Лекция 20. Тактильное восприятие

Сегодня нам предстоит перейти от более общих вопросов восприятия к изучению различных специальных сенсорных систем и различных модальностей восприятия.

Я сейчас употребил слово «система». Изучение, сказал я, сенсорных систем. Почему этот термин? Два основания говорить о сенсорных системах человека, вообще о сенсорных системах: первое основание состоит в том, что при ближайшем рассмотрении зрительные и слуховые, тактильные и другие виды восприятия оказываются обладающими очень сложным строением; это действительно некоторые системы. Таким образом, сама сложность этих процессов требует введения какого-то термина, указывающего на сложное строение; в качестве такого термина я и употребил термин «система». Во-вторых, оказывается, что расчленение различных видов восприятия по их модальностям, то есть по особым качествам, — на зрительные, обонятельные, тактильные и т.д., — носит условный характер. Речь идет о преимущественном вкладе чувствительности той или иной модальности.

Но мы сейчас уже не можем представить себе тот или другой вид восприятия, модальность восприятия, как образуемые сенсорными аппаратами, реагирующими только на то или иное специальное, специфическое, воздействие, на специфический раздражитель. Действие этих специфических сенсорных аппаратов также перекрещивается.

Итак, сложность и очень хитрые перекрестки, вот это и заставляет предпочитать термину «орган чувства» и даже более развитому термину «анализатор», введенному Павловым в физиологии высшей нервной деятельности, термин «система». Значит, я буду соответственно иметь в виду «зрительную систему», «слуховую систему», «тактильную систему» и т.д.

Само собой разумеется, что я нарушаю когда-то традиционный принцип рассмотрения по уровням, различая процессы ощущения и восприятия. Говоря о более общих вопросах непосредственно чувственного отражения, я уже упоминал о том, что такое различение не удается реализовать. Собственно, речь будет всегда идти о восприятии. Ну и, естественно, источником образа, то есть собственно восприятия, всегда остается ощущение, то есть всякое отражение непосредственно как бы строится из той чувственной ткани, которую и образует система — как обычно мы говорим — ощущений. Ощущение. Так как я уже говорил об этом предостаточно, то я на этом положении сегодня задерживаться не буду.

Вот теперь и возникает еще один традиционный вопрос после этой оговорки, вопрос, тоже требующий предварительной оговорки. О чем идет речь? В этой системе непосредственно чувственного отражения мира, в котором — я только что сказал — участвуют обыкновенно не только один вид, одна сенсорная, чувствительная модальность, но ряд модальностей в сложном перекресте своем, образующем сенсорные системы. Естественно, возникает вопрос: с чего начинать изложение, обзор?

Я думаю, что это не очень серьезный вопрос и уж совсем не принципиальный, а скорее всего дидактический. Что может дать более экономное и ясное представление о сенсорных процессах, непосредственно чувственных формах отражения? Я думаю, что более разумный порядок состоит в том, чтобы начать с осязательного восприятия, с осязания, иначе говоря. Затем, я думаю, что можно будет перейти к зрению, затем к слуху. И я не хочу ради экономии времени в лекциях останавливаться на других видах восприятия, потому что для человека наиболее важными модальностями являются те три, которые я назвал, то есть осязание, зрение, слух. Если будет время, то может, нам удастся включить и несколько других модальностей, то есть другие виды ощущений и восприятий.

Итак, сегодня об осязательном восприятии, об осязании. Позвольте сначала остановиться на собственно сенсорных, чувствительных аппаратах осязательного, тактильного восприятия (это простой перевод, я не буду разделять этих двух терминов — «осязательные» и «тактильные» восприятия).

Прежде всего я должен отметить, что осязательная чувствительность принадлежит к более широкому классу «кожной чувствительности». Этот более широкий класс — «кожная чувствительность» — образуется не только осязательными ощущениями и восприятиями, но также и ощущениями, восприятиями холода, тепла, то есть там есть раздельные рецепторы. Болевые ощущения (кожные болевые ощущения, во всяком случае) относятся к этой же категории — «кожной чувствительности». И, наконец, некоторые неспецифические, плохо, кстати говоря, изученные модальности, тоже представлены в широком смысле кожной чувствительностью.

Значит, первый вопрос — это вопрос о выделении собственно тактильных, осязательных ощущений восприятия.

Это восприятие в широком смысле термина, «прикосновение», то есть под осязательными восприятием мы будем понимать восприятие, ощущение, если хотите, возникающее в результате конкретного воздействия на рецепторы физических тел и, соответственно, отражения их механических, может быть, точнее сказать — механических и пространственных — свойств. Я настаиваю на термине «механических» в силу тех же оснований, в силу которых в физиологии высшей нервной деятельности, в павловской физиологии, принят термин «кожно-механический анализатор». Действительно, речь идет именно об этом. Значит, проще говоря, речь идет об отражении чувственном, непосредственно чувственном отражении таких свойств, как твердость, упругость, непроницаемость, характер поверхности предмета, величины, массы, геометрической формы тел и — я могу присоединить — движение тел, перемещение в пространстве.

Говоря об аппаратах сенсорных тактильных систем, то есть осязания в собственном смысле, мы естественно сталкиваемся с вопросом о том, каковы же эти рецепторы, то есть те чувствительные приборы, которые дают первоисточник для отражения, служат источником для наших тактильных восприятий, вернее, образов восприятия как продукта.

