БДИТЕЛЬНОСТЬ–ОСНОВОПОЛАГАЮЩИЙ ПРИНЦИП ЖУРНАЛИСТИКИ 30-х ГОДОВ

Сталинская установка о бдительности. Руководитель Главлита Б. Волин: «Цензура должна стать всесоюзной и интегральной». Воплощение принципа бдительности в практику журналистики. Репрессии против редакционных коллективов. Чистка «Известий» по доносам Л.3. Мехлиса. «Вредительство» в газетно-журнальном производстве. Принцип бдительности как обоснование репрессий против цензоров Главлита.

Особую роль в ужесточении цензурного режима в стране, подчинении журналистики партии сыграла одна из сталинских мифологем – установка, выдвинутая вождем в январе 1933 г. при подведении итогов первой пятилетки на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б): «революционная бдительность является тем самым качеством, которое особенно необходимо теперь большевикам». Эта часть доклада Сталина называлась «Итоги пятилетки в четыре года в области борьбы с остатками враждебных классов».

Мифологема входила в практику, постепенно получая вполне достаточную теоретическую и фактическую проработку. Так, на XV съезде партии большевиков (декабрь 1927 г.) был выдвинут лозунг критики и самокритики, не взирая на лица, как один из центральных лозунгов дня. Развитие критики и самокритики вытекало из необходимости бороться с теми недостатками, которыми сопровождалось строительство социализма. В то же время лозунг обосновывался сталинской теорией обострения классовой борьбы в ходе этого строительства. И.В. Сталин говорил на пленуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 г. в речи «О правом уклоне в ВКП(б)»: «Вспомните о последних событиях в нашей партии. Вспомните о тех лозунгах, которые дала за последнее время партия в связи с новыми классовыми сдвигами в нашей стране. Я говорю о таких лозунгах, как лозунг самокритики, лозунг заострения борьбы с бюрократизмом и чистки советского аппарата, лозунг организации новых хозяйственных кадров и красных специалистов, лозунг усиления колхозного и совхозного движения, лозунг наступления на кулака, лозунг снижения себестоимости продукции и коренного улучшения практики профсоюзной работы, лозунг чистки партии и т.д.». При этом Сталин подчеркивал: «эти лозунги связаны с фактом сопротивления капиталистических элементов народного хозяйства наступлению социализма. Нельзя считать случайностью так называемое шахтинское дело. «Шахтинцы» сидят теперь во всех отраслях нашей промышленности, многие из них выловлены, но далеко еще не все выловлены. Вредительство буржуазной интеллигенции есть одна из самых опасных форм сопротивления против развивающегося социализма. Вредительство тем более опасно, что оно связано с международным капиталом. Буржуазное вредительство есть несомненный показатель того, что капиталистические элементы далеко еще не сложили оружия, что они накопляют силы для новых выступлений против Советской власти».

Отсюда, по Сталину, возникает «новое заострение лозунга самокритики». «Дело обстоит так, – замечает он, – что мы живем по формуле Ленина – «кто кого»: мы ли их, капиталистов, положим на обе лопатки и дадим им, как выражался Ленин, последний решительный бой, или они нас положат на обе лопатки», «капиталистические элементы не хотят добровольно уходить со сцены», «наше наступление будет сокращать капиталистические элементы» и т.д.

Цензурное ведомство одним из первых уловило веяние времени. Опытный партиец Б.М. Волин, возглавлявший тогда Главлит, разослал 3 августа 1931 г. всем уполномоченным и политредакторам, местным подразделениям секретный циркуляр, где обращал их внимание «на необходимость усиления и заострения большевистской классовой бдительности». Он ссылался на проведенную Главлитом в мае – июне контрольную проверку издательств ГИХЛ, ИЗОГИЗ, МУЗГИЗ, «Молодая гвардия», «Федерация» и др., когда «были произведены конфискации» очерковой литературы, журналов «Красная нива» (№ 3) за повесть А. Платонова «Впрок», «Октября» (№ 4–5) за очерки М.Б. Парного «Герой», «Киса», «Подкоп» и др., обнаружен «огромный брак плакатов по Москве и Ленинграду». Все это, подчеркивает Волин, «требует решительного поворота в сторону особой классовой бдительности».

