Б) Инструментализм. 2 страница

Величайшим достижением Тарского, считает Поппер, является то, что он заново обосновал теорию корресподенции и показал, что можно исполь­зовать классическую идею истины как соответствия фактам, не впадая в субъективизм и противоречия. Если понятия "истина" считать синонимом понятия "соответствия фактам", то для каждого утверждения можно легко показать, при каких условиях оно соответствует фактам. Например, утверж­дение "Снег бел" соответствует фактам тогда и только тогда, когда снег дей­ствительно бел. Эта формулировка вполне выражает смысл классической или, как предпочитает говорить Поппер, "объективной" теории истины.

Привлекательность объективной теории истины Поппер видит в том, что она позволяет нам утверждать, что некоторая теория истинна, даже в том случае, когда никто не верит в эту теорию, и даже когда нет оснований верить в нее. В то же время другая теория может быть ложной, несмотря на то, что есть сравнительно хорошие основания для ее признания. Это пока­залось бы противоречивым с точки зрения любой субъективистской теории истины, но объективная теория считает это вполне естественным. Объек­тивная теория истины четко различает истину и ее критерий, поэтому до­пускает, что, даже натолкнувшись на истинную теорию, можно не знать, что она истинна. Таким образом, классическое понятие истины в его фор­мально-логической обработке оказывается вполне совместимым с фальси­фикационизмом. Имеется истина и имеется ложь, ничего третьего не дано. Люди обречены иметь дело только с ложью. Однако благодаря имеющему­ся у них представлению об истине они осознают это. И, отбрасывая ложь, они надеются приблизиться к истине. "Только идея истины позволяет нам осмысленно говорить об ошибках и о рациональной критике и делает воз­можной рациональную дискуссию, т.е. критическую дискуссию, в поисках ошибок с целью устранения тех из них, которые мы сможем обнаружить, для того чтобы приблизиться к истине. Таким образом, сама идея ошибки и способности ошибаться включает идею объективной истины как стандарта, которого мы не сможем достигнуть"^26[66].

Фальсификационизм может довольствоваться идеей истины как неко­торого регулятивного идеала, ориентируясь на который мы отбрасываем фальсифицированные теории. Однако, когда Поппер попытался описать прогрессивное развитие науки, формально-логического понятия истины и простой дихотомии истина—ложь оказалось недостаточно. Как показать, что мы действительно чему-то "учимся на ошибках", что наши теории не бесплодны? Для описания научного прогресса Поппер вводит понятие "ин­тересной истины", т.е. истины, дающей ответ на определенные научный проблемы. "Ясно, что нам нужна не просто истина — мы хотим иметь больше истины и новой истины. Нас не устраивает 'дважды два — четыре', хотя это истина; мы не обращаемся к повторению таблицы умножения, сталки­ваясь с трудными проблемами в топологии или в физике. Только истина недостаточна, ибо мы ищем ответ на наши проблемы... Только в том слу­чае, если истина или предположение относительно истины дают ответ на некоторую проблему — трудную, плодотворную, глубокую проблему, они приобретают значение для науки"^27[67]. Различие между "просто истиной" и "интересной истиной" заставляет Поппера обратиться к анализу содержа­ния наших теорий и гипотез.

Содержание теорий.Поппер выделяет несколько видов содержания. Прежде всего, согласно критерию демаркации всякая научная теория имеет эмпирическое содержание — совокупность тех "базисных" предложений, которые она запрещает. Иначе говоря, эмпирическое содержание теории равно классу ее потенциальных фальсификаторов.

