ПОИСКИ ПЕРЕКЛЮЧАТЕЛЯ ПЕРЕНОСА

Другой ценный метод прояснения переноса состоит в раскрытии того, какая характерная черта или часть поведения аналитика служит переключающим стимулом. Очень часто пациент будет спонтанно осознавать, что определенная черта или деятельность аналитика вызвала особую реакцию. В других случаях этот переключатель переноса не только не будет осознаваться пациентом, но тот будет вызывать такую реакцию у пациента, которая не является явлением переноса, поскольку это может быть вполне соответствующий ответ. Следует, однако, осознавать, что иногда мы сами, аналитики, бываем просто не в состоянии исследовать вместе с пациентом, какая из наших личных идиосинкразии послужила стимулом переноса.

Я наслышан об аналитиках, которые настаивают на том, что каждую реакцию переноса нужно прослеживать назад, соотнося с какой-нибудь чертой поведения аналитика. Это отдает нарциссическими потребностями аналитика или переоценкой технической процедуры. Наша цель - прояснить для того, чтобы интерпретировать неосознанный исторический источник из прошлого пациента. Переключатель переноса может быть ценным вспомогательным средством, но это всего лишь способ.

Во многих клинических ситуациях поиски переключателя переноса излишни, неуместны или не особенно продуктивны. Несколько клинических примеров проиллюстрируют основные моменты, отмеченные выше.

Пациентка начинает свой сеанс, лежа на кушетке, она молчит, спокойна, ее глаза закрыты, она

кажется умиротворенной и удовлетворенной. После нескольких минут молчания я говорю: "Да?" Она мягко улыбается, вздыхает, но продолжает молчать. Проходят минуты, и на меня производит все большее впечатление та картина спокойствия и блаженства, которую она собой представляет. Обычно она спокойна, разговорчива и продуктивна, но становится напряженной и неспокойной во время молчания. Я начал мысленно просматривать наши последние сеансы в надежде, что я смогу найти какое-нибудь объяснение этой необычной реакции. В этот день ее сеанс был сдвинут на вечер из-за некоторых изменений в моем расписании. Обычно она приходила по утрам. Сейчас на улице было уже темно, в комнате для лечения горел свет. Пациентка продолжала молчать, а я все больше и больше поражался тому, что, продолжая молчать, она излучала сияние. Почти через двадцать минут я сказал ей: "Этот сеанс какой-то особенный. Чем вы так наслаждаетесь совершенно молча?" Она ответила мягко и мечтательно: "Я лежу здесь впитывая чувство покоя этого офиса. Это убежище. Я вдыхаю аромат вашей сигары, я представляю вас сидящим в вашем большом кресле, попыхивающим сигарой и погруженным в свои мысли. Ваш голос звучит как кофе и дым хорошей сигары, тепло и чарующе. Я чувствую себя защищенной, в безопасности, так, будто обо мне заботятся. Как будто сейчас уже за полночь и все в доме спят, кроме моего отца и меня. Он работает в своей студии и я чувствую запах его сигары и слышу, как он готовит кофе. Как мне, бывало, хотелось прокрасться в эту комнату и свернуться клубочком рядом с ним. Я, бывало, старалась и обещала быть тихой, как мышка, но он всегда отправлял меня обратно в постель".

Пациентка сама осознала, что этот поздний сеанс, свет в офисе, аромат моей сигары, мое молчание и мой голос вызвали воспоминания детства, стремление побыть одной со своим защищающим, любимым отцом. Она позволила себе, лежа на кушетке испытать удовольствие, которого она была лишена, но о котором фантазировала в детстве.

Другой пример переключения.

Мой пациент, мистер 3., входит в ту стадию анализа, когда ему очень трудно рассказывать о своих сексуальных фантазиях. Он проходил анализ уже в течение нескольких лет, и мы тщательно проработали множество различных аспектов его сопротивлений переноса. Это специфичное сопротивление ощущалось как-то иначе. Множество сеансов было потрачено на поверхностные разговоры, с отсутствием сновидений и молчанием. Единственный момент, заслуживающий внимания, состоял в том, что он сделал замечание, что я в последнее время отношусь к нему как-то по-другому. Я пытался давить на него, чтобы он попытался прояснить, в чем было отличие. Он не знает, он не может описать это; он, запинаясь, выпалил, что я кажусь ему отталкивающим. Тогда я сказал ему прямо и открыто: "Хорошо, я омерзителен для вас. Теперь попытайтесь мысленно представить меня и опишите, что вас отталкивает". Пациент медленно начал говорить: "Я вижу ваш рот, ваши губы, они толстые и влажные. В углу рта - слюна. Мне очень не хочется говорить это вам, мистер Гринсон, я не уверен, что это так". Я просто сказал: "Пожалуйста, продолжайте". "Ваш рот открыт и я представляю его. Я могу видеть ваш язык, облизывающий губы. Когда последнее время я пытаюсь говорить с вами о сексе, я вижу все это, и это меня останавливает, сковывает. Теперь я боюсь вашей реакции (пауза). Мне кажется, что я вижу вас как похотливого, сладострастного старика (пауза)". Я сказал: "А теперь позвольте вашим мыслям перемещаться вдоль картины со сладострастным, похотливым стариком, с толстыми, мокрыми гу-

