Посвящение в рыцари.

обычно на нескончаемое количество по­единков, когда противники гонялись друг за другом.

Рыцарская честь понималась весьма своеобраз­но. Устав тамплиеров разрешал рыцарю нападать на противника спереди и сзади, справа и слева, вез­де, где можно нанести ему урон. Но если противни­ку удавалось заставить отступить хоть нескольких рыцарей, их соратники, заметив это, как правило, ударялись в паническое бегство, которое не в силах был остановить ни один полководец (как, впрочем, и управлять боем после начала атаки). Сколько ко­ролей лишились победы только потому, что преж­девременно теряли голову от страха!

Никакой воинской дисциплины у рыцарей не было и быть не могло. Ибо рыцарь — индивидуаль­ный боец, привилегированный воин с болезненно острым чувством собственного достоинства. Он про­фессионал от рождения и в военном деле равен лю­бому из своего сословия вплоть до короля. В бою он зависит только сам от себя и выделиться, быть пер­вым может, только показав свою храбрость, доброт­ность своих доспехов и резвость коня. И он показы­вал это всеми силами. Да кто же тут мог что-то ему указать, приказать? Рыцарь сам знает всё, и любой приказ для него — урон чести. Такое самосознание рыцаря было хорошо известно полководцам, госу­дарственным деятелям — светским и церковным. Видя, что несокрушимые всадники терпят пораже­ния из-за своей горячности и своеволия, вылетая в атаку разрозненными группами, и зная, что тяжё­лая конница непобедима, когда наваливается всей массой, государственная и церковная администра­ции принимали меры, чтобы навести хоть какой-то порядок. Ведь к тому же рыцарей было мало. На­пример, во всей Англии в 70-х гг. XIII в. насчитывалось 2750 рыцарей. В боях участвовало обычно несколько десятков рыцарей, и лишь в больших сражениях они исчислялись сотнями, редко переваливая за тысячу. Понятно, что это мизерное количество полноценных бойцов нельзя было растрачивать, распылять по мелочам. И тогда с конца XI в., во время крестовых походов, стали возникать духовно-рыцарские ордена (см. ст. «Рыцарские oрдена») со строгими уставами, регламентирующими боевые действия.

Но самый крепкий порядок был, разумеется, в бандах-отрядах рыцарей-наёмников, расплодившихся в XII—XIV вв., предлагавших свои услуги кому угодно и грабивших всех подряд в мирное время. Именно для борьбы с этими бандами и были созданы в XIV в. французскими королями впервые в средневековой Европе регулярные армии — маленькие, состоявшие из разных родов войск, где воины служили за плату постоянно. Надо сказать, что вся строгость рыцарских воинских распорядков иссякала в тех разделах, которые трактовали боевые действия. То есть строгость была, но требования были самыми общими: не покидать и не ломать строй, обороняться при неудаче, а не сразу бежать. Не начинать до победы грабить лагерь противника.

Итак, как же воевала рыцарская конница? Что­бы сохранить строй к решающему моменту схват­ки, она подходила к противнику шагом, была «по­койна и невозмутима, подъезжала не торопясь, как если бы кто-нибудь ехал верхом, посадивши впере­ди себя на седло невесту», как писал один средне­вековый автор. И только подъехав к врагу совсем близко, рыцари бросали коней в более быстрый ал­люр. Медленное сближение имело ещё и тот смысл, что экономило силы лошади для решающего броска и схватки. Пожалуй, самым удобным построением

был издавна придуманный для тяжёлой конницы «клин», «кабанья голова», или «свинья», как назы­вали его русские дружинники, любившие, кстати, это построение ничуть не меньше своих западных «коллег».

«Кабанья голова» имела вид колонны, слегка су­женной спереди. Давно известно, что конницу во­дить в колоннах очень выгодно, так как в этом слу­чае лучше всего сохраняется сила её массированно­го, таранного удара. Это не столько боевое, сколько походное построение — когда «клин» врезается в ряды противника, воины, едущие в задних рядах, немедленно «разливаются» в стороны, чтобы каж­дый всадник не топтал передних, но в полную меру проявил свои боевые качества, равно как и качества коня и оружия. У «клина» было и ещё одно пре­имущество: фронт построения был узок.

Дело в том, что рыцари очень любили сражаться, но совсем не хотели умирать — ни за сеньора, ни за святую церковь. Они должны были и хотели только побеждать. Этому, собственно, и служили их доспехи. Этому служил и «клин». Ведь когда отряд рыцарей медленно, шаг за шагом, прибли­жался к врагу, он становился великолепной мише­нью для лучников противника. Хорошо, если у того нет метких лучников. А если есть? Если у них вдо­бавок отличные дальнобойные, мощные луки? Мон­голы при Лигнице и англичане при Кресси и Пуатье именно из луков буквально расстреляли прекрасно защищенных доспехами рыцарей. А при построе­нии «клином» перед вражескими стрелками оказы­валось только несколько всадников в самом надёж­ном защитном снаряжении.

Да, рыцари умирали весьма неохотно. Они пред­почитали бежать или сдаваться в плен в случае не-

удачи. В европейских войнах гибло их очень мало — единицы, и лишь в круп­нейших битвах, решавших судьбы стран, — несколько сотен.

И дело тут не только в доспехах. Рыцари к XIII в. ощутили себя неким всемирным орденом, кастой, для которой не важны никакие территори­альные границы, никакое подданство. Ведь грани­цы всё время менялись, области переходили от од­ного короля к другому, а рыцари сидели в тех же замках, изъяснялись на французском языке и все, как один, считались слугами святой католической церкви. И убивать собрата, кто бы и откуда бы он ни был, становилось неприличным. Вот одолеть его

— сбить с коня, взять в плен и, главное, получить выкуп — это победа. А что пользы от трупа? Войны превращались в массовые турниры. Но не превра­тились.

Не позволили «грубые мужики» — крестьяне и горожане, воевавшие в пехоте. Им-то рыцари по­щады не давали. Но уж и они в долгу не оставались

— пленных не брали. А когда в XIV в.. сформиро­валась боеспособная пехота, сражающаяся в плот­ном строю, не боящаяся конных атак и с длинными алебардами сама бросающаяся в бой, рыцари обра­щались в бегство при одном виде швейцарских «ба­талий» и гуситских повозок, с ужасом и возмуще­нием рассказывая о непривычных кровавых побои­щах: ведь у швейцарцев, например, под страхом смерти запрещалось брать пленных. И когда рыца­ри тоже стали всё чаще применять глубокие плот­ные построения, так что отряд превращался в же­лезного дикобраза, их снова смела — теперь уже навсегда — пехота, вооружённая огнестрельным оружием.