Выдержки из освенцимского архива 2 страница

С: На чём же тогда основывается современное немецкое государство?

Р: На правах человека, на принятии этого государства немецким народом, на его международном признании, на его политической, исторической, культурной идентичности и неразрывности с предыдущим немецким государством и т.д. и т.п.

Этот, несколько удивительный, взгляд на холокост как на моральную основу Федеративной Республики Германия (см. цитаты в начале главы 4.3.4) представляет очень большую опасность для данного государства. Отсюда, по сути, следует то, что любой, кто имеет иную точку зрения на холокост, является врагом государства, даже если у него нет никаких намерений причинить вред своей стране. Тем самым создаются несуществующие враги государства. Послушные граждане вдруг ни с того ни с сего становятся врагами, с которыми нужно беспощадно бороться. Эти, искусственно созданные, враги служат оправданием для ограничения прав, которые немецкая конституция предоставляет своим гражданам. Искусственное штампование врагов из законопослушных граждан ведёт к поляризации общества, особенно когда ревизионисты имеют большие успехи в научном обосновании своей позиции, что может нарушить внутренний покой немецкого общества.

К сожалению, эту странную логику принял на вооружение и Федеральный конституционный суд Германии, когда он решил, что сожжению может подлежать даже научная книга, особенно если она якобы оскорбляет человеческое достоинство евреев, утверждая, что их свидетельские показания не соответствуют истине[1309]. Немецкая юриспруденция ведёт себя так, будто евреи — это единственная этническая группа, чьё достоинство может оскорбить научный труд.

С: То есть Федеральный конституционный суд Германии плевать хотел на немецкую конституцию. Как только речь заходит о евреях, он забывает о своих же собственных постановлениях о том, какую книгу следует считать научной, а значит, охранять законом. Евреи, похоже, до сих пор пользуются в Германии «особым обращением».

Р: Так получается. Впрочем, даже если суд и вынужден будет признать, что такого рода работа является научной, её всё равно будут называть псевдонаучной.

С: А какие доказательства приводятся тогда, когда некую ревизионистскую работу называют псевдонаучной?

Р: Да никакие! Данное заявление делается безо всяких доказательств. Утверждается, что ревизионисты якобы попросту цитируют друг друга, что является наглой ложью. Это называется «цитирующим картелем отрицателей» или что-то в этом роде.

С: Это напоминает мне о многих статях из «нормальных» научных трудов, в которых авторы ссылаются, в основном, на свои собственные труды, а также на труды учёных, имеющих похожую точку зрения. Это явление считается в науке вполне нормальным. Учёные, работающие в схожих областях над схожими проектами и использующие схожие методы, имеют привычку ссылаться на работы друг друга.

Р: Да, но в нашем случае утверждается, что ревизионисты будто бы игнорируют контраргументы. На самом деле всё обстоит с точностью до наоборот: ревизионисты-то как раз тщательно разбирают утверждения, делаемые холокостовцами (как свидетелями, так и историками), в то время как «традиционные» историки, яро поддерживаемые политиками, СМИ и судебной системой, упорно отказываются даже замечать аргументы ревизионистов, не то, что принимать эти аргументы всерьёз и обсуждать их.

Кроме того, ревизионистов всегда обвиняют в том, что они придерживаются неких политических убеждений (как правило, крайне правых) и будто бы пытаются продвинуть их своими ревизионистскими аргументами.

С: Например, что они хотят оправдать Гитлера.

Р: Это стандартное обвинение.

С: Почему-то оправдание Сталина и его соратников никогда не считается псевдонаучным и к сожжению книг это не приводит.

Р: Да, зато если вы ругаете Гитлера, вам дозволено практически всё.

С: Но ведь этот тип аргументации основывается на круговых рассуждениях, что научно неприемлемо, то есть псевдонаучно. Некая работа является ненаучной, если и потому, что она приходит к запрещённым выводам, а именно к «оправданию Гитлера». Автор такой работы приходит к ложным выводам из-за своих спорных взглядов. А взгляды его спорны из-за того, что его выводы ложны, иными словами потому, что Гитлер был, есть и будет чудовищем. Таким образом, выводы некоего автора ложны потому, что его выводы ложны. Истина устанавливается посредством догм и табу, и за её соблюдением строго следит полиция мыслей. Так что ревизионистские работы являются ошибочными по определению. Вы можете хоть на ушах стоять — это ровным счётом ничего не даст, поскольку:

а) партия всегда права;

б) если партия не права, см. пункт а).