Логическим содержанием некоторого утверждения или теории Т — сим­волически Ct (Т) — Поппер называет класс всех логических следствий Т. Это означает, что содержание теории зависит от принятой системы логиче­ских правил вывода. Попытка Поппера определить понятие содержания, опираясь на понятие логического следования, столкнула его с трудностями, аналогичными тем, которые оказались неразрешимыми для логических по­зитивистов. Понятие логического вывода может быть точно определено только для формализованных систем; в естественнонаучных теориях вывод обычно опирается на интуитивно-содержательные представления. Поэтому понятие содержания, определенное через понятие логического вывода, не­применимо к реальным научным теориям. Кроме того, поскольку понятие логического следования чаще всего опирается на правила экстенсиональной логики, постольку попперовское определение понятия содержания попадает в паутину "парадоксов" экстенсионального языка. Ясно, что конъюнкция двух утверждений А & В по своему содержанию превосходит каждое из со­ставляющих ее утверждений. Вместе с тем вероятность конъюнкции будет меньше, чем вероятность каждого из составляющих утверждений. Отсюда вытекает тот известный вывод Поппера, что чем более содержательна на­учная теория, тем она более невероятна.

Если некоторое утверждение А истинно, то класс его следствий будет включать только истинные утверждения. Если же А ложно, то среди его следствий могут встретиться как истинные, так и ложные утверждения. Со­вершенно естественная идея. Однако Поппер здесь отходит от экстенсио­нальной логики, в которой из ложного утверждения следует "все что угод­но". С точки зрения экстенсиональной логики, содержанием ложного ут­верждения будет весь мир и, таким образом, два любых ложных утвержде­ния имеют одно и то же содержание. Поппер не принимает этого и говорит о том, что разные ложные утверждения имеют разное содержание. Он был знаком с работами К.И. Льюиса и возможно, говоря о содержании и о логи­ческом следовании, имел в виду нечто подобное той логике "строгой им­пликации", которую построил Льюис. Однако он постоянно сбивается на экстенсиональное понимание логики. Ориентация на логику, но неясность в понимании различных ее систем, обусловили неясность и даже противоре­чивость его понятий содержания и правдоподобия. Например, допустим, что сегодня понедельник, а мы высказываем утверждение "Сегодня втор­ник". Это утверждение будет ложным. Однако среди его следствий встре­тятся и истинные утверждения, например, "Неверно, что сегодня среда", "Сегодня понедельник или вторник" и т.п. Поэтому, считает Поппер, можно приписать некоторое истинное содержание даже ложным утверждениям. И мы можем сравнивать различные утверждения относительно того, какое количество истинных следствий включено в их содержание. Так Поппер приходит к идее истинного и ложного содержания научных теорий.

Несмотря на то, что все научные теории ложны, они имеют истинное содержание. Истинным содержанием теории Т (символически Ct_Т (Т)) Поппер называет класс всех истинных следствий Т. Ложное содержание Т (символически Ct_T (T)) определяется им как разность логического содержания и истинного содержания Т (символически

Ct_F(T)=Ct(T)-Ct_T (Т)).

Я не буду здесь углубляться с анализ попперовских понятий содержа­ния. Можно заметить лишь одно: интуитивные идеи Поппера чрезвычайно интересны, но выражение их с помощью средств символической логики — гораздо более трудная задача, чем ему, может быть, казалось.

Понятие правдоподобия.Соединяя понятие истины с понятием со­держания, Поппер приходит к понятию правдоподобия. Если сравнить две теории Т₁ и Т₂ в их отношении к истине, то мы можем сказать, что "Т₂ бли­же к истине или лучше соответствует фактам, чем Т₁, тогда и только тогда, когда:

а) истинное, но не ложное содержание Т₂ превосходит истинное со­держание Т₁ или

б) ложное, но не истинное содержание Т₁ превосходит ложное содержание Г₂"^28[68].

Это и выражает идею правдоподобия: теория Т₂ будет в этом случае более правдоподобна, чем теория Т₁. В методологическом описании разви­тия научного знания Поппер заменяет понятие "истина" понятием "при­ближение к истине", т.е. понятием "степень правдоподобия". Последнее понятие выражает ту мысль, что чем больше истинное содержание теории и чем меньше ее ложное содержание, тем ближе эта теория к истине. Простей­шим определение понятия «степень правдоподобия теории Т» (символически V_s (Т)) будет такое: V_s (Т) = Сt_т (T) — Ct_F (T). Из этого определения следует, что Vs (T) возрастает, если возрастает Ct_T (T), a Ct_F (T) остается неизменным, или Ct_F (T) уменьшается, a Ct_T (T) остается (по крайней мере) неизменным.

