Принцип уважения личности и прав ребенка
Педагогические взгляды Януша Корчака формировались в драматическом противоборстве с окружающим миром. Раннее осознание социальной несправедливости по отношению к детям способствовало тому, что у него сложилась своеобразная концепция, согласно которой общество делилось на класс взрослых и угнетаемый ими класс детей.
Откуда подобное представление о детях как своеобразной социальной прослойке?
Окружающая действительность вызывала негодование Корчака: "Всюду несправедливость. Цепенеешь от бездушия, задыхаешься от лицемерия. Имеющие клыки и когти нападает, тихое уходит в себя. И не только страдают люди, а и марают душу" (4, с.29). Он не может мириться с этим, понимает, что в подобных условиях невозможно обеспечить детям полное развитие и счастливое детство. "Мы не можем изменить свою жизнь взрослых, так как мы воспитаны в рабстве, мы не можем дать ребенку свободу, пока мы сами в кандалах", - пишет Корчак в "Как любить ребенка" (4, с.107). В поисках причины угнетенного состояния ребенка в обществе Корчак приходит к противопоставлению двух миров – взрослых и детей. Это два разных мира, которые противостоят друг другу, хотя и не могут существовать раздельно. Корчак становится, с одной стороны, защитником интересов и прав детей от деспотизма и произвола взрослых, с другой – пытается найти пути примирения, достижения взаимопонимания между ними.
Другой, не менее важной предпосылкой корчаковского взгляда на детей как на социальную прослойку является его убеждение в абсолютной ценности детств. На нем построена вся воспитательная система Корчака. "Детский возраст, - писал он, - долгие, важные годы в жизни человека" (4, с.15), "детские годы – это горы, с которых река берет начало и где определяет свое направление" (37, т.4, с.9). Он неоднократно подчеркивал значение счастливого, радостного детства в формировании личности, считая, что без пережитого во всей полноте детства искалечена вся жизни человека.
Именно потому в корчаковских детских домах стремились к тому, чтобы их воспитанники, хотя бы в течение нескольких лет пребывания здесь, познали и радость детства. Поэтому Корчак так упорно отстаивал свои позиции, доказывая, что создал не временный оазис и рай для бедных сирот, а воспитательное учреждение, где можно заложить основы правильного развития. Не случайно он пишет об ответственности воспитателя за сегодняшний день ребенка: "Этот сегодняшний день должен быть ясным, полным радостных усилий, ребячий, без забот, без обязанностей свыше лет и сил. Я обязан обеспечить ему возможность израсходовать энергию, я обязан независимо от громыхания обиженного писаного закона и его грозных параграфов – дать ребенку все солнце, весь воздух, всю доброжелательность, какая ему положена независимо от заслуг или вин, достоинств или пороков" (4, с.41).
Эта идея Корчака об абсолютной ценности детства лежит на основе важнейшего принципа системы Корчака – уважения личности и прав ребенка и доверия к нему. Взгляды многих педагогов-новаторов, представителей "нового воспитания" характеризовались этим новым отношением к ребенку. Корчак же был не просто убежден в том, что в отношениях с детьми необходимо, прежде всего, уважение личности ребенка, более того, он считал, что на уважение у ребенка есть законное право. Корчак рассматривает эту проблему с позиции ребенка, а не взрослого. Ребенок, его интересы и потребности, прежде всего, должны быть в центре взаимоотношений воспитателя и ребенка, который является в системе этих взаимоотношений не объектом, а полноправным субъектом.
Наиболее характерной чертой педагогики Корчака была страстная борьба за права ребенка, права "малорослого народа" – детей. Детское общество он называет малорослой нацией, о которой несправедливо забыли в вихре великих исторических событий, национально-освободительных революций, борьбы за права рабочего класса, за эмансипацию женщины. Во всех своих произведениях как литературных, так и педагогических, в своей практической деятельности педагог-гуманист выступает глашатаем прав каждого ребенка, в особенности ребенка, требующего опеки, нуждающегося в мудрой любви и разумном воспитании. Особенно знаменателен в этом отношении его очерк "Право ребенка на уважение" (1929), своеобразный педагогический манифест Корчака, который был в какой-то степени знаменем времени, но, вместе с тем, и опережал его.
Как известно, после Первой мировой войны развернули оживленную деятельность различные международные общества, обращавшиеся к общественности с многочисленными воззваниями и декларациями с целью заботы о детях, пострадавших от войны. 26 сентября 1924 года по предложению Международного союза опеки над ребенком была принята Декларация прав ребенка, известная под названием "Женевской декларации". В ней говорилось, что человечество должно дать ребенку все самое лучшее, что ребенок имеет право на опеку независимо от расы, национальности и вероисповедания, что ребенок должен иметь все возможности для нормального физического, нравственного и умственного развития, что голодного ребенка нужно накормить, больного – лечить, недоразвитому – помочь, неприспособленного к жизни – перевоспитать, сироту и подкидыша - пригреть, что в ребенке надо воспитать сознание того, что его лучшие черты должны служить его братьям.
