее наступление на Херсон в составе Красной армии.

Командующий фронтом Антонов‑Овсеенко уточнял, что Григорьеву «мы естественно не доверяли» и уже в марте 1919 года стремились «под каким‑нибудь предлогом» сместить атамана. Однако бригада вела постоянные бои, и лишить ее командования в этот момент было нельзя.

После недели упорных боев григорьевцы 10 марта овладели Херсоном, который обороняли 5 тысяч греков, французов, белогвардейцев. Захватив город, григорьевцы расстреляли несколько сотен греков, которые капитулировали «на милость победителя». Это были части греческой пехоты, передвигавшейся на мулах. Именно эту «мобильную», но небоеспособную пехоту легкомысленные французы думали использовать для наступления в глубь Украины. Кровавая расправа над пленными греками была для Григорьева «компенсацией» за разгром греческой «ослиной кавалерией» одного из его конных отрядов.

Вскоре под напором григорьевцев французское командование вывело свои войска из Николаева. Григорьеву достались огромные трофеи: 20 орудий, бронепоезд, много пулеметов. В боях под Одессой, у Березовки, к этим трофеям прибавилось 8 орудий, 100 пулеметов, 7 паровозов и 5 танков (!). Это были первые танки, захваченные красными. Заняв два крупных города юга, Григорьев отправил телеграмму военному губернатору Причерноморья и градоначальнику Одессы (с согласия французов) генералу Гришину‑Алмазову, требуя безоговорочно сдать город, угрожая в противном случае снять с генерала кожу и натянуть ее на барабан. «Обкладываю Одессу и скоро возьму ее. Приглашаю всех товарищей партизан приезжать на торжество в Одессу!» – хвастливо заявлял атаман.

Тогда Григорьеву удивительно везло. Ведь его 10–12‑тысячной бригаде в районе Одессы противостояли 18 тысяч французских, 12 тысяч греческих, 4 тысячи белогвардейских и 1,5 тысячи польских солдат и офицеров. Силы оборонявшихся в три раза превосходили силы григорьевцев. Но случилось то, чего никто еще месяц назад не мог предвидеть...

В начале апреля 1918 года во Франции пало министерство Клемансо, и первыми шагами его преемников – левых радикалов – было возвращение во Францию своего десанта из Украины и прекращение интервенции. Франко‑греческие войска получили приказ: в течение трех дней оставить Одессу. Но они поспешили и покинули ее через два дня, передав власть местному совету. Это было внезапное, неожиданное бегство. Ведь еще несколько дней назад союзнические войска, удерживая фронт, бились с григорьевцами на подступах к Одессе за станции Березовка и Раздельная.

Небольшие отряды, которыми командовал генерал Гришин‑Алмазов, пытались организовать оборону, но, осознав бесперспективность сопротивления, попросились на французские корабли, чтобы морским путем покинуть Одессу. Войска Григорьева, не встретив отпора, победоносно вошли в город.

Красный командарм Скачко докладывал в центр: «Одессу взяли исключительно войска Григорьева. В двухнедельных беспрерывных боях бойцы показали выносливость и выдающуюся революционную стойкость, а их командиры – храбрость и военный талант... Прошу товарища Григорьева, который лично показал пример мужества в боях на передовых линиях, под ним было убито двух коней, и одежда прострелена в нескольких местах, и который добился победы над сильным врагом с незначительными потерями, наградить орденом Красного Знамени...»

Зазнавшийся Григорьев трубил о своей победе над Антантой на весь свет: «Я победил французов, победителей Германии, и один мой снаряд выбил председательское место из‑под Клемансо!» Атаман после взятия Одессы явно заболел звездной болезнью. Он говорил о себе как о мировом стратеге, полководце, любил почести и лесть, появлялся «перед народом» в составе большой свиты. После «одесской победы» атамана редко можно было увидеть трезвым, причем, не желая пить один, Григорьев постоянно склонял к пьянству весь свой штаб. Кстати, григорьевцы обожали своего атамана не только за «волю и свободу», а главное за то, что он раздавал большую часть захваченных трофеев бойцам и с его молчаливого согласия григорьевцы реквизировали, или попросту грабили, не только трофейное, но и личное имущество мирных граждан. Григорьев раздавал также часть трофеев крестьянам северных районов Херсонщины, часто выступал в роли третейского судьи в их спорах. Тогда он стремился казаться справедливым и великодушным...