Вы, конечно, знаете, что представляют собой рецепторные аппараты, дающие эти начальные преобразования. Они, как показывает само название, принадлежат к более широкому классу кожной чувствительности, где есть и тактильная чувствительность. Ее приборы расположены как бы на границе организма. И если вы имеете линию, разграничивающую организм и внешнюю среду, то по этой границе и расположен рецепторный аппарат, причем рецепторы расположены, если можно так выразиться, сплошь по всей границе в отличие от некоторых других аппаратов, которые локализованы, сосредоточены, иначе говоря, сведены в какие-то специальные органы, как, например, глаз. Глаз представляет собой такую совокупность огромного числа рецепторов, в общем-то вмещенных в один специализированный, морфологически четко очерченный орган.

В отличие от этого рецепторы тактильной чувствительности, то есть рецепторы осязательные, расположены, как я только что об этом сказал, непосредственно по всей периферии организма, ближайшим образом придвинуты к границе со средой — они сосредоточены в слоях кожи тотчас под эпидермой. Лишь часть тактильных, осязательных аппаратов расположены в наиболее глубоких слоях.

Нужно сказать, что уже выделение специфических кожно-механических рецепторов оказалось вещью довольно сложной. Дело все в том, что имеются различные аппараты, которые чуть отличаются по своим функциям. Здесь масса неясностей, и они остаются до сих пор.

Обыкновенно вычленяют четыре типа рецепторов, которые обусловливают осязание. Это знаменитые осязательные тельца Мейснера, Паччиниевы тельца (просто более глубоко залегающие рецепторы), затем волосковые рецепторы — это очень чувствительные нервные окончания, которые расположены в корневом влагалище волоса. Они тоже участвуют в осязании. Наконец, это осязательные диски самого эпидермиса. И нужно отметить довольно загадочные свободные чувствительные нервные окончания, как их иногда называют, функции которых очень мало определены. По-видимому, они во всяком случае как-то участвуют в осязании.

Как видите, здесь положение не такое простое, как оно кажется на первый взгляд. Множество рецепторов чем-то биологически обусловлено, правда? Какая-то необходимость существует в многообразии первых «приемщиков», «первых трансформаторов». Их уже по крайней мере четыре вида, этих трансформаторов. Мне остается только прибавить, что до сих пор распределение функций между ними, обрисовывание этих функций, представляется не очень ясным.

Сделаем шаг дальше: хорошо, мы имеем сложную преобразовательную систему, расположенную на границе между организмом и внешней средой. Как дальше? Дальше классическая трехэтажная, трехнейронная структура. Значит, первый этаж — в проводящих путях рецепторов. Первый нейрон — это непосредственно рецептор и задние, то есть чувствительные, рога спинного мозга. Это один этаж. Над ним надстраивается классическим образом второй этаж — спинной мозг, ядра зрительного бугра, второй нейрон. Третий нейрон — это зрительный бугор, кора, точнее, задняя зрительная извилина — и все вы это отлично знаете.

Значит, обычная, банальная трехнейронная, трехэтажная структура. Естественно, что указанные мной центры: спинномозговой подкорковый, корковый — имеют свои эфферентные звенья, то есть свои выходы на периферию — вслед за центростремительным, центрипетальным — центрифугальный процесс. Вслед за афферентным — эфферентный, в другой номенклатуре. И конечно, кольцевая структура на всех этапах, иначе говоря, процесс с обратными связями.

Остается только прибавить, что, конечно, корковое распространение по коре, движение по ней, наверно, идет так, как это описывает Павлов, то есть непременно с представительством в других отделах общей корковой структуры. Я добавлю — даже общецентральной мозговой структуры.

Что надо специально подчеркнуть? Это то, о чем я только что сказал, — обязательность перехода на эфферентные пути на каждом этаже. Процесс не заканчивается, а продолжается с выходом на эффектор, не обязательно мышечный, но обязательно эффектор, с образованием кольцевой связи, то есть с обратной связью.

Если мы рассматриваем теперь этот физиологический аппарат как морфофизиологический, нервный аппарат, то здесь есть одна особенность, которую я не могу не выделить, хотя это уже некоторая деталь, но она важная. Дело все в том, что, оказывается, имеется особенность проведения, и она выражается — по сравнению с другими сенсорными системами — в повышенной быстроте нервного проведения. По старым данным, эта скорость определяется в 90 м/сек, что составляет значительно большую скорость, чем скорость проведения, которую можно допустить или предположить для других сенсорных систем.

Я просто приведу три цифры, чтобы вы могли увидеть, что разница здесь действительно большая. Значит, я беру цифры минимальной скорости реакции, простой двигательной реакции, в ответ на раздражитель, идущий по путям тактильным, слуховым и зрительным. Соответственно цифры будут — 90, 120, 150 м/сек. Как видите, по сравнению, скажем, со зрительным восприятием, — это все-таки 90 и 150. Разница существенная.

В чем здесь дело? Может быть, это следует понять и осмыслить в связи с константностью рецепторов. Ведь вы понимаете, что когда я непосредственно вступаю в соприкосновение с объектом, то эфферентный процесс, скажем двигательный, моторный ответ, должен последовать как можно скорее. Нет никакого другого пути для того, чтобы создать эту плавную систему — связи системы с предметом — посредством осязательной системы (давайте теперь уж скажем «осязательно-двигательную связь») так, чтоб этот интервал был минимизирован. Вот он, по-видимому, в ходе эволюции оказался действительно минимизирован.