Р: Любопытно. Я об этом даже не задумывался... Но давайте забудем на время о ревизионистах и поговорим о теме псевдонаучности в целом. Обвинения в псевдонаучности играют немаловажную роль в естественных науках, особенно в таких, где исследуются экзотические, новые виды энергии или формулируются альтернативные законы природы. Традиционные науки — такие, как физика, химия, астрономия — расценивают такого рода исследования как вызов их взглядам и реагируют порой весьма истерично.

С: Но они ведь не бегут к прокурору?

Р: Нет, это происходит только в случае с ревизионизмом холокоста. В других же областях науки существует своего рода цензура, осуществляемая научными авторитетами. Если взглядам каких-либо научных школ или учреждений, которые пользуются большим уважением в научном сообществе, бросается вызов, то это запускает защитную реакцию против инакомыслящих, аналогичную той, что имеет место в обществе, когда нарушаются общественные табу: отказ печатать статьи, переходы на личность, интриги, открытые попытки лишить инакомыслящих должностей и регалий и т.д. и т.п. Особенно справедливо это для тех исследователей, которые ставят под сомнение или опровергают теорию о том, что все люди равены[1310].

Такого рода цензура имеет место и в областях, вроде бы не имеющих никакого отношения к политике, — например, в физике. Так, Гальтон Арп из мюнхенского Астрофизического института Макса Планка проводит параллель между сегодняшним крайне догматичным поведением учёных и религиозной нетерпимостью средневековья: «Наука стала религией! [...] Более того, наука переняла методы религии. [...] Наиболее вредный аспект сегодняшней науки — это широко распространённые теории, которые опровергаются опытом и наблюдением. И в том, и в другом случае некий авторитет утверждает определённую теорию, которая затем защищается образовательными, экономическими и общественно-политическими агентствами. [...] Самым пагубным аспектом того, во что превратилась наука, является намеренное сокрытие информации, противоречащей утверждённой теории. [...] Однако в присущей людям манере они ведут себя прямо противоположно; рассуждают они так: «если некое наблюдение не согласовывается с тем, что мы считаем за истину, то это наблюдение должно быть неправильным». Традиция проводить «экспертную оценку» статей, публикуемых в профессиональных журналах, превратилась почти в тотальную цензуру. [...] Учёные, яростно придерживаясь своих теорий, стали ныне судьями, отвергающими те публикации и те результаты, которые могут навредить их взглядам. [...] Единственная известная мне ассоциация — это жестокие войны между религиозными доктринами в предыдущих веках. [...] Результатом всего этого стало то, что по-настоящему исследовательская наука ведёт сегодня, в основном, подпольную деятельность. Независимые исследователи нередко печатаются на собственные средства в журналах с небольшим тиражом. [...]

Что же касается организации науки, то авторитеты стали ассоциироваться с «законами», открытие которых им приписывается. На протяжении столетий организованной религии удалось уничтожить огромное количество людей под знаменем «вера против ереси» — и это при том, что подлинной причиной была, скоре всего, личная нажива и власть. Несколько веков спустя наука воскресла в менее кровавом обществе, но, тем не менее, она убила и подавила множество новых идей и открытий и наделала кучу ошибок, причём, пожалуй, по тем же причинам»[1311].

Как вам это? Если даже в научных дисциплинах, где нет открытого политического и юридического давления, имеет место столь догматичное поведение, что же тогда говорить о холокостных историках!

Учитывая весь тот догматизм, присущий естественным наукам, не удивительно, что представители господствующей догмы также быстро начинают обвинять инакомыслящих в псевдонаучности. Чтобы определить, оправданы эти обвинения или нет, скептики составили вопросник, призванный отделить науку от псевдонауки[1312]. Этот вопросник я применил по отношению к ревизионистским и «традиционным» работам по холокосту[1313]. В таблице 26 (возможно, несколько субъективной) приведён ряд интересных пунктов, из которых становится понятно, кто на самом деле занимается псевдонаукой.