Григорьевцы принялись вывозить эти трофеи эшелонами в родные села. Но на эти богатства были и другие претенденты – местная большевистская власть, которая утвердилась сразу же после захвата Григорьевым Одессы, а также всевозможные дельцы‑махинаторы, а то и просто банды уголовников.

Большевики были недовольны и приказом атамана о проведении широких реквизиций у одесских спекулянтов и ростовщиков. Немедленно к Григорьеву прибыла делегация Одесского ревкома, которая потребовала прекращения реквизиций и заявила, что хозяин в городе один – большевистский ревком.

Конфликт с большевиками Одессы обострился после вывоза огромных «трофеев» из Одесского порта. В херсонские села были отправлены 38 эшелонов всякого добра: 20 тысяч комплектов антантовского обмундирования, 30 тысяч винтовок, 30 цистерн нефти и бензина...

На совещании Одесского большевистского губкома и Одесского округа командиры Кривошеев, Щаденко, командующий 3‑й армией Худяков решили потребовать переформирования григорьевской дивизии и ареста атамана. Однако запрос в Народный комиссариат по военным делам Советской Украины не принес никаких изменений. Григорьева оставили на посту комдива и даже обещали в дальнейшем армию для похода в Европу!

После десятидневного пребывания в Одессе по требованию руководства большевиков и командования григорьевцы все же покинули город. Да они и сами стремились «отдохнуть» в родных селах и не оставаться больше в городе, где конфликт с местными властями в любой момент мог перерасти в кровавую бойню.

Позже, в разговоре с Махно, Григорьев так рассказывал о пребывании своей армии в Одессе и о военной диктатуре, которую он установил на десять дней: «Я как занял Одессу, откуда и ревком жидовский появился. Пришли в мой штаб... Стали требовать, чтобы подчинялись ему, чтобы хлопцы перестали жидов колошматить. А сами знаете, люди в походе изорвались, обносились, а в городе жидов‑спекулянтов много... Я взял город, стало быть, мой он, а тут ревком из подполья вылез и стал мне на пути, говорит о подчинении. Когда наступал, то со мною ни одного ревкомовца не было, а теперь ишь задумали хозяйничать... Арестовал: все жиды, а один дурак русский... ну и того к ногтю своею рукою. Председатель ревкома, коммунист Богун и комиссар порта Малицкий скрылись, а то бы и им то было!»

Потеряв представления о реальности после «победы» Григорьева над Антантой, руководство большевиков решило направить отряды атамана на запад, «на помощь братской Венгрии», «спасать революцию». 18 апреля 1919 года командующий Украинским фронтом предложил Григорьеву начать поход в Европу. Ход был беспроигрышный, войска атамана считались «полубольшевистскими», и всегда можно было списать ошибки на украинских эсеров. Разгром григорьевцев в Европе также устраивал командование, так как они были небезопасны для Украины. Но украинские крестьяне и не думали проливать свою кровь на Дунае, и революция в Европе их не интересовала. Мужиков прежде всего беспокоили реквизиции продовольствия и насилия, чинимые большевиками в их родных селах.

В то же время секретарь ЦК КП(б)У Ю. Пятаков[28] в письме к Антонову‑Овсеенко изложил идею ЦК: «Григорьева нужно немедленно ликвидировать» как «элемент очень ненадежный». Однако командующий фронтом хотел сначала оторвать григорьевцев от их мятежных «родных Пенатов» и ослабить позиции атамана его неминуемым поражением на венгерском или белогвардейском фронтах. В то же время командующий приказал чекистам особого отдела в случае мятежа в дивизии ликвидировать «красного маршала».

Григорьев попросил у командования три недели на отдых для своей дивизии в родных краях, для переформирования частей перед дальним походом. В конце апреля григорьевцы ушли в район Елизаветград–Александрия, большая их часть была распущена по селам. Появление «победоносных повстанцев» там, где хозяйничали продотрядовцы и чекисты, круто изменило обстановку на Херсонщине. Бойцы Григорьева открыто призывали к еврейским погромам, к резне коммунистов и изгнанию русских с Украины. В первых конфликтах, уже через пять‑шесть дней после появления григорьевцев на Елизаветградщине, были убиты несколько коммунистов, чекистов и красноармейцев.

