Какой жанр литературных произведений из круга детского чтения – фольклорный и литературный − составлял и составляет неотъемлемую часть золотого фонда детской литературы?

Виды и жанры эпоса

Сказка, как видо-жанровая разновидность эпоса, рода литературы, оптимального для читательского осознания окружающего мира, бытовала, бытует и будет бытовать, пока существует человечество в форме, не дающей нам забыть об истоках народного сознания, т.е. в форме – народной ( как бы без автора), и в форме литературной (авторской), детализирующей и подтверждающей разумность национального менталитета в осознании мира даже в резко изменившихся, современных условиях жизни.

Чем же так хороша сказка?

Ответ на этот вопрос содержится во многочисленных научных монографиях и статьях, посвященных сказкам, начиная с филологов – В. Я. Проппа, В.П. Аникина – и кончая современными психологами. Однако оптимально точный и образный ответ мы находим у поэта В.Д. Берестова в его произведении «Сказка», посвященном Корнею Чуковскому:

Недаром дети любят сказку.

Ведь сказка тем и хороша,

Что в ней счастливую развязку

Уже предчувствует душа.

И на любые испытанья

Согласны храбрые сердца

В нетерпеливом ожиданье

Благополучного конца.

Конечно, все мы знаем, что первоначально сказки сказывались не для детей, а для взрослых. Но затем человечество осознало, что для нормального общественного развития дети не могут и не должны однозначно и покорно копировать взрослых и постоянно пользоваться только их советами. Как будущие взрослые, дети должны самостоятельно постигать накопленный человечеством опыт, делать из него свои выводы и принимать на себя ответственность за самостоятельно совершенный выбор поведения и его последствия.

И тогда сказки стали пересказываться для детей с четкой установкой на внушение детям через слово оптимистического взгляда на жизнь, на трудности, которые обязательны в судьбе каждого человека, на радость преодоления этих трудностей и благодарную память потомков, если ты не отступил перед трудностями, если у тебя хватило мужества, мудрости и опыта их преодолеть, или найти путь для их преодоления, которым смогут воспользоваться другие.

Эту последнюю, упомянутую нами тенденцию − способность к самопожертвованию ради близких, ради потомства, во имя человечества подхватили и воплотили в своих произведениях авторы лучших литературных сказок для детей (от сказки «Аленький цветочек» С. Аксакова до «Сказки о Мальчише-Кибальчише…» А. Гайдара). Так в детской литературе выделилось целое направление героических и лиро-эпических сказок для младших школьников. Кроме того, в детской литературе ХХ века появилась совершенно новая разновидность сказочных произведений для младших школьников − сказкасказка-не (см. творчество В. Бианки, Н. Сладкова, Э. Шима).

О том, каковы признаки сказки-несказки, вы уже имеете некоторое представление, потому что прочитали и проанализировали произведение В. Бианки «Люля». Но это произведение представляет собой симбиоз народного литературного творчества. Неслучайно В.В. Бианки не сам рассказывает нам эту сказку и не вкладывает ее в уста одного из персонажей данного произведения, а как бы пересказывает от лица ханта-зверолова, заметившего в природе чудо, – птичку с красными глазками и красным пузыриком на клювике, которая всегда живет на воде и птенцов выводит на воде, хотя, казалось бы, удобнее делать это на дереве, в траве, в кустах, т.е. на земле. Хант-зверолов по-своему объясняет этот объективно существующий факт. Его объяснение далеко не научно, но оно пробуждает в слушателе позитивное душевное движение: толкает его к действию, требует от него предпринять свои усилия, чтобы отыскать научное разрешение вопроса. Удивительная, новая форма отражения мира найдена писателем-сказочником… Не правда ли? Она рассчитана именно на растущего человека: на заложенные в нем энергию, возрастные и временные возможности для самосознания и целесообразной саморегуляции. При этом обычно сказка-несказка содержит в себе и те достоверные научные знания, которые необходимы ребенку для активизации его разума и чувств, ту подсказку, которая задает начинающему читателю веру в возможность отыскания пути удовлетворения возникшего желания познавать мир.

Обращаясь к книжным полкам открытого доступа детской библиотеки, вы не могли не обратить внимания на появление там разного рода пародий и подделок под русские народные сказки, появившиеся в творчестве ряда современных писателей, иногда, к сожалению, даже уважаемых. Эти «сказки» по всем основным параметрам противостоят золотому фонду детской литературы. В них нет ни опыта, который был бы нов и интересен ребенку, ни правды жизни, представавшей в форме художественного вымысла, т.е. там нет эстетически полноценного изображения мира, воспитывающего вкус к прекрасному в отличие от разного рода уродств; нет и образцовой литературной речи. Судите сами :

«В одном тридесятом царстве, в триодиннадцатом государстве жил-был царь. Впрочем, там и помимо царя жило народу полным-полно. В основном все крестьянский люд.