С: Хм, выглядит не очень обнадёживающе.

Р: Не очень обнадёживающе для кого?

С: Для холокостовцев. Из таблицы видно, что официально предписанные холокостные исследования соответствуют критериям псевдонаучности гораздо в большей степени, нежели ревизионизм.

Р: Именно так. В подтверждение этого я могу привести высказывания немецкого традиционного историка Эрнста Нольте, который не только считает, что качество ревизионистских исследований выше качества исследований общепризнанных историков (см. цитату в начале главы 2.15), но и упрекает холокостное сообщество в псевдонаучности: «...Я вскоре пришёл к убеждению, что в общепринятой литературе с этой [ревизионистской] школой обращались в ненаучной манере, а именно путём категорического неприятия [аргументов], переходов на личности авторов и, чаще всего, путём мёртвой тишины»[1314].

Следует отметить, что Нольте писал эти слова в 1993 году. С тех пор ревизионизм достиг значительных научных успехов, в то время как его оппоненты ничем не могут похвастаться, кроме, разве что, возросшим преследованием ревизионистов.

С: Выходит, большинство утверждений официальных историков о холокосте можно назвать псевдонаучными. Значит ли это, что их нужно запрещать?

Р: Ни в коем случае. Цензура недопустима ни при каких обстоятельствах. Сжигание книг — это гораздо большее зло, нежели написание ненаучных работ, и это остаётся действительным для обеих сторон.

Как бы то ни было, действительность такова, что лица, имеющие политическую, юридическую и информационную власть, отрицают научность ревизионистских работ, поэтому во многих западных странах последние не пользуются конституционной защитой, несмотря на то, что формально конституции этих стран гарантируют свободу научных исследований.

С: Так что сжиганию книг ничего не может помешать.

Р: К сожалению, да. Так, например, весь тираж немецкого издания отчёта Лёйхтера был изъят из продажи по распоряжению окружного суда Билефельда и отправлен в печь[1316], так же как и тираж отчёта Рудольфа[543].

С: А почему никто не протестует против такого беззакония?

Р: Протестовать можно только против того, о чём вам известно. Эту же тему нельзя предавать огласке; все средства информации хранят о ней гробовое молчание или же кричат «Бей нацистов!», так что любому, кто отказывается подчиняться, так или иначе затыкают рот. Самый эффективный способ подавить любые критические мысли по данному вопросу — это волшебные слова «нацист» и «неонацист», поскольку во всех западных странах и особенно в Германии это означает изгнание из общества. Кто станет слушать нацистов и уж тем более помогать им?

С: Никто не хочет иметь с нацистами ничего общего, и это совершенно правильно!

Р: Это ваше субъективное мнение. Но речь сейчас не об этом, а о том, как определить, действительно ли человек, которого называют нацистом, является нацистом, точнее — национал-социалистом? Надо сначала лично переговорить с этим человеком, и уж потом решать, кто он по убеждениям.

С: Скажите, а себя вы считаете национал-социалистом?

Р: Ну, общественность уж точно считает меня национал-социалистом.

С: Вы не ответили на мой вопрос.

Р: Чтобы ответить на него, мне нужно знать, в чём состоит национал-социалистическая идеология, если таковая вообще существует. А я, если честно, мало что о ней знаю. Меня не интересуют идеологии, и я уж точно не намерен слепо следовать какой бы то ни было идеологии, которую придумал кто-то другой. Я предпочитаю сам думать за себя и создавать своё собственное мировоззрение. Моё представление о том, что такое национал-социализм, обусловлено тем, что мы ежедневно слышим в СМИ. Но, учитывая все те выдумки об исторических аспектах национал-социализма, которые я изобличал в своих исследованиях на протяжении последних пятнадцати лет, я не удивлюсь, если окажется, что многое из того, что нам говорили о национал-социализме как об идеологии, также окажется неправдой или грубым искажением. Но, как я уже говорил, этого я не знаю. Таким образом, я не могу ответить на ваш вопрос, поскольку я не знаю, что собой представляет национал-социализм.

С: Кто же вы по убеждениям?