9 апреля 1935 г. Б.М. Волин направляет в Политбюро подробную записку, в которой подытоживает 20 месяцев своего руководства цензурой страны и ставит вопрос о расширении в условиях повышения бдительности сферы деятельности Главлита, бывшего официально органом РСФСР, создании Объединенного Главлита Союза при СНК СССР: «Цензура должна стать всесоюзной и интегральной». Решение этого вопроса затянется на долгие годы. В 1939 г. Главлит снова поставит проблему создания «единого централизованного органа цензуры при СНК СССР». Следует отметить, что при полном господстве партийной цензуры этот вопрос не имел существенного значения, так как под Главлитом РСФСР подразумевалось ведомство, занимавшееся цензурой на всем пространстве государства, о чем свидетельствуют документы и переписка партийного аппарата с Главлитом.

В итоге к середине 30-х годов лозунг самокритики и критики, не взирая на лица, стал превращаться в борьбу за революционную или большевистскую бдительность. Так, в редакционной статье «Новые задачи» журнал «Большевистская печать», считая, что многим редакциям не хватает самокритичности, тесно связывает эти «качества» журналистики: «Отсюда задача – ликвидировать свою собственную беспечность, свое собственное благодушие, свою собственную близорукость. Это предполагает преодоление гнилых теорий, разоружающих и размагничивающих нашу бдительность, о которой говорил товарищ Сталин. Это предполагает повышение уровня большевистской самокритики и революционной бдительности». В юбилейные празднования 25-летия «Правды» День печати проходил «под знаком развертывания» в прессе «большевистской критики и самокритики, под знаком заострения революционной бдительности против вражеских происков злобных агентов фашизма, реставраторов капитализма – троцкистов и бухаринцев, – под знаком дальнейшего повышения идейного уровня и большевистской принципиальности печати».

Установочный характер для журналистов имела передовица «Большевистской печати» «Бдительность и еще раз бдительность!», вышедшая в 1936 г. после судебного процесса над так называемым троцкистско-зиновьевским центром. Вот ее начало: «Славные сподвижники Феликса Дзержинского раскрыли в 1936 г. ряд террористических групп, и перед Военной коллегией Верховного суда СССР предстали 16 лидеров-главарей троцкистско-зиновьевских контрреволюционных убийц. Вся Советская страна, десятки миллионов людей властно потребовали: взбесившихся псов расстрелять – всех до одного!» В таком же тоне профессиональный журнал давал директивы всем органам печати, поставив перед ними задачу, выковать «большевистскую бдительность – самое острое орудие в борьбе с врагами».

По сути дела, в число принципов социалистической печати внедрялся и получил обоснование принцип революционной бдительности, ориентировавшийся на программную установку Сталина, уже цитированную ранее. Журнал «Большевистская печать» неоднократно ссылался на нее как основной фундамент своих директив. В статье «Чего мы требуем от работников газеты» секретарь Куйбышевского крайкома ВКП(б) В. Шубриков перечислял необходимые качества журналиста: «Основное, решающее, что мы должны предъявлять к себе, к своей работе, – это партийность, принципиальность, большевистская бдительность, верность учению Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина». На собрании журналистов и рабкоров Москвы в День печати 5 мая 1936 г. выступил Б.М. Таль, ответственный редактор «Большевистской печати». Его доклад заканчивался так: «Победы партии, победы социализма огромны, но при этих победах мы ни на минуту не должны забывать о большевистской бдительности. Никакой самоуспокоенности! Размагниченность и беспечность глубоко враждебны большевизму. Непрерывное повышение бдительности обеспечит нам дальнейшие победы, расстроит всевозможные козни и происки врагов. Этому непрестанно учит нас великий Сталин – вдохновитель и организатор побед социализма. Роль и задачи печати в деле повышения бдительности особенно велики». Вот важнейшая установка одного из руководителей журналистики. Она дается на собрании наиболее квалифицированных сил советской прессы, на которые равняются все остальные.

В Отделе печати и издательств ЦК ВКП(б) в 1937 г. состоялось совещание секретарей парткомов и парторгов редакций центральных газет, где отмечались недостатки в идейно-воспитательной работе среди журналистов, слабое развитие в редакционных коллективах самокритики. Перед партийными руководителями редакций ставилась в числе других задача «неустанно воспитывать» в журналистах «революционную бдительность».

