ВОССТАНОВЛЕНИЕ РАННИХ ВОСПОМИНАНИЙ.

Традиционная медицина утверждает, что дети моложе двух лет не могут ничего запоминать, так как их крупные нервы ещё не полностью миелинизированы, те есть не полностью покрыты липидной оболочкой, и поэтому не могут передавать информацию через неё. Однако оказалось, что это не так. Отсутствие миелина замедляет передачу нервных импульсов, но не препятствует их прохождению.

В психиатрии также существует мнение, что дети в возрасте до двух лет не могут мыслить, правда, по другой причине. Это утверждение основывалось на предположении Фрейда, что дети начинают использовать символы и в их мозгу появляются структуры памяти, только с началом процесса освоения языка.

Возможно, исповедующие эту традиционную точку зрения не захотят принять в расчёт такие свидетельства:

“Когда я родилась в декабре 1960 года, моя мать отказалась от меня, дав мне имя Иллин. Меня перевели в приют, а в возрасте четырёх месяцев меня усыновили мои приёмные родители.

Они решили изменить имя и дали мне имя Черил, думая, что это не имеет значения в таком раннем возрасте. Однажды со мной произошло нечто странное: я пришла домой из детского сада и вдруг, безо всякой на то причины разозлилась на свою маму. Она спросила меня, что случилось, и я сквозь слёзы отвечала ей, что я безумно обижена на неё и на папу за то, что они назвали меня Черил. Стараясь утешить меня, мама говорила, что Черил – прелестное имя для маленькой девочки, так они с папой думали. “А как бы ты хотела, чтобы тебя звали?” – спросила она. “Иллин, Иллин! Мне нравится только это имя!” (В то время я ещё не знала, что меня когда-то действительно звали Иллин).

Искренне Ваша, Черил Янг

Вот другое письмо:

Уважаемый доктор Верни!

В ответ на вашу просьбу в программе “Take 30”[‡‡‡‡] я бы хотел сообщить Вам, что я помню события, происходившие ещё до моего рождения. Я помню тепло и чувство спокойствия, я помню приглушённые звуки, доходившие до меня из внешнего мира, и помню, что видел красно-туманную оболочку вокруг себя. Я ничего не помню о своём рождении, но ровно через год после этого события я был на платформе железнодорожного вокзала в Крестоне, Британская Колумбия, где я родился и помню, что видел поезд с солдатами, украшенный развевающимися флагами, который шёл на Восток. Недавно я нашёл фотографию, подтверждающую это.

С уважением, Рон Гиббс.

Сейчас нам стало известно, что начиная с шестого и особенно с восьмого месяца беременности в мозгу ребёнка закладываются шаблоны памяти, которые соответствуют распознаваемым моделям. К этому времени мозг и нервная система ребёнка достигают той степени развития, когда это становится возможным, и тот факт, что воспоминания, соответствующие этому периоду жизни ребёнка, имеют отчётливую форму, подтверждает предположение о том, что его мозг в это время работает почти так же, как у взрослого человека, примерно с начала шестого месяца беременности.

Если воспоминания о событиях жизни в материнской утробе настолько сильно влияют на наше поведение, почему же мы так мало помним об этом периоде своей жизни? Новые данные предлагают нам несколько возможных ответов на этот вопрос, и может оказаться, что каждый из этих ответов, а скорее всего – сочетание их всех раскрывает причину этого явления.

Наша неспособность помнить определённые события и ситуации не означает, что этот наш опыт и чувства, нами пережитые тогда, невосстановимы. Даже самые глубоко запрятанные воспоминания оставляют эмоциональный отпечаток. Одна из причин, по которой мы не можем вызвать эти воспоминания на сознательный уровень – процесс, происходящий в нашем организме с участием окситоцина, гормона, который, как я уже упоминал, контролирует силу мышечных сокращений во время родов. Окситоцин является, таким образом, контролёром тонуса мышц, но у него есть ещё одна функция. Исследования недавнего времени доказывают, что окситоцин, находящийся в организме в большой дозе, вызывает амнезию у лабораторных животных; даже хорошо выдрессированные животные теряют способность выполнять привычные задания под действием окситоцина. Механизм подобного действия окситоцина неясен, но мы знаем, что окситоцин, выделяющийся во время родов в организме женщины, попадает в кровь ребёнка. Поэтому, возможно, мы и не помним, как происходило наше рождение: наши воспоминания, подобно воспоминаниям подопытных животных, смываются окситоцином, который в большом количестве попадает в нашу кровь во время рождения.

