Изменения, внесенные экономику в XVIII – XX веках

В целом экономические и социальные изменения, происшедшие в европейских государствах примерно в XVIII – XX веках, оказались очень эффективными и привели к резкому возрастанию темпов экономического развития. (Когда мы называем период, в котором произошли те или иные преобразования, всегда следует учитывать, что, как показала история, все страны проходят примерно один и тот же путь экономического развития, но конкретные стадии экономического процесса разные государства проходят во времени с разницей в 1-3 столетия. Примерно такой же срок составляет и сам процесс перехода от натурального хозяйства к товарному производству.

На фоне развития товарного производства, создавшего условия для роста производительности труда в сотни и тысячи раз, негативные изменения в вопросах собственности или превращение инвестиционного процесса в систему неэкономического обогащения вкладчиков прошли, практически, незаметно. По крайней мере, нам не известны экономические работы недавнего прошлого, в которых эти вопросы получили бы соответствующее освещение. Скорее, наоборот, в экономике господствует явно выраженное стремление оставаться на уровне тезисов, сформулированных А. Смитом более 200 лет тому назад. А о чём беспокоиться? Экономическое развитие происходит, и хотя темпы этого развития очень низкие, но и критерии сравнения отсутствуют. Жизнь, безусловно, улучшается. А то, что распределение благ социально несправедливое, тут уж ничего не поделаешь, таковы законы рынка. Однако, как ниже мы ещё покажем, именно отступления от законов рынка и игнорирование принципов социальной справедливости привели к тому, что и в XXI веке почти треть человечества живёт в нищете.

В результате современная экономика, начиная с экономической теории и экономического законодательства, и кончая экономической практикой, полностью ориентирована на неэкономическое обогащение лиц, обладающих свободными денежными средствами, как путём нерыночного определения стоимости финансовой услуги (величины дивидендов вкладчиков), так и путём создания системы "самовозрастания" стоимости акций (денежных обязательств), которое в сочетании с инфляцией обеспечивает реализацию принципа "деньги делают деньги".

Заметных исторических следов какого-то процесса ломки представлений о собственности, сложившихся за многие тысячелетия существования натурального хозяйства (или, если ориентироваться на "политический календарь" летоисчисления, то за период рабовладения и феодализма), не осталось. Однако сам процесс был, так как изменения де-факто имели место. Впрочем, если сам процесс таких изменений растянулся на 2-3 столетия, то не приходится удивляться, что для современников этого процесса он остался незамеченным. Зато экономист, проживающий в XXI веке, оглянувшись на прошедшие тысячелетия, такие изменения обязательно заметит. Если, конечно, будет к этому стремиться.

Целенаправленные действия, какими были изменения понятий собственности, тем более, изменения, происходившие одновременно в разных местах человеческой цивилизации, должны обязательно иметь и общие побудительные причины. В отличие от революций, всегда имевших на первом плане политические причины и происходивших в масштабах всего сообщества (государства), экономические перемены происходили в первую очередь внутри небольшого сообщества людей, объединённых общим домашним хозяйством (крестьянская семья). Однако значение перемен, связанных с переходом от натурального хозяйства к товарному производству, было значительно больше, чем значение любых социальных революций, так как революции меняли только политическую надстройку общества, а переход к товарному производству менял жизненный уклад всех членов общества.

В условиях натурального хозяйства господствовала сословная и семейная иерархия. Очевидно, также, что движущей силой любых общественных перемен могла быть сравнительно небольшая, но достаточно влиятельная часть хозяйств, развивающихся наиболее динамично. В таких хозяйствах и экономические стимулы к переменам проявлялись более заметно, и люди, возглавлявшие такие хозяйства, были более способны сделать правильные выводы из поступающей информации. Однако и цели, и методы их достижения были ориентированы на конкретное сообщество или даже на конкретного человека. Причём, инициаторами экономических перемен неизбежно выступали люди, почувствовавшие вкус к деньгам и часто просто верившие в то, что "деньги делают деньги". Назовём эту категорию людей "двигателями социального прогресса". Подобные "двигатели социального прогресса" обязательно должны существовать, хотя в зависимости от их числа, активности и компетентности экономические преобразования могут осуществляться медленнее или быстрее, а, самое главное, и грамотно, и безграмотно. При осуществлении экономических перемен в условиях всеобщей экономической безграмотности, создание новых совершенных экономических систем было бы чудом. Чуда, естественно, не случилось. Системы, конечно, получились, но, во-первых, очень далёкие от соответствия экономическим законам природы, а, во-вторых, несущие на себе печать личной заинтересованности их творцов в неэкономическом присвоении существенной части денег, с которыми производятся соответствующие экономические операции.

На наш взгляд, из всего множества экономических и иных факторов можно выделить два главных, определявших экономическое развитие на завершающей стадии натурального хозяйства.

