ПРОЯСНЕНИЕ СОПРОТИВЛЕНИЯ

Давайте продолжим рассмотрение процедур при анализировании сопротивления. Мы заставили пациента осознать, что у него есть сопротивление. Что мы делаем дальше? Существует три возможности, которые мы рассмотрим:

(1) Почему пациент избегает?

(2) Чего пациент избегает?

(3) Как пациент избегает?

Первые два вопроса - почему и чего пациент избегает - могут рассматриваться вместе как мотив сопротивления. Вопрос о том, как пациент избегает, относится скорее к форме или способу сопротивления. Все равно, с чего мы начнем, с мотива или формы сопротивления. В любом случае анализ будет продолжен путем прояснения вопроса при внимательном исследовании. Нам следует попытаться заострить внимание на тех психических процессах, которые мы пытаемся анализировать. Нам следует тщательно выделить и изолировать специфический мотив или форму сопротивления, которое мы пытаемся исследовать. Значимые детали следует найти и тщательно отделить от посторонних.

Я начну с прояснения мотива сопротивления, потому что, хотя это и все равно, но такой подход более продуктивен. Только когда мы чувствуем, что способ сопротивления поразителен или необычен, нам следует приступить к этому вопросу в первую очередь. Или, если мы уже знаем из материала, почему и от чего бежит пациент, мы исследуем метод, который используется пациентом.

Вопрос: "Почему пациент сопротивляется?" - может быть редуцирован до: "какого болезненного аффекта он старается избежать?" Ответ на этот вопрос обычно ближе к сознанию, чем ответ на вопрос: "Какие инстинктивные импульсы или травматические воспоминания способствуют болезненному аффекту?" Как было сказано ранее, непосредственным мотивом для защиты и сопротивления является избегание боли, то есть болезненного аффекта. Сопротивлением пациент пытается отвратить такие болезненные эмоции, как тревога, вина, стыд, депрессия или какие-то комбинации их. Иногда, несмотря на сопротивление, болезненный аффект очевиден, потому что пациент ведет себя так, как это характерно для данного специфического аффекта. Например, то, что пациент рассказывает колеблясь, или используя клише, или бессвязно и тривиально, может выдавать его чувство стыда, также как и краска смущения или то, что он закрывает лицо ладонями или отворачивает голову, так что аналитик не может видеть его лица, или же он прикрывает руками генитальную область или внезапно тесно перекрещивает лодыжки и т.д. Скрытное поведение также выдает стыд; дрожание, потение, сухость языка и рта, мускульное напряжение, вздрагивание или ригидность могут быть признаками страха. Пациент, который говорит медленным, мрачным тоном, со стиснутыми челюстями, вздыхая, иногда замолкая, болезненно глотает, сжимает кулаки, может бороться против слез и депрессии.

Во всех этих случаях я пытаюсь определить все невербальные реакции тела, которые имеют место. Они могут дать нам ключ к пониманию того, с каким болезненным аффектом борется пациент. Если я думаю, что определил специфический аффект, я конфронтирую пациента с ним: "Кажется, вы смущены или боитесь , или печальны, или боитесь заплакать" .Я говорю: "кажется", а не "вы есть". Почему? Потому что, во-первых, я могу быть неправ, и, во-вторых, так я даю ему шанс убежать, если ему необходимо это. Позже я могу стать более напористым, если буду более уверен в своей правоте, или если убегание от работы с сопротивлением должно будет стать предметом обсуждения. Если я не могу определить специфический болезненный аффект, то я просто спрашиваю: "Какие чувства вы пытаетесь устранить?" или: "Как вы чувствуете себя, когда пытаетесь рассказывать мне свой сексуальный опыт прошлой ночи?" или: "Что вы чувствовали, когда молчали?".

