Общественный прогресс
Представление человека о прогрессивном развитии общества не является универсальным. Как уже отмечалось, оно опирается на христианскую культурную традицию, получившую наибольшее распространение в европейском общественном сознании. Даже в настоящее время две трети человечества живет за пределами прогрессистской идеологии. Возникает вопрос о том, является ли прогресс атрибутом, неотъемлемым качеством исторического развития, или это субъективная западная идея, насаждаемая в реальной жизни?
Понятие прогресса впервые используется античным философом Лукрецием в его сочинении «О природе вещей». Наиболее ярко идея прогресса была выражена в конце ХVIII в. у французских мыслителей позднего Просвещения. Этот оптимизм был существенно подорван издержками развития цивилизации в ХIХ-ХХ вв. По словам А. Бергсона, человек стонет под тяжестью прогресса, им же созданного. Многие стали говорить, что прогресс – это скорейший способ привести человечество к гибели. Таким образом, тема социального прогресса стала в настоящее время весьма важной и столь же спорной. Объективен ли прогресс, каковы его критерии, можно ли от него отказаться?
Проще всего определить прогресскак развитие от простого к сложному, от низшего к высшему, другими словами – развитие в направлении к совершенству. К сожалению, не всегда просто бывает понять, что именно считать высшим и более совершенным. Кроме того, неизбежны кратковременные периоды понятного, регрессивного развития. В этой связи предлагается широкое понимание прогресса, связывающее его с устойчивостью любой системы. Если некоторая система выживает, сохраняет себя в процессе развития как определенный тип связей, значит она прогрессирует. Это относится не только к обществу, но также ко всему живому и к развитию вселенной в целом. Тем самым понятие системы оказывается функциональным, полезным для идеи прогресса вообще.
Чем же измеряется прогресс, каковы его критерии? Очевидно, что речь должна идти о некоторых фиксированных результатах. Материалистическая философия использует в качестве критерия социального прогресса уровень развития производительных сил: чем он выше, тем общество более развито. Напрашивается вопрос: в каком-то определенном отношении или более развито вообще? Если измерять уровень прогрессивного развития общества по указанному признаку, то вещественный придаток человека, прежде всего средства его труда окажутся важнее самого человека. Но человек не может развиваться вослед развитию созданных им же вещей. Безусловно, создавая материальные блага, человек развивается и сам как их производитель. Но возможно и необходимо прогрессивное человеческое развитие во всех других отношениях: моральном, художественном, политическом, социальном, мировоззренческом. Таким образом, критерием социального прогресса должно быть развитие самого человека, развитие всех качеств, делающих его человеком, а не только одного определенного.
Очевидна проблема темпов материально-технического прогресса. Мысль об их ускорении высказывалась еще в ХVIII в. Характерно, что за последние 100 лет человек в 100 раз увеличил скорость передвижения, в 1000 раз – затраты потребляемой энергии, в 1 млн. раз – мощность оружия. Прогресс явно убыстряется, но в какой мере это является прогрессом человека? В известном смысле человек «теряет себя» в мире все ускоряющихся темпов. Кроме того, в настоящее время уже невозможно без ущерба для самой природы наращивать затраты энергии и прочие характеристики материально-технического прогресса.
Становится ясно, что общественный прогресс должен изменить и свои темпы, и свою направленность, он должен измеряться целостнымразвитием человека без дисгармонического усиления какой-либо его составляющей. Это не означает, что следует отказаться от самой идеи прогресса и вернуться к античному и восточному пониманию развития общества как постоянного самоповторения. Прогресс – это не западная иллюзия, выдающая желаемое за действительное. Он объективен и происходит, так или иначе. Прогресс может быть действенно стимулирован, но разумным образом, без искусственного ускорения или торможения.
Социальный прогресс не задан какой-либо конкретной схемой. Ему не должно быть предписано проходить какие-то универсальные этапы развития. Каждый народ имеет свои культурные особенности, обусловленные множеством факторов. Эти конкретные особенности исторического развития человека в том или ином регионе самоценны, т.е. не должны преодолеваться одно другим как худшее лучшим (Запад – Востоком, Север – Югом, или наоборот).