Р: Ну, если вы взглянете на мои книжные полки и стены, вы увидите, что я испытываю ностальгию по второму Германскому Рейху — старой кайзеровской империи — и по династии Гогенцоллернов. Это имеет место не столько из-за того, что меня привлекает идея монархии как таковая, сколько из-за того, что эта империя символизирует собой Германию, незатронутую всеми теми несчастиями, которые случились с ней после низвержения монархии. Что меня привлекает, так это мечта о чистой, процветающей, уверенной в себе Германии.

Даже если большинство знающих меня людей прекрасно понимают, что я никакой не национал-социалист, это мне нисколько не помогает. Всё равно средства массовой информации и органы власти называют меня нацистом. И это справедливо для большинства ревизионистов. Таким образом, мы имеем здесь дело ещё с одной ложью. Для того чтобы какой-либо протест против такой клеветы (за которой следует уголовное преследование и сожжение книг) был эффективным, ему необходима огласка. Это единственная защита от самовольного использования власть имущими своих полномочий. Однако это как раз недоступно тем, кого «обличают» как нацистов.

С: А что плохого в том, что нацистов изолируют от общества?

Р: Ну, лет четыреста тому назад никто бы не осмелился защищать колдуна или ведьму. В СССР человек, названный антикоммунистом или контрреволюционером, был бы обречён. В нацистской Германии защита евреев или коммунистов особо не поощрялась. В сегодняшнем сообществе такой же эффект имеет ярлык «нацист». При этом большинство кричащих «Нацист!» даже не знает, что означает этот термин. Ярлыки меняются, но методы преследования и равнодушие масс ко всему этому — никогда.

Насилие

Р: Если уж кого и надо изолировать от общества, так это тех, кто применяет или одобряет применение силы для подавления других мнений. Я хочу особо подчеркнуть, что ещё ни один ревизионист не применял и не одобрял насилие. Ревизионисты — миролюбивые и дружелюбные люди.

С: А по-моему, к евреям они особого дружелюбия не испытывают.

Р: Докажите, что это так! Я же в ответ докажу вам, что государственные власти злоупотребляют своими полномочиями для того, чтобы закрыть рот ревизионистов. Также я докажу, что против ревизионистов применяется грубое физическое и противозаконное насилие. Вот лишь несколько примеров.

Рис. 151. Всё, что осталось от машины Дюпрэ[1318].

В конце 70-х годов французский журналист и один из руководителей Национального фронта, Франсуа Дюпрэ, издал французский перевод ревизионистской брошюры «Шесть миллионов — потеряны и найдены» Ричарда Харвуда (настоящее имя — Ричард Фероль)[159]. Дюпрэ издал также ревизионистскую работу под названием «Тайна газовых камер». Ему было всего тридцать восемь лет, когда 18 марта 1978 года в его машине взорвалась бомба, в результате чего он был убит, а его жена потеряла обе ноги. Ответственность за этот террористический акт взяли на себя две еврейские группировки: «Отряд еврейского сопротивления» и «Еврейская революционная группа». Убийц так и не поймали[1317].

На французского профессора Робера Фориссона неоднократно совершались нападения. Один раз дело едва не закончилось трагедией. 16 сентября 1989 года Фориссон, как обычно, прогуливался с собакой в парке в своём родном городе Виши, когда на него напали трое громил, пустили ему в глаза слезоточивый газ и принялись его избивать. Даже после того, как он упал на землю, они продолжали бить его ногами в лицо и грудь. «Его челюсть и лицо были раздроблены», поведал пожарник, пришедший к Фориссону на помощь. Врачи оперировали его четыре с половиной часов.

Ответственность за это бандитское нападение взяла на себя группировка, назвавшаяся «Сынами еврейской памяти» («Les fils de la mémoire juive»). В заявлении этой группировки говорилось: «Фориссон первый, но не последний. Пусть трепещут отрицатели холокоста!» Это нападение было также реакцией на отчёт Лёйхтера, поскольку Фориссон был духовным отцом этого отчёта.

А вот как на это отреагировал французский «охотник за нацистами» Серж Кларсфельд, один из самых агрессивных противников ревизионистов: «Тот, кто годами провоцировал еврейское сообщество, должен ожидать, что с ним произойдёт нечто подобное. [...] Нельзя безнаказанно осквернять память мёртвых»[1320].