Экономический фактор:

Несовершенство натурального хозяйства с его универсализмом и крайне низкой энергообеспеченностью было очевидно. Разделение труда, специализация и укрупнение хозяйств, позволяющее использовать более мощные источники энергии, которые к этому времени уже начали появляться, и более совершенное оборудование, позволяли увеличить производительность труда не в разы, а в десятки, сотни и даже тысячи раз.

Социальный фактор:

Каждый такой "двигатель социального прогресса" (а их были миллионы), практически, всегда мог действовать только в рамках тех представлений об окружающем его мире и об экономике, в частности, которыми он обладал. Одновременно он представлял себя и главной движущей силой предстоящих изменений, и просто главой обновлённого хозяйства. Поэтому принципиальным моментом всех назревших перемен, происходивших в масштабах конкретного хозяйства, было сохранение руководящей роли в руках действующего руководителя (или его доверенного лица, наследника) и обеспечение его материальной заинтересованности.

Переход от натурального хозяйства к товарному производству занял два-три века, что по историческим меркам – мгновение. Так быстро переход мог произойти только при достаточно активном участии значительной части населения, по крайней мере, тех, кто такие перемены осуществлял. И, конечно, такая активность возможна только тогда, когда сохраняется высокая материальная заинтересованность в осуществляемом процессе.

Однако, два выделенных выше фактора хорошо совмещаются друг с другом только в том случае, если такому "двигателю социального прогресса" придать особые права, которые изначально отводили бы ему главенствующую роль в процессе производства. Причём, это была бы объективно заслуженная роль, так как именно организатор производства в наибольшей степени обладает человеческим капиталом. Остальные участники, тем более, в то время, использовали свой человеческий капитал, в основном, на уровне "рабочей силы". Казалось бы, вполне экономически обоснованное решение данного вопроса заключается в повышении роли человеческого капитала. Если ввести учёт интеллектуального вклада и оплату труда от полученного за счёт этого дохода, то больше всех должен выиграть от этого предприниматель. Ведь для него использование интеллектуального капитала − это, практически, сущность его работы, в то время как у многих рядовых работников их интеллектуальный капитал может оставаться невостребованным.

Реальные отличия, которыми характеризовались "двигатели социального прогресса", были деньги, которыми они обладали в большей степени, чем любая другая категория населения. Причём, роль денег постоянно возрастала, и они становились незаменимыми факторами товарно-денежного обращения, без которого материальное производство невозможно.

Однако те, кто в период феодализма представлял общественную элиту, ничего, кроме земли и человеческого капитала (честь, сила, ум) не имели и в политическом плане были против грядущих перемен. Поднять роль человеческого капитала, означало в то время − укрепить роль феодального строя, что для большинства "двигателей социального прогресса" было явно неприемлемо. Одновременно при феодализме в обществе сложились права собственности крепостного крестьянина, арендатора и заёмщика в отношении получаемых ими продукции и доходов. Они безоговорочно признавались собственниками полученных ими продукции и доходов, хотя часто использовали при этом и чужой капитал. Разделение труда и капитала, если отношения собственности оставить такими, какими они к тому времени сложились в обществе, неизбежно должно было привести к признанию доминирующего положения участников процесса производства, использующих свой человеческий капитал, и вторичной роли собственников капитала, оказывающих финансовую услугу.

В условиях натурального хозяйства создаваемые блага всегда принадлежали только тому, кто участвовал в их создании, но это не бросалось в глаза, так как все участники натурального хозяйства были одновременно владельцами хотя бы части основных фондов.

Это обстоятельство дало формальные основания считать, что крепостной крестьянин становился собственником произведенной им продукции не потому, что он её создал (а это единственное объективное основание), а потому, что он имел какое-то имущество в собственности. Вероятно, подобные соображения и подобные обстоятельства и породили те изменения, которые де-факто произошли в период перехода к товарному производству. Конечно, это всего лишь версия. Однако изменения, которые не понятно, как появились в понятии "собственность" почти одновременно во всех странах, − это не "версия", а факт, который почему-то не привлёк внимание экономистов и не получил объяснений.

Однако, выбрав деньги, в качестве главного производственного фактора, человек сделал свой исторический и, вероятнее всего, роковой выбор. Пока решающая роль на предприятии принадлежала инвесторам, т.е. участникам-вкладчикам, решающее слово в вопросах производственной деятельности и величины дивидендов оставалось в надёжных руках. Но как только появлялось уверенно работающее юридическое лицо, к нему, как мухи на мёд, со всех сторон устремлялись вкладчики, часто становящиеся теми, "кто заказывает музыку".

Роковая ошибка деления людей на "вкладчиков" и "не вкладчиков", вместо учёта объективных различий, существующих между людьми, использующими свой человеческий и сложный капитал юридического лица, и людьми, ничего не использующими, а только "владеющими" деньгами и имуществом, особенно болезненно отразилась именно на принципах организации инвестиционного процесса.