Некоторые особенности государства и права переходного типа

В отечественной и зарубежной юридической литературе наряду с рассмотрением проблем, касающихся традиционных типов государств и правовых систем, определенное внимание уделяется также проблемам государства и права переходного типа. Терминологически эти государства и правовые системы обозначаются по-разному, а именно — как «переходные государства и правовые системы», «переходные состояния государств и правовых систем» и т. п., но суть вопроса от этого не меняется. Они были и остаются государственно-правовыми системами, находящимися «на переходе» от одного государства и права к другому: от рабовладельческого к феодальному, от феодального к капиталистическому, от капиталистического к социалистическому и, наоборот, от социалистического (или псевдосоциалистического) к буржуазному, капиталистическому.

Переходные состояния государства и права не являются чем-то необычным, а тем более исключительным, свойственным какому-то региону или же отдельно взятой стране. Это явление общее для всех государств и правовых систем, объективно существующее во всех странах и регионах мира. Оно имеет место на протяжении всей истории развития государства и права. Конкретное же выражение переходное состояние государственно-правовой системы находит в период развития государства и права между двумя различными типами государственно-правовой материи.

При этом не имеет принципиального значения то обстоятельство, что типология государств и правовых систем может проводиться или проводится не только на формационной основе (на основе критериев, «привязанных» к общественно-экономической формации), но и на цивилизационной основе (на основе критериев, неразрывно связанных с цивилизацией). Разница при этом заключается лишь в том, что в последнем случае вместо «традиционных», ставших своего рода классическими в мировой литературе, — рабовладельческих, феодальных и других типов государства и права будут фигурировать иные их типы. Межтиповое, переходное состояние государства и права как объективно существующее явление сохраняется в любом случае, независимо от того, как типы государства и права и само их переходное состояние понимаются или как они называются.

Разумеется, не будет большого прегрешения, а тем более ошибкой сказать, что государство и право, а вместе с ними общество, политическая система и отдельные социально-политические институты находятся и переходном состоянии всегда, с учетом их постоянного функционирования и развития, сопровождающегося непрерывным их «переливанием» из одного качества в другое, постоянного перехода их из одного качественного состояния в другое. Однако, согласно сложившемуся н научной литературе представлению, под переходным типом (видом, состоянием) государства и права имеется в виду все же не процесс их развития вообще или их постоянное «переходное» состояние как таковое, а лишь их определенное, межтиповое состояние государства и права, возникающее при переходе их от одного типа к другому.

Каждое государство и право, равно как и любая политическая система, отмечалось в связи с этим в отечественной литературе, будучи историческими категориями и определенными типами социально-политических явлений, институтов и учреждений, существует и функционирует в рамках определенных общественно-экономических формаций.

Вместе с тем в их развитии, так же как и в развитии всего человеческого общества, «как в прошлом, так и в настоящем встречаются переходные состояния, т. е. периоды перехода от одной общественно-экономической формации к другой». Именно такие переходные состояния привлекают к себе внимание исследователей, занимающихся проблемами государства и права не только в обычных, относительно стабильных условиях их развития и функционирования, но и в экстремальных, кризисных ситуациях.

Ведь у государства и права, так же как и у любого иного социального организма, бывают периоды не только взлетов, бурного роста и развития, но и затяжных кризисов, болезней, наконец, периоды их постепенного угасания и падения.

Отмечая это обстоятельство, французский юрист М. Ориу писал н начале XX в., что каждое государство, в любые эпохи подвержено болезням и кризисам. Болезнями государства, писал он, мы называем те причины, которые возникают внутри самого государства и которые в общем являются результатом «или особого властолюбия, вызывающего заговоры, или чрезмерного развития какого-либо из идеальных принципов, гармоническое равновесие которых образует нормальный режим государства».

Что же касается кризисов, зачастую провоцирующих переходное состояние государства и права, то они подразделяются автором «с исторической точки зрения» на две категории. А именно кризисы, возникающие в период роста и централизации государств и правовых систем, когда еще молодое государство «самоутверждается, укрепляет свою власть и само является ареной жестокой борьбы за завоевание власти», и кризисы, «происходящие в период децентрализации» зрелых, давно сложившихся государств.

Изучение причин и истории болезней государства и права, равно как и поражающих их кризисов, имеет весьма важное значение не только в теоретическом, но и в практическом плане. Оно помогает не только глубже и разностороннее понять сущность и содержание переходного состояния того или иного государства и права, но и установить правильный диагноз их кризисных заболеваний, а вместе с тем определить наиболее оптимальные пути и средства выхода из создавшегося положения.

Особо важное значение это имеет в настоящее время для России, находящейся на переходном этапе своего развития от псевдосоциализма к капитализму, а также для бывших социалистических стран Восточной Европы, республик Прибалтики и стран СНГ, проходящих такой же путь.

Переходное состояние государства и права — это всегда весьма сложное, внутренне противоречивое, нередко весьма болезненное состояние государства, права и самого общества, связанное с критической переоценкой своего прошлого и с мучительным выбором своего (в очередной раз в истории «единственно правильного пути» развития) ближайшего и отдаленного будущего. Знание настоящих причин и условий, вызвавших кризисное состояние государства, правовой системы и общества, имеет при данных обстоятельствах принципиальное значение.

Мое внимание, писал по этому поводу еще в середине XIX в. известный русский историк Т. Н. Грановский, всегда приковывали к себе так называемые переходные состояния общества, переходные эпохи в истории человечества. Меня влекла к ним не только «трагическая красота», в какую они были облачены, но и желание «услышать последнее слово всякого отходящего, начальную мысль зарождающегося порядка вещей». Мне казалось, подчеркивал автор, что только здесь «опытному уху можно подслушать таинственный рост истории, поймать ее на творческом деле».

Переходное состояние современного общества, а вместе с ним государства и права, несомненно, в значительной мере отличается от их переходного состояния в более ранние века. В отечественной литературе в связи с этим совершенно справедливо отмечалось, что «современные переходные процессы имеют целый ряд характеристик, существенно отличающих их от аналогичных социальных сдвигов в прошлые века истории человечества».

Среди этих особых характеристик указывается, в частности, на то, что: а) переходные явления и процессы в настоящее время имеют не локальный, как это было раньше, а глобальный характер; б) для перехода на новую ступень эволюции в силу особенностей развития современного общества уже недостаточно только политических и социально-экономических изменений, а необходимо учитывать «новую модель взаимодействия человека и природы», принимать во внимание «не только социальные, но и ноосферные измерения»; в) угрозы, подстерегающие современное общество в переломную эпоху, «создают объективные предпосылки как для объединительного процесса в политической, экономической, экологической и других общественных сферах, так и для выработки новых нравственных норм». В настоящее время нужны «универсальные нравственные императивы», способные облегчить существование человека в эпоху болезненной ломки ценностей, ориентиров, мироощущений; г) в переходим и период на современном этапе развития общества неизмеримо возрастают, по сравнению с прошлым, возможности «активного вмешательства человека в ход преобразовательных процессов».