Наша способность восстановить в памяти забытые события связана с другим естественно вырабатывающимся нашим организмом веществом, АКТГ (гормон адренокортикотропин). Исследования свидетельствуют о том, что этот гормон имеет действие, прямо противоположное действию окситоцина: он помогает восстановлению памяти. Этим, возможно, объясняется тот факт, что воспоминания о раннем периоде жизни обычно бывают связаны с травмами и неприятными событиями. Когда женщина во время беременности или родов чувствует напряжение или страх, её организм в ответ на это выделяет гормоны стресса; веществом же, регулирующим этот процесс, является АКТГ. То же самое происходит и с организмом любого человека, когда он испытывает страх или чувство беспокойства. Но гормоны беременной или рожающей женщины действуют и на её ребёнка. Каждый раз, когда что-то пугает её, большие порции гормонов поступают в кровеносную систему ребёнка, помогая ему воссоздать явный образ материнского расстройства и его последствий для его собственной жизни. Это явление, возможно, объясняет, например, почему Рикки Бёрк, с которым мы познакомились в этой книге ранее, так графически точно помнил детали своего рождения. Его мать испытывала сильнейший эмоциональный стресс во время родов: роды начались опасно рано, они были очень болезненными, и обстановка этих трудных родов была пугающе незнакомой. АКТГ, вырабатываемый её организмом в ответ на стрессовую ситуацию, возможно, был одной из причин, по которым в памяти её ребёнка так отчётливо запечатлелись и молитва, прочитанная над ним священником, и грубые слова отчаявшихся врачей.

А вот другой случай и другие обстоятельства, вызвавшие из подсознания неожиданные воспоминания. Это была женщина средних лет, которая в самой середине сеанса психотерапии, утомительного для неё, вдруг отчётливо вспомнила страх, испытываемый её матерью во время родов. То, что её мать была испугана (т.е. находилась в состоянии стресса), подтверждает наличие вырабатываемого в этот момент АКТГ, сделавший воспоминания этого периода столь отчётливыми. Поскольку эти роды были совершенно обычными, я подозреваю, что феномен, называемый “запоминанием, обусловленным состоянием”, также в данном случае способствовал восстановлению в памяти событий.

Если говорить об этом феномене кратко, то такого рода запоминание происходит в результате того, что какое-то событие, например, роды, которое человек переживает в состоянии физического или эмоционального подъёма, становится частью модели восприятия, в которую входят воспоминания о самом событии, а также об эмоциях и физических ощущениях, связанных с ним. В случае запоминания, обусловленного состоянием, мы часто не можем вспомнить событие до тех пор, пока другие обстоятельства не вызовут в нас вновь те же чувства, которые мы испытывали во время вспоминаемого нами события. Сила воздействия этого явления на человека была убедительно продемонстрирована во время лабораторных экспериментов. В одном из них исследователи использовали для включения и выключения памяти два обычных чувства: страх и голод. Группу животных сначала пугали, а затем обучали определённым навыкам. Когда животные находились в состоянии страха, они хорошо помнили, как надо выполнять задания. Однако при добавлении второго чувства, голода, их память затуманивалась и они не могли выполнить задания. Почему добавление второго элемента вызывает подавление памяти, неизвестно. Тем не менее, данный эксперимент свидетельствует о том, что наличие определённой и очень специфической модели восприятия влияет на память.