7 мая 1919 года народный комиссар по военным и морским делам Советской Украины Н. И. Подвойский обратился к 3‑й Украинской советской армии с приказом, призывающим ее перенести войну в пределы Румынии «для освобождения угнетенной Бессарабии» и помощи Венгерской революции. Антонов‑Овсеенко приказал перед наступлением к 10 мая сосредоточить силы атамана Григорьева вдоль Днестра, на румынской границе. Атаман ответил ему: «Решено! Я с вами – до конца! Иду на румынов».

1 мая, в День солидарности трудящихся, григорьевцы преподнесли «подарок» жителям советского Елизаветграда, обстреляв город из пушек своего бронепоезда. Через день начался первый из черного списка еврейских погромов, устроенных григорьевцами в мае 1919‑го, – погром на станции Знаменка. Было убито около 50 евреев, 120 домов разграблено. 4 мая в дивизии Григорьева закончила свою работу Высшая военная инспекция. В ее отчете говорилось о необходимости немедленного увольнения Григорьева и его штабистов с командных должностей и предания их суду. 4–6 мая григорьевцы устроили погромы в Елизаветграде, Александрии, на станции Долинская. Но власти еще надеялись, что это стихийные выступления, не имеющие никакого отношения к «красному» командиру дивизии Никифору Григорьеву.

Только 7 мая первым ударил в набат командующий 3‑й Украинской советской армией М. Худяков: он приказал Григорьеву в 24 часа прекратить безобразия, чинимые солдатами его дивизии. В случае, если атаман не сможет утихомирить своих повстанцев, он обязывался прибыть в штаб армии, в Одессу, и сложить с себя полномочия комдива. Если приказ не будет выполнен, то уже через сутки Худяков пообещал начать борьбу с Григорьевым и объявить его мятежником. Получив приказ‑ультиматум, атаман перестал маскироваться и вилять и решил возглавить восстание. В тот же день его пытались арестовать. Несколько чекистов Особого отдела фронта ворвались в штабной вагон и объявили атамана арестованным. Но через несколько минут они сами были задержаны григорьевцами. В тот же день чекистов расстреляли, а всех коммунистов‑политработников дивизии арестовали.

8 мая 1919 года Григорьев издал универсал (манифест) «К народу Украины и бойцам Красной Украинской Армии», который стал призывом к всеобщему восстанию. Только в день провозглашения универсала СНК Советской Украины решил, что Григорьев поднял восстание. Однако атаман телеграфировал, что не имеет никакого отношения к универсалу, и обещал 10 мая выступить на Румынский фронт. Мятежный командир назначил на 9 мая встречу партийному лидеру Льву Каменеву, чтобы прояснить ситуацию. Григорьев еще хитрит, взвешивает силы...

На следующий день после появления универсала Григорьев повел восставших (16 тысяч солдат, при 52 пушках, 7 бронепоездах и около 500 пулеметах) в наступление. Из района Знаменка–Александрия двигались три колонны восставших. На Екатеринослав устремилась колонна начальника штаба восставших Тютюнника. В Киев направлялся отряд во главе с командиром бригады Павловым. В первые три дня наступления этот отряд захватил Кременчуг, Чигирин, Золотоношу, причем местные советские гарнизоны присоединились к восставшим и не допустили эвакуации ценностей, оружия и амуниции. Отдельные отряды устремились к Одессе и. Полтаве. На Черкассы восставших повел казачий атаман Уваров. После захвата города 2‑й советский полк присоединился к григорьевцам. Третья колонна восставших, главной силой которой был «лучший» Верблюжский полк под командованием Горбенко, еще 8 мая овладела Елизаветградом. В городе были разогнаны совет и ЧК, обезоружены воинские части, расстреляно около тридцати коммунистов, арестован военный комиссар.

15 мая по Елизаветграду прокатился еврейский погром. Более трех тысяч евреев (а по некоторым данным – более четырех тысяч) были уничтожены, озверевшие вчерашние красноармейцы убивали женщин, детей, стариков за поддержку «коммунии». Из тюрьмы мятежники выпустили уголовников, которые особенно зверствовали во время погрома.