Наряду с названными особенностями переходного состояния современного общества, а вместе с ним государства и права, в отечественной и зарубежной литературе указывается также и на другие особенности. О некоторых из них мы будем говорить позднее, при рассмотрении переходного состояния современного Российского государства, а также стран СНГ. А сейчас акцентируем внимание на общих чертах и притоках, а также на условиях возникновения и развития государства и права переходного типа, независимо от временных или любых иных факторов их существования и функционирования.

Что объединяет государства и правовые системы переходного типа XX в. с аналогичными по своему характеру государствами и правовыми системами средневековья? Что между ними общего, позволяющего говорить о них, как о переходных типах государства и права, и что у них особенного? И вообще, можно ли говорить об общности государств и правовых систем, существующих в разных временных измерениях, кота одни из них в XVII — XIX вв. представляли собой государства и правовые системы, переходящие от феодализма к капитализму, а другие — в XX в., официально провозгласили в качестве своей основной цели переход от социализма к капитализму?

Отвечая на данные и им подобные вопросы, следует обратить внимание прежде всего не на их конкретную, материализующуюся в их повседневной жизни социально-классовую сущность, их специфические, обусловленные строго определенными историческими рамками и условиями жизни содержание и назначение, а на их общие, присущие им как однородным, однопорядковым явлениям и понятиям признаки и черты.

Несомненно, государство и право переходного типа обладают всеми теми же признаками и чертами, которые свойственны любому государству и праву. Однако, в отличие от государств и правовых метем «классических» типов (рабовладельческий, феодальный и т. п.), они обладают и своими особенностями. Среди них можно назвать следующие.

Первое. Все государства и правовые системы переходных типов возникают, по общему правилу, не иначе как в результате различных социальных потрясений в виде революций, войн, неудавшихся радикальных реформ.

В качестве конкретных примеров, подтверждающих данный тезис, можно сослаться на революцию XVII в. в Англии (1640—1659), положившую начало становления первого буржуазного государства и права в Европе и в этой стране; на буржуазную революцию XVIII в. во Франции (1789—1794), по праву названную Великой французской революцией, которая послужила мощным социальным импульсом для перехода государства и права Франции и многих других стран от феодализма к капитализму; на Октябрьскую революцию 1917 г. в России, положившую начало, согласно официальной и академической версии, переходу государства и права России, а затем и многих других стран от капитализма к социализму.

В зависимости от конкретно-исторических условий той или иной страны формы, темпы, средства воздействия революций или иных им подобных социальных явлений на государственную и общественно-политическую жизнь, равно как и обусловленные этим воздействием темпы становления нового государства и права, далеко не одинаковы.

В юридической литературе совершенно обоснованно в связи с этим указывается, в частности, на то, что в борьбе с феодальными порядками буржуазия добивалась наибольших успехов в тех случаях, когда она «действовала в союзе с народом, опираясь на революционные выступления трудящихся масс». В этих странах, где антифеодальные настроения крестьянства и плебейских низов городского населения оказали непосредственное воздействие на политическую позицию буржуазии, принципы буржуазной государственности и права реализовывались быстро и наиболее полным образом. Типичным примером в данном случае может служить Франция.

В тех же странах, где революции были недостаточно глубокими, а их лидеры, склонные к компромиссу с феодальными силами, не стремились к радикальному сокрушению средневековых государственных и правовых учреждений, становление новых, буржуазно-демократических порядков, а вместе с ними и переходное состояние государства и права охватывали длительный период времени. Одним из подтверждений этому может служить Англия.

В отличие от Великой французской революции, вызревавшей и проистекавшей в условиях жесткой конфронтации экономически сильной, но политически бесправной буржуазии с феодальной монархией, дворянством и поддерживающей их церковью, английская буржуазная революция протекала совсем в иных условиях. А именно — в условиях компромисса буржуазии с обуржуазившейся частью класса феодалов, называвшейся в истории «новым дворянством». В результате этого в стране длительное время сказывалась незавершенность революции, выразившаяся в сохранении крупного, феодального по своему характеру землевладения, удержании новой земельной аристократией значительной политической власти, в сохранении ряда феодальных институтов, включая довольно сильную королевскую власть.

Последовавшие за этой революцией в XVIII и XIX вв. аграрная и промышленная революции в Англии в конечном счете, как отмечаюсь в литературе, обеспечили господствующее положение капиталистическим производственным отношениям и лидерство промышленной буржуазии в осуществлении политической власти. Но для этого потребовалось около двух веков, на протяжении которых полуфеодальная, аристократическая политическая система Британии медленно и постепенно превращалась в буржуазно-демократическую систему и соответственно полуфеодальные государство и право полностью трансформировались в буржуазные государственно-правовые институты.

Второе. Переходное состояние государства, права и самого общества содержит в себе несколько возможных вариантов дальнейшей эволюции социальной и государственно-правовой материи, альтернативу развития государства, права и общества по тому или иному пути.

Например, современное переходное состояние России и других бывших социалистических или псевдосоциалистических стран содержит в себе альтернативу их развития в направлении созидания общества, государства и права по образцу или раннего (дикого) капитализма, или позднего («монополистического») капитализма, или социал-демократизма, или же любого иного «изма». Вместе с тем оно предоставляет власть имущим, определяющим судьбы этих стран и народов на данном историческом отрезке времени, возможность выработки своего собственного видения пути развития государства, права и общества с учетом исторических и иных традиций своей страны, уровня развития экономики и культуры общества, особенностей быта народа, нации или доминирующих этнических групп

Наличие реальной альтернативы в переходный период, возможность настоящего выбора пути развития государства и права определяются многими объективными и субъективными факторами. Среди них: экономические возможности государства и общества, соотношение противоборствующих сил, интеллектуальные возможности новоявленных вождей и политических лидеров, степень их политической ангажированности и зависимости извне, характер идеологических установок власть имущих и оппозиции, способность их к компромиссам, а также к совместной выработке концепции развития переходного государства и права, к проведению основных ее положений в жизнь, уровень их политической гибкости и степень их идеологической зашоренности и др.

Эти и иные им подобные факторы действуют в основном на обыденном политическом, а точнее — политико-прагматическом уровне. Однако наряду с ними есть и другого рода факторы, проявляющиеся на более высоком, философско-историческом, интеллектуальном уровне.

Суть их заключается в том, что при определении пути развития государства и права в переходный период, при выработке его концепции за основу берутся не только действующие на исторически ограниченном отрезке времени и пространства факторы, краткосрочные выгоды и интересы, но и философские воззрения, касающиеся всего исторического процесса развития государства и общества, а также представления интеллектуальной элиты данной страны о том, какой путь развития государства и общества следует считать прогрессивным, а какой — регрессивным.