Здесь следует отметить некоторые важные технические моменты. Мой язык прост, ясен, конкретен, прям. Я использую только те слова, которые могут быть поняты правильно и однозначно, которые не являются смутными или уклончивыми. Когда я пытаюсь связать специфический аффект, с которым, возможно, борется пациент, я стараюсь быть насколько возможно более конкретным и точным. Я выбираю те слова, которые отражают ситуацию пациента в данный момент. Если кажется, что пациент знаком с аффектом, хотя бы в детстве, например, если пациент кажется встревоженным, как ребенок, я бы сказал: "Вы, кажется, испуганы",- потому что это слово из детства. Я бы никогда не сказал: "Вы, кажется, полны тревоги",- это слово не подходит, так как это слово взрослых. Более того, "испуганный" - такое слово, которое восстанавливает в памяти картины и ассоциации, тогда как "полны тревоги"- скучное. Я буду использовать такие слова, как робкий, застенчивый или пристыженный, если кажется, что пациент борется с чувством стыда, пришедшего из прошлого, но я бы не использовал таких слов, как "унижение" и "кротость".

Кроме того, я также стараюсь оценивать интенсивность аффекта настолько аккуратно, насколько возможно. Если пациент очень рассержен, я не говорю ему: "Вы, кажется раздражены", - но говорю: "Вы, кажется взбешены". Я использую обычное и живое слово для того, чтобы выразить силу и оттенок аффекта, который, как я думаю, продолжается. Я скажу что-нибудь вроде: "Вы кажетесь раздражительным, или раздраженным, или надутым, или мрачным, или сварливым, или взбешенным", - для того, чтобы описать различные виды враждебности. Обратите внимание, насколько различаются ассоциации к слову "ворчание" по сравнению со словом "враждебный". При попытках раскрыть и прояснить болезненный аффект, слово, которое использует аналитик, должно быть не только своевременным, но и верным по смыслу, силе воздействия и тону. Больше об этом будет сказано мною при обсуждении проблемы прерывания переноса и также в разделе 3.9.4.3. Точно так же, как мы пытаемся прояснить аффект, вызывающий сопротивление, так нам следует попытаться прояснить побуждение, вызывающее аффект, если оно представлено в анализе. Позвольте мне проиллюстрировать это.

Пациент, который был в анализе более трех лет и который обычно имел небольшие трудности при разговоре о сексуальных вопросах, внезапно неуловимо "опустился на дно", когда описывал сексуальный акт со своей женой, бывший тем утром. Он, очевидно, был смущен из-за того, что случилось. Я решил дать ему шанс прояснить это самому. В конце концов он сказал: "Я считаю, что неприятно говорить вам, что мы занимались в то утро анальной игрой". Пауза, молчание. Поскольку у нас был с ним в общем хороший рабочий альянс, я решил просто следовать непосредственно за ним.

Я просто повторил: "Анальной игрой?" - но добавил знак вопроса. Пациент сглотнул, вздохнул и ответил: "Да, мне какого захотелось засунуть палец в ее анус, в ее ослиную дыру, как я считал, я думал, будь я проклят, если я понимал, что с этого момента ей, кажется, все перестало нравиться, но я настаивал. Я хотел вдвинуть что-нибудь в нее против ее воли, я хотел взорваться в ней, разорвать ее каким-нибудь способом. Возможно, я сердился на нее за то, что она неведома мне, или, возможно, это была вовсе и не моя жена. Я даже знаю, что хотел причинить ей боль там, внизу".

Это пример частично проясненного инстинктивного побуждения, специфической, проясняемой инстинктивной цели. В этом случае целью было причинить назойливую, разрушающую боль женщине "там, внизу". Во время остальной части сеанса и на следующем сеансе мы смогли больше прояснить это. Женщиной, которой он хотел причинить боль в своей фантазии была его мать, и он хотел ворваться в ее "кладовку", откуда, как он представлял себе в три года, родился его маленький брат. Остальные значения этой деятельности, в частности те, которые относились ко мне, его "anal-ist", уведут нас слишком далеко в сторону. По мере того, как мы проясняем болезненный аффект или запрещенное побуждение, которое мотивирует сопротивление, становится возможным прояснить и форму сопротивления, то есть то, как пациент сопротивляется. До того, как мы сможем исследовать бессознательную историю тех способов, которые пациент использует для сопротивления, нам сначала следует убедиться в том, что обсуждаемый вопрос четко определен для пациента и отброшен не относящийся к делу и неопределенный материал.