Понятие правдоподобия, считает Поппер, носит столь же объективный характер, как и понятие истины. Одна теория может быть более правдопо­добна, чем другая, независимо от того, знаем мы об этом или нет. Степень правдоподобия является объективным свойством научных теорий, а не на­шей субъективной оценкой. Поэтому, как и в случае с понятием истины, здесь вновь нужно проводить различие между определением понятия прав­доподобия и критерием правдоподобия, т.е. различать вопросы "Что вы имеете в виду, когда говорите, что одна теория более правдоподобна, чем другая?" и "Как установить, что одна теория более правдоподобна, чем дру­гая?". Ответ на первый вопрос дает определение. Ответ на второй вопрос аналогичен ответу на вопрос о критерии истины: "Я не знаю — я только предполагаю. Но я могу критически проверить мои предположения, и если они выдерживают разнообразную критику, то этот факт может быть принят в качестве хорошего критического основания в их пользу"^29[69]. Короче говоря, нельзя с уверенностью утверждать, что одна теория более правдоподобна, чем другая, можно лишь высказать предположение об этом.

Из определения понятия правдоподобия следует, что максимальная степень правдоподобия может быть достигнута только такой теорией, кото­рая не просто истинна, но и полностью и исчерпывающе истинна, т.е. если она соответствует всем реальным фактам. Такая теория является, конечно, недостижимым идеалом. Однако понятие правдоподобия может быть ис­пользовано при сравнении теорий для установления степени их правдопо­добия. Возможность использования понятия правдоподобия для сравнения теорий Поппер считает основным достоинством этого понятия — достоин­ством, которое делает его даже более важным, чем само понятие истины.

Понятие правдоподобия не только помогает нам при выборе лучшей из двух конкурирующих теорий, но позволяет дать сравнительную оценку да­же тем теориям, которые были опровергнуты. Если теория Т₂, сменившая Т₁, также через некоторое время оказывается опровергнутой, то с точки зре­ния традиционных понятий истины и лжи она будет просто ложной и в этом смысле ничем не отличается от теории Т₁. Это показывает недостаточность традиционной дихотомии истина—ложь при описании развития и прогрес­са знания. Понятие же правдоподобия дает нам возможность говорить, что Т₂ все-таки лучше, чем Т₁, так как более правдоподобна и лучше соответст­вует фактам. Благодаря этому понятие правдоподобия позволяет нам рас­положить все теории в ряд по возрастанию степени их правдоподобия и та­ким образом выразить прогрессивное развитие научного знания.

Введение понятия правдоподобия является важным вкладом Поппера в философию науки. Когда в "Логике исследования" Поппер говорит о струк­туре научных теорий, об их проверке и фальсифицируемости, он обошелся без понятия истины. Для анализа структуры знания было достаточно одних логических отношений между понятиями и утверждениями научной теории. После 1935 г. Поппер включает в свою методологию понятие истины. Это оказалось необходимым для отличения "реалистского" понимания научного знания от его инструменталистской трактовки. Чтобы в противовес инстру­ментализму подчеркнуть, что научная теория не просто машина для произ­водства эмпирических следствий, а еще и описание реальных вещей и со­бытий, необходимо понятие истины.

До тех пор пока Поппер твердо стоял на фальсификационистской по­зиции и видел в движении познания лишь простое изменение, но не про­гресс, он мог довольствоваться формально-логическими понятиями истины и лжи даже при анализе развития науки. Вся теория разделяется на два класса — те, ложность которых уже обнаружена, и те, которые еще счита­ются истинными. Как только ложность теории обнаружена, она отбрасыва­ется и заменяется новой. В этом состоит "научное изменение". Все теории в равной степени являются заблуждениями предшествующих поколений и нет преимущества в замене, например, физики Аристотеля физикой Гали­лея. Фальсификационизм мог признать и описать "научное изменение" как постоянное обнаружение и отбрасывание лжи, но он не видел прогресса в этом "изменении".