Есть еще одна особенность, которая отличает эту модальность от других, этот вид чувствительности от других видов. Я бы сказал вот так: эта особенность состоит в неравномерности, в очень большой вариабельности абсолютных и разностных порогов тактильной чувствительности.

Вы понимаете, что здесь мы тоже имеем дело, как вы знаете на примере других органов, других сенсорных систем, с двоякими порогами. С одной стороны, это абсолютные пороги, и здесь они выражаются в величинах, отражающих давление, и пороги различительные, которые выражаются в различении, так сказать, совместно действующих, но пространственно раздельных раздражителей. Волосковый эстезиометр, который вы все знаете, — это прибор для определения порогов первого ряда, циркульные приборы всякие, скажем, — это для определения пространственных различительных порогов.

И что же мы получаем по пороговым данным, по измерениям порогов абсолютной чувствительности, давления и пространственных порогов? Очень большой разброс пороговых величин, которые удается замерить. Вот вы знаете, это тоже общеизвестные факты, я просто хочу привлечь к ним ваше внимание. Для порогов первого рода низший абсолютный порог выдает такую реакцию (в условных единицах): для языка — 2, для кончика пальцев — 3, для предплечья — 8, для голени ноги — 15, для поясницы — 48 и так дальше до 250. Эти единицы (я их назвал условными) не условны, а абсолютны в том смысле, что их можно определить. Единица — это миллиграмм на квадратный миллиметр. Один-два миллиграмма и, соответственно, 250. Промерили. Посмотрите, какая четкая закономерность! Пороги падают, то есть чувствительность возрастает как общее правило, я только исключаю сейчас из этого язык, хотя его можно тоже уложить в эту закономерность: от дистантных к проксимальным. Для руки — вот эта будет часть какая? Дистантная, правда? Эта? Проксимальная. Относительно. Значит, как будут вести себя пороги? Здесь наименьшие, то есть наиболее высокая чувствительность, а здесь она будет падать. На спине она будет еще ниже, здесь низкая чувствительность, ну, и опускаясь несколько ниже, еще повышается. То же самое по отношению к ноге, за исключением подошвы, которая очень обмозолена, и естественно, что у нее очень высокие пороги, то есть очень низкая чувствительность.

Значит, есть такая особенность. А вот я нашел у себя еще одну таблицу, более верную. Она дает ту же самую картину, просто аккуратнее написанную. Эту особенность заметьте себе — пороги абсолютной тактильной чувствительности подчиняются такому закону: они понижаются, если двигаться к дистальным частям тела, за исключением подошвы. Они повышаются, то есть чувствительность падает, если вы идете к центральной части, то есть к проксимальным разделам руки, ноги. Вот это совершенно отчетливо.

Самое главное — очень большой разрыв, очень большое различие. Посмотрите: плечо, бедро, спина — порядка 60—70 единиц (то есть миллиграмм на квадратный миллиметр), для пальца — я уже говорил — два. Ведь это же значит: в 30—35 раз. Огромный перепад! Я, собственно, не знаю таких рецепторных приборов у человека, которые бы давали такое колоссальное изменение порогов в зависимости от локализации на участках тела.

Еще одна особенность, на которую я бы просил вас обратить особое внимание, потому что всегда это говорим между прочим, а это очень важно, может быть — самое важное. Это чрезвычайно энергичная, то есть быстрая, очень далеко идущая негативная адаптация. Я под «негативной адаптацией» разумею понижение чувствительности к постоянному воздействию на сенсорные, кожные аппараты. Кстати, ничего подобного в отношении других рецепторов не наблюдается. Скажем, болевых — там нет адаптации. Если я вызываю болевое ощущение, то непрекращающееся вызывание этого болевого ощущения не приводит к негативной адаптации, то есть я не теряю этого ощущения.

А как обстоит дело с тактильной чувствительностью, то есть с чувствительностью к прикосновению? Ну, я уже вам говорил: необыкновенно сильна эта адаптация. Потом есть два таких классических метода определения, измерения этой адаптации, процесса, текущего во времени. Один из этих методов основан вот на чем: один участок подвергается механическому воздействию постоянно, другой, симметричный или рядом расположенный, то есть так, чтоб не было разницы в порогах, подвергается отдельным, время от времени падающим раздражителям, воздействиям; и происходит подравнивание самим испытуемым интенсивности этого падающего раздражителя к эффекту постоянного. Вам понятна эта схема, как ведется опыт?

Вот более новый метод — он оказывается проще. Тоже субъективная оценка, которой пользуются здесь, — это исчезновение ощущения. Значит, техника такая: накладывается на участок тыльной части ладони — вот сюда — некоторый предмет, обладающий массой, следовательно, он оказывает давление на заданную площадь в соответствии со своим весом, со своей массой. Надо сказать, что моментом полной негативной адаптации считается момент, когда испытуемый говорит, что он не ощущает больше данного тела, лежащего у него на поверхности ладони. Как видите — это очень простой метод. И вот данные. Когда наступает полная негативная адаптация, эта удивительная для небольшого давления — 50 мг? Через 2,5 сек. Уже исчезает ощущение. Для больших давлений — 100 мг — 3,8 сек. Для 50 г — это условные, как вы понимаете, сопоставительные значения, цифры — 6 сек. То есть крайне быстро.