В своей замечательной повести-сказке о короле-ребенке Матиуше Первом, в очерке "Право ребенка на уважение" Корчак раскрывает ту же проблематику, которой посвящена Женевская декларация. Однако сам Корчак отмечает, что "женевские законодатели спутали обязанности и права; тон декларации не требование, а увещевание: воззвание к доброй воле, просьба о благосклонности" (4, с.16). Потому в его собственных произведениях звучит призыв к борьбе за права ребенка.
Корчак считает, что в мире сложилось неверное отношение к детям как к существам низшим. Есть как бы две жизни: одна – важная и почтенная, а другая – снисходительная нами допускаемая, менее ценная. Проследим эту мысль педагога, использовав своеобразную беседу между взрослым и ребенком, составленную из различных работ Корчака.
Итак, взрослый и ребенок:
- "Уважение и восхищение вызывает большое, то, что занимает много места. Маленький же повседневен, неинтересен. Маленькие люди – маленькие и потребности, радости и печали" (4, с.3).
- "Неудобно быть маленьким. Все происходит где-то наверху, над тобой, и чувствуешь себя каким-то затерянным, слабым, ничтожным. Может быть, мы поэтому любим стоять около взрослых, когда они сидят, - так мы видим их глаза" (6, с.42).
- "Нами, взрослыми, покорен весь мир – несерьезными кажутся ребячьи сомнения и протесты" (4, с.6).
- "Может быть, мы потому неохотно рассказываем о чем-либо взрослым, что они всегда куда-то торопятся. Всегда кажется, что они просто так скажут что-нибудь, лишь бы отделаться, отвязаться поскорее. Да и правда, у низ свои дела, а у нас – свои. Вот мы и стараемся всегда рассказать покороче, чтобы не забивать им голову. Будто наше дело не такое уж важное, пусть только скажет: да или нет" (6, с.43).
- "Ребенок не знает трудностей и сложности жизни взрослых, не знаем, откуда наши подъемы, упадки и усталость, что нас лишает покоя, портит нам настроение… Легко отвлечь внимание наивного ребенка, обмануть, утаить от него" (4, с.6).
- "Лучше уж вовсе не знать, отчего взрослые сердятся, когда дают нагоняй. Чувствуешь, что с ними что-то приключилось, но ищешь вину в себе, пока не найдешь" (6, с.78).
- "Как редко ребенок бывает таким, как нам хочется. Как часто рост его сопровождается чувством разочарования! – Кажется, ведь уж должен бы…"
- "А ведь каждому, даже самому плохому из нас, хочется стать лучше. Мы упорствуем, боремся с собой, принимаем решения, стараемся изо всех сил, а если нам что-то не удается, - вы сразу: "Опять ты за старое!" Человеку уже казалось, что он горы свернул, а тут все начинай с самого начала. Такое зло берет, так больно, что всякая охота пропадает стараться стать лучше" (6, с.98).
- "Всякий раз, когда он не слушается, у меня про запас есть сила. Я говорю: "Не уходи, не тронь, подвинься, отдай". И он знает, что обязан уступить, а ведь сколько раз пытается ослушаться, прежде чем поймет, сдастся, покорится!" (4, с.3).
- "Как часто взрослые скажут, не подумав: "Нет!" – и сейчас же забудут и не знают, какой нанесли удар. Нет! А мы знаем, что могло бы быть и "да", что это случайный запрет, что они согласились бы, если бы дали себе труда, хоть чуточку подумать, посмотреть нам в глаза, понять, как нам этого хочется" (6, с.101).
Этот диалог, который характеризует Корчака как мудрого и тонкого психолога и знатока детской души, можно было бы продолжать без конца, так как во всех своих работах он доказывает взрослой половине человечества, что "сто детей – сто людей, которые не когда-то там, не еще…, не завтра, а уже… сейчас… люди. Не мирок, а мир, не малых, а великих, не "невинных", а глубоко человеческих ценностей, достоинств, свойств, стремлений, желаний" (4, с.133). Именно поэтому надо "без педантизма, доброжелательно, доверяя ребенку, видеть в нем человека" (4, с.369). Только тогда, как и мечтал Корчак, жизнь взрослых не будет приложением к жизни ребенка, или жизнь ребенка – приложением к жизни взрослых, только тогда "наступит минута искренности, и жизнь взрослых и детей составит равновесомый текст" (4, с.389).