Так, руководствуясь в процессе выбора пути развития советской «перестроечной» и постсоветской России марксистским мировоззрением, власть имущие должны были бы прийти к выводу, что единственным, «исторически верным» и прогрессивным путем развития страны является ее развитие по пути от капитализма к социализму, а затем — в направлении дальнейшего совершенствования социализма.

Собственно этой концепции вплоть до 90-х годов и придерживались, по крайней мере официально, все государственные деятели России и стран СНГ, занимавшие высшие посты, бывшие партийные функционеры и поддерживающие их ныне отставные легионеры.

Наиболее ярко и убедительно это звучало в многочисленных выступлениях бывшего генерального секретаря ЦК КПСС М. С. Горбачева, ратовавшего за проведение «перестройки» в нашей стране и за «дальнейшее совершенствование развитого социализма».

«Сегодня,— говорил оратор на очередном пленуме ЦК КПСС 23 апреля 1985 г.,— мы вновь подтверждаем преемственность стратегического курса, разработанного XXVI съездом партии и последующими Пленумами ЦК. В ленинском понимании преемственность означает непременное движение вперед, выявление и разрешение новых проблем, устранение всего, что мешает развитию. Этой ленинской традиции мы должны следовать неукоснительно, обогащая и развивая нашу партийную политику, нашу генеральную линию на совершенствование общества развитого социализма».

Аналогичные уверения генерального секретаря и других высших партийных функционеров в «преданности линии партии» и делу совершенствования социализма следовали во множестве других их выступлений, вплоть до «полного и окончательного» развала СССР и последовавшего затем превращения их самих, с изменением ситуации в стране и угрозой потери власти, из «преданных делу партии и народа» коммунистов в ярых антикоммунистов, из привилегированных социалистов и «процветающих капиталистов». Налицо пример элементарного политического цинизма и не менее заурядной конъюнктуры. Это — предмет (мучения психологии, этики, социологии, отчасти — криминологии и других наук.

Нас же сейчас, в рамках рассматриваемой темы, интересует другое. А именно — констатация того, что последовательно придерживающаяся марксистского мировоззрения «элита» должна была бы в процессе выпора пути развития государства в переходный период следовать концепции отрицания капитализма как регрессивной, «отживающей стадии развития общества» и совершенствования социализма как «прогрессивной стадии» развития государства и общества. Субъективные особенности этой «элиты» помешали ей выполнить в России ее «историческое предназначение».

Руководствуясь же в переходный период в процессе выбора пути развития государства и общества немарксистским мировоззрением, нынешние власть имущие в России и в других бывших социалистических странах идут по иному пути. А именно — по пути созидания рыночной экономики и «построения подлинно демократического» правового государства и общества.

Разновидность созидаемого при этом капитализма — «народный», «олигархический», «с национальной спецификой» и т. п. — не имеет принципиального значения. Главное в том, что это — не социализм, а капитализм и что выбор пал не на первый, а на второй.

При данном мировоззренческом подходе «плюс» поменялся на «минус», и наоборот. То, что прокламировалось как прогрессивное, стало представляться в качестве регрессивного, а то, что официально представлялось регрессивным, стало настойчиво выдаваться за прогрессивное.

Разумеется, и в этом случае элемент политического цинизма и конъюнктуры, несомненно, имел место. Однако применительно к интеллектуальной элите, обладающей влиянием на процесс выбора пути развития общества и государства, а также средствами воздействия на саму власть, огромное значение имеют и сугубо мировоззренческие, философские факторы. Непреходящая значимость при этом отводится различному пониманию исторического процесса и социально-политического прогресса.

Прямолинейное, «хронологическое» понимание исторического процесса и социально-политического прогресса, согласно которому мир, непрерывно развиваясь по восходящему пути — «исторической» спирали, последовательно движется от одной, менее совершенной и прогрессивной стадии своего развития, к другой, более совершенной и прогрессивной, от рабовладельческой общественно-экономической формации, в рамках которой возникают и развиваются рабовладельческое государство и право, к коммунистической общественно-экономической формации, в пределах которой функционирует высшее по своему типу социалистическое государство и право, — такое понимание исторического процесса и прогресса с неизбежностью приводит к выводу о том, что социалистический путь развития России и других стран является более совершенным и прогрессивным, нежели капиталистический.

Любое иное представление об историческом и социально-политическом прогрессе логически приводит к совершенно иному выводу.

Так, взяв за основу своих рассуждений в процессе выбора пути развития государства и общества переходного типа «хронометрическое» представление об историческом процессе и социально-политическом прогрессе, согласно которому вся мировая история, а вместе с ней и мировой прогресс развиваются не по прямой, точнее — спиралеобразной восходящей линии, а циклически, неизбежно придем к выводу о том, что во всем мире, равно как и в отдельно взятой стране, нет заранее предопределенных прогрессивных или регрессивных стадий развития государства и общества. Все относительно и условно, ибо история повторяется по истечении определенного времени, цикла.

Представление о циклическом характере развития истории не оставляет никаких шансов ни для марксистов Востока (включая бывший СССР и другие социалистические страны), еще совсем недавно говоривших с государственных и партийных трибун об исключительности, подлинной ценности и прогрессивности социалистического строя, ни для их противников на Западе, постоянно твердящих то же самое в отношении капиталистического строя.

И восточный, социалистический, и западный, капиталистический, пути развития с точки зрения циклического характера всемирной истории отнюдь не являются эталонами общественного и государственного развития. Каждый из них заключает в себе и весьма прогрессивные, оптимистические начала, и не менее регрессивный, печальный конец.

В отношении социализма, а точнее — псевдосоциализма, который на протяжении десятков лет усиленно практиковался в СССР и других странах Восточной и Центральной Европы, история довольно наглядно показала несостоятельность данной, искусственно созданной псевдомарксистской модели. В отношении же противостоящей ей западной социально-политической конструкции Истории, по утверждению многих, весьма маститых ученых, еще предстоит сказать свое веское слово.

Западный мир, писал вскоре после Второй мировой войны широко известный английский историк А. Тойнби, «стал очень обеспокоен собственным будущим, и наше беспокойство есть естественная реакция на угрожающую ситуацию, в которой мы оказались. А ситуация действительно угрожающая». Обзор исторического пейзажа в свете известных нам данных, продолжал автор, показывает, что «к настоящему моменту история повторилась около двадцати раз, воспроизводя общества такого вида, к которому принадлежит наш Западный мир», и что, за вероятным исключением нашего собственного общества, «все представители этого вида обществ, называемых цивилизациями, уже мертвы или находятся в стадии умирания». Более того, когда мы детально рассматриваем эти мертвые или умирающие цивилизации, сравнивая их между собой, «мы находим указания на повторяющуюся схему процесса их надлома, упадка и распада».

Ничто «не может помешать» западному миру, заключает ученый, Последовать данному историческому прецеденту, «совершив социальное самоубийство».

Единственным путем спасения современной западной (капиталистической) цивилизации является, по мнению А. Тойнби, соединение ее лучших, прогрессивных черт с аналогичными чертами восточной (социалистической) цивилизации, создание на этой основе единого, способного отвечать на вызов истории мирового правительства и государства.