Что это такое? Давайте сейчас отдадим себе отчет, в каких условиях работает осязание. Я только что говорил о том, что эти приборы — приборы осязательной чувствительности — как бы покрывают весь организм, всю границу организма со средой. Они расположены по всему телу, по поверхности, по периферии всего тела. Значит, мы постоянно подвергаемся механическому воздействию. «Система шумит». Страшно зашумленный фон. Вот смотрите: от мебели попадает давление сейчас на меня? Да. Мы с вами сейчас сидим — давление со стороны мебели есть. И так и от всего прочего. Теперь я различаю по прикосновению, осязательно выделяю этот предмет, или вот этот предмет, или вот этот предмет. Значит, все происходит на зашумленном фоне. Надо снять шум. Чем же это делается? Быстрой, полной негативной адаптацией. Поэтому человек, надевший перчатки, несколько мгновений буквально чувствует их на руке, а затем они исчезают. Скажу больше — вы можете этой же рукой проделывать тонкие осязательные операции, рукой, затянутой в перчатку. Нет теперь постоянно действующего раздражителя — давления со стороны перчатки, оно как бы исчезает. Он освобождает фон. Он не шумит больше. Выделяется фигура на фоне.

Значит, это крайне важная особенность. И так устроена вся система. Она должна все время подавлять свой шум. И как только «мавр» сделает свое дело, он уходит.

Еще одна особенность — уж если я говорю о негативной адаптации, то я не хочу пропустить эту особенность, противоположную, так сказать. Это способность всякого аппарата рецепирующего, всякого рецептора, к сенсибилизации, то есть к повышению чувствительности, или к понижению порогов. Здесь идет речь о колоссальном повышении порогов, колоссальном падении чувствительности и негативной адаптации, в особенности полной адаптации. А она наступает, как вы видите, очень быстро. Здесь речь идет о противоположном процессе, о сенсибилизации. Далее будет важно отметить два случая сенсибилизации. Я об этих двух случаях сейчас только упомяну.

Первое — это сенсибилизация посредством движения, то есть путем включения двигательного ответа, мышечного, иначе говоря, ответа в действующую систему. Конкретная ситуация заключается в следующем: я могу принять соответствующие меры предосторожности — практически исключить активные движения испытуемого в ответ на воздействие или на начало тактильного воздействия. Я могу не исключать этого. И тогда в ответ на прикосновение не исключается встречное мышечное движение. Все равно, какое — сейчас не будем рассматривать. И вот здесь — я пользуюсь данными Шиллера — получены были такие величины: оказывается, включение движения повышает чувствительность, то есть снижает пороги в 5—7 раз. Могу сформулировать это иначе — выключение движения умеряет тактильную чувствительность в 5—7 раз.

Я, кажется, говорил, что, когда Фрей приступил к систематическому изучению аппаратов осязательной чувствительности, периферических аппаратов, то есть рецепторов, он пришел к идее гипсовать руку. Затем прорезали в гипсе маленькое окошечко и дальше с помощью фреевского эстезиометра исследовали пороги. Почему? Потому что пороги качались очень сильно в зависимости от этого моторного ответа.

Вы только начинаете прикасаться, а испытуемый что-то тут делает, иначе говоря, осязает активно — теперь мы знаем, что он делает.

Значит, сенсибилизация от движений — это не только сенсибилизация. Тут надо сделать далеко идущие выводы. По-видимому, непременным звеном в работе тактильной системы, осязающей системы является моторный ответ. Затруднения в осуществлении такого моторного ответа сказываются вот в этом явлении — «отскакивают» пороги, резко снижается чувствительность, то есть меняются условия работы самого приемника, самого рецептора. Это очень важное обстоятельство.

Исключили из системы способом гипсования, особо тщательными инструкциями — и завалили сразу, то есть подняли пороги, завалили чувствительность. По-видимому, мы как-то нарушаем работу рецепторных аппаратов, всегда реально включенных в целую систему.

Вот отсюда прямой ход к возможности или необходимости различения двух видов осязания. Это различение давно было введено, но не очень хорошо разработано.

Речь идет о различении так называемого «активного» осязания и «пассивного». Вам, вероятно, уже бросилась в глаза некоторая нелепость, некоторое противоречие в термине «пассивное осязание». А бывает ли «пассивное осязание»? Может, оно всегда очень активное, и поэтому это различение не очень хорошо? Может, надо иметь в виду другое осязание, осязательную чувствительность разных уровней? Изменение места осязания в общей структуре, во всяком случае, познавательной и, может быть, практической деятельности, познавательных звеньев этой практической внешней деятельности? Может быть, это чисто гностическая функция, то есть не учитывающая практический эффект, практическое изменение предмета, когда осязание происходит не вместе с практическим воздействием на материальные объекты, а специально и только в познавательных целях. Вам понятно?

Я должен иметь осязательный образ вещи, для того чтобы манипулировать с ней, и часто зрительное восприятие встречается, например, когда я занят рассматриванием чего-нибудь и одновременно должен так же действовать с вещью. Ну, самая обыкновенная, банальная ситуация. Кстати, не очень многие животные обладают этой способностью; животные зрительного типа, с хорошим развитием зрительных восприятий имеют возможность такой диссоциации. Многие животные имеют полную возможность такой диссоциации. Пожалуйста, всем известный енот-полоскун. Отлично одним делом занимается «руками» и другим делом — глазами. Совсем различными делами. В этом смысле он обгоняет по возможностям знаменитых человекообразных обезьян. Я сам наблюдал эту диссоциацию, просто необычно выраженную у енотов.