По мнению Корчака, все дети обладают следующими правами, которые взрослые люди должны безоговорочно признавать и уважать:
- право ребенка на уважение его незнания и труда познания;
- право ребенка на уважение его неудач и слез;
- право ребенка на уважение тайн и отклонений тяжелой работы роста;
- право ребенка на уважение текущего часа и сегодняшнего дня;
- право ребенка на уважение мистерии исправления;
- право ребенка на уважение усилий и доверчивости;
- право ребенка быть тем, что он есть;
- право на участие в рассуждениях о нем и приговорах;
- право на внимательное отношение к его проблемам;
- право на высказывание своих мыслей;
- право на самостоятельную организацию своей жизни;
- право на использование своих достоинств и сокрытие своих недостатков;
- право на протест;
- право на ошибку;
- право на тайну;
- право на движение;
- право на собственность;
- право на игру;
- право на смерть.
Принцип уважения личности ребенка и его прав в воспитательной системе Корчака является важнейшим средством воспитания человечности, доброты, душевной чуткости. Ведь если ребенок в детстве не встретит понимания и уважения его чувств, то и сам в будущем вместо душевного тепла будет давать людям только равнодушие. Вот почему Корчак так ценил умение воспитателя внимательно и чутко относиться к заботам и переживаниям ребенка, понимать движение детского сердца.
Корчаковский принцип уважения личности и прав ребенка не просто отражал гуманистические позиции польского педагога и касался проблем взаимоотношений абстрактного воспитателя с вымышленными детьми. Гуманизм педагогики Корчака отличался, прежде всего, действенностью – жизнь детей в его детских домах, воспитательная система, которую он в них создал, строились на этом принципе и способствовали утверждению особой нравственной атмосферы, когда внутриколлективные отношения и отношения в среде взрослых и детей характеризовались взаимопониманием и человечностью. Не случайно многих посетителей корчаковских детских домов, а также молодых воспитателей поражала, прежде всего, эта удивительная атмосфера справедливости, царившая в них (41).
Стремлением Корчака создать в своих детских домах такую атмосферу, где уважение прав детей становится ведущим принципом воспитательного процесса, можно, думается, объяснить и оправдать в какой-то степени сомнения Корчака по поводу права воспитателя определять цель воспитания. "Куда мне вести вас? К великим идеям, высоким подвигам? Или привить лишь необходимые навыки, без которых изгоняют из общества? Но научив сохранять свое достоинство? Имею ли я право за эти жалкие крохи еды и заботы в течение нескольких лет требовать, приказывать и желать? Может быть, для любого из вас свой путь, пусть на вид самый плохой, будет единственно верным?" (4, с.182).
Эти мучительные вопросы, которые Корчак ставил в "Как любить ребенка", часто используются для обвинения его в пассивной педагогической установке – нежелании воспитателя навязывать ребенку свою волю, свои суждения и оценки (14). Однако, вероятнее всего, что вопросы эти задавал себе педагог, убежденный в праве ребенка быть тем, что он есть, и ищущий наиболее рациональные пути воздействия на него с тем, чтобы не разрушая индивидуальности ребенка, развивать его положительные качества и ослаблять отрицательные.
Сомнения его можно объяснить и убеждением Корчак в том, что воспитатель никогда не должен удовлетворяться достигнутым, должен стремиться к постоянному творческому поиску. Девизом воспитания должно быть творческое "не знаю", считает он. Творческое потому, что не успокаивает, но побуждает к размышлениям, к постановке вопросов, к дальнейшим поискам ответов – к поискам истины. "Пусть ни один из взглядов воспитателя, - писал он, - не станет ни непререкаемым убеждением, ни убеждением навсегда. Пусть сегодняшний день будет только переходом от суммы вчерашних наблюдений к завтрашней, еще большей" (4, с.180).
Кроме того, Корчак считал, что воспитатель имеет право на сомнения и ошибки. "Сбился? Помни, блуждать в огромном лесу жизни – не зазорно. Даже плутая, гляди по сторонам с интересом и увидишь мозаику прекрасных образов. Страдаешь? Истина рождается в муках" (4, с.129). Не случайно он сам признается в "Интернате", что свою истину, свой путь воспитателя он нашел не без труда и не без мук (4, с.126).
Поэтому сомнения Корчака отнюдь не дают повода утверждать, что вряд ли существовала стройная система воспитателя в корчаковских детских домах, поскольку, якобы, у его руководителя не было четкой целевой установки. Напротив, дальнейший анализ организации процесса воспитания в данных учреждениях позволяет считать, что воспитательная работа в корчаковских детских домах имела целенаправленный характер и способствовала решению вполне конкретных задач. Поэтому обвинения Корчака в пассивности его педагогической установки являются недостаточно глубокой трактовкой отдельных его высказываний.
Дата добавления: 2015-10-09; просмотров: 3374;