Например, у одного из моих пациентов, профессора X., чрезвычайно интеллигентного биолога, был странный способ пересказывать сновидения. Он начинал сеанс с утверждения, что видел интересный сон прошлой ночью и "вы были там, и нечто сексуальное происходило". Затем он минутку молчал, и начинал говорить: "Я не совсем уверен, что это было ночью, быть может, это было уже утром. Я вошел в большой школьный кабинет и там не было места для меня. Я почувствовал смущение из-за того, что опоздал, как это сейчас часто бывает, когда я опаздываю на встречи. Когда это случилось в последний раз, я должен был пойти в небольшой офис неподалеку и притащить небольшой стул, и я чувствовал себя ужасно глупо. Точно так же я, бывало, чувствовал себя, когда приходил в классы своего отца, когда он преподавал в летней школе. У него были большие классы, а студенты были гораздо старше меня. Он был блестящим учителем, но я думаю, что студенты испытывали благоговейный страх перед ним, или, может быть, это моя проекция. Сейчас мне пришла мысль, что, может быть, у него были гомосексуальные тенденции, которые заставляли его испытывать неловкость - или это тоже одна из моих проекций? Как бы там ни было, я уже в классе, который превратился в кинотеатр. Что-то случилось с фильмом, я взбешен из-за оператора. Когда я пришел бранить его, я увидел, что он весь в слезах. У него были большие мягкие глаза, как у грека, который стоит при входе. По крайней мере это то, что я помнил, когда проснулся сегодня утром. Эти большие опущенные веки, глаза, переполненные слезами, напомнили мне вас, а если я думаю о плачущем мужчине, я чувствую мягкость и любовь, я полагаю, что это связано с гомосексуальностью и с моим отцом, хотя я и не могу вспомнить отца плачущим. Он всегда был так поглощен своей работой или своими хобби, что те эмоции, которые он проявлял, относились к моей сестре и моему старшему брату. Моя сестра была во сне, в той его части, когда я нахожусь в кинотеатре. Когда оператор погасил свет, и ничего не было видно на экране, она сказала мне, что нам не следовало бы приходить. Это было, когда я рассердился на вас. Одно время моя сестра хотела стать актрисой; и, действительно, мы часто играли в пьесах вместе, она, бывало, играла роль мальчика, а я - девочки. Теперь, когда я думаю об этом, мне кажется, что в классной комнате были только мальчики, а в кино - в основном девочки..." и т.д. и т.п.

Это образец специфической формы сопротивления, которую этот пациент демонстрировал при пересказе содержания сновидения или при рассказе о случаях из его настоящей или прошлой жизни. Он никогда не рассказывал случай так, как он был, но часто начинал с середины, перепрыгивал к началу, затем к концу, пересыпал свой рассказ ассоциациями и какими-то интерпретациями, а затем разрабатывал некоторые детали из начала, середины или конца, которые он пропустил. Мне не хотелось прерывать его, потому что я не хотел нарушать течение этих ассоциаций. Однако я никогда не знал, что в данном содержании он пересказывал, а что было его ассоциациями. Более того, когда я расспрашивал его о сновидении, то его ответы также состояли из смеси фактов и ассоциаций.

В конце концов я спросил его, осознает ли он тот факт, что он не может просто рассказать сновидение или случай из своей жизни от начала и до конца, не начиная с середины, и я описал детально, как он это делает. Сначала он слабо протестовал, утверждая, что он думал, что обязан говорить то, что приходит в голову, но тут он улыбнулся и, вздохнув, сказал, что знает за собой такую склонность "валить в кучу" свои задания и обязанности. Затем он спонтанно рассказал, что никогда не читает книгу с начала, а читает кусками к концу, а затем к началу. В школе и в долгие годы последующей учебы, где он выделялся, он никогда не начинал домашнего задания с начала, но чаще с середины или с конца. Он делал то же самое и в других сферах жизни, например, когда он учился в начальной школе, он начал писать книгу по высшей математике, а когда начал работать по специальности, начал учить людей, намного его старших.

Я опишу некоторые из бессознательных детерминант и значений одной формы сопротивления в разделе 2.6.5.2 по интерпретации формы сопротивления. Здесь же позвольте сказать, что затруднение в данном случае связано с тем, что его отец был известным педагогом и академиком и вся его семья прославилась своими занятиями наукой. В данный момент я хочу сделать ударение на том, что прояснение формы сопротивления было стартовым моментом для многих важных инсайтов в бессознательные факторы.