Средневековый хронист.

Миниатюра.

шительным варварским вторжениям. Теперь в обителях нередко спасали не только душу, но и жизнь, подчас — и богатство. Варвары не всегда щадили монастыри, попадавшиеся на их пути, но безоружные монахи не вызывали у них серьёзных опасений, да и располагались монастыри на отшибе от больших дорог, крупных городов и укреплённых сельских поместий знати. Монашеские обители превращаются в убежища множества случайных людей, нередко далёких не только от высоких помыслов о Боге, но и от веры вообще. Церковь ощущает, что монастырская жизнь начинает выходить из-под её контроля: нравы монахов портились, дисциплина падала, а произвол настоятелей возрастал. Напомним, что количество монастырей при этом постоянно увеличивалось. Простой перенос восточных «общежитий» на западную почву приносил самые опасные плоды.

К началу VI в. всем было ясно, что обители Запада нуждаются в самой серьёзной реформе. Кто-то должен был подать пример монастырской жизни, в которой братское обращение монахов друг с другом сочеталось бы со строжайшей дисциплиной. Молитву следовало сочетать с физическим трудом — ведь разрастающиеся монастыри вынуждены были содержать себя сами. Наконец, новичок, вступающий в братство, должен был проходить испытательный срок и заслужить одобрение братьев своим поведением. Все эти новшества были введены итальянским монахом святым Бенедиктом, происходившим из города Нурсия. В деятельности Бенедикта Нурсийского заметен последний отблеск римского административного гения — гения организации и порядка.

Главным творением святого Бенедикта стал ус­тав монашеской жизни — правила, которыми мо­нахи должны были руководствоваться во время труда и отдыха. По имени создателя устав этот стал называться бенедиктинским, а исполнявшие устав монахи — бенедиктинцами. До конца XI в. бенедиктинский «орден» (так называлось объединение всех монастырей, признающих устав святого Бене­дикта) был наиболее многочисленным и почитае­мым из всех монашеских орденов Западной Ев­ропы.

В обитель вступали для того, чтобы служить Бо­гу, поэтому устав организовывал всю жизнь монас­тыря вокруг церковных служб, в которых несколь­ко раз в день участвовали все братья. Размеренный ритм монастырской жизни обозначался ударами колокола, сзывавшего братию то к совместной мо­литве, то к общей трапезе. Даже сон бенедиктинцев был подчинён церковному ритму и разделялся на две части всенощной службой, проходившей глубо­кой ночью: «первый сон» — до всенощной, и «вто­рой» — после неё. Правда, разрешён был и корот­кий дневной отдых. От участия в совместных мо­литвах разрешение настоятеля освобождало лишь больных и занятых работой в дальних монастыр­ских владениях.

Часть дня, свободную от божествен­ных служб, монахи посвящали труду — как физическому, так и умственному. Все они так или иначе занимались хозяйством — заготовкой дров, помолом зерна, уходом за скотом, пахотой; умственный же труд сводился к чтению, размышлениям над прочитанными богословскими книгами и переписыванию книг. Последнее из за­нятий считалось особенно угодным Богу; даже сов­сем маленькие бенедиктинские монастыри непре­менно обзаводились «скрипториями» (так называ­лись мастерские по переписыванию и украшению книг) и библиотеками. Именно бенедиктинцам мы обязаны тем, что хотя бы некоторые произведения греческих и римских авторов дошли до наших дней. В основном же монахи, конечно, переписывали Библию и со­чинения отцов церкви. Книга рассмат­ривалась в бенедиктинских монасты­рях как сокровище, она могла изготав­ливаться несколько лет, украшалась богатыми иллюстрациями, фигурными заглавными буквами...

Наконец, устав святого Бенедикта учил братьев доброте и терпимости друг к другу. Бенедикт не был сто­ронником сурового отношения к себе и к ближним людям. Он считал, что от человека не нужно требовать полного самоотречения и самоуничижения — любовь к Господу может быть доказана и более простыми и скромными сред­ствами. Монаха украшают не столько «подвиги», сколько смирение и послу­шание...