В определенном смысле имеют самодостаточную ценность даже этапы исторического прогресса. Н. Бердяев писал, что ошибочно рассматривать настоящее как средство к будущему, которое «унаваживает» это будущее как удобрение. Нет никакой предыстории человечества, после которой начиналась бы «настоящая» история. Человек не должен считать себя заложником будущего, рассуждая по принципу: пусть сейчас плохо, зато потом будет хорошо. Каждая ступень исторического развития является в чем-то непревзойденной и выступает своего рода апогеем, высшей точкой. Античное и средневековое искусство сейчас недостижимы и невозвратимы как детство и юность. Капитализм идеально приспособлен к производству вещественного богатства, и помимо него решение этой исторической задачи невозможно, поэтому капиталистический этап развития общества необходим и желателен. В свою очередь, современное общество изобилия уже столкнулось с проблемами, которые в его пределах не решаются. Американский философ Э. Фромм достаточно остро противопоставил друг другу два фундаментальных принципа жизни: обладания и полноценного бытия, гармонизировать которые весьма сложно.
Итак, региональное идаже историческое своеобразие общественного прогресса обладает самостоятельной ценностью. Поэтому в идеале это наработанное человечеством духовное и материальное богатство должно быть не преодолено, а воспринято и освоено. О каждом новом этапе развития общества следовало бы сказать: те же и мы (а не мы вместо тех).
Источникомсоциального прогресса является несоответствие желаемого и достигнутого. На первичном уровне это проявляется как несоответствие человеческих потребностейвозможностям их удовлетворения, а на более высоком обнаруживается в виде несоответствия ценностейналичной реальности. Другими словами, прогресс возможен и осуществляется потому, что человек не имеет необходимого и должного и поэтому стремится к ним. Если указанные дистанции неизбежны, социальный прогресс бесконечен, и наоборот. Для осуществления прогресса необходимо продвижение на всех уровнях: развитие материального производства, общественных отношений, различных сторон духовной деятельности, увеличение ответственной свободы.
Субъектами прогресса являются люди. Это, разумеется, прежде всего такие крупные социальные группы, как классы и нации, но не только они. В конечном счете, субъектом прогресса и его движущей силой является личность, причем, не только яркая и выдающаяся, а каждая. Каждый на своем месте оказывается в ситуации выбора (и не только на выборах, а постоянно). Поэтому история действительно такова, каковы люди.
Сущность утопизма
Различные социальные проблемы издавна побуждали людей задумываться не только о способах их разрешения, но и о создании идеального общества, в котором бы этих проблем не было. Понятие утопического сознания происходит от названия сочинения Т. Мора «Утопия» (1516). У всех народов была легенда о прошлом «золотом веке», рисовавшая в идеализированном виде общинный строй и господствовавшее в нем социальное равенство людей. Одно из первых описаний будущего идеального государства дает Платон, мечтавший о том, чтобы его возглавляли философы. Большое значение для становления утопического сознания имело раннее христианство, которое проповедовало общечеловеческое равенство и братство людей.
В XVI в. возникают и получают распространение утопии Т. Мора и Т. Кампанеллы («Город Солнца»). В эпоху Просвещения появляются рационалистические модели коммунистического общества, а в начале XIX в. знаменитые социалисты-утописты К. Сен-Симон, Ш. Фурье и Р. Оуэн разрабатывают подробные утопические проекты уже на основе развернутой критики капитализма.
В самом общем видеутопизм –это вера в возможность построения идеального общества, или достижения совершенства в социальном строительстве. Утописты предполагают достичь такого общественного состояния, которое исключало бы не только необходимость, но и саму возможность улучшения. Казалось бы, мечтать об идеальном никому не вредно, однако проблема заключается в попытках практической реализации утопического сознания, даже несмотря на сопротивление миллионов, «не понимающих своего счастья».
