Кризис юстиции.

Сейчас уже ясно, пускай и не в полной мере, какое безжалостное и чуждое интересам людей правосудие мы получили в наследство от тоталитарного режима. С определенностью можно сказать, что суд не пользовался властью, а власть бесконтрольно пользовалась судом.

Антидемократический режим, не меняя своей сущности, с одинаковым цинизмом представал перед подданным то в маске народного представительства, то под видом правосудия. Суды, как и вся система юстиции, составляли важный элемент командно-административной системы руководства страной, были проводниками ее воли. Они выступали как орган репрессии, подчас освящая ритуалом судоговорения предрешенную расправу.

Непредубежденному человеку видна цепкость прошлого во всех сферах государственного строительства, не исключая и судоустройства в широком смысле этого слова. Велика инерция, сильна боязнь нового. Период перестройки, к сожалению, не ознаменовался для правоохранительных органов кардинальными переменами, способными переломить застойные тенденции. Кажется, что предоставленная своей судьбе юстиция агонизирует, не пользуясь сочувствием общественности и поддержкой государства.

Суды, прокуратура, органы дознания и предварительного следствия, все более обнаруживают несостоятельность своих общих усилий по охране законности и правопорядка.

По сообщению Министра внутренних дел СССР 1990 год по количеству совершенных преступлений оказался самым тяжелым за весь послевоенный период. В прошлом году зарегистрировано 2 миллиона 786 тысяч 605 преступлений, что на 13,2 процента больше, чем в позапрошлом. Темп же роста числа совершенных в 1989 году преступлений составил по сравнению с 1988 годом 31,8 процентов. Одновременно с ростом числа общественно опасных деяний ползет вверх и кривая нераскрытых преступлений; остаток нераскрытых дел составлял на 1 июля 1990 года 489 тысяч (39% прироста к аналогичному периоду 1989 г.), а теперь перешагнул за полмиллионный рубеж.

Неудивительно, что разрыв между коэффициентами преступности и судимости (число соответственно преступлений и осужденных на 100 тысяч населения) установился в 2,5 раза. Иными словами, всего лишь 40 процентов лиц, виновных в совершении преступлений, предстают перед судом и признаются виновными. Если в 1983 году выявленные и осужденные лица относились как 13 к 10, то в 1989 году уже как 2 к 1.

Правоохранительные органы, как это подтверждается материалами судебной статистики, работают некачественно. Так, по данным Т.Г. Моршаковой и И.Л. Петрухина, несмотря на то, что 81,8% опрошенных народных судей и 94,9% судей вышестоящих судов охарактеризовали уровень следственной работы как посредственный и даже плохой, более трети (36%) нарушений, допущенных на стадии расследования, не включены судом первой инстанции или даже повторены в судебном заседании. Не уменьшается число жалоб на приговоры и решения судов. По оценкам экспертов латентные, то есть не выявленные ошибки правосудия составляют 40% от учтенных статистикой нарушений.

Значение же даже объективно правильных судебных решений сводится на нет неэффективностью их исполнения - оно не гарантирует ни быстрого и полного восстановления нарушенных прав, ни сдерживания преступного поведения в будущем.

Нельзя сказать, будто "милость и правда" царствуют в российских "судебных местах". Граждане долгие годы на себе убеждались, что оградить свои права и законные интересы с помощью правоохранительных органов так же трудно, как и защититься от самих этих органов, попав в орбиту их деятельности. Гласность, приоткрыв завесу служебных тайн, выставила напоказ язвы судопроизводства: коррупцию, сокрытие преступлений от учета, дутые показатели раскрываемости, отсутствие оправданий, отработанную технологию добывания лжепризнаний и осуждения невиновных. Пресловутый обвинительный уклон был наглядно зафиксирован изучением 343 уголовных дел, осужденные по которым были реабилитированы вышестоящими судебными инстанциями; хотя адвокаты в 98% случаев просили оправдать подзащитных, суды вопреки материалам дела постановляли обвинительные приговоры.

Только прекраснодушие может обольщаться достигнутым за последние годы неустойчивым прогрессом. Действительно, количество оправданных возросло и достигло в 1990 году 5.064 человек. Если же сравнить этот показатель с данными о преданных суду (примерно 809 тысяч лиц), то выяснится, что реабилитируется менее 1 процента граждан, втянутых в машину советской юстиции. Для сравнения стоит отметить, что до революции оправдывался почти каждый третий привлеченный к суду, а в самые черные годы массовых репрессий по делам, не относящимся к "спецкатегориям", освобождался от уголовного преследования каждый десятый подсудимый.