Что ж, противники ревизионистов открыто защищают применение насилия, в том числе совершение убийств. Ревизионисты же этого никогда не делали, и при этом именно их обвиняют в бесчеловечности!

Рис. 152. Когда нет других аргументов, в ход идут кулаки. Робер Фориссон после того, как его зверски избили еврейские молодчики, 16 сентября 1989 года[1319].

С: Здесь что-то не так. Должна же быть какая-то причина для всех этих насильственных действий!

Р: Ну, причина, стоящая за смертельной ненавистью холокостовцев по отношению к ревизионистам, была чётко высказана в одной статье еврейского журнала «Скрайб»: «Правильным отношением к холокосту должно быть то, что никогда не поздно вершить правосудие по отношению к нашим врагам, которые на самом деле являются врагами Бога. Но кто наши враги? Да все те, кто отрицает, что холокост имел место [...]. Любой из вышеприведённых категорий должен рассматриваться так, будто он лично принимал участие в холокосте. Он расхаживает с висящим на нём смертным приговором. Если бы наших врагов можно было заставить лично пережить потерю шести миллионов людей, они бы больше не говорили, что холокоста не было. [...] Только те, кто отождествляет себя с врагами Бога, получат заслуженное наказание»[1321].

Вот уже шестьдесят с лишним лет национал-социалистов («фашистов») изображают как дьяволов в человеческом обличье, против которых оправданы все меры. Нацистов сравнивают с нелюдями, монстрами, чудовищами. А чудовищ можно и даже нужно убивать всякий раз, когда их обнаруживают среди людей. Именно так союзническая пропаганда во время Второй мировой войны настраивала своих солдат. И такое впечатление, что сегодня тоже идёт война. Впрочем, пропаганда «нацистских злодеяний» никогда не прекращалась; она продолжается вплоть до сегодняшнего дня.

С: Это потому, что нацисты действительно были преступниками.

Р: Это ваше личное мнение. Я так не считаю. В любом случае, как можно изображать своих братьев по разуму нелюдями и чудовищами только потому, что они придерживаются других взглядов! Разве не это будто бы делали нацисты? Разве это не есть самый настоящий фашизм в традиционном смысле этого слова?

Рис. 153. Разрушенное помещение типографии издательства Историкал ревью пресс после взрыва бомбы. Укфильд, Великобритания, сентябрь 1996 года.

Другие формы насилия, которые используют против ревизионистов, — это взрывы и поджоги. Вот что, к примеру, написал Институт по пересмотру истории в своём журнале, № 2-4, 1984 года: «Примерно в полночь 4-го июля [1984 года] офис и склад издательства сгорели до основания в результате поджога. [...] То, что вы видите перед собой, можно с полным правом назвать «Феникс»-выпуском «Журнала исторического обозрения», поскольку он буквально восстал из пепла. К сожалению, историческим книгам, документам, бумагам и оборудованию на общую сумму свыше 300 тысяч долларов повезло гораздо меньше»[1322].

То, что это далеко не единственный случай, можно увидеть из следующего, далеко не полного, списка[1323].

Рис. 154. Так выглядел дом Цунделя 7 мая 1995 года после поджога.
Рис. 155. Библиотека «Либрерия Еуропа» из Барселоны 16 января 1999 года после поджога.

Цензура

С: Вот к чему приводят высказывания людей наподобие Фритьофа Мейера, который говорит, что фашистов нужно бить всегда и везде (см. конец главы 2.21).

Р: Да, это называется призывом к насилию и разжиганием ненависти. Но что самое удивительное в вышеприведённом списке актов насилия, совершённых против ревизионистов, так это то, что ни в одном из этих случаев дело не дошло до суда. Но ведь если, к примеру, некие лица нападают на ревизионистов в зале суда, их непременно должны арестовать и судить. Но этого никогда не происходило и не происходит. Даже если кого-то случайно и арестовывают, его вскоре отпускают по приказаниям сверху. Таким образом, власть имущие терпимо относятся к проявлению насилия по отношению к ревизионистам и, можно сказать, даже приветствуют его.