Значит, познавательное и практическое там слито, конечно, но повторяю, оно имеет относительно самостоятельную роль в поведении. Когда мы говорим «активное», «пассивное» осязание, то «пассивного» в настоящем смысле слова не бывает, по-видимому, во всяком случае как восприятия, то есть как того, что приводит к какому-то образу, к субъективному образу некоторой реальности, реальности тел, механических действий, пространственных соотношений и так дальше, и движений, наконец. И здесь мы имеем еще какие-то уровни построения этого «тактильного» в кавычках мира — мир-то остается, конечно, предметным, а не тактильным. Я говорю «тактильным» в смысле «тактильного образа» предметного мира и самого процесса.

Значит, надо сохранить фактическое, эмпирическое различение, активного и пассивного осязания, но надо понять, что это условное различение. Оно, действительно, сейчас же себя обнаруживает, как только мы ставим перед собой очень простой вопрос: какие свойства познаются из этого «источника» (я в третий раз употребляю термин «источник»), из этих преобразований, из этих чувственных сигналов, из этой чувственной ткани, которая создается воздействием на рецепторные аппараты.

Ну, прежде всего, — я уже говорил — это давление. Механическое воздействие. Прикосновение, давление.

Второе, что может быть выделено, — это качество фактуры. Кстати, «качество фактуры» обязательно ли требует смещения в пространстве руки осязающего? Обязательно. Наличия тела, его сопротивления недостаточно для оценки свойств поверхности, то есть того, что мы называем «фактурой» предмета. Для того чтобы получить сигнал о фактуре, дифференцирующий одну фактуру от другой, нужно произвести моторный акт, моторное действие, движение, попросту говоря. Мы так и делаем. Поэтому мы часто говорим, что «осязать» — это «пощупать». И это так и есть: «осязать» — ведь это в каком-то смысле пощупать. Ведь речь идет о восприятии фактуры, свойств самого вещества, с которым мы вступаем в соприкосновение, в контакт, ведь это действительно «щупание» в буквальном обывательском смысле.

Да, это периодичность. «У-у, — вы мне скажете, — что такое "периодичность"? Непонятно. Что значит "осязательная периодичность", "тактильная периодичность"?» А я сейчас переведу это на другие слова, и все станет понятно. Вибрационные ощущения — вот как это называется. «Кожные вибрационные ощущения». Заметьте — не всякие вибрационные ощущения, а «кожные вибрационные ощущения». Реализуются они с помощью такого нехитрого устройства. Делается вибратор механический. Вибратор этот помещается в такое защитное устройство, условно говоря, которое «обесшумливает» его, то есть упругая волна не создается или создается с ничтожной амплитудой. Она лежит глубоко ниже порога слуховой чувствительности или костной, с костной проводимостью или с какой-нибудь другой проводимостью. Словом, слуховой рецептор не участвует. Таким образом, вы имеете вертикальное движение тупого стержня, с известной частотной характеристикой, а воспринимающим органом — палец. Вы можете измерять дифференциальные пороги, если хотите — абсолютные, обыкновенными методами, какие существуют в психофизике, ничем не отличающимися от, скажем, изучений воздействия звуковых частот на слух, на орган слуха.

Наконец, мы приходим с вами еще к одному качеству — это форма. «Контур», говорят обычно применительно к осязательному ощущению. Ну, вот то, что я сейчас делаю рукой, что я могу сделать с открытыми глазами или с выключенным зрением, например, в темноте, правда? То, что виртуозно делают слепые, которые не имеют, к сожалению, зрения. Оно погибло или не было его — врожденная слепота. И тогда тактильная чувствительность выполняет очень важную роль восприятия, то есть отражения формы, пространственных отношений и, наконец, движения тел. Я могу тактильно, то есть с помощью прямого контакта рецепторов кожи и объекта, судить и о том, перемещается это тело или неподвижно, прикреплено или свободно.

Я хочу особенно обратить ваше внимание на осязательное восприятие контура, пространственных соотношений и, соответственно, движения. Это собственно предметное тактильное восприятие в наиболее выраженной его форме. Это осязательное предметное восприятие, в развернутой, наиболее выраженной его форме.

Надо сказать, что изучение предметного тактильного восприятия представляет очень большой интерес. Исследований таких много проведено, но это очень богатая область и, конечно, далеко не исчерпанная. Вообще-то исчерпать никогда ничего не удается, но здесь действительно очень богатая область и, я бы сказал так, очень важная в принципиальном отношении. Давайте немножко остановимся на этом.

Почему важная принципиально? Какой вклад в общую теорию восприятия делает исследование осязательного восприятия предметов?

Как я уже говорил, по-моему, одна из таких труднейших проблем, которая сложилась исторически при исследовании восприятия, образов действительности, чувственных образов предметной действительности — это проблема «образ и предмет». Возник вопрос: помещаем ли мы образ в пространство, относим ли к объективным предметам? Мы в восприятии все наивные реалисты, как сказал философ. Итак, что я вижу? Я вижу передо мной образ этой вещи или саму вещь? Саму вещь. Стало быть, образ отнесен к вещи, правда?

Вот и возникает вопрос, что мы делаем? Мы что, имеем образ, а потом «сажаем» его на объективное пространство, на вещь, на объект, или, может быть, этого процесса нет, потому что его невозможно раскрыть адекватно? Может быть, образы рождаются сразу локализование? Не надо никакого двойного входа? И интересно, что капитальнейший вклад в эту проблему сделало как раз исследование тактильного восприятия.