Какими же мерами и методами закреплялся этот принцип советской прессы тех лет? Анализ директивных публикаций того времени, служивших ориентирами в деятельности цензоров, свидетельствует о существовании для этого целой программы, которая включала, во-первых, освещение процессов «врагов народа» в требуемом погромном тоне, в чем подавали пример руководящие органы: газеты «Правда», «Комсомольская правда», журналы «Большевик», «Большевистская печать». Только в конце января 1937 г. на страницах «Правды» появились такого рода статьи: «Подлейшие из подлых» (24 января), «Торговцы родиной» (25 января), И. Лежнев «Смердяковы» (25 января), «Троцкистская шайка реставраторов капитализма» (26 января), Д. Осипов «Почему они признаются» (27 января), Л. Ровинский «Содружество шпионов» (27 января), П. Павленко «Японский господин Ха, или Дальневосточный псевдоним Троцкого» (28 января), «Приговор суда – голос народа» (30 января), «Страна приветствует справедливый приговор» (31 января) и др. Партийный журнал «Большевик» в статье «Повысить бдительность и овладеть большевизмом» писал: «Процесс японо-немецко-троцкистских агентов вскрыл, что в течение ряда лет эти агенты фашистской буржуазии осуществляли в тяжелой промышленности Советского Союза вредительскую, диверсионную и шпионскую деятельность, которая нанесла немалый ущерб развитию нашей социалистической промышленности».

Но особенно отличался соответствующим тоном журнал «Большевистская печать»: «Троцкистско-зиновьевское отребье во главе с обер-подлецом и обер-террористом Троцким добивалось реставрации капитализма в нашей стране»; «трижды презренные враги народа, враги социализма – с этой кличкой сошли в могилу кучка троцкистско-зиновьевских мерзавцев» и т.п. Работникам прессы предлагалось по-новому смотреть «на отдельные, так называемые, производственные неполадки, аварии, крушения и взрывы» – не как на издержки неумелого руководства, несчастные случаи, а докапываться «до подлинных корней аварийности, или, попросту говоря, вредительства». В связи с чем «надо изо дня в день на конкретных примерах учить массы распознавать врага-двурушника, в какую бы тогу он ни рядился, какую бы личину он на себя ни надевал».

Во-вторых, пресса использовалась для развертывания уже после процессов бескомпромиссной борьбы с «последышами банд», которые «как змеи еще прячутся в потаенных углах и особенно там, где ослаблена большевистская бдительность местных руководителей» (они назывались «шляпами и ротозеями»). Речь шла о мобилизации местных сил на борьбу с «врагами народа и их последышами». Журнал «Большевистская печать» с нотой возмущения поучал: «Надо газетам научиться, наконец, на 20-м году существования советской печати доводить разоблачения до конца, памятуя, что враг изворотлив как ядовитая гадина и хитер как лиса».

В-третьих, постоянно обращалось внимание редакций на попытки проникновения в журналистику «врагов народа», стремление их захватить в свои руки газеты, «притупить такое острое орудие борьбы, как печать, обратив его против партии», «пролезть в аппарат наших газет, журналов и издательств», что уже якобы произошло в Соцэкгизе, ОНТИ, Белорусском Госиздате и др. Приводились «конкретные примеры». Так, в редакции белорусской газеты «Звезда» «долго сидел на руководящей работе враг партии – активный троцкист», «орудовали, искусно замаскировавшись, троцкистские последыши», которые якобы «опутали редактора газеты». В связи с проникновением в аппарат газет и журналов врагов подверглись резкой критике и репрессиям журналисты газет «Пролетарский путь» (Ульяновск) (вопрос обсуждался в ЦК партии), «Коммунист» (Украина), «Северная правда» (Кострома), «Таганрогская правда», «Уральский рабочий», «Ленинградская правда», «Красное знамя» (Краснодар), «Коммунист Таджикистана», «Коммуна» (Калуга), «Комсомолец Украины», «Большевистская смена» (Днепропетровск), сотрудники ТАССа, Союзфото и др.

Передовая статья «Правды» от 22 июня 1936 г. зловеще обещала: «Тот, кто ставит своей задачей расшатать социалистический строй, подорвать социалистическую собственность, кто замыслил покушение на неприкосновенность нашей родины – тот враг народа. Он не получит ни клочка бумаги, не перешагнет порога типографии, чтобы осуществить свой подлый замысел. Он не получит ни зала, ни комнаты, ни угла для того, чтобы внести устными словами отраву».

Журнал «Большевистская печать» советовал настоятельно «еще и еще раз прощупать, нет ли среди редакционного коллектива, среди псевдорабкоров и в рядах авторского актива скрытых врагов, вроде «журналистов» Радеков (Его последняя статья в этом журнале была помещена в 1936 г. – всего полгода назад. – Г.Ж.)и Сосновских, Роммов и Бухарцевых, Пикалей и Вернеров и прочих разоблаченных их мелких подручных. История последних лет борьбы с врагами народа знает не один факт настойчивых попыток проникнуть на идеологический участок и, в частности, в печать».