Когда же Поппер попытался выразить в своей методологии идею про­гресса, формально-логических понятий истины и лжи оказалось недостаточ­но, поэтому он ввел понятие правдоподобия как степени приближения к ис­тине. Теперь его методологическая концепция приблизилась к реальной исто­рии науки и он смог утверждать в соответствии с мнением ученых, что пере­ход от физики Аристотеля к физике Галилея был не просто переходом от од­ной ложной теории к другой, столь же ложной, а переходом от менее истин­ной теории к более истинной. Отсюда вытекает важный философский вывод: если методологическая концепция обращается к анализу развития знания и видит в этом развитии прогресс, то наряду с формально-логическими поня­тиями истины и лжи она должна включать в себя и понятие приближения к истине, которое играет здесь главную роль. Поппер понял это, подчеркнув, что понятие правдоподобия является "более применимым и, следовательно, более важным для анализа научных методов, чем само понятие истины"^30[70]. Большая часть критиков Поппера увлеклась рассмотрением технических не­корректностей его определения и, кажется, не оценила в полной мере глубо­кого философского значения его понятия правдоподобия.

II. 9. УСЛОВИЯ РОСТА ЗНАНИЯ

Для того чтобы сохранить эмпирический характер и не превратиться в метафизическую догму, наука необходимо должна развиваться. В ней постоянно должны происходить выдвижение новых теорий, их проверка и опро­вержение. Если же этот процесс приостанавливается, и некоторые теории господствуют в течение длительного времени, то они превращаются в неоп­ровержимые метафизические системы. "Я утверждаю, что непрерывный рост является существенным для рационального и эмпирического характера науч­ного познания и, если наука перестает расти, она теряет этот характер. Имен­но способ роста делает науку рациональной и эмпирической, т.е. тот способ, с помощью которого ученые проводят различия между существующими тео­риями и выбирают лучшую из них или (если нет удовлетворительной теории) выдвигают основания для отвержения всех имеющихся теорий, формулируя те условия, которые должна выполнять удовлетворительная теория"^31[71].

Какие же требования должна выполнять научная теория, чтобы счи­таться удовлетворительной?

Перед учеными стоит проблема: найти новую теорию, способную объ­яснить определенные экспериментальные факты — факты, которые успеш­но объяснялись прежними теориями; факты, которых прежние теории не смогли бы объяснить; факты, с помощью которых эти прежние теории бы­ли фальсифицированы. Новая теория должна также устранить некоторые теоретические трудности: как освободиться от ad hoc гипотез, как объеди­нить в одно целое ранее несвязанные гипотезы и т.п. Если ученому удается создать теорию, разрешающую все эти трудности, то тем самым он уже сделает значительный вклад в развитие познания. Однако, по мнению Поппера, недостаточно, чтобы новая теория объясняла известные факты и ре­шала известные теоретические трудности. Для того чтобы ее можно было считать новым приближением к истине, она должна удовлетворять еще не­которым требованиям.

Первое:новая теория должна исходить из какой-либо простой, новой, плодотворной и цельной идеи относительно некоторых связей или отноше­ний (например, идеи гравитационного притяжения) между до сих пор не­связанными вещами (такими, как планеты и яблоки), или фактами (такими, как инерционная и гравитационная масса), или новыми "теоретическими сущностями" (такими, как поля и частицы). — Это требование простоты.

Второе:новая теория должна быть независимо проверяема. Это озна­чает, что наряду с объяснением известных фактов новая теория должна иметь новые и проверяемые следствия (предпочтительно следствия нового рода), вести к предсказанию новых явлений. Это требование необходимо, так как без него новая теория может быть теорией ad hoc, ибо всегда можно создать теорию, которая будет соответствовать любому данному множеству фактов, требующих объяснения.

