Гробница Дария I. Накш-и-Рустем. V в. до н. э.

нее досталась грекам во время похода Александра Македонского (см. ст. «Филипп II и Александр Ма­кедонский»).

Оправдал Дарий и надежды населения сатрапий

на установление порядка в государстве. Он провёл хорошие дороги, охранял их, наладил почтовую связь, стал чеканить ходившую во всей империи золотую монету — дарик. Дарий стал царём не толь­ко иранцев, но и других народов империи. Сириец, финикиец, вавилонянин, индиец, грек — все они чувствовали себя теперь не столько рабами царя, сколько его подданными. Каждый из них мог об­ратиться к царю с жалобой на неправильные дейст­вия чиновников; знал, сколько налогов он должен был уплатить царю, не подвергаясь разорению. Вер­ховную власть иранского царя признавали даже гордые греки, жившие в богатых торговых городах Малой Азии, на побережье Эгейского моря. Первым из восточных царей Дарий поставил свои отноше­ния с подданными на деловую основу: он даровал людям мир и процветание, но брал за это немалые деньги. Он рассматривал созданное им государство как большую, сложную, нужную всем машину. Для Древнего Востока такой взгляд на вещи был совер­шенно необычным.

К сожалению, преемники Дария на иранском престоле не поняли, насколько хрупким было соз­данное Дарием равновесие. Они стали допускать объединение чиновничьих и военных должностей в одних руках, отдавать сбор налогов на откуп тор­говым домам Вавилона, бессмысленно накапливать сокровища в своих кладовых, лишая рынки звон­кой монеты. Главной же их ошибкой стал полуторавековой конфликт с греческими городами-го­сударствами. Столкновения с греками, собственно, начались ещё при Дарий, но участились они при его сыне Ксерксе. Созданная Дарием политическая система не была рассчитана на ведение обремени­тельных длительных войн. Гибель её была пред­решена задолго до того, как в 334 г. до н. э. Алек­сандр Македонский выступил в поход против Ирана (см. ст. «Филипп II и Александр Македонский»).

Греки немало постарались, чтобы последующим поколениям представить иранцев «народом рабов», а их царей как «деспотов». Вряд ли стоит пол­ностью доверять точке зрения победителей...

Дарию I было о чём поведать богам в надписи на Бехистунской скале. Не зная ещё слова «история», Дарий уже чувствовал себя её творцом.

ПАРФИЯ

Александр Македонский умирал... Тот, перед кем трепетал мир, кто называл себя богом, погибал от лихорадки, не оставлявшей ему ни сил, ни времени распорядиться судьбой завоё­ванных стран и народов. А в это время люди, называвшие себя друзьями и соратниками Велико­го Завоевателя, позабыв о нём, начали смертельную борьбу за его наследство. Тело Александра лежало непогребённым в покоях дворца в Вавилоне, но отдать последний долг умершему было некому. Напрасно его мать Олимпиада, забыв гордость, молила разрешить ей похоронить тело сына. Её никто не слышал. Никто не обращал внимания и на слёзы жены царя Роксаны, пытавшейся заявить о правах сына и наследника Александра, которого она но­сила в своём чреве.

Царь умер, да здравствует царь... но кто станет им среди полководцев-диадохов Великого Македон­ца? Борьба продолжалась долгие годы, место отцов занимали их дети-наследники, прозванные эпиго­нами. Прошло почти 40 лет после смерти Александ­ра, пока враждующие сумели договориться. В Древ-

нем Мире появилось три крупных государства: Птолемеев, Селевкидов и Македония.

Самым обширным было царство Селевкидов. Столицей его был сначала Вавилон, потом Селевкия на Тигре и, на­конец, Антиохия на Оронте. Пока Селевкиды обживали свои новые дворцы, украшали столицы и укреплялись в западных пределах своего государства, их дела на востоке шли всё хуже и хуже. Сатрап Бактрии и Согдианы не желал подчиняться центральному правительству, а его сын про­возгласил себя самостоятельным правителем под именем Диодота II, мечтая создать царство, подобное Пергамскому, которое отпало от Селевкидов и упорно боролось за свою независимость.

Селевкидам приходилось держать значительную армию на западных границах, опасаясь вторжения своих главных врагов — Птолемеев. Поэтому у них не было возможности быстро и большими силами принуждать к повиновению не­покорных. Угроза, оставшаяся вовремя не замеченной, воз­никла, когда начались волнения на восточных окраинах — среди иранских кочевых племён. Последние прогнали на­местника, присланного из столицы, и заявили о своей при­верженности ахеменидским царям, о которых все уже за­были.

Восстание возглавил вождь одного из племён по имени Аршак. Это племя греки называли презрительно «парны» (беглецы), считая их бедными и боязливыми, оттеснёнными на пустынные засушливые земли более сильными соседями. Однако воины Аршака были отважны и полны решимости добиться свободы. Они стремительно атаковали и уничто­жили правительственные войска на территориях провинций Гиркании и Парфиены, провозгласив в них царём Аршака, а потом его брата Тиридата, что положило начало династии Аршакидов (250 г. до н. э. — 224 г. н. э.).

Обеспокоенные Селевкиды не раз пытались уничтожить возникшее царство, но не могли справиться с парфянским войском. Оно состояло из лёгкой кавалерии, вооружённой небольшими луками с двойным изгибом и короткими стре­лами, которыми всадники осыпали неприятеля, увлекая его навстречу своей тяжеловооружённой кавалерии. Всадники и лошади тяжёлой кавалерии были защищены чешуйчаты­ми или пластинчатыми панцирями из «маргианского желе­за» (см. ст. «Военное дело Древнего Востока»). Поверх до­спехов воины набрасывали плащи из красного или фиоле­тового пурпура.

Больше жизни берегли парфянские воины своих боевых коней. Золотистой или редкой белой масти, они были быстроходны и выносливы, хорошо дрессировались, привы­кали к хозяину, безошибочно выполняя все его команды на поле боя. Греки и римляне утверждали, что парфянские кони происходят от «небесных», отличительной особен­ностью последних был кровавый пот, выступавший при быстром беге. Заполучить волшебных скакунов или их пар­фянских отпрысков было заветной целью многих соседей парфян. Римский военачальник Марк Аврелий был счаст­лив, когда в качестве военной добычи ему достался парфян­ский конь, который мог скакать на протяжении 8—9 дней, ежедневно преодолевая до 150 км.

Парфяне использовали и собак — страшных гирканских псов-убийц. Каждый из них мог справиться с вооружённым пехотинцем или всадником, несколько — с боевым слоном. Греки считали этих собак, которых выращивали в подчи­нённой парфянам провинции Гиркания, помесью пасту-