Дело все в том, что порождение тактильного образа вещи есть одновременно и локализация. Когда я осязательно схватываю форму вот этого предмета, который сейчас находится передо мной — вот сейчас я делаю осязательные движения, в результате которых и возникает образ. Когда я проделываю это в темноте, нет у меня сопровождающего зрения, то, я спрашиваю вас, как же порождается этот образ? Давайте поисследуем внимательнее.

Я начинаю обводить контур. Простейшая стратегия. У меня сейчас еще нет образа. И сейчас нет. Вероятно, где-то здесь возникает образ, а потом корректируется — ах, оказывается, здесь поворот, вот еще что-то, и в какой-то момент он всплывает, то есть обнаруживается в своем скорректированном виде как образ предмета.

Я спрашиваю — нужно его теперь куда-нибудь относить, с чем-нибудь соотносить этот тактильный образ? Вы же видите, он на глазах у вас соотнесен, правда? Он родился где? Прямо в объекте, правда? Его не надо никуда относить. Вот, кстати, одно из обоснований того, почему я начал именно с тактильного восприятия: здесь этот вопрос снят.

Спрашиваем теперь: а кто же соотносит? Два принципиальных ответа существует и на этот вопрос.

Первый ответ — констелляция воздействий частных, стимульных ситуаций. Понятно — система воздействий играет здесь роль. Вот она-то и осуществляет эту изначальную отнесенность.

Есть другой ответ. Дело вообще не в отдельных воздействиях, не в стимульной, в этом смысле, ситуации, а в объекте. Это делает объект, а не способ его сигнализации о себе. А «объект» — это значит «встреча с объектом», а «встреча с объектом» — это значит деятельность самого воспринимающего. И если уж говорить философским, высоким языком, «это практические встречи», «практика с вещами». В тактильном восприятии это ясно, вот что и задает сразу готовую отнесенность. Это очень легко показать.

Еще в XIX столетии были сделаны удивительные наблюдения, что сенсорные элементы, порождаемые действием рецепторов, не способны создать образа. Они нейтральны. Они образуют ткань, служат источником, но не конфигурируют, не порождают образа. Они не более чем ее источник, не более чем то, из чего порождается, из чего строится, из чего формообразуется ткань, — я так это и называю: «чувственная ткань» образа, из которой он как бы соткан, — и больше ничего. И она довольно безразлична. Я могу «соткать» этот «узор» из одних или других «нитей», но это «узор», а не те «нити», правда? Не та «чувственная ткань», которая здесь делается. И очень хорошо была продемонстрирована в конце XIX столетия (вот уже когда это было хорошо известно!) эта совершенно удивительная особенность осязания — его отвязка от каналов, то есть от отдельных конкретных рецепторов, от осязания как контактного восприятия, «контактного органа чувств», как тогда говорили. Удивительных чувств.

Человек действует с помощью инструмента. Вот передо мной я вижу записывающих товарищей. Давайте осложним немножко ситуацию и не шариковую ручку представим себе, а обыкновенную, и остро отточенное перо. И представим себе не очень хорошую бумагу. Вы ощущаете бумагу как шероховатую? Да. Или согнутую, например, с морщинкой? Или край бумаги, когда вы отвлечены и не смотрите на пишущую руку?

Я спрашиваю, что вам дано в качестве продукта осязательного восприятия? Система ощущений образует ткань, которая есть результат вздрагивания пера — то, за что вы держитесь, то есть «чувствилище», остается у вас в пальцах руки или «чувствилище» (я употребляю старый термин) как бы переходит на конец пера? Вы представляете, как у вас это получается — на кончик пера? Вы пером ощущаете шероховатость бумаги.

Я привлек сейчас классическую иллюстрацию, но в более общем виде. Если я с помощью палки в темноте (как это делает слепой) ощупываю почву, то что я оцениваю умозаключением: какие-то воздействия палки на ладонь и пальцы руки, держащей ее, или мною оценивается конфигурация предмета как бы от конца трости, от конца палки? Ну, конечно, второе.

Так возникла знаменитая проблема, ныне позабытая, «зонда хирурга», потому что хирурги первые, кажется, отчетливо показали, что когда хирург зондирует рану с тем, чтобы обнаружить там пулю или осколок, то нет никакого ощущения «вздрагивания» или плавного «повышения давления» ручки, за которую держат зонд, а зато есть отчетливое представление о том, где пуля: «Где пуля? Да вот она, вот, вот же она!» Что обрисовывает контур? Кончик зонда. Вам понятна ситуация?

Вы, конечно, сами были в таком же положении, но только могли на это не обратить внимания.

Мне пришлось во время войны — вы это знаете, я много раз говорил об этом — руководить военным экспериментальным восстановительным госпиталем. Надо сказать, что часть работы проводилась здесь, в госпитале у Приорова, в травматологическом институте, где были очень тяжелые челюстные больные, в частности, которым надо было реконструировать кости нижней и верхней челюсти, протезировать очень сложно зубы, надо было делать реконструктивные операции. Был один выдающийся хирург, специалист по лицевому скелету, и с ним была масса разговоров по вопросам восстановления функций. Случалось так, что реконструированная операция проходила хорошо, а с восстановлением функций дело шло плохо — не восстанавливались. Я говорил, что есть же очень простой тест, для того чтобы следить за восстановлением, — это переход «чувствилища» на искусственный протез, в данном случае — на зубной протез, фактически на челюсти искусственные, то есть реконструированные. Мы пробовали. Очень хорошо. Хороша для этого и четырехгранная спичка. Вы должны почувствовать искусственным «чувствилищем» четырехгранную форму подвижной спички. Но здесь не надо двигать органом, здесь можно двигать самим объектом. Как известно, движение — понятие относительное.