Если выполнено второе требование, то новая теория будет представ­лять собой потенциальный шаг вперед в развитии познания, каков бы ни был исход новых проверок. Новая теория, удовлетворяющая второму тре­бованию, будет лучше проверяема, чем предшествующая ей теория, так как она не только объясняет все факты предыдущей теории, но и предсказывает новые, которые ведут к новым проверкам. Кроме того, выполнение второго требования обеспечивает большую плодотворность новой теории. Она при­водит нас к постановке новых экспериментов и, даже если их результаты сразу опровергнут новую теорию, наше знание будет, тем не менее, возрас­тать, так как результаты новых экспериментов, опровергнувшие предло­женную теорию, поставят перед нами новые проблемы, решение которых потребует создания новых теорий. Таким образом, если новая теория удов­летворяет второму требованию, то она уже является определенным шагом вперед в росте и развитии нашего знания. Первые два требования ограни­чивают область поисков новой теории, отбрасывая тривиальные и неинте­ресные решения стоящей перед нами проблемы.

Третье:"... мы требуем, чтобы теория выдержала некоторые новые и строгие проверки"^32[72].

Ясно, что это последнее требование резко отличается от двух первых. Выполнение первых двух требований можно установить посредством логиче­ского анализа старой и новой теории, и в этом смысле они являются "фор­мальными" требованиями. Что же касается третьего требования, то его вы­полнение можно установить только с помощью эмпирической проверки новой теории, и в этом смысле оно является "материальным" требованием. Вы­полнение первых двух требований необходимо для того, чтобы новую теорию можно было вообще рассматривать всерьез и ставить вопрос о ее эмпириче­ской проверке. Многие новые теории, весьма многообещающие и интерес­ные, были опровергнуты при первой же попытке. Примером может служить теория Бора, Крамерса и Слэйтера (1924 г.), которая по своей интеллектуаль­ной ценности, как считает Поппер, была почти равна квантовой теории Бора (1913 г.). Однако она сразу же была опровергнута фактами. Даже теория Ньютона, в конце концов, была опровергнута, и можно быть уверенным в том, что то же самое произойдет и с каждой новой теорией. Опровержение же теории через шесть месяцев, а не через шесть лет или шесть столетий, является, по мнению Поппера, не более чем исторической случайностью.

Опровержение теории часто рассматривается как неудача ученого или, по крайней мере, созданной им теории. Поппер подчеркивает, что это — индуктивистской предрассудок. Каждое опровержение следует считать большим успехом не только ученого, который опроверг теорию, но и того ученого, который создал эту теорию и предложил тем самым опровергаю­щий эксперимент. Даже если новая теория существовала недолго (как упо­мянутая теория Бора, Крамерса и Слэйтера), она не может быть забыта; она оставила после себя новые экспериментальные факты, новые проблемы и благодаря этому послужила прогрессу науки. Все это говорит о том, что третье требование не является необходимым в обычном смысле слова: даже та теория, которая не удовлетворяет этому требованию, может внести важ­ный вклад в науку. Поэтому это требование необходимо в другом смысле.

Дальнейший прогресс в науке становится невозможным, полагает Поп-пер, если не выполняется третье требование. Новые теории предсказывают новые эффекты, выдвигают новые проверяемые следствия (например, теория Ньютона предсказала отклонения движения планет от законов Кеплера, обу­словленные взаимным притяжением планет). Новые предсказания такого ро­да должны достаточно часто подтверждаться, для того чтобы прогресс науки был непрерывным: "... чрезвычайно существенно, что великие теории стре­мятся к новым завоеваниям неизвестного, к новым успехам в предсказании того, о чем никогда не думали ранее. Нам нужны такие успехи, как успех Ди­рака, античастицы которого пережили отказ от некоторых других аспектов его теории, или успех теории мезона Юкавы. Нам нужен успех, эмпирическое подтверждение некоторых наших теорий хотя бы для того, чтобы оценить важность успешных и плодотворных опровержений (подобных опроверже­нию четности). Мне представляется совершенно очевидным, что только благо­даря этим временным успехам наших теорий мы можем достаточно разумно приписывать нашим опровержениям определенное теоретическое значение... Сплошная последовательность опровергнутых теорий вскоре привела бы нас в тупик: мы потеряли бы ключ к решению вопроса о том, какие элементы этих теорий — или нашей основы познания — отвечают за их провал"^33[73].