Неоднократно подвергался репрессиям официоз страны – газета «Известия». Поразительным документом тех лет является секретная записка заведующего Отделом печати и издательств ЦК ВКП(б) Л.3. Мехлиса «О засоренности аппарата редакции «Известий» (9 декабря 1937 г.) – чистокровный жанр «доносье», причем Мехлис доносит на своего друга и соратника Б.М. Таля (вместе работали в «Правде», Отделе печати и издательств, Союзе журналистов). Записка начинается словами: «В течение последних лет аппарат редакции «Известий» являлся убежищем для троцкистско-бухаринских шпионов. Предпринятая Талем «чистка» бухаринского наследства в газете (ее осуществляли талевские молодчики из Отдела печати – Мишурис и Левин, недавно снятые ЦК с работы) преследовала, как сейчас установлено, лишь одну цель: под флагом укрепления аппарата редакции расставить на руководящих постах газеты троцкистских и иных шпионов, установив личную монополию на прием и увольнение работников «Известий». Таль успел устроить в редакцию таких врагов народа, как Ковальский, Канторович, Мускин и Товаровский, вскоре арестованных органами НКВД».

Пример с «Известиями» показывает, что шпиономания в атмосфере репрессий середины 30-х годов достигла апогея: «После указания Отдела печати член редколлегии «Известий» тов. Селих изгнал из аппарата 26 человек. Среди них оказались: шпион Шмидт – заведовал отделом культуры; связанная со шпионами Маркович – пом. зав. отделом кадров; связанный со шпионами Цецоркин – литературный работник; человек темный и политически сомнительный Семичастный – пом. редактора по кадрам и др.». Далее записка перечисляет итоги обследования кадров, проведенного отделом печати, возглавляемым Мехлисом, – своеобразное типологическое изыскание: вот подзаголовки документа: «Радековско-бухаринские корешки», «Талевские корешки». Под ними следует перечень сомнительных сотрудников газеты с соответствующими характеристиками. В обобщающей части в качестве показательного факта приводится то, что «у 31 работника газеты родственники живут за границей, значительная часть которых эмигрировала уже при Советской власти».

По этой записке Л.3. Мехлиса, полностью отразившей дух последующей карательной в прямом смысле цензуры того периода, 17 декабря 1937 г. Политбюро приняло постановление «О засоренности аппарата редакции “Известий”», в котором говорилось: «Аппарат редакции «Известий», в течение ряда лет являвшийся объектом троцкистско-бухаринского вредительства, продолжает находиться в тяжелом состоянии и до конца еще не очищен от радековско-бухаринских и талевских корешков» (!). Отделу печати предлагалось «до конца очистить аппарат редакции «Известий» от политически сомнительных элементов и направить в газету группу политически проверенных работников»; «проверить состав работников издательства “Известий”». Чистка была продолжена. За короткое время в 1936–1937 гг. руководство партии дважды проводило такого рода репрессии против журналистов «Известий» – формально главной газеты государства.

Наконец, в этот период сверхбдительность коснулась и газетно-журнального производственного процесса, где якобы тоже использовалось вредительство как средство борьбы с Советской властью: специальные ошибки, опечатки, искажения смысла фраз и пр. «Особенная вспышка этих «опечаток» и «ошибок» имела место в ряде газет после злодейского убийства С.М. Кирова, – глубокомысленно замечает журнал «Большевистская печать». – Эти «опечатки» искажали в махрово-контрреволюционном духе важнейшие материалы и политические документы». Следовала ссылка на такой «опыт» саратовской газеты «Коммунист», где разоблачительная работа проводилась под руководством секретаря ЦК партии А.А. Жданова, направленного в 1935 г. в Саратов для разъяснения постановления ЦК о ряде крупных политических и организационных ошибок Саратовского крайкома ВКП(б) и его газеты «Коммунист».

Выступая на пленуме Саратовского крайкома 5 июля 1935 г., А.А. Жданов обвинил многих партийных руководителей в ослаблении бдительности, «политической неряшливости и невнимании к печати». «События последнего времени, – заметил он, – особенно злодейское убийство тов. Кирова, показали, к каким тяжелым последствиям для партии может привести притупление бдительности и ротозейство членов партии». В ходе расследования в духе тогдашнего времени было раскрыто «вредительство» и в корректорском цехе, куда якобы «проникла в разное время значительная группа классово чуждых и негодных людей, которым отнюдь не место в большевистской печати. Выходцы из дворян, имеющие родственников за границей, люди, исключенные из партии и высланные из Москвы, и т.д. – вот кому были вверены важнейшие участки работы газеты».