Этот феномен может быть объяснением причины внезапного воспоминания моей пациентки об опыте рождения именно во время тяжёлого для неё сеанса психотерапии. Во время сеанса интенсивной психотерапии человеку приходится пробираться через минное поле эмоциональной зависимых воспоминаний, и в процессе этого рискованного путешествия он может, сам того не ведая, как это и произошло с моей пациенткой, задеть одну из этих мин, которая тут же взрывается. Ему даже не обязательно говорить об определённом предмете, чтобы вызвать воспоминание, связанное с ним. Моя пациентка, например, рассказывала мне о своём муже в тот момент, когда из глубин её памяти всплыло воспоминание о собственном рождении. Для явления запоминания, обусловленного состоянием, важны не обстоятельства, а “набор” эмоций или физиологических состояний, вызываемых этими обстоятельствами. Что-то во время разговора о муже, и я не имею представления, что именно, воссоздало тот “набор”, который характеризовал состояние моей пациентки в то время, когда её мать испытывала страх, рожая её, таким образом вызвав воспоминание о том моменте.

Возможно, что способность некоторых фармакологических агентов (медикаментов) вызывать воспоминания о собственном рождении связана с явлением запоминания, обусловленного состоянием. Чтобы подтвердить это предположение, учёные поставили эксперимент на лабораторных животных, который теперь считается классическим. Животным вводили такое вещество, а затем учили их пробегать по замысловатой формы лабиринту. Когда им снова вводили это вещество, они пробегали по этому лабиринту, как путешественники, идущие по хорошо знакомому маршруту. Когда же им вводили другое вещество, они помнили свой путь фрагментарно. Они были в состоянии припомнить отдельные отрезки своего маршрута, но не могли благополучно добраться до выхода из лабиринта.

Я думаю, это открытие объясняет, почему столь многие воспоминания, всплывающие из глубин подсознания людей, связаны с их рождением. Большинство из них родились в то время, когда роды с применением медикаментов были стандартной процедурой. Очевидно, агенты, вводимые в их организм во время экспериментов, вызывали тот же “набор” физиологических реакций, что и медикаменты, полученные их матерями во время родов. Возможно, вещества, использовавшиеся для экспериментов, были близки по химическому составу к анальгетикам и снотворным, использовавшимися акушерами двадцать, тридцать, а то и сорок лет тому назад. Возможно также, что определённые медикаменты способны воссоздать то состояние, которое человек испытывал, находясь в материнской утробе, и таким образом разбудить ранние воспоминания.

Может быть, пациентка, о которой я рассказывал Вам раньше, вспомнила звук карнавальных труб, которые она слышала, находясь в утробе матери, только приняв определённое вещество, так же как и другой пациент, под воздействием определённого медикамента рассказавший об унижении, которому была подвергнута его беременная мать. Я почти уверен, что в последнем случае АКТГ сыграл важную роль. Во-первых, потому что ситуация, в которой оказалась беременная женщина на вечеринке, была исключительно стрессовой, и выброс АКТГ в кровь должен был быть настолько большим, что последствия его были значительны и на следующий день. Во-вторых, потому что образ, запечатлевшийся в памяти ребёнка этой женщины, был очень ярким и отчётливым. Мне кажется, что только такое специфическое вещество, вызывающее воспоминания, как АКТГ, могло вызвать столь яркие образы периода пренатальной жизни.

Психиатры и психологи, регулярно занимающиеся возвращением сознания своих пациентам ко времени рождения и пренатального бытия при помощи медикаментов, гипноза, свободных ассоциаций и других средств, часто сообщают о том, что их пациенты в своих воспоминаниях возвращаются к столь отдалённым моментам своего существования, как зачатие. Вполне обычны воспоминания, подобные следующему:

“Я сфера, я мяч, я воздушный шар, совершенно пустой, у меня нет рук, нет ног, нет зубов, я не чувствую, где у меня перёд, где спина, где верх, где низ. Я плыву, я парю, я кружусь. Ощущения идут отовсюду. Я как будто сферический глаз”.

Кроме образа, захватывающего своей необычностью, кажется, нет в этом описании ничего, что можно было бы как-то объяснить, по крайней мере, так, как мы объясняем смысл воспоминаний. Но я десятки раз слышал подобные описания и от своих собственных пациентов, и от пациентов других психиатров, и, более того, я пришёл к выводу, что если их внимательно проанализировать, эти воспоминания совпадают с течением событий на ранней стадии беременности. Я не могу сказать, что это действительно пренатальные воспоминания; но если отыскать в них логику и смысл, они часто раскрывают то, на что стоило бы обратить внимание исследователям в будущем.