Поскольку идеальный строй является высшей целью, для достижения которой считаются пригодными любые средства, возникает деспотический пафос насильственного дарования счастья. Как показала история ХХ века, ценой такого гипотетического благоденствия становятся многие сломанные судьбы и сами человеческие жизни. Утопическое сознание включает в себя также пафос декретирования нормальных форм жизни, включая рациональный распорядок дня, за соблюдением которого должны следить его установившие.
Вполне определенным образом решается в утопизме вопрос о взаимосвязи свободы и необходимости, принципиально в пользу последней. Человек лишается своего субъектного бытия, из творца он превращается в иглу, которой кто-то что-то шьет, т.е. становится объектом чужого воздействия. Очевидно малодушие такого отношения, требующего «объективных» костылей вне ответственности за происходящее.
Характерной чертой утопического сознания является его антиисторизм. Он проявляется в том, что абсолютизируется не только одна заветная эпоха в будущем, но и сам исторический процесс, как будто к ней направленный. Предполагается, что все социальные системы должны проходить одни и те же ступени роста, лишь маскируемые внешним разнообразием. В идеале ожидается всеобщее выравнивание и образование однородного строя в рамках единой мировой империи. Идея насильственного единения человечества известна еще со времен Римской империи и не изжита до сих пор. В ХIХ-ХХ вв. она получила выражение в идее мировой революции, серьезно выдвигаемой почти до настоящего времени.
В качестве реакции на практику коммунистического строительства возник литературный жанр антиутопии. Это, например, работы Е. Замятина «Мы», Дж. Оруэлла «1984», В. Тендрякова «Покушение на миражи». В них показаны негативные образы социального устройства, в которых реализованы утопические планы. Это деспотические, тоталитарные системы, основанные на лжи, доносах и санкциях; в них отсутствуют стимулы эффективного труда и другие условия самореализации личности. Антиутопии предостерегают мировое общественное мнение против ложных идеалов утопического сознания.
Планы построения идеального общества не могут быть эффективно реализованы не только потому, что они антигуманны и противоречат социальной практике. Эти планы имеют внутритеоретические противоречия. Во-первых, они предполагают возможность достижения ценности как цели, чего быть не может. Ценности по определению существуют как должное и не достигаются фактически. Кроме того, утопическое сознание опирается на идею абсолютного преодоления отчуждения, которая не может быть реализована по рассмотренным выше причинам, главная из которых – необходимость сохранения человеческой индивидуальности.
3. Проблема будущего
Человек всегда интересуется будущим и внимательно вслушивается даже в самые туманные прогнозы. Как было остроумно замечено на одном из философских конгрессов, «философия, которая не занимается будущим, будущего не имеет». Считается, что даже изучение прошлого в немалой степени ценно тем, что помогает понять будущее. Остается вопрос, в какой мере это будущее может быть предсказуемо?
По аналогии с периодизацией прошлого целесообразно упорядочить и будущее развитие, что поможет решить вопрос о его допустимом познании. Во-первых, существует ближайшеебудущее, на которое обычно строят конкретные планы; как правило, это ближайшие недели или месяцы. Далее, выделяется непосредственное будущее, примерно 30-35 лет как время активной жизни одного поколения, в течение которого оно реализует свой потенциал. Есть также обозримоебудущее как время, относящееся к продолжительности всей жизни одного поколения, около 75-80 лет. Даже на обозримое будущее можно делать некоторые прогнозы. Сейчас видно, например, какая генетика закладывается в детей наличным экологическим фоном. Наконец, используется понятие мыслимого будущего, выходящего за пределы научных прогнозов.
Важнейший вопрос мыслимого будущего – космические перспективы человечества. Как известно, все, что возникло, должно исчезнуть, вечно только то, что существовало всегда. Есть мнение, что в эпоху выхода человечества в космос перспектива его гибели исчезает. Это можно назвать оптимизмом космической экспансии. Однако столкновение с новым опасностей не уменьшает, а скорее, увеличивает возможность их появления. Это становится особенно ясным, когда осознаются опасности глобальных катастроф.