Значит, общее правило заключается в том, что вот этот эффект прямого видения «вещь как она есть» по своей локализации, по своей пространственности, в своем размещении по отношению к другим вещам, в своей отдаленности или приближенности, — здесь достигается прямо... Никакой идеи, необходимости отнесения картинки к миру вообще нет, потому что она, очевидно, рождается здесь. Причем вы видите весь актуальный генезис, как теперь модно говорить, проходящий перед вашими глазами. Я уже описывал его.

Вот что-то, что имеет, по-видимому, очертание из отрезков прямой. Это прямоугольник или квадрат? Да. Прямоугольник. Не треугольник. Образ формируется прямо с первого момента, с прикосновения. С первого прикосновения я попал, и где «оно» уже — вовне или там? Оно уже там, где оно есть, и дальше все построение образа локализовано здесь.

Вам понятно, как на сетчатке возникла проекция, то есть какая-то картина. Теперь надо эту картинку переработать и отправить вверх. Для осязания этот процесс явно пропущен. Я вам расскажу в качестве вывода — он всеми пропущен, этого нигде нет. Все идет по той принципиальной схеме, которая ясно вырисовывается при изучении осязательного восприятия, только в более сложных условиях. Поэтому сразу не видно, что это та же самая принципиальная схема. Она остается той же самой принципиальной схемой, не включающей необходимость решать неразрешимый вопрос о помещении обратно в мир того, что мы из мира получили.

Надо вам сказать, что осязательная чувствительность, осязательное восприятие не лишено также и функций, которые мы называем «метрическими». То есть это прибор измерительный. Осязательная система также есть прибор измерительный, потому что когда я оцениваю форму, то тем самым я выполняю метрическую функцию. Вот я оцениваю ряд соотношений — вот этой грани с этой, то есть я могу поставить задачу на тактильное измерение и сказать: посмотрите («ощупайте», «осязайте») вот это соотношение граней — зрение выключено у меня в этот момент — и скажите, во сколько раз примерно эта грань длиннее первой. Вот и вся моя задача. С грубым преувеличением, хуже чем зрением, но решаемая. Я думаю, что при некотором навыке — решаемая.

Значит, и здесь есть метрические соотношения. Второе: появление самого целостного тактильного восприятия образа. Не фигуры, не расстояния, а форма плюс фактура, плюс дистанция, плюс метрические свойства, то есть это целостный тактильный образ — как он возникает? Возникает ли он? В чем особенности?

Я думаю, что мы имеем все основания в совершенно категорической форме утверждать, что да, в процессе осязательного восприятия мира, в процессе осязания, иначе говоря, у нас возникает образ, в действительности образ предметного мира или, вернее, объектов в предметном мире, их отношений, их связи, обладающий основными свойствами всякого образа, то есть известной константностью, ортоскопичностью. И, главное — симультанностью представления.

Что это значит — «симультанность представления»? «Симультанность» — это значит в переводе просто «одномоментность», «одновременность». Когда моя рука сняла контур предмета, то у меня в качестве продукта этого процесса остается симультанный образ. А процесс был одновременным или двигающимся во времени, движущимся во времени? Сукцессивным. Значит, на тактильном восприятии, на осязании ясно виден очень важный при всяком восприятии момент — преобразование сукцессивного процесса в симультанный, то есть одновременный, образ, правда? Своеобразное свертывание. Последовательное превращается в одновременное.

Мы привыкли думать, что это свойство зрения, что зрение экранно, симультанно, а вот осязание... А что это значит?

Две гипотезы могут быть выдвинуты здесь. Первая — в силу того, что осязание ведет к зрительному образу, оно тоже имеет эти превращения. Ну, а если зрительного образа нет? Нет совсем, никогда? (Я имею в виду случаи врожденной слепоты.) А если данный человек никогда ничего не видел и не мог увидеть, тогда как симультанный образ получается? Симультанный он все же или растянутый во времени? Симультанный. Значит, процесс симультанизации свойствен вообще восприятию, а не только зрительному восприятию. Он в высокой степени свойствен активному восприятию.

Если одновременно существует возможность зрительного восприятия — все равно, данного ли объекта или вообще возможность зрительного восприятия — тогда происходит новое явление, симультанизация протекает как процесс «сплавливания» одной модальности, то есть тактильной, с другой модальностью, то есть зрительной. Но это частный случай. Генеральный, принципиальный случай состоит в том, что при отсутствии (в силу врожденной, скажем, слепоты) возможности получения симультанного зрительного образа процесс симультанизации тактильного образа все-таки происходит. И опять-таки в тактильном, осязательном восприятии очень отчетливо выступает общее положение, относящееся ко всем видам, ко всем модальностям, как говорят, восприятия. Это очень важное положение. Мы действительно имеем образ, то есть отражение, в этой вот специфической форме.