1 См. разделы 2.52, 2.5.4, 2.7.1, 3.5.3.1, 3.7.1.1, 3.9.2.2 и 3.9.4.2.1

бами". Пациент продолжал говорить и вдруг пересказал воспоминание из своего раннего подросткового возраста, когда он, возбужденный, шел по улице, высматривая проститутку, но испытывал страх и неловкость. В темной аллее кто-то подошел к нему, явно с сексуальными намерениями. Он понял, что этот человек хотел ласкать его пенис, а затем сосать его. Мальчик был бессилен совладать с ситуацией. Разрываемый возбуждением и страхом он остался пассивным и позволил совершить это сексуальное действие над собой. В первый момент он не знал, мужчина это или женщина, все произошло так быстро, было так темно в аллее; он был переполнен различными эмоциями. Но он вспомнил рот этого человека, его губы были толстыми и влажными, а рот - открыт. Чем больше он говорил о событии, тем яснее ему становилось, что это был мужчина, гомосексуал. (Годом раньше пациент рассказывал это как мимолетное воспоминание безо всяких деталей). Было ясно, что пациент переживал вновь в своем отношении переноса ко мне тот гомосексуальный опыт своего подросткового периода. Переключателем, который стимулировал возвращение этого события, было его видение моих толстых, влажных губ. Я помог ему, показав, что могу говорить о себе как о сладострастном и похотливом старике с толстыми, влажными губами. Робость с моей стороны привела бы к увеличению его собственной тревоги. Раздражение или даже просто молчание было бы осознано как укор.

Аналитик работает с таким материалом, как с любым другим. Когда пациентка говорит мне, что я сексуально привлекателен, я спрашиваю ее о том, что во мне она находит сексуально привлекательного. Если пациентка говорит мне, что чувствует, что любит меня, я спрашиваю ее, что во мне она находит достойного любви. Если пациент говорит, что я вызываю отвращение, я спрашиваю, что во мне вызывает отвращение. Я внимательно слежу за тем, чтобы не быть слишком молчаливым или слишком активным, потому что любое изменение в технике будет показывать пациенту, что я испытываю какое-то беспокойство. Я терпелив, но и настойчив при поисках интимных деталей реакции пациента ко мне, точно также, как и в любом другом случае. Я стараюсь одинаково обращаться с их любовными и сексуальными реакциями переноса, как и с их ненавистью и отвращением. Это не всегда легкая задача, и я не утверждаю, что всегда добиваюсь успеха. Клинический материал, описанный выше, показывает, что личные качества и черты аналитика, а также определенные характеристики его офиса, могут служить переключающими стимулами для реакций переноса. Следует добавить, что пациенты могут реагировать и просто на тон голоса, и эмоциональное состояние, которое они почувствовали в высказываниях аналитика. У меня были такие пациенты, которые реагировали очень сильной злобно-депрессивной реакцией, когда чувствовали, что я принижаю их своей манерой речи. Пациенты реагировали на меня так, будто я говорил укоризненно, саркастически, соблазняюще, садистически, грубо, дерзко и т. д. В каждом конкретном случае необходимость выделить и внести ясность в то, какая именно особенность моей деятельности или специфическая черта ускорила эту реакцию. Если в обвинении, предъявляемом пациентом, есть доля правды, это должно быть признано; но в любом случае реакция пациента должна быть проанализирована, т.е. прояснена и интерпретирована. В каком-то смысле аналитическая ситуация является переключателем для некоторого аспекта каждой реакции переноса. Аналитическая ситуация призвана облегчить регрессивную, неправильную перцепцию и вызвать у пациента забытые воспоминания к объектам в прошлом. Бывают моменты, когда выделение и внесение ясности в то, что вызвало реакцию переноса, будет ненужно и бесплодно. Достаточно просто проанализировать данное явление переноса. В других случаях раскрытие и анализ характеристики аналитика или аналитической ситуации, приводящих к переключению, могут быть ценны. Я подчеркивал важность этой линии подхода, потому что в своей преподавательской работе сталкивался с тем, что многие аналитики склонны пренебрегать этой аналитической процедурой.