Что нам нужно делать, чтобы спастись? — вопрошал автор и отвечал. В сфере политики — «установить конституционную кооперативную систему мирового правительства». В области экономики найти работающие компромиссы «между свободным предпринимательством и социализмом». В области духовной — «вернуть светские суперструктуры на религиозное основание».

Сегодня у нас, в западном мире, констатировал А. Тойнби, предпринимаются все усилия, чтобы найти пути к достижению всех трех целей. Но это — весьма амбициозное предприятие, которое потребует «тяжелейшего труда и огромного мужества, прежде чем нам удастся заметить хоть какое-то продвижение к цели».

Третье. Переходное состояние государства, права и самого общества, на базе которого они возникают и развиваются, неизбежно связано с резким изменением характера и масштабов традиционных экономических связей, временным расстройством экономики, ослаблением материальной основы государства и правовой системы, резким падением уровня жизни значительной части населения.

Это своего рода печальная закономерность, свойственная всем переходным этапам, которая особенно ярко проявилась в последнюю декаду, в период «развернутого строительства» рыночных отношений в современной России и других бывших социалистических странах, на пути их «обратного перехода» от социализма к «народному» или «олигархическому» капитализму.

Отмечая это обстоятельство, некоторые авторы вполне справедливо указывают на то, что такого рода эксперименты нередко приводят к гражданским войнам и другим негативным социальным последствиям. В таких условиях правительства ряда стран зачастую «оказываются неспособными остановить галопирующую инфляцию и нейтрализовать негативные последствия, порожденные длительной экономической неопределенностью».

Четвертое. Для переходного типа государства и права свойственно временное ослабление их социальных и политических основ в силу происходящей в стране переоценки социально-политических ценностей среди значительной части населения, неизбежных при этом ее колебаний между старой и новой государственной властью и политической элитой, в силу возникающего нередко при этом социального напряжения общественного смятения и хаоса.

Изучая состояние общества и умонастроение широких слоев населения Франции в переходный период, великий французский писатель-романтик Ф. Шатобриан не без горечи отмечал также заметное падение в таких весьма неопределенных условиях общественных нравов, веры в человеческую доброту, гуманность и справедливость.

Революции, констатировал он, сметают со своего пути не только старый мир, но и сокрушают нравственность. Что стало бы с родом человеческим, рассуждал автор, если бы люди всегда «изощрялись в оправдании нравов, достойных осуждения, если бы они силились воодушевить нас отвратительными примерами, пытались выдать за успехи века, за воцарение свободы, за глубину гения деяния натур низких и жестоких? Не смея ратовать за зло под собственным именем, люди прибегают к уверткам».

Остерегайтесь, предупреждал Шатобриан, «принять эту тварь за духа тьмы, это ангел света!». Всякое уродство при этом считается красивым, всякий позор — почетным, всякая гнусность — возвышенной, всякий порок достойным восхищения. В результате «мы вернулись к тому материальному языческому обществу, где всякое извращение имело свой алтарь».

Подобное состояние общества оказывало в переходный период негативное воздействие не только на многочисленную рать властей предержащих, но и на само французское государство.

В настоящее время мы имеем, с сожалением констатировал Шатобриан, «самое зрелое и передовое государство», обнаруживающее, однако, все признаки переходной стагнации и упадка, «как смертельно больной человек озабочен тем, что ждет его в могиле, так вымирающий народ беспокоится о своей грядущей судьбе. Отсюда сменяющие друг друга политические ереси».

Старый порядок в Европе, продолжал автор, «близок к смерти». От него уже не осталось почти ничего. «Авторитет опыта и возраста, рождения и гения, таланта и добродетели — все отринуто; смельчаки, которые, взобравшись на вершину развалин, объявляют себя исполинами; скатываются вниз пигмеями». За исключением двух десятков людей, которым назначено «держать факел над мрачными ступенями, куда мы вступаем,— за исключением этих немногочисленных людей, поколение, щедро наделенное умом, впитавшее знания, готовое к многообразным победам, потопило все свои задатки в суете, столь же неплодотворной, сколь бесплодна его гордыня». Безымянные толпы волнуются, сами не ведая отчего, как «волновались народы в средние века: изголодавшиеся стада, не тающие пастыря, мечутся с равнины на гору и с горы на равнину, пренебрегают опытом наставников, закаленных ветром и солнцем».

На основе своих наблюдений Шатобриан отмечает, что в переходный период «всё преходяще, вера и нравственность отринуты или понимаются всяким по-своему». В вещах менее возвышенных наблюдается «неспособность убедить и выжить: сердце славы бьется от силы один час, книга стареет через день, писатели убивают себя в надежде привлечь внимание, но тщетно — никто не услышит даже их последнего вздоха».

При таком «расположении умов», приходит к выводу автор, естественно, что люди «не видят иного средства растрогать, кроме как живописать сцены казни и торжество порока». Они забывают, что «подлинные слезы — те, что исторгает прекрасная поэзия, те, где восхищение смешано с болью».

Находясь в смятении в переходный период, многие из прежних, весьма сознательных членов общества ищут себе душевное утешение и успокоение в вере в загробную жизнь, предаются во множестве своем несбыточным иллюзиям, впадают в попытках выхода из жизненного тупика во всевозможные пороки.

При этом они зачастую вовсе не замечают, как образно живописал еще Шатобриан, что «мы окружены монархами», которые лишь воображают себя монархами, министрами, которые мнят себя министрами, депутатами, которые принимают свои речи всерьез, хозяевами, которые, владея состоянием утром, полагают, что будут владеть им и вечером. «Частные интересы, честолюбивые помыслы скрывают от черни серьезность момента. Как бы ни казались важны насущные хлопоты, они не более чем рябь над пучиной — суете на поверхности вод не уменьшить их глубины. Не отказываясь от мелких, ничтожных лотерей, род человеческий играет по-крупному: короли еще не выпустили карты из рук, но игру они ведут от имени народов».

Пятое. Переходный тип государства и права, помимо названных особенностей, отличается, как правило, доминированием в системе разделения государственных властей исполнительно-распорядительной власти.

Обусловливается это как объективными факторами, так и субъективными. Среди объективных факторов выделяются прежде всего природа и характер исполнительно-распорядительной (или просто исполнительной) власти. А именно — ее мобильность, оперативность, действенность, способность к быстрой концентрации и эффективному использованию материальных, духовных, финансовых и иных средств.

В числе субъективных факторов важное значение имеют экономические, политические и иные интересы отдельных групп людей иль конкретных лиц, оказывающих решающее влияние на исполнительную власть, а также профессиональные и личные качества людей — непосредственных носителей исполнительной власти.

В подтверждение тезиса о доминировании исполнительно-распорядительной власти в переходный период над всеми другими ветвями государственной власти можно сослаться, в частности, на исторический опыт Франция конца XVIII — начала XIX в., когда исполнительная власть (по Конституции 1799 г.) фактически сосредоточивалась в руках первого консула Наполеона а после реставрации Бурбонов, согласно Хартии 1814 г. — в руках короля.