Но не для всех христиан Западной Европы вера была делом кротости и ми­лосердия. В то же время, когда святой Бенедикт основывает свою образцовую монашескую общину в Монтекассино (к югу от Рима), примерно в 529 г. в Европе расцветает и другое направле­ние в монашеском движении — мона­шество «подвига». Зародилось оно в стране, населённой людьми с горячей кровью и неуёмной фантазией, люби­телями приключений и опасных схва­ток — в Ирландии. Ирландские мона­хи отчасти были похожи на своих еги­петских и сирийских предшественников — они тво­рили чудеса, жили на скалах, едва выступающих над поверхностью океана, совершали морские пу­тешествия в никому не ведомые страны. Обаяние ирландского монашества было настолько велико, что в VI—VII вв. основанные выходцами из Ирлан­дии монастыри появляются во многих странах Ев­ропы. Ирландские монахи вместе с бенедиктинца­ми сыграли исключительную роль в распростране­нии христианства на окраинах Европы.

Таким образом, в монастырях находилось дело и любителю приключений, и скромному тружени­ку, и почитателю мудрости Аристотеля и Платона.

Обитель была не только местом бегства от мира; она быстро превратилась в одну из важнейших частей мира средневековья. Долгое время монастыри оста­вались главными центрами науки, культуры и ис­кусства: они задавали моду в архитектуре и книж­ной иллюстрации, содержали монастырские шко­лы, в которых обучались дети знатных сеньоров. Именно монастырские мыслители напряжённо об­думывали ответы на главные вопросы, волновав­шие средневекового человека: когда и как Бог будет вершить Страшный суд? Что ждёт людей после смерти? Свободен ли человек в своих действиях в этой жизни или все его поступки раз и навсегда предопределены волей Господней? Оторванные от семейных связей и общественных обя­занностей монахи остро ощущали каждый свою индивидуальность, не­повторимость. Их внутренняя, эмоци­ональная жизнь была намного богаче переживаний, доступных мирянам. Лишь постепенно, к XIII—XIV вв. мысли и чувства углублённых в себя монахов будут переняты и усвоены средневековыми горожанами, а позд­нее — развиты философами Возрож­дения. Средневековая личность, по­добно слабому ростку, пробивается наружу и укрепляется в тени монас­тырской стены, после чего укореня­ется в тени другой стены — город­ской. И там, и здесь она была надёжно защищена от слишком жарких лучей прямого солнечного света — отноше­ний власти, силы и принуждения.

Немалую роль сыграло монашест­во и в хозяйственной жизни средне­вековья. Владения монастырей не дробились при наследовании, как это было с землями светских феодалов, а постоянно увеличивались за счёт по­жертвований и дарений. Монахи, не отвлекавшиеся военными походами и развлечениями, вели своё хозяйство более умело, чем рыцари. Новые типы упряжи лошадей, садовые и огород­ные культуры, более производитель­ные мельницы, плуги — всё это по­являлось в первую очередь в монас­тырских владениях и лишь потом рас­пространялось в хозяйствах светских сеньоров и крестьян. Крупные монастыри располагали доста­точными средствами, чтобы проводить расчистку лесов под пашни и осушать болота. В VIII—X вв. многие аббатства («аббатом» на Западе называли настоятеля монастыря; слово образовано от «авва» — отче, отец) превращаются в обширные феодаль­ные сеньории, в которых крестьянам жилось, по­жалуй, потяжелее, чем под властью светских сеньо­ров. В монастырских хозяйствах лучше был пос­тавлен учёт и контроль за исполнением крестьян­ских повинностей; вдобавок к этому грамотные мо­нахи оформляли все свои отношения с крестьянами

Францисканец.

на бумаге и в спорных случаях умели доказать суду свою правоту. От крестьян требовали такого же бе­спрекословного послушания, как и от братии: один английский аббат предписал своим кре­стьянам пользоваться только монас­тырскими мельницами (разумеется, за плату); крестьяне отказались повино­ваться. Тогда аббат добился своего си­лой, отняв у крестьян все мельничные жернова. В назидание непокорным он велел вымостить этими жерновами пол своей приёмной комнаты.