Привычка видеть в правоохранительных органах, в особенности являющихся правопреемниками печально знаменитых ОГПУ-НКВД-МГБ, чуждую и гнетущую силу, неспособность милиции, прокуратуры, суда удовлетворить запросы общества и возлагавшиеся на них надежды, породили кризис доверия. В прошлом году достоянием прессы стали результаты социологического опроса, согласно которым полное доверие испытывают к правоохранительным органам лишь 10% респондентов, что в 4 раза меньше полностью им не доверяющих. Правоохранительные органы пользуются наименьшим доверием народа наряду с комсомолом, министерствами и профсоюзами.

Отечественная юстиция, откликнувшаяся в 1987-88 годах на дозволенные свободы демонстрацией независимости, усилением требовательности к материалам расследования (при росте преступности судимость снижалась), по-видимому, не смогла вынести своего "бесхозяйного" положения. Традиционное давление партийно-советского аппарата ослабло, но правосудие не стало выразителем "интереса права", в растерянности и моральной изоляции ожидая, какому "праву интереса" придется служить. Исследования Т.В. Козиной продемонстрировали, что более четырех пятых опрошенных судей связывают резкое изменение судебной практики с изменением политической ситуации и установок, исходящих от вышестоящих инстанций. Сохраняется опасность, что место "телефонного права" заступит "право мегафонное" или любое другое беззастенчивое "право", что колеблющаяся юстиция, не осознавшая отвечающего ее природе содержания своей деятельности, станет, как то и было, рупором завоевавшей господство политической силы.

Ни судьи, ни другие работники правоохранительных органов не воспринимают себя как часть корпорации, призванной вопреки чему бы то ни было утверждать право и закон, что делает вышеприведенные спасения обоснованными. Социологическое исследование профессионального правосознания 590 работников правоохранительных органов Ставропольского края, проведенное Н.Я. Соколовым, показало, что они не склонны руководствоваться собственным правосознанием при обнаружении пробела или неясности в законе: 70% ориентируется на разъяснения руководящих юридических органов, 37% - на сложившуюся практику, 18,5% следуют указания непосредственных руководителей. Опрошенные считают наиболее распространенными в своей среде "службистов", умело применяющих закон, но не стремящихся к его изменению, и "прагматиков", заинтересованных прежде всего в прохождении дела и ориентирующихся на мнение лиц, от которых зависит окончательное решение. Этот факт свидетельствует о низкой самооценке кадров правоохранительных органов, способных быть хорошими исполнителями, но чуждых творчеству, лишенных внутренней свободы. Слишком много стремящихся выполнять функцию, слишком мало способных оставаться личностью, надев мундир. Респонденты отметили и распространенность "флюгеров", отступающих от требований закона под давлением руководства.

Складывается впечатление, что юстиция заняла круговую оборону, когда надзор вышестоящих инстанций оказывается близоруким, суд покрывает ошибки обвинения, прокурор горой стоит за выводы расследования, а следователь кое-что лишнее позволяет оперуполномоченному. Мало кто хочет разрушать иллюзию успешности работы коллег, идти "не в ногу". Отсюда проистекают бесконечные доследования, борьба за стабильность приговора, координационные совещания, взаимные упреки, стремление к самозасекречиванию.

Система уголовной юстиции не обеспечивает общество наобходимой информацией о преступности и результатах своей деятельности. В ней просто не существует органа, который собирал бы указанную информацию. Учет всех совершенных преступлений возложен на МВД и не может дать достаточно объективной картины, так как эти же органы отвечают за раскрытие преступлений. Нет никакой специальной службы, осуществляющей статистическую регистрацию преступлений, в отношении которых возбуждаются, ведутся и заканчиваются все уголовные дела. Статистика следственная и судебная вообще не связаны между собой. Истинный объем работы юстиции точно не известен. Вуалируются и масштабы "невмешательства", бездействия правоохранительных органов в случаях, когда они должны были бы сказать свое слово.

Известно, однако, что правоохранительные органы явно не справляются с выпадающим на их долю фронтом работ. Следователи МВД ведут примерно по 60 уголовных дел в год. Ежегодно судами рассматривается примерно 7 миллионов гражданских и уголовных дел, материалов об административных правонарушениях, причем их число постоянно растет. Характерно, что из числа уголовных дел, закончившихся постановлением приговора, 14,3% рассмотрены в 1990 году судами Российской Федерации с нарушением сроков. О нагрузке, которую несут на своих плечах следователи, прокурорские работники и судьи известно лишь, что она огромна, поскольку отсутствуют какие-либо научно обоснованные расчеты оптимальной загруженности юстиции.