Согласно Конституции 1799 г. первый консул назначал и отзывал по «собственной воле» членов Государственного Совета, обнародовал законы, назначал и отзывал министров, посланников и «других ответственных внешних представителей», а также офицеров армии и флота членов местной администрации, правительственных комиссаров при судах. Кроме того, он назначал «уголовных и гражданских судей, равно как и судей мировых и кассационных, без права их отстранения от должности».

В соответствии с Хартией 1814 г. король Франции как исключительный носитель исполнительной власти, а также как глава государства и «начальник всех вооруженных сил» имел право объявлять войну, заключать международные договоры, утверждать и обнародовать законы, издавать распоряжения и указы, «необходимые для исполнения законов и для безопасности государства», формировать правительство — Совет министров, назначать на любые должности в сфере государственного управления.

Следует отметить, что Хартия не предусматривала никакой ответственности короля и правительства перед представительным органом. Вместе с тем, выдвигая на первый план исполнительную власть, она акцентировала особое внимание на том, что король, будучи главой государства и исполнительной власти, принимает активное участие, во взаимодействии с палатой пэров и палатой депутатов, в осуществлении законодательной власти.

Доминирование исполнительной власти в переходный период над всеми остальными властями постоянно прослеживалось в последующие годы и в других странах.

Шестое. Наряду с отмеченными признаками и чертами государство и право переходного типа отличаются и другими особенностями. Среди них: повышение роли субъективного фактора в развитии государства и права; органическое сочетание в государственно-правовом механизме элементов старого и нового; периодическая смена в процессе развития общества государственных форм и режимов и др.

2. Основные задачи и направления деятельности государства переходного типа

Переходный период в развитии любой страны, в том числе и России, — это особый этап эволюции не только государства и права, но и самого общества, на базе которого они возникают и развиваются, экономики, политической и социальной жизни, идеологии. Процесс перехода от одного типа государства и права к другому уже в силу этого является весьма сложным, многогранным и довольно противоречивым процессом, происходящим в сфере как государственно-правовой, так и общественно-политической жизни.

Находясь в центре данного процесса и оказывая на него, как правило, огромное влияние, государство в данный период решает две взаимосвязанные между собой и дополняющие друг друга комплексные задачи или, точнее, группы задач. Одна из них связана с реорганизацией самого государственного механизма — изменением его сущности, содержания, форм организации, методов деятельности, структуры. Другая же группа задач касается изменения общества, реформирования экономики, установления новых ориентиров во внутренней и внешней политике, формирования новой официальной идеологии.

В прямой зависимости от характера и видов стоящих в переходный период перед государством задач находятся и основные направления его деятельности. Естественно, что экономическое и социально-политическое содержание задач и основных направлений деятельности каждого отдельного государства обусловливается целым рядом объективных и субъективных факторов.

Огромное значение среди них имеет временной, точнее — исторический фактор. Суть его заключается в том, что, несмотря на общее название «переходное состояние» и многие общие черты, свойственные любому переходному типу государства и права, все же конкретное их содержание, а следовательно, содержание основных направлений деятельности государства и решаемых им задач обусловливается в каждом случае историческим опытом развития конкретного общества, уровнем развития экономики конкретной страны, характером и типом сложившихся в обществе отношений.

Вполне понятно в связи с этим, что на современном этапе развития международного сообщества основные направления деятельности и задачи, решаемые, например, государством переходного типа в странах Африки, Азии или Латинской Америки будут значительно отличаться от основных направлений деятельности и задач, решаемых такого же типа государствами в странах Восточной и Центральной Европы.

Аналогично обстоит дело и с государствами, существовавшими в разные исторические эпохи. «Технология» и формы их перехода из одного «типового» состояния в другое, несомненно, проявляются как внешне сходные, однопорядковые феномены, а конкретное содержание основных направлений их деятельности и решаемых ими задач будут далеко не одинаковыми.

Исходя из всего сказанного, можно сделать вывод о том, что при изучении государства переходного типа, а также основных направлений его деятельности и решаемых им задач весьма важным представляется исходить не только и даже не столько из их общеродовых признаков и черт, свойственных любому государству, находящемуся в переходном состоянии, сколько из присущих каждому государству экономических, социально-политических и иных особенностей.

Общая концепция государства переходного типа, его общеродовые признаки определяют лишь общие ориентиры и направления исследования данной тематики, позволяют выявить общие закономерности возникновения и развития «переходных» государств, увидеть каждое переходное состояние государства в свете других аналогичных ему государств. Что же касается сущности и содержания каждого конкретного «переходного» государства, основных направлений его деятельности и решаемых им задач, то они определяются только в каждом отдельном случае, применительно к каждому конкретному обществу, экономическому и технологическому уровню его развития, к каждой отдельной стране.

В дальнейшем, при рассмотрении основных направлений деятельности государства переходного типа и решаемых им задач, будем опираться лишь на материал, касающийся современной России и других бывших социалистических государств.

На вопрос об основных направлениях деятельности и характере задач, решаемых данными государствами на современном этапе, ни в юридической, ни в иной научной литературе нет однозначного ответа. Последний обусловливается различными подходами к определению места и роли государства в переходный период, различными политическими и идеологическими воззрениями.

Западные авторы выделяют четыре таких подхода. Первый из таких подходов к установлению места и роли государства в переходный период сводится к тому, что государство рассматривается как «всеохватывающий» и «всюду проникающий» феномен. Такая трактовка государства переходного типа ассоциируется с тоталитарным государством и, естественно, не имеет никакой перспективы.

Второй подход сводится к тому, что государство, будучи «тотально коррумпированным», призвано выражать волю и защищать интересы правящей коррумпированной элиты. Многочисленные примеры существования такого государства демонстрируют страны «третьего мира» и частично новые, переходящие от социализма к капитализму государства.

Третий подход ассоциируется с формированием и функционированием в переходный период либерального государства, основные направления деятельности которого и задачи сводятся исключительно к «обеспечению общества лишь всем самым необходимым». Этот подход наиболее распространен на Западе и в политико-идеологическом плане считается одним из самых перспективных при переходе от плановой, централизованной экономики к рыночной, децентрализованной, от социализма к капитализму.

Политической и идеологической базой такого подхода служат идеи либерализма, сформированные еще в конце XVIII — начале XIX в. такими известными идеологами буржуазии, как англичанин И. Бентам (1748—1832), и адаптированные к новым условиям по мере развития общества их последователями.

Имея своим первоначальным объектом воздействия общественные отношения, складывающиеся при переходе от феодализма к капитализму и на ранних стадиях развития капитализма, идеи либерализма стали впоследствии активно переноситься и на другие отношения, вплоть до тех, которые возникают и развиваются в переходный период от капитализма к социализму.