Если мы не можем что-то вспомнить по своему желанию, это не значит, что оно не было “записано” в памяти. Это, между прочим, относится и к людям, которым дают общий наркоз. Под гипнозом люди, относящиеся к разряду гипнабельных, совершенно ясно вспоминают обо всём, что говорилось и делалось во время операции. Возвращаясь же к исследованию памяти ещё не родившихся детей, мы можем с точностью проследить, что начиная с шестого месяца от момента зачатия центральная нервная система ребёнка способна получать, обрабатывать и кодировать информацию. Неврологическая память совершенно точно уже наличествует к началу седьмого месяца, и, начиная с этого момента, дети, если родятся до срока, могут выжить при помощи инкубатора.

В главе, посвящённой внутриутробной связи, нам необходимо было установить наличие третьего канала обмена информацией, то есть сочувственной коммуникации, кроме двух физиологических каналов, которое объясняет наши наблюдения. Сейчас мы находимся в сходной ситуации, поскольку существуют тысячи людей, которые или посредством сновидений, действий, психиатрических симптомов, или какими-то иными путями свидетельствуют о существовании воспоминаний о событиях, которые имели место до наступления седьмого месяца со дня зачатия.

Появляются всё новые и новые свидетельства существования системы экстраневрологической памяти. Тот факт, что человек действительно обладает такой способностью, подтверждается строго задокументированными случаями состояний, близких к смерти (см. работы Элизабет КЮБЛЕР-РОСС и других), когда люди, смерть которых была зарегистрирована врачами, возвращались к жизни и рассказывали в мельчайших подробностях о том, что происходило в комнате, когда они были в этом состоянии. Часто они рассказывают не только о том, что говорилось в комнате, но и что делали с их телом, они описывают выражения лиц присутствующих и их одежду – даже то, чего они не могли бы видеть, даже если бы их глаза были открыты, хотя на самом деле они лежали с закрытыми глазами.

В прошлом наличие или проявление такого знания называлось интуицией. Сочувственное общение между матерью и новорожденным ребёнком, между любыми двумя людьми, имеющими очень тесную эмоциональную связь, какая обычно бывает между близнецами – всё это примеры интуиции, или экстрасенсорной перцепции. Поскольку информация, поступающая по каналам сочувственного общения, так же как и информация, идущая по каналам центральной и автономной нервных систем (ЦНС и АНС), должна куда-то приходить и где-то кодироваться, я предполагаю, что она откладывается в клетках индивида; я называю память, образующуюся таким путём, “памятью организма”. Этот механизм позволяет даже отдельно взятой клетке организма, каковой является яйцеклетка или сперматозоид, нести определённую мнемическую информацию, что, возможно может служить физиологической основой коллективного подсознательного по концепции Джундиана.

Подводя итог, я утверждаю, что существуют две отдельные взаимодополняющие системы человеческой памяти. Одна зависит в своём функционировании от образования зрелых неврологических сетей, которые составляют ЦНС и АНС, и созревает к шестому месяцу с момента зачатия. Действие этой системы подчиняется законам физики и химии. Вторая – это параневрологическая система. Нам пока неизвестны законы, по которым она действует.

Мне кажется, что сочувственный канал передачи информации является преобладающим в начале жизни человека, а впоследствии его действие угасает. Во время сильных стрессов, таких, как, например, опасность, грозящая любимому человеку, или близость смерти, его действие возобновляется. Оно может также проявиться в состоянии сдвига сознания, вызванном галлюциногенами, гипнозом, психотерапевтическим воздействием. Я думаю, что в настоящее время мы можем объяснить не только существование пренатальных воспоминаний и воспоминаний о собственном рождении, но и развитие предрасположенности к формированию определённых личностных характеристик при условии принятия данной биполярной модели памяти, по меньшей мере в качестве рабочей гипотезы.

Глава 11.