Наука остановилась бы в своем развитии и потеряла эмпирический ха­рактер, если бы научные теории не опровергались. По аналогичным причи­нам, считает Поппер, прогресс науки должен был бы остановиться, если бы новые предсказания не верифицировались. Допустим, нам удалось создать последовательность теорий, каждая из которых объясняет все факты в сво­ей области, включая факты, опровергавшие предшествующие теории. Каж­дая из теорий этой последовательности независимо проверяема, однако сразу же опровергается при первой проверке ее новых предсказаний. Таким образом, теории такой последовательности выполняют первые два требова­ния, но не выполняют третьего.

Поппер делает вывод о том, что указанная последовательность, несмотря на возрастающую степень проверяемости входящих в нее теорий, может быть ad hoc конструкцией и нисколько не приближать нас к истине. Если согла­ситься с тем, что теория является ad hoc в том случае, когда ее нельзя прове­рить новыми экспериментами и она объясняет лишь ранее известные фак­ты, включая те, которые опровергли ее предшественниц, то ясно, что одна лишь независимая проверяемость не может застраховать теорию от того, чтобы не быть ad hoc конструкцией. Некоторую ad hoc теорию всегда можно сделать независимо проверяемой путем конъюнктивного присоединения к ней любого проверяемого, но еще не проверенного утверждения, даже самого фантастического. Поэтому третье требование, подобно второму, нужно для устранения тривиальных ad hoc теорий. Однако необходимость этого требования Поппер обосновывает и более глубокими причинами.

Конечно, даже самые лучшие теории со временем будут заменены еще более совершенными. Однако нельзя рассматривать наши теории лишь как подготовительную ступень к построению других, более совершенных тео­рий, ибо каждая теория представляет собой серьезную попытку открыть ис­тину, предложить верное решение проблемы, описать подлинную структуру мира. Если же теория претендует на истинное описание мира, она должна да­вать новые истинные предсказания, т.е. должна выполнять третье требование.

Выполнение третьего требования, отмечает Поппер, не зависит от воли ученого, изобретательность которого не может гарантировать эмпириче­ского успеха его теории. Вместе с тем, если бы ученые добивались успеха лишь в опровержении теорий, но не в их верификации, то они могли бы ре­шить, что научные проблемы стали слишком сложны для них и что структура мира превосходит способности человеческого понимания. Даже и в этом слу­чае можно было бы продолжать построение теорий, их критику и фальсифи­кацию, однако для прогресса науки существенно получение некоторых под­тверждений теоретических конструкций.

Приведенные утверждения Поппера в поддержку третьего требования касаются в основном психологических аспектов деятельности ученого: если в течение длительного времени нам не удается получать подтверждения наших теорий, это заставляет нас усомниться в нашей способности познать мир. В обоснование третьего требования Поппер приводит также и методо­логические аргументы:

1) Первое основание в пользу третьего требования состоит в следующем. Мы знаем, что если бы имели независимо проверяемую теорию, которая была 'бы истинной, то она давала бы нам успешные предсказания (и только успеш­ные). Успешные предсказания хотя и не являются достаточными условиями истинности теории, являются необходимыми условиями ее истинности. И ес­ли мы принимаем истину в качестве регулятивной идеи, третье требование может быть названо необходимым.