Существенно затрудняет эффективную деятельность правоохранительных органов кадровый голод. ФРГ, уступающая нам по количеству населения в 4,7 раза, имеет столько же судей. В нашей стране всего лишь 28 тысяч адвокатов на 380 миллионов граждан, тогда как, например, в США - 420 тысяч адвокатов на 250 миллионов населения. Некоторые районы России, простирающиеся на сотни километров, обслуживаются 1-2 защитниками. При этом во всех правоохранительных органах сохраняется большое количество вакансий. В РСФСР не укомплектовано, например, около 2 тысяч штатных единиц следователей органов внутренних дел. Только в Москве в январе 1991 года не были заполнены 40 должностей народных судей.

Тяжелые условия труда создают феномен "бегства" следователей и судей, что является лучшим доказательством кризиса. За 5 лет (1984-1988 гг.) только из прокуратуры уволилось около 4 тысяч следователей. В 1980-1989 годах за время от выборов до выборов (5 лет) выбывало около половины народных судей. Весной 1989 года заявили о своем отказе от переизбрания на новый срок 20% российских судей. Служение правосудию становится все менее престижным.

Недостает и непрофессиональных служителей юстиции - народных заседателей. Отмечается стремление руководителей хозрасчетных предприятий, не говоря уже о кооперативах, воздерживаться от избрания народных заседателей, препятствовать уже избранным покидать рабочие места ради участия в судебных процессах. Некоторые районные суды Москвы уже исчерпывают "лимит" представителей народа на этот год и могут приостановить осуществление правосудия.

Положение усугубляется невысоким по сравнению с возлагаемой ответственностью заработком сотрудников правоохранительных органов, их жилищными мытарствами. Свыше 4 тысяч следователей Российской Федерации не имеют жилья. Закон СССР от 4 августа 1989 г. "О статусе судей в СССР" до сих пор не помог 4 сотням судей РСФСР обзавестись "благоустроенным жилым помещением в виде отдельной квартиры или дома" через местные Советы народных депутатов. 7 тысяч судей нуждаются в улучшении жилищных условий.

Наконец, показательно положение с материально-техническим обеспечением правоохранительных органов. В настоящее время в РСФСР из 2428 народных судов 984, или 39%, размещены крайне неудовлетворительно. Свыше 300 судов расположены в ветхих и аварийных зданиях. В половине судов республики нет специального помещения для конвоя и подсудимых. Между тем неуклонно сокращается строительство судебных зданий: от 468 на протяжении 1971-1975 гг. до 75 в XII пятилетке. Обеспеченность оргтехникой для оперативного размножения документов не превышает 3%. Судебные экспертизы проводятся медленно, затягивая сроки следствия и удлиняя время нахождения обвиняемых под стражей до суда.

Нищета юстиции вырастает из технической в процессуальную проблему. Так, почти половина судей РСФСР из-за отсутствия залов судебного заседания вынуждена рассматривать уголовные и гражданские дела в кабинетах, нарушая принцип гласности. Применяемый способ изготовления протоколов судебного заседания ведет к затягиванию времени нахождения дела в суде первой инстанции, затрудняет принесение замечаний на протокол и кассационное обжалование, открывает простор фальсификациям. Из-за того, что даже самый добросовестный секретарь поневоле упускает в письменном тексте около 50% ценной информации, прозвучавшей в процессе, сводятся на нет гарантии кассационного и надзорного производства. В судах нет диктофонов, видеомагнитофонов, компьютеров. Кажется чудом использование для стенографирования процесса системы послогового ввода. Всерьез изучается опыт Верховного Суда Грузии по наговариванию текста протокола на магнитную ленту с последующей передачей ее машинистке для печатания бумажного варианта этого документа.

Люди, ухитряющиеся работать в подобных условиях, заслуживают всяческого уважения.

Сказанное не оставляет ни малейших сомнений в том, что система юстиции России переживает жесточайший кризис. Среди его важнейших проявлений:

- неспособность юстиции справиться с возложенными на нее задачами, низкая эффективность ее усилий;

- невысокое качество работы системы правоохранительных органов при их чрезвычайной перегруженности;

- кадровый голод, "бегство" судей и следователей от тягот и лишений юридической службы, непрестижность последней;

- отсутствие сплоченной и независимой судейской корпорации, имеющей вес в государственной деятельности и сознательно реализующей интерес права;

- утрата работниками правоохранительных органов способности оставаться самостоятельной личностью, ориентация их на "функционирование", на исполнение навязанной извне воли;

- нищета юстиции, низкий уровень материально-технического обеспечения ее деятельности и социально-бытовых гарантий для ее служителей;

- разлад между обществом и правоохранительными органами, не заслуживающими доверия и не авторитетными в глазах общественного мнения.

Усугубление кризиса юстиции будет иметь тяжелые моральные и политические последствия, подорвет и без того расшатанную веру в серьезность намерений демократического парламента России и способность ее правительства их осуществить.