С помощью идей либерализма в настоящее время стали активно оправдываться в России и других бывших социалистических государствах существующие, порой разрушительно сказывающиеся на экономической, социальной и государственной структурах отношения. Кроме того, посредством этих идей стимулируется возникновение новых, аналогичных по своему характеру общественных отношений.

Согласно основным постулатам либерализма государству и праву и переходный период отводится, по сравнению со стихийными процессами саморегулирования, происходящими в различных сферах жизни общества и экономики, довольно заурядная роль. В области экономических отношений государство должно выполнять лишь функции «ночного сторожа», охраняя эту сферу извне и не вмешиваясь и возникающие в ее пределах общественные отношения. Согласно разработанной И. Бентамом на базе либеральных идей теории утилитаризма, исходящей из того, что «природа подчинила человека власти удовольствия и страдания» и что «принцип пользы» подчиняет все наши действия и помыслы «этим двум двигателям», государство не должно вмешиваться ни в процесс производства, ни в процесс обмена, ни в процесс распределения произведенных продуктов и товаров, а также в отношения между работодателем и работополучателем, ибо они сами, руководствуясь «моральной арифметикой», определяют характер своих отношений и условия договора, исходя из «собственной пользы».

Позднее, как известно, этот постулат был существенно изменен. Принцип полного невмешательства государства в производственные отношения вначале был вытеснен принципом их частичного правового регулирования, а затем принципом достижения и заключения тройственного соглашения между представителями работодателя, работополучателн и государства.

В области социальных отношений государство, согласно идеям И. Бентама, заложенных в основу либерализма, должно решать лини, одну главную, хотя и весьма общую по своему характеру, задачу. А именно задачу достижения «наибольшего счастья для наивозможно большего числа членов общества».

Основным целевым назначением государства и «предметом законодательства, — просвещал И. Бентам, — должно быть общественное благо». «Общая польза должна быть основой всякого рассуждения в области законодательства». Вся проблема, однако, состоит в том, пояснял автор, чтобы определить, «в чем заключается благо данного общества», и целое искусство состоит в том, чтобы «найти средства для осуществления этого блага».

Будучи выражен «в общей и неопределенной форме», продолжал И. Бентам, принцип пользы или общего блага всего общества весьма редко оспаривается, ибо на него смотрят, как «на некоторого рода общее место морали и политики». Но это единодушное согласие — только кажущееся. С этим принципом не всегда связывают одинаковые идеи. Ему не всегда придают одно и то же значение. Он не служит источником «определенной системы рассуждения — последовательной и единообразной».

Для того чтобы принцип пользы и общественного блага, делал вывод мыслитель, приобрел «ту силу, которую он должен иметь», другими словами, чтобы сделать из него основу общей теории, надо выполнить три условия.

Это, прежде всего, связать со словом «польза» понятия ясные и точные, которые могли бы оставаться «совершенно одинаковыми у всех, кто им пользуется». Затем «установить единство и независимость этого принципа, строго выделив все, что ему чуждо». И наконец, «найти метод моральной арифметики, при помощи которой можно было бы прийти к однообразным результатам».

Эти же условия наряду со многими другими нужно выполнить, чтобы общая задача защиты принципа пользы и общего блага, стоящая перед государством, рассматриваемым во всей его многогранной деятельности под углом зрения либерально-утилитарных идей, стала более предметной и осязаемой.

Наконец, четвертый подход к определению места и роли государства в переходный период от социализма к капитализму ассоциируется с созданием и функционированием социал-демократического государства.

Важнейшей особенностью последнего, по мнению западных экспертов, является прежде всего то, что оно, по сравнению с либеральным пли любым иным проектируемым для создания в переходный период государством, обладает максимально высоким уровнем социальной ответственности перед населением.

Теория социал-демократического государства неразрывно связана С такими родственными ей теориями, как доктрины «государства всеобщего благоденствия», «социального государства», концепция «народного капитализма» и ряд других ей подобных «измов».

На практике они оказались в основе своей, как показывает опыт некоторых высокоразвитых в промышленном отношении стран, где эти теории, по утверждению их сторонников и последователей, успешно прошли апробацию, не чем иным, как чисто пропагандистскими, политическими доктринами. Основное их содержание сводилось к обоснованию преимущества и правомерности существования капиталистического государства по сравнению со всеми другими государствами. В этом смысле все эти доктрины ничем не отличаются от прежней советской доктрины «общенародного государства».

Что же касается теории социал-демократического государства и возможности ее внедрения в современной России и других странах, находящихся в переходном состоянии, то этот процесс если и имеет место, но находится лишь в зачаточном состоянии и никак не обнаруживает себя. В практическом же плане в сфере государственно-правовой жизни господствует либерализм.

Он, несомненно (по крайней мере теоретически), имеет определенные положительные стороны. Ибо еще Бентам с либеральных позиций ратовал за то, чтобы любое государство имело своей «единственной и безусловной целью» обеспечение счастья людей.

Добрые нравы, писал он, так же как и равенство, свобода, справедливость, могущество, обходительность и даже религия,— все это «вещи почтенные, которые законодатель должен иметь в виду», но которые слишком часто вводят его в заблуждение, так как он «рассматривает их не как средства, а как цель. Он заменяет ими искание счастья вместо того, чтобы подчинить их ему».

Так, «в области политической экономии», пояснял автор, правительство, будучи всецело занято заботами о торговле и богатствах, «смотрит на общество только как на мастерскую, на людей — как на орудия производства и, довольствуясь тем, что обогащает их, мало заботится о том, что причиняет им страдания». Таможни, банки, государственные бумаги поглощают все его внимание. Правительство остается равнодушным к массе бедствий, которые могло бы исцелить. Оно добивается только того, чтобы производилось как можно больше средств и орудий наслаждения, и в то же время беспрестанно ставит все новые затруднения самой возможности наслаждаться.

Эти и иные им подобные рассуждения Бентама и других зачинателей и продолжателей либеральных идей несомненно свидетельствуют о наличии позитивных моментов в содержании последних. Однако применительно к государственно-правовому и общественному развитию России и других бывших соцстран эти позитивные моменты господствующего либерализма никак не проявляются вовне, а угадываются лишь теоретически.

В то же время многие отрицательные его моменты проявляются в этих странах в виде непрекращающейся за последние годы деградации экономики, общества и самого государства, практически. Не случайно поэтому в современном научном мире России, в частности, на Московской международной научно-практической конференции «Век отечественной социал-демократии (к 100-летию I съезда РСДРП)», проходившей 14 марта 1998 г., довольно актуально звучали слова о том, что «сегодня традиции отечественной и международной социал-демократии вновь оказываются востребованными после нескольких лет либеральной шоковой терапии. Потребности социальной сбалансированности общества выдвигают социал-демократическую идеологию на первый план в качестве стратегической модели социально-экономического развития России».

