Границы и возможности познания правовой реальности

Век живи — век учись — гласит народная мудрость. В ней зафиксирована простая, но принципиально важная сторона жизнедеятельности человека: он познает мир на протяжении всей жизни, от рождения до смерти. Но что может познать человек? Что дано ему познать? Как происходит познание? Эти и другие вопросы стояли перед человечеством уже на заре его существования.

Демокрит под знанием понимал совокупность «истекающих» от предметов эйдосов, вызывающих ощущения, благодаря которым и происходит познание. Платон утверждал, что познание — это при­поминание душой того, что она видела в мире идей, Ф. Бэкон считал самым достоверным источником познания опыт, а Дж. Локк — ощущения. Д. Юм подвергал сомнению саму возможность познания, И. Кант допускал возможность познания на уровне явления, но сущность полагал непознаваемой. Ф. Энгельс рассматривал познание как диалектический процесс отражения человеком объективного мира в форме идеальных образов, В.И. Ленин — как последователь­ный переход «от живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике». Постструктуралисты разделяют познание на научное, ненаучное и вненаучное, а постпозитивисты — на обыденно-практическое и научное.

Таким образом, в этой неновой для философов проблеме четко прослеживаются две основные линии ее осмысления. Первая связана с выяснением вопроса о самой возможности познания реальности и находит конкретное выражение в противоборстве когнитивистов (признающих познаваемость мира) и агностиков (отрицающих или ограничивающих такую возможность). Вторая исходит из предпочтения чувственного (сенсуалисты, иррационалисты) или рационального способа познания правовой реальности. Кроме того, по­знание как философскую категорию весьма сложно понять и объяснить, ибо, с одной стороны, весьма сложен и специфичен сам объект познания, а с другой — оно зависит от знаний психики, физиологии, высшей нервной деятельности и других еще малоизученных свойств человека.

В этом отношении не является исключением и правовая реальность. Возможности ее познания обусловлены и общими социокультурными условиями, и уровнем цивилизованности «системно-правового» мира, и развитостью самосознания человека как правового существа. Тем не менее принципиально можно полагать, что коль скоро правовая реальность есть взаимодействие повседневной реальности и системного мира, то границы ее познания совпадают с границами познания жизненного мира человека.

Очевидно и то, что познание правовой реальности происходит на двух уровнях. Уже на ранних этапах развития общества существовало обыденно-практическое познание, поставляющее элементарные сведения об окружающем мире, о дозволенном и недозволенном, табу, запретах и т.п. Такое познание правовой реальности предстает как здравый смысл, первичное, преимущественно эмоциональное обобщение чувственного опыта. Однако и на этом уровне уже присутствуют элементы рациональности. Например, законы государства деперсонифицируются, воспринимаются как некая необходимая абстракция, как «закон вообще». В то же время обыденно-практическое познание преимущественно исходит из повседневной реальности и, как правило, слабо ориентировано в системном мире.

Теоретический уровень познания правовой реальности связан со становлением системного мира, с процессом институализации повседневной реальности как нормирования жизнедеятельности человека и общества с помощью различных социальных институтов, в первую очередь государственных. Причем для степени институализированности общества важно не количество институтов, а их развитость и согласованность со свободой человека.

Теоретическое познание в современной философии чаще называют эпистемологией — учением о научном познании, что позволяет говорить и о философско-правовой эпистемологии, предметом которой является процесс научного познания правовой реальности. В основе научного познания любой реальности лежит определенная методология, а потому и выделение правовой эпистемологии условно. Однако, учитывая социальную значимость познания правовой реальности, особую ответственность правотворческой и правоприменительной систем за судьбы людей и отдельного человека, такое выделение мы считаем допустимым.

Центральное место в правовой эпистемологии занимает учение об истине. Его значимость вытекает не только из познавательного интереса, который, скажем, проявлял Понтий Пилат, допрашивая Исуса Христа, но, прежде всего, из практических потребностей установления истины для совершения Правосудия.

Не повторяя общепринятые положения теории истины, отметим лишь, что для познания правовой реальности в целом, и для правотворчества в особенности, основополагающее значение имеют прин­ципы объективности и конкретности истины, взаимосвязь абсолютной и относительной истин, соответствие содержания понятий, суждений и умозаключений содержанию самой правовой реальности, ве­рифицируемое и фальсифицируемости правовых концепций.

Однако вернемся к специфике объекта познания (правовой реальности), которая обусловливает специфику и самого процесса познания. Главные особенности познания правовой реальности, на наш взгляд, следующие.

Во-первых, тесное переплетение познания с оценкой, гносеологии с аксиологией. И это не случайно, ибо правовая реальность существует как бытие права, свободы, равенства, справедливости, блага, которые вне оценки теряют свой смысл. Кроме того, познание в юридической сфере и есть правовая оценка, т.е. результат доказательства правосудное или неправосудности действия, определение роли обстоятельств в совершенном правонарушении.

Во-вторых, правовая реальность познается сквозь призму соотношения сущего и должного. Такой ракурс рассмотрения обусловлен тем, что их соответствие, согласованность свидетельствуют о наличии или об отсутствии самого права. Скажем, декларирование в сталинской Конституции СССР гуманистического и справедливого должного вовсе не означало их наличие в реальности. Поэтому для научного познания правовой реальности важен учет соотношения конкретно-эмпирического сущего с поставленными целями, с тем идеалом, который провозглашается в норме закона. Без знания степени их согласованности и возникающих между нормой и поступком противоречий невозможно управлять правовыми процессами, регулировать необходимое превращение должного в сущее.

В-третьих, для теоретического познания, прежде всего правотворчества, особое значение имеет точность формулировок, однозначность толкования правовых явлений, что достигается не методом «проб и ошибок», а твердой опорой на законы логики.

В-четвертых, при познании правовых явлений в сфере правоприменения часто приходится иметь дело со стремлением сокрыть правду, затруднить поиск истины. Понятно, что преодоление этих препятствий требует методологической и эпистемологической вооруженности специалиста.