Волна погромов прокатилась и по другим городам. В Кременчуге погибло 150 человек, в Новом Буге – 120 и в Черкассах – более 600. Командиры григорьевцев в Черкассах призывали каждого повстанца убить не менее 15 евреев. В маленьких местечках Черкасского уезда григорьевцы уничтожили еще около тысячи евреев. В Александрии погром унес более 1000 жизней.

Только 10 мая Григорьев заявил Антонову‑Овсеенко, что начинает восстание и будет уничтожать всех, кто пришел в Украину с целью эксплуатации. «Правительство авантюриста Раковского[29] я считаю свергнутым, – вещал атаман. – Через два дня возьму Харьков, Екатеринослав, Херсон, Киев и Николаев». Тогда же «Григорьев и его сообщники» были объявлены вне закона. 10–14 мая григорьевцами были захвачены Умань, Помошная, Новомиргород, Тараща, Корсунь, Александрия, Балта, Ананьев, Кривой Рог. В Казатине на сторону Григорьева перешел Нежинский полк. В Лубнах восстал 1‑й полк Червонного казачества, он разгромил ЧК, тюрьму и банк. Поддержала Григорьева даже большевистская партийная организация Лубен, за что была распущена.

В советских источниках того времени сообщалось, что наступление Григорьева на Екатеринослав «застало местные власти врасплох». 11 мая, когда войска атамана подошли к городу, к ним присоединился советский гарнизон Верхнеднепровска. В штабе 2‑й советской армии началась паника, и он покинул Екатеринослав, скрывшись на станции

Синельниково. Попытки организовать оборону Екатеринослава успеха не имели. Началось общее бегство. 12 мая в городе восстал Черноморский полк под руководством матроса Орлова и конный отрад анархиста Максюты; оставшиеся верными большевикам части и советские учреждения быстро покинули город. Восставшие отдали Екатеринослав во власть Григорьева, разгромили тюрьму и ЧК, назначили своего коменданта города.

15 мая красная группа А. Пархоменко сумела отбить Екатеринослав. 16 мая пленные григорьевцы подняли бунт в тюрьме и, объединившись с уголовниками, разгромили тюрьму, захватили часть города, снова впустив отрады Григорьева в Екатеринослав, который опять на несколько дней оказался в руках мятежников. Большевиков охватила паника, они стали готовиться к эвакуации Киева, Полтавы, Одессы. Велика была опасность перехода всех украинских советских армий на сторону Григорьева. Перепуганные партийные функционеры просили центр разрешить «поделиться» властью с украинскими левыми социалистами. Среди тех, кто поддержал Григорьева, были команда бронепоезда «Черноморец», воинские части в Кременчуге и Черкассах, моряки и Крестьянский полк Одессы, 2‑й полк Таращанской дивизии. На стороне Григорьева выступили атаманы Волынец, Орлик, Шепель[30].

15 мая началось восстание в Белой Церкви, 16 мая взбунтовались матросы Очакова, и тогда же в Херсоне власть захватил переизбранный исполком советов во главе с левыми эсерами (украинскими и русскими), которые присоединились к восстанию. На протяжении двух недель Херсон был «независимой советской республикой», которая боролась против большевиков. На сторону мятежников перешел городской гарнизон – 2‑й полк и полк им. Дорошенко.

В Николаеве восстали матросы и солдаты гарнизона (5 тысяч человек) во главе с левыми эсерами. Они разогнали ЧК, органы власти, большевистские комитеты и впустили в город григорьевцев. Возглавили восстание матросы Евграфов и Проскуренко (это восстание в 1920‑х годах называли «Южным Кронштадтом»), В Александровске солдаты Красной армии, посланные на борьбу с Григорьевым, заявили, что воевать с ним не будут, и разогнали ЧК, освободили повстанцев из тюрем. Так же поступил полк 1‑й Украинской советской армии, получивший приказ выступить против Григорьева. Его солдаты разгромили большевиков в Бердичеве и Казатине и угрожали «пойти на Киев».

Для разгрома григорьевцев были собраны все силы Советской Украины, прошла мобилизация коммунистов, рабочих, советских служащих, комсомольцев и членов еврейских социалистических партий. Около 10 тысяч солдат были срочно направлены из России. 14 мая три группы войск (30 тысяч солдат) под командованием К. Ворошилова и А. Пархоменко начали общее наступление из Киева, Полтавы и Одессы.