Следует отметить, что если либеральный путь развития страны в переходный период ставит перед государством одни задачи и соответственно обнаруживает при этом одни направления его деятельности, связанные в основном с созданием благоприятных условий для реальных и потенциальных конкурентов в области экономики, а также с минимальным государственным вмешательством в жизненно важные сферы общества, то социал-демократическая модель ориентирует переходное государство на несколько иные задачи.

В рамках этой модели государство прежде всего осуществляет всю ту деятельность, которая связана с переходом от централизованной плановой экономики к децентрализованной, рыночной экономике, с созданием различных форм собственности и условий для «добросовестной» конкуренции. Но вместе с тем оно не остается безучастным к разнообразным процессам, которые происходят не только в экономической, но и во всех других сферах жизни общества.

Важными задачами и соответствующими им основными направлениями деятельности государства социал-демократической ориентации в переходный период являются:

а) перестройка системы социального страхования и социального обеспечения на новый социал-демократический лад;

б) введение в систему образования и медицинского обеспечения, которые до этого были и в значительной мере остаются прерогативой государства, наряду с публичными элементами частных элементов;

в) совершенствование системы физического и духовного воспитания граждан с целью привития им новых социальных, политических, отчасти этических и иных ценностей;

г) перестройка трудовых отношений в изменившихся условиях на новый, партнерский лад;

д) сосредоточение внимания и усилий соответствующих государственных органов в сфере экономики не только и даже не столько на макроэкономических, сколько на микроэкономических проблемах, и др.

Всей этой и иной ей подобной, социально ориентированной деятельностью государство, с точки зрения сторонников его социал-демократической модели, должно заниматься не само по себе, а во взаимодействии с другими, негосударственными организациями. Кроме того, разрешая «переходные», довольно специфические проблемы, государство социал-демократического толка не должно упускать из виду и других его повседневных для любого государства проблем. Имеется в виду его деятельность по сохранению и поддержанию экономического, политического, социального, военного и иного потенциала страны, по защите национальных и государственных интересов, по усилению гарантий, обеспечению и защите прав и свобод граждан и др.

Органическое сочетание временных, реформаторских задач и соответствующих направлений деятельности государства с традиционными для любого государства задачами и направлениями деятельности имеет принципиальное значение. Ибо перекос в сторону традиционной для государства повседневности, рутинности чреват консерватизмом и застоем. Перекос же в сторону радикального реформизма, граничащего с официальным социально-политическим и экономическим экстремизмом, независимо от того, в какие формы он облекается и как выражается, опасен подрывом национальной экономики, социальной структуры, системы образования и культуры, разрушением национальных обычаев и традиций, падением уровня жизни основных слоев населения, разрушением конституционно-правовой системы и государственной структуры.

Ключевым критерием оценки полезности и прогрессивности всякого рода реформистских (эволюционных) и революционных преобразований, осуществляемых государством в переходный период, является степень благотворного влияния их на дальнейшее развитие экономики, науки, культуры, создание и совершенствование новых технологий, усиление гарантий прав и свобод граждан, повышение их материального и духовного благосостояния.

Если же этого не происходит в процессе проводимых революционных преобразований и реформ, то для общества они, независимо от того, с какими благими намерениями проводятся, теряют всякий смысл. Более того, если они ухудшают положение в стране, ведут к падению промышленного и сельскохозяйственного производства, снижают жизненный уровень населения, разрушают вековые обычаи и традиции, дезорганизуют общество и само государство, ставят их в экономическую, финансовую и иную зависимость от других держав, то такого рода преобразования нельзя считать полезными для данного общества и государства даже в том случае, если они проводятся под лозунгами демократического, прогрессивного преобразования или создания идеального государственного и общественного строя в будущем. Независимо от субъективных намерений и пожеланий властей предержащих при этом такого рода реформы и революционные преобразования отбрасывают экономику страны, а вместе с ней государство и общество на задний план и носят по отношению к ним откровенно реакционный характер.

Оценивая роль государства, а также характер и последствия экономических и социально-политических преобразований в России в переходный период, западные исследователи констатировали в середине 90-х годов, что первые попытки либеральной трансформации здесь провалились и что в стране возникла такая ситуация, при которой «невозможны ни движение вперед, по пути к демократии, ни возврат назад — по пути к автократии».

В академических и отчасти в политических кругах России и других бывших соцстран, находящихся в переходном состоянии, применительно к роли государства и права в этих условиях стала разрабатываться концепция некой идеальной модели или «идеального типа перехода к демократии» . По замыслу ее авторов, она должна сочетать в себе на разных стадиях ее реализации одновременно и черты либерализма, и социал-демократизма, и иных им подобных «измов».

Всего выделяется четыре стадии реализации данной модели:

1) либерализация политической жизни, предполагающая институционализацию гражданских свобод, контролируемое «приоткрытие» режима; 2) демонтаж устаревших институтов — составных частей прежней политической системы; 3) демократизация общественно-политической жизни страны; 4) принятие мер к «ресоциализации» граждан, т. е. к позитивному восприятию новых ценностей и вновь создаваемой политической системы.

Данная модель ориентирована в основном на политическую сферу жизни общества, на переход ее из одного, автократического, состояния в другое, демократическое. Однако она может применяться и в иных сферах.

Естественно, как и всякая модель, она является не более чем моделью. Реальная жизнь гораздо богаче и разнообразнее, тем более в переходный период, нежели ее концептуально изображают или же с помощью различных схем и моделей отражают.

Намного сложнее и разнообразнее задачи, решаемые государством в данный период, и его деятельность, осуществляемая на данном этапе. Они не вмещаются ни в рамки либерализма, ни в сложившиеся постулаты социал-демократов, ни в каноны любой иной, даже самой идеальной «переходной» модели.

Независимо, например, от того, какая из этих концепций взята власть имущими в переходный период в отношении вооружения, государство на этом этапе вынуждено заниматься не только преобразовательной деятельностью и решать соответствующие задачи, но и уделять повышенное внимание охранительным функциям, предохраняя самое себя, экономику и общество от распада. В особенности это касается, как показал печальный опыт бывших СССР и Югославии, государств с федеративным устройством.

Как верно подмечается в научной литературе, государство даже п обычных условиях «постоянно находится в некотором логическом ноле между двумя опасностями». Одна — возможность превратиться в «жесткую абстракцию абсолютного, проводящую унификацию, игнорирующую разнообразие». Такое государство имеет шансы погибнуть и результате подавления сил общества, лишения его жизненно важных творческих ресурсов, разрушения механизмов диалога как источника эффективных решений. Другая опасность заключается в том, что «бесконечное разнообразие элементов, частей общества будет утверждать себя, противостоя государству, и тем самым дезорганизуя и в конечном счете разрушая его». Подобная опасность разрушения государства и распада общества в переходный период многократно возрастает. Ибо именно в этот период «разброда и шатаний» в обществе и государстве, как никогда раньше, усиливаются центробежные силы, растет национализм и экстремизм, бурно развиваются дезинтеграционные процессы.