Практика показывает, что прогнозы футурологов сбываются неудовлетворительно. Сам А. Эйнштейн категорически отрицал возможность овладения атомной энергией «в ближайшие 100 лет». Никто не предсказывал компьютеризации, использования микропроцессоров, а ведь это настолько значимо, что вывело научно-технический и весь гуманитарный прогресс на совершенно новый уровень. Конечно, люди не могут отказаться от прогнозов, даже если они плохо сбываются. Именно поэтому следует увязывать точность предсказаний будущего с отдаленностью времени, на которое они делаются.
Физики обнаружили закономерность, что система, потерявшая равновесие, находится в таком состоянии, когда ее дальнейшее развитие прогнозировать невозможно. Необходимость все больше уступает здесь место случайности. Когда расшатывается социальная система, предсказание ее будущего невозможно. Это происходит не только с отдельными странами, но и со всем миром. В потерявшей равновесие социальной системе утрачены и без того не большие возможности экстраполировать тенденции прошлого на будущее: в любой момент может произойти непредвиденное. Лишь в одном отношении социальную систему прогнозировать легче, чем физическую: возможно в определенной мере предсказать поведение больших руководителей в тех или иных ситуациях. Как уже отмечалось, будущее во многом зависит от субъекта деятельности, т.е. от самого человека. Если, например, его устраивает «освободить» технику, выпустив ее как джина из бутылки, так и происходит. Именно поэтому важна деятельность разума, которая противостоит опасным проектам.
Знаменитый Римский клуб футурологов сформулировал идею так называемых «пределов роста». Их имеет и агрикультура, и даже индустриальное общество; выйти за «пределы роста» невозможно по естественным или техническим причинам. Недаром сегодня развитые страны определяют свое состояние как постиндустриальное.
Возможно ли создание эффективной теоретической модели будущего? Учитывая неудачный опыт коммунистического строительства, на этот вопрос можно ответить отрицательно. Однако модель будущего возможна, только она должна быть не теоретической, а скорее практической, прикладной. Кроме того, эта модель не может не быть ограниченной во времени, т.е. она должна иметь временную меру. Идя пешком, надо видеть хотя бы на несколько шагов вперед, продвигаясь на автомобиле, надо видеть до ближайшего угла и т.д. Так же обстоит дело и с социальным движением. Если постоянно вытягивать шею, пытаясь разглядеть подробную картину жизни через десятки и сотни лет, можно врезаться в ближайший столб.
ЦЕННОСТИ
Понятие ценности
Духовность каждого человека и человеческая духовность в целом, а значит и бытие как личности, так и общества, невозможно без ориентации на некоторые идеальные ценности. Следует при этом уточнить, что философское понятие ценности во многом иное, чем обыденное представление об обладании ценным материальным предметом. Человека интересуют не столько сами предметы и явления, сколько их значимость для него. Но ценность – это не то, что необходимо и не то, что выгодно, ценность – это то, что должно.
Ценности воплощают и отражают человеческую сущность. В связи с этим можно перефразировать поговорку: скажи, что для тебя ценно, и я скажу, кто ты. Высшие ценности вообще можно назвать мировоззренческими ориентирами. Они отвлекают человека от ситуационной полезности и поднимают его до уровня должного.
Теория ценностей получила название аксиологии. Это довольно молодая отрасль философского знания, которой немногим более 100 лет. Свое начало она берет в работах неокантианцев Г. Риккерта и В. Виндельбанда. Эти философы понимали ценности как вневременные и внепространственные сущности. Такой подход идеалистичен, он подчеркивает трансцендентный, т.е. запредельный характер ценностей и самого человека, их несводимость к исторической изменчивости. Ценности – это то, куда выталкивается нереализованная сущность человека, то, к чему он стремится и чему хочет соответствовать.
Классификация ценностей проводится по разным основаниям. Чаще всего говорят об этических и эстетических ценностях, выделяют также высшие ценности и на другом полюсе – предметные, связанные конкретной полезностью материальных предметов. Очевидно, что в первом подразделении учитывается содержательный характер ценностей, а во втором – их уровень, или ранг.