В ходе обследования районных газет Свердловской области было обнаружено большое число опечаток в них: вместо «грозное» «грязное предупреждение», «теоретический» – «террористический», «вскрыть» – «скрыть» и др. Во всем этом усматривалась хитрость и маскировка врагов народа. Один из корректоров газеты «Коммунар» (Московская область) был осужден за такую «контрреволюционную» агитацию на 5 лет. Поиск вредителей и шпионов в журналистике был доведен фактически до абсурда: преследованиям подверглись авторы учебника по стилистике, словаря японского языка, которые якобы через приведенные примеры помогали иностранной разведке добывать сведения о Красной армии.

Без сомнения, в газетно-журнальном производстве, издательском деле постоянно нужна внимательность, стремление исключить ошибки. Журнал «Большевистская печать» такого рода просчеты квалифицировал как «идиотскую болезнь – беспечность, свойственную еще многим редакциям».

Таким образом, принцип революционной бдительности, опиравшийся на сталинскую теорию обострения классовой борьбы при строительстве социализма, стал одним из важнейших инструментов тотальной партийной цензуры. Одновременно он, как бумеранг, нанес удары и по тем, кто использовал его. Тот же Л.3. Мехлис, придя на пост заведующего Отделом печати и издательств ЦК партии в 1937 г., в течение трех месяцев занимался, проявляя свою обычную сверхбдительность, кадровой чисткой цензурного аппарата, осуществляя по-своему партийное руководство им. В итоге «было изъято и изолировано 11 человек, в том числе оба заместителя Ингулова» (уполномоченного СНК СССР по охране военных тайн в печати и Главлита РСФСР на тот момент. – Г.Ж.)–Таняев, первый заместитель, и Стельмах, начальник отдела военной цензуры, начальник иностранной цензуры Борщевский, начальник Главной инспекции Лясковский. Они, по выводам Мехлиса, занимались «вражьей работой по шпионским и вредительским делам». В целом Отделом печати и издательств ЦК партии из центрального аппарата Главлита было удалено 60 человек – «сомнительных, порочных людей, шпионов». Главлиту инкриминировалось то, что его работники способствовали разглашению в печати «важнейших военных тайн»: «Главлит разрешал издание книг, раскрывавших расположение предприятий оборонного значения. Вся преступная работа КОГИЗа была санкционирована работниками Главлита. Отдельные газеты, с молчаливого согласия цензоров Главлита, превращаются в легальную трибуну для враждебных элементов (в порядке цитирования и прямых выступлений).

Сотни изданий выходят без просмотра цензурой, ибо руководство Главлита преступно развалило низовой аппарат». Особенно обстановку в Главлите характеризует факт потери трех экземпляров «совершенно секретного документа, представляющего собою список всех оборонных предприятий Советского Союза с указанием характера их производства и места расположения».

Основной пафос записки Л.3. Мехлиса от 22 ноября 1937 г. в ЦК ВКП(б) и СНК СССР о политическом положении в Главлите был направлен против начальника Главлита С.Б. Ингулова как не внушающего политического доверия. Без сомнения, как помощник Сталина Мехлис знал, что это тот самый Ингулов, с которым Сталин резко полемизировал в начале 20-х годов. Очень похоже, что он сводил старые счеты. В декабре 1937 г. С.Б. Ингулов был снят с поста начальника Главлита, затем исключен из партии и в 1938 г. репрессирован.

Итак, Л.3. Мехлис почти полностью сменил кадровый состав центрального аппарата цензурного ведомства и насадил там еще более правоверных и послушных партийцев. Он действовал в соответствии с указаниями своего шефа о революционной бдительности – главном качестве большевика. И этот принцип превращал печать в слепого исполнителя воли вождя, в его помощника по организации репрессивных процессов и общественного мнения вокруг них; в проводника извращенных идей, способствовавшего созданию ирреальной картины в советской прессе. Однако эта картина отразила и реальное бытие народа того трагического периода.

Правда и ложь соседствовали на страницах периодики, ложь прикрывалась правдой, выдавалась за нее. «Принцип» революционной или большевистской бдительности был именно таким орудием: им как щитом прикрывалась ложь инсценированных и инспирированных процессов над «врагами народа» различной идеологической окраски, чаще всего изобретенной самим вождем и частью его окружения.