Удавалось ли обитателям монасты­рей сочетать возрастающее богатство и могущество с исполнением устава свя­того Бенедикта? Внешне — да. Колоко­ла всё так же отбивали всенощные и за­утрени, монахи постились, молились, пели гимны в церкви и переписывали книги. Но физическим трудом разбога­тевшие бенедиктинцы занимались всё реже и всё неохотнее. Посты аббатов в крупных монастырях были захвачены представителями видных феодальных родов и по существу передавались по наследству. С середины X в. часть бе­недиктинцев выдвигает идею реформы монастырской жизни; реформаторы, объединившиеся вокруг французского монастыря Клюни, считали необходимым избавить монастыри от контроля со стороны местной знати и вернуться к простым и строгим требованиям устава.

С конца XI в. в Западной Европе начинают оформляться новые монашеские орде­на, отчасти противопоставлявшие себя бенедиктинцам. Отличие подчёркива­лось тем, что «новые» ордена предпоч­ли другой цвет одежд и носили рясы из простого белёного полотна (бенедик­тинцы традиционно одевались в чёр­ный цвет). Самым популярным из но­вых орденов стал цистерцианский; название его было образовано от латин­ского написания французского города Сито, где располагалась главная оби­тель ордена. Уставы новых орденов требовали возврата монахов к ручному труду и удаления от мира; по мнению их основателей, бенедиктинцы слиш­ком сильно погрязли в мирских делах. Церковные службы отходят в жизни «белых» монахов на второй план, глав­ным же делом монаха становятся спа­сение своей собственной души, попыт­ки «увидеть» Бога мистическими сред­ствами. Монастыри «новых» орденов делаются прибежищем восторженных фанатиков веры и тонких богословов, вдохновенных проповедников кресто­вых походов и почитаемых народом пустынножи­телей. Основание новых монашеских орденов в XII в. превращается в моду: достаточно было слегка

изменить один из уже существующих уставов, ввести новые элементы одеж­ды и добиться разрешения папы на уст­ройство монашеской общины — и но­вый орден появлялся на свет. Опаса­ясь, как бы монашеское движение не вышло из-под римского контроля, Папы запретили основание новых ор­денов.

И всё же в начале XIII в. этот зап­рет был нарушен, причём новые ор­дена — нищенствующих монахов-проповедников — были созданы по почину самих Пап. В Риме поняли, что для борьбы с ересями и свободо­мыслием необходимо новое оружие, и увидели такое оружие в монашеском движении святого Франциска из итальянского города Ассизи. Фран­циск начал свою проповедь в 1206 г.; через 20 лет он скончался, изнурён­ный нищетой и болезнями. Первое время Франциск сам изрядно по­ходил на еретика и выглядел в глазах римской церкви очень сомнительно: он отказался от владения имущест­вом (а Франциск был сыном богатого купца), не брал в руки денег и вместе со своими учениками вёл бродячую жизнь. Фран­циск явно подражал Христу, чего он и не пытался скрывать. Уже это сближало Франциска в глазах Рима с еретиками-вальденсами; мало того, и уче­ники Франциска, уничижительно называвшие себя «меньшими братьями», миноритами, бродили по дорогам в рясах из грубой мешковины, перепоясанные верёвка­ми, группами из двух человек, точно так же, как и вальденсы.

Папа Иннокентий III пожелал встретиться с подозрительным пропо­ведником в Риме. Он смог оценить и чистоту помыслов Франциска, и иск­ренность его веры, и его огромное лич­ное обаяние. Франциск не был опасен для церкви, но он мог стать ей поле­зен. Папа согласился утвердить сооб­щество миноритов при условии, что они станут настоящими монахами, примут свой устав и подчинятся церк­ви. В противном случае над Францис­ком и его друзьями постоянно нави­сала бы угроза обвинений в ереси.

Франциск согласился на предложе­ние Папы, но руководство орденом ми­норитов (его ещё называли францис­канским) передоверил своим более предприимчивым товарищам. Второе поколение францисканцев во многом отказывается от легендарной простоты основателя ордена. Францисканцы пользовались огромной популярностью; орден принимает мно­жество дарений, которые он расходует на угодные