Ценности следует отличать от целей и идеалов. Цель – это проект действия, который упорядочивает его, форма раскрытия возможностей. Идеал можно понимать как концентрированную форму целей, охватывающую их существенное содержание. И цель, и идеал отражают движение человека от прошлого к будущему, ценность же не имеет временно-деятельного статуса. Она фиксирует саму человеческую сущность, а не временные ступени ее проявления в деятельности. Благодаря ценностям человек, наоборот, дистанцируется от конкретного и сохраняет всеобщее. С другой стороны, ценность не равнозначна понятию нормы. Ценность больше нормы, она сверхнормативна. Нормы без ценностей представляют собой бессмысленные правила, голые формы, ибо свое содержание и смысл нормы черпают в ценностях.
Как есть основной вопрос философии, так выделяется и основной вопрос аксиологии об источнике возникновения ценностей. Материален он или идеален? Объективны ценности или субъективны и насколько они зависят от нашего восприятия?
Если считать, например, что красота имеет внешний материальный источник и не зависит от человеческого восприятия, то что такое красота помимо физических, химических и других природных свойств предмета? Такова ошибка натурализма, состоящая в признании материального характера ценностей. Совершая ее, невозможно также понять, как возникают расхождения в оценках одних и тех же объектов. Противоположный подход – аксиологический субъективизм. Он вообще отрицает объективный характер ценностей, утверждая, что человек субъективно наделяет нейтральный предмет какими-то достоинствами. Считается, таким образом, что ценность – не свойство предмета, а психическое отношение к нему человека.
Как с позиции натурализма, так и с позиции субъективизма предмет с его свойствами и человек с его отношением к ним оказываются оторванными друг от друга. И первый, и второй подходы дают, по сути, антидиалектический способ решения проблемы ценности. Правильно считать, что ценность есть единство объективного и субъективного. Только что стоит за этими словами?
В первой половине ХХ в. теория ценностей получила развитие в работах двух других немецких философов – М. Шелера и Н. Гартмана. В их понимании ценность не есть ни объективное свойство предметов, ни субъективное отношение к ним. Ценности пребывают не в материальном предметном мире и не в области сознания, а в некоем ином измерении. Это позиция идеалистической аксиологии. Она сначала заостряет альтернативу натурализма и субъективизма, а потом исключает оба эти подхода. Ценности, по Шелеру и Гартману, сверхсубъективны и сверхматериальны, они идеальны и принадлежат третьей сфере (наряду с материальным миром и самосознанием) – духовной сфере «сущностей», подобных платоновским идеям.
Оценивая подходы идеалистической аксиологии, можно согласиться с тем, что хотя ценности в ряде случаев и связаны с материальными предметами, сами они идеальны. Кроме того, хотя ценности воспринимаются субъективно, они существуют объективно уже как родовые представления человека о должном. Таким образом, вполне корректно утверждение, что ценности идеальны и объективны, будучи, как и истина, субъективными лишь по форме восприятия.
Процесс восприятия, усвоения ценностей называется оценкой. Она выражает, следовательно, субъективную составляющую ценности. Не оценивая, человек не может постичь ценности, но из-за того, что кто-то не может оценить чего-либо по достоинству, еще не вытекает, что этого достоинства не существует. Оценка требует эквивалента. Но соизмерять можно лишь ценности, заключенные в предметах, поскольку идеи в чистом виде не соизмеримы. Тем самым в рамках ценностного отношения появляется предметность. К сожалению, вместо формирования ценностей детям часто прививаются нормы по принципу «можно – нельзя». Это убивает всякое стремление к творческой деятельности и тогда вырастает человек, который не умеет оценивать, т.е. не является полноценной личностью. Чаще всего это происходит при политических режимах, которые подавляют свободу.
Поскольку оценка производится обычно эмоционально, ценности тесно связаны с эмоциями. Но эмоциональное бытие ценностей нельзя считать недостатком, так как человеческие качества не исчерпываются рациональным мышлением. Кроме того, эмоции, являясь способом выражения ценностей, сами способны быть ценностью.
Дата добавления: 2015-12-08; просмотров: 1304;