2) Второе основание состоит в том, что если наша цель заключается в стремлении к построению все более правдоподобных теорий, то мы должны стремиться не только уменьшить ложное содержание наших теорий, но и увеличить их истинное содержание.

В определенных случаях этого можно добиться просто путем построения новой теории таким образом, чтобы опровержения предыдущих теорий полу­чили в ней объяснение. Но этот путь возрастания истинного содержания, как показывает история науки, не является единственным. Имеются случаи, когда истинное содержание возрастает без опровержения старых теорий. Ни теория Галилея, ни теория Кеплера не были опровергнуты до появления теории Ньютона. Последний лишь объединил эти две теории, исходя из более общих предположений. Система Птолемея не была опровергнута, когда Коперник создавал свою теорию. И хотя эксперимент Майкельсона-Морли был постав­лен до появления теории относительности, его результат был успешно объяс­нен в рамках классической теории Лоренцем и Фитджеральдом.

В случаях, подобных приведенным, центральным значением приобре­тают решающие эксперименты. У нас нет оснований считать новую теорию лучше старой и верить в то, что она ближе к истине, до тех пор, пока мы не вывели из новой теории новых предсказаний, которые нельзя было полу­чить из старой теории, и до тех пор, пока мы не обнаружим, что эти новые предсказания успешны. Только такой успех показывает, что новая теория имеет истинные следствия (истинное содержание) там, где старая теория имела ложные следствия (ложное содержание). Если бы новая теория была опровергнута при любом из этих решающих экспериментов, то у нас не бы­ло бы оснований для устранения старой теории даже если бы старая теория была не вполне удовлетворительна.

3) Третье основание в защиту третьего требования опирается на по­требность сделать проверки новой теории независимыми. До тех пор, пока мы не добились успеха в проверке новой теории, мы не можем сказать, что новая теория независимо проверяема.

Само третье требование можно разделить на две части: во-первых, но­вая теория должна быть успешной в некоторых новых предсказаниях; во-вторых, новая теория не должна опровергаться слишком скоро, т.е. прежде чем она добьется явного успеха. Оба эти требования кажутся довольно странными. На логическое отношение между теорией и любым подтвер­ждающим ее свидетельством не влияет тот факт, предшествует ли во вре­мени обнаружение определенного свидетельства построению теории или нет. Внутренняя ценность теории не может зависеть от того, быстро она была опровергнута или этого пришлось ждать длительное время. Однако это достаточно легко объясняется: успех новых предсказаний, которого мы требуем от теории, равнозначен решающим проверкам, которые теория должна выдержать для того, чтобы стать достаточно интересной и получить признание как шаг вперед в развитии познания по сравнению со своими предшественницами. Это дает теории право на дальнейшие эксперимен­тальные проверки, которые, может быть, приведут к ее опровержению. Од­нако право на опровержение нужно заслужить.

И все-таки Поппер так и не порвал с фальсификационизмом. Идея правдоподобия и третье требование к научным теориям оказались не разви­тием его концепции от фальсификационизма к признанию прогресса науки, а лишь отклонением от фальсификационизма, обусловленным его стремле­нием учесть реальности науки. Что это действительно так, показывает мо­дель развития науки, к которой в конце концов приходит Поппер.

II. 10. МОДЕЛЬ РАЗВИТИЯ НАУКИ

Итогом и концентрированным выражением фальсификационизма явля­ется схема развития научного знания, выдвигаемая Поппером. Как мы уже отмечали, фальсификационизм был порожден глубоким убеждением Поппера в том, что у людей нет никакого критерия истины и мы способны об­наружить и выделить лишь ложь. Из этого убеждения естественно следует:

1) понимание научного знания как набора догадок о мире — догадок, ис­тинность которых установить нельзя, но можно обнаружить их ложность;

2) критерий демаркации — лишь то знание научно, которое фальсифицируе­мо;

3) метод науки — пробы и ошибки. Научные теории рассматриваются как необоснованные догадки, которые мы стремимся проверить, с тем что­бы обнаружить их ошибочность.