А рабочих там (всяких пролетариев) не было. Иначе бы этому царю давно конец пришел, свергли бы.

Звали царя по-разному. По одним источникам −− Берендеем, по другим − Выславом, по третьим – Василием. А отчество у него было Андронович. И имел этот Берендей–Выслав−Василий (а по некоторым источникам Анна−Мария−Гонсалес) Андронович троих сыновей.

Младшего сынишку звали Иваном. Ростом этот сынишка был под два метра, а сил у него было столько, что он мог запросто лошадь на четвертый этаж поднять. (Жаль, что там с этажами плохо было. Все дома были низенькие.)

Старшие братья и поздоровее были…

А все почему? Потому что у них в саду на одной яблоне яблоки росли оздоровительные…

Только однажды папа-царь пошел в свой сад за яблочком, глядит: а яблок меньше стало.

Позвал он сыновей, и стали они думать.

− Это наши, − говорит старший, Петр. − Больше некому.

− Конечно, наши, ─ согласился Данила. – У нас народ известно какой. Только оставь что без присмотра.

А младший сын промолчал. Не хотел плохо о народе думать.

− А вот мы поглядим, – говорит царь-папа, − как у нас в хозяйстве кто здороветь начнет, сразу и поймем, кто яблочки тырит.

День прошел. Другой. Никто не здоровеет – ни конюхи, ни повара, ни другая какая прислуга. Как были все дохленькие вполноги, так и остались.

− Не наши, − решили братья и царь.

− А я что говорил? – сказал Иван-царевич. Хотя он ничего не говорил, а просто помалкивал.

− Раз не наши, значит, будем караулить, − решил царь-отец. − Сторожа поставим.

− Ага, − говорит недоверчивый сын Данила. − Вот сторож все как раз и съест. У нас ведь как заведено: кто что сторожит, тот тем и торгует.

− М-да, − согласился царь-папа.− Ну и народ в моем царстве! Жуликоватый какой! В кого бы это? Значит, Петр, придется тебе на дежурство заступать.

Петр сразу на дыбы:

− И что это такое? Как что – сразу Петр. Вон Данила какой вымахал. Пусть он и дежурит. Не буду я.

Данила хитрый был:

− Значит, не хочешь яблочки сторожить. На царский престол метишь?

− Это как? – спрашивает Петр.

− А так, − говорит Данила. – Не будет яблочек, папаша помрут. Вот ты и на троне. А там новые яблочки поспеют…»

Прочитали? Обратили внимание на неправомерную для детской сказки окраску высмеивания и окружающего мира, и сказочных персонажей, заданную через слово, обязанное нести функцию художественного и нравственного просвещения детей… А дальше еще хуже! Неоправданные сочетания возвышенной и низменной лексики («закричала птица благим матом»; «и тут же помчался тигроволк аки стрела из лука»; «яблочки стырит»; «бока болят… в результате караульного накостыления»; «на кой черт я с тобой связался»; «на фоне дворцов с хрустальными окнами») создают не художественный вымысел и передают не правду жизни, а фотографию «рыночного» ее восприятия. Чем это может обогатить ребенка-слушателя или читателя, если он к тому же еще не читал, а теперь уже никогда и не прочитает подлинной русской народной сказки одноименного содержания. И надежда автора на то, что, впитывая в себя эту убогую «фотографию», дети побегут в библиотеку, чтобы напрягать воображение и задавать себе величайший труд – представлять художественный вымысел, думать над прочитанным, читая подлинные русские народные сказки – это фантастическое и ничем не подкрепленное предположение. Думать над жизнью труднее, чем ее опошлять и высмеивать. Первому надо долго и упорно учить ребенка. Ко второму, как ко всему плохому, он привыкает без труда и мгновенно. Это и значит принимать зло и плыть по течению вместо того, чтобы учить растущего человека противостоять злу и учиться быть самим собой.

Выше мы привели фрагмент из книги Э. Успенского «Новые русские сказки», но подобного рода примеры легко найти и в произведениях Т. Крюковой, и среди других книг, которыми наполнены современные книжные магазины. Авторы этих книг, видимо, по незнанию детской психологии не хотят понять того, что именно мы, взрослые, задаем и подсказываем детям все самые вредные и непристойные аспекты осознания современной жизни и поведения, которые никогда бы не пришли им в голову самостоятельно, поскольку каждый из них хочет набираться ума и разума и расти человеком, а получает вместо «куска хлеба» камень, а вместо рыбы − змею.