Хотя к 15 тысячам григорьевцев присоединились еще около 8 тысяч красноармейцев и крестьян, им не удалось надолго удержать инициативу в своих руках. Григорьев оказался бездарным фельдфебелем, не сумевшим ни спланировать военную операцию, ни предвидеть последствия своих действий.

Во второй половине мая григорьевских повстанцев удалось неожиданно быстро разгромить и локализовать в степных районах Херсонщины. Многие части, поддерживавшие Григорьева еще неделю назад, опомнились и возвратились под красное командование. Атаман обещал своим бойцам, что серьезного сопротивления они не встретят, заявляя, что вся страна уже захвачена повстанцами. Но когда григорьевцы оказались под огнем пулеметов и пушек, боевой пыл их угас. Тысячи мятежников стали сдаваться при первом же приближении регулярных частей Красной армии.

19 мая 1919 года группа кременчугского направления под командованием П. Егорова выбила григорьевцев из Кременчуга и Черкасс. 21 мая войска атамана были разбиты под Киевом. На следующий день стала «красной» Александрия – центр восставших, 23 мая была взята Знаменка, 26– 31 мая части одесского направления (командир В. Голубенко) вытеснили Григорьева из Николаева, Очакова, Херсона. В боях второй половины мая григорьевцы понесли огромные потери: около 3 тысяч убитыми и более 5 тысяч пленными. Это была почти половина «армии» атамана. Многие григорьевцы просто разбежались по домам. В конце мая основные силы атамана, разбитые под Каменкой, скрылись в далеких степных селах и перешли к тактике партизанской войны. В июне 1919 года командование Красной армии решило, что с «григорьевщиной» полностью покончено и непосредственная опасность потери власти миновала. Войска красных были переброшены против Деникина и объявленного вне закона Махно.

Из 20 тысяч повстанцев у атамана осталось три тысячи, еще около двух тысяч ушли к различным мелким местным атаманам. Григорьев временно признал над собой идейное руководство повстанческого ревкома левых украинских социалистов. Сам атаман был назначен этим ревкомом, воюющим против «диктатуры большевиков», командиром одной из дивизий повстанцев.

В июле 1919 года в район, контролируемый григорьевскими повстанцами, пришли отряды батьки Махно, которого большевики, объявив «врагом революции», стремились обезвредить. От дивизии Махно осталось около четырех тысяч человек. Нестор Иванович встретился с Григорьевым и предложил ему военный союз против «белых и красных». В то же время батька заявил, что он категорически не согласен с григорьевским универсалом в той его части, где содержатся призывы к еврейским погромам. Все же батька и атаман решили объединить свои военные силы в армию. Махно стал главой Повстанческого совета (диктатором), Григорьев – командующим войсками, брат Махно Григорий был назначен начальником объединенного штаба. В то же время Григорьев стремился достичь соглашения и с наступающими белыми, считая, что они ведут правильную политику, устраивая погромы и провозглашая созыв в будущем Учредительного собрания. Тайные переговоры Григорьева с представителями белых особенно тревожили батьку, так как он был решительным противником белогвардейцев.

16 июля Махно и Григорьев отправили письмо Петлюре от имени Революционного совета повстанцев Екатеринославщины, Херсонщины и Таврии. Это был ответ на обращение Петлюры, деятелей Украинской партии социалистов‑революционеров (УПСР) и Украинской социал‑демократической рабочей партии (УРСДРП) к восставшим частям. В этом послании атаман и батька предлагали Петлюре свои условия союза. Большинство махновских командиров были против союза с Григорьевым, они требовали расстрелять его за погромы. Махно же заявил, что Григорьева «всегда можно расстрелять», но необходимо присоединить военную силу григорьевцев к своей армии.








Дата добавления: 2016-01-26; просмотров: 564;


Поиск по сайту:

При помощи поиска вы сможете найти нужную вам информацию.

Поделитесь с друзьями:

Если вам перенёс пользу информационный материал, или помог в учебе – поделитесь этим сайтом с друзьями и знакомыми.
helpiks.org - Хелпикс.Орг - 2014-2024 год. Материал сайта представляется для ознакомительного и учебного использования. | Поддержка
Генерация страницы за: 0.021 сек.