Такого рода явления имеют место во всех странах. Но особенно актуальными после развала СССР они стали в России. Заслуживают особого внимания предостережения западных экспертов относительно того, что одни и те же «центробежные силы», которые раньше погубили горбачевские реформы и разрушили Советский Союз, в настоящее время «угрожают дезинтеграции реформируемой России».

Особые задачи стоят в переходный период перед государством и в связи с необходимостью создания новой монетарной и финансовой системы, обеспечением безопасности страны, коренным изменением правовой системы, установлением и поддержанием в новых условиях торговых, кредитных и иных отношений с окружающим (внешним) миром.

Внутренние изменения, происходящие в России и других странах, находящихся на пути перехода от социализма к капитализму, отмечается в научной литературе, неизбежно ведут к изменениям в отношениях и с внешним миром. Характер этих изменений в силу ослабления позиций «переходных» государств в значительной мере предопределяется полностью сохранившими и даже умножившими за этот период свой потенциал западными странами. Это касается не только малых по своим территориальным и иным возможностям государств, но и самой России.

Несколько категоричными представляются слова известного русского философа И. А. Ильина, сказанные задолго до реформирования России, о том, что «европейцам нужна дурная Россия: варварская, чтобы «цивилизовать» ее по-своему; угрожающая своими размерами, чтобы ее можно было расчленить; завоевательная, чтобы организовать коалицию против нее; реакционная, религиозно-разлагающаяся, чтобы вломиться в нее с пропагандой реформации или католицизма; хозяйственно-несостоятельная, чтобы претендовать на ее «неиспользованные» пространства, на ее сырье или, по крайней мере, на выгодные торговые договоры и концессии». Однако в этих словах есть огромная доля правды. Жизнь во многом подтверждает высказанные автором суждения. В силу этого перед государством в переходный период, наряду с обычными, периодически возникающими в сфере внутренней и внешней политики проблемами, стоят также проблемы специфические. На него возлагается задача не только обеспечения динамизма в проведении экономических и социально-политических реформ и поддержания стабильности внутри общества и государства, но и сохранения их полной самостоятельности во всех сферах жизни и обеспечения их внешней независимости.

3. Особенности конституционного законодательства в переходный

период

Конституционное законодательство переходного периода представляет собой систему конституционных актов — законов, действующих на данном этапе в той или иной стране. Наряду с конституцией государства эта система включает в себя все законы, с помощью которых вносятся в нее изменения, дополнения или же проводятся изъятия из нее отдельных положений. К системе конституционных актов относятся также законы, издание которых предусмотрено самой конституцией.

Согласно, например, Конституции России 1993 г. в число таких законов входят: Федеральный конституционный закон, определяющий порядок деятельности Правительства РФ (п. 2 ст. 114); федеральные конституционные законы, устанавливающие полномочия, порядок образования и деятельности Конституционного Суда Российской Федерации. Верховного Суда Российской Федерации, Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации и иных федеральных судов (п. 3 ст. 128); Федеральный конституционный закон, устанавливающий порядок принятия в Российскую Федерацию и образование в ее составе новых субъектов Федерации (п. 2 ст. 65); Федеральный конституционный закон, определяющий порядок и условия изменения статуса отдельного субъекта или нескольких субъектов Федерации (п. 5 ст. 66), и др.

Характер, сущность и содержание конституционного законодательства, так же как и другие его отличительные параметры, никогда не оставались неизменными, застывшими. Они постоянно развиваются. Каждому этапу развития общества — его экономическому, социально-политическому, культурному и иному уровню — всегда соответствует определенный уровень развития конституционного законодательства.

Разумеется, абсолютного соответствия при этом нет и не может быть. Но стремление законодателя к наиболее полному соответствию конституционного законодательства, условиям жизни и уровню развития общества, к адекватному отражению в нем происходящих в обществе процессов всегда существует. В особенности это касается отражения в конституции соотношения противодействующих друг другу и одновременно взаимодействующих друг с другом социально-классовых и иных общественных сил.

Любая конституция, доказывал еще в прошлом веке один из ранних немецких социалистов, Ф. Лассаль (1825—1864), есть не что иное, как «действительное отношение сил страны».

Существует ли в стране, задавался вопросом автор, какая-нибудь регулирующая, постоянно действующая сила, которая оказывала бы влияние на все издаваемые в стране законы, «влияла бы так, чтобы законы эти в известных границах всегда были таковы, как они есть, и не могли бы быть иными?» И тут же: «На этот вопрос мы должны ответить утвердительно». Такая сила существует. И сила эта есть «то фактическое соотношение сил, которое существует в данном обществе. Эти действующие соотношения сил присущи всякому обществу. Они составляют постоянно действующую силу, определяющую все законы и все правовые учреждения данного общества и делающую их такими, как они есть, и никакими другими».

Понятно, что речь при этом шла не о формальных конституционных законах, а о реальных конституционных актах. Ф. Лассаль, а вслед за ним и многие другие исследователи вполне оправданно различали два вида конституций: а) конституции действительные, отражающие «реально существующее соотношение общественных сил страны» и б) конституции писаные, которые в отличие от первых нередко представляли собой «лист бумаги».

Конституции действительные, реальные являлись, по мнению автора, не чем иным, как действительным общественным укладом. Они существовали во все времена и во всех странах.

Каждая страна, убеждал Ф. Лассаль, «не может не иметь какую-нибудь реальную конституцию, какой-нибудь общественный уклад, хороший или дурной, все равно. И это так же верно, как верно то, что всякий организм, всякое дело имеет свое строение, свою, говоря иначе, конституцию. Это так понятно: ведь должны же в каждой стране существовать какие-либо реальные отношения между общественными силами».

Что же касается новейшего времени, продолжал автор, то для него характерной является не эта действительная, а только писаная конституция. Или, иначе говоря, «лист или листы бумаги». В новейшее время «повсеместно наблюдается стремление установить писаную конституцию, собрать на одном листе бумаги, в одном акте основания учреждений и правительственной власти всей данной страны».

По мере развития общества и изменения в нем соотношения сил меняется и соотношение между этими видами конституций.

Писаная конституция, справедливо отмечал Ф. Лассаль, только тогда будет «хорошей и долговечной», когда она будет находиться в «полном соответствии с конституцией действительной», иными словами, если она будет адекватно отражать «фактически существующее в стране соотношение общественных сил». Если же она не будет соответствовать конституции фактической, действительной, то между ними «неизбежно, рано или поздно, произойдет столкновение», и предупредить его «нет возможности». В результате писаная конституция, «этот лист бумаги, этот акт, неизбежно побеждается конституцией естественной, действительными соотношениями между общественными силами страны».

Рассуждения Ф. Лассаля о видах конституции и об их соотношении друг с другом несомненно распространяются на все конституционное законодательство и имеют рациональное начало, но с определенными оговорками, например, о понятии и содержании действительной конституции, о ее вечности и принадлежности всем странам, об обусловленности ее только соотношением общественных сил, о сведении любой писаной конституции a priori к «клочку бумаги