Надо вам сказать, что в последние годы — именно годы, а не десятилетия — вот в самые последние годы снова очень большое внимание привлекла к себе (я вам потом скажу, чье внимание и в какой связи) проблема симультанизации вообще процесса, то есть его существование как одномоментного <нрзб>. И в какой, вы думаете, области возник вот этот интерес? В науковедческой, в области исследования построения гипотезы, происхождения теории, открытия отношений. Что обнаруживается все больше? Оказывается, что можно симультанно, то есть одномоментно, иметь образ процесса. И это, по-видимому, очень важный этап, без которого обойтись нельзя. В этой связи стали очень много говорить о зрительном абстрактном мышлении. Ну, конечно, это условно. «Зрительное» здесь есть слово условное. Что оно симультанно — да. Что у зрячих людей оно может «окрашиваться» цветами зрительной модальности — да. Но все-таки оно же не релевантно зрительному образу. Этот симультанный образ каких-то отвлеченных отношений, не релевантен, то есть не адекватен зрительному образу, не относится прямо, он представлен в какой-то другой форме. Но самое важное подхватить такой момент — мы как бы видим процесс как вещь, способны увидеть процесс как вещь. Это удивительное свойство. И, по-видимому, это абсолютно необходимо для жизни, для приспособления к миру, то есть действия в этом мире. Приспособление в широком смысле, а не только в биологическом.

И вот мы теперь встречаемся с этой — тактильное восприятие приводит нас — большой проблемой.

Мне осталось сказать последнее о тактильном восприятии, что имеет более важное, более общее значение.

Что же это за процесс? Я осязаю или активно действую, проделываю путь в лабиринте, а в результате у нас симультанно возникает схема, «география» плана лабиринта в голове: «Ах, он вот как построен хитро!» Есть такая задача на хождение по лабиринтам — не «зрительное», а тактильное, обыкновенно с помощью зонда или пальца даже. А потом у меня возникает «карта», я ее могу нарисовать, план лабиринта, если я тщательно пообследую его тактильным образом. Хорошо. Значит, что же это все же за процесс? Я вам говорил, что он протекает на реальном уровне. Но какие же мы можем уровни выделить? Что это значит? Что это за таинственное слово «уровень»? «Неврологические уровни»? Нет, я не о них говорю. Это уровни в каком-то другом смысле. Давайте расшифруем это самое понятие «уровня», не вообще, а в этом контексте. Зрение — не рентген, и оно не может нам дать всей необходимой информации для управления, как теперь принято говорить. Это дает только осязательное восприятие.

Итак, мы встречаемся с осязанием, по меньшей мере, на трех, так сказать, уровнях... Мы встречаемся с осязанием как с целенаправленным действием, мы встречаемся с осязанием как со способом выполнения какого-то действия, осязательной операцией, и, мы, наконец, встречаемся с реализующей функцией.

Я хочу отметить в заключение, что когда были подвергнуты частному исследованию развитые виды восприятия, например восприятие у слепых (вы знаете, что слепые великолепно воспринимают вещи, предметный мир, окружающие объекты), были получены такие данные, не подлежащие никакому сомнению: пороги чувствительности рецепторов у слепых не ниже, то есть чувствительность не выше, чем у видящих. Но они, оказалось, скорее вычленялись у слепых. А почему? Вследствие обмозоливания, понимаете? От постоянного прикосновения. А эффективность? Конечно, высокая. Несопоставимая и, главное, гораздо более тонкая.

Позвольте, позвольте, в каком смысле? Оказывается — необыкновенное богатство отработанных операций, то есть способов, которые используются для познания объектов. Но они не обязательно осознаны, они не обязательно то, в чем себе отдают отчет. Объективно записывается, скажем, процесс... Вот вы записываете, фотографически, кинематографически или другими способами, этот процесс ощупывания «опытной» рукой и процесс ощупывания «неопытной» рукой, относительно неопытной рукой, менее опытной рукой, и вы увидите, как велико совершенство первого. Никакого избытка информации, умение перескочить через высоко вероятностный элемент. Вот эта необычайно быстрая практическая ориентировка в соотношениях, которые возникают, и вот эта мгновенная, почти мгновенная симультанизация, как только накапливается некоторый опыт. Тут целая система. Она складывается практически сама собой. Можно ей обучить, только это совершенно не принципиально. Во всяком случае, такое развитие есть. В патологии это выступает еще более грубо. И если вы имеете дело с периферическим нарушением руки, то есть при полной сохранности ЦНС и лишь с патологическим разрушением периферии, то иногда наступает явление астереогноза. Что же происходит? После реконструктивной хирургической операции рука «слепнет»: явление астерогноза, то есть вы можете сколько угодно прилагать к вещи руку, после того как восстановлены все ее элементарные функции, двигательные, но не гностические. Но рука остается слепой. Без зрения предмет не опознается. Необходимо обучение, и тогда рука получит «руководство» к зрению. Потом стереогноз, то есть познание с помощью руки восстанавливается. Рука остается как орган движения, и на время перестает существовать после таких нарушений как орган познания.

И я заканчиваю определением: в известном смысле осязание можно адекватно, правильно, представить себе как осуществляющее познавательную функцию человеческой руки. Здесь, конечно, нужно перед осязанием поставить слово «человеческое» осязание. Рука у человека — не только орган действия, это одновременно (что очень важно) орган познания. И вот это обслуживание, познание рукой, и осуществляется прежде всего и практически исключительно осязательной чувствительностью. Это и есть восприятие.

Древние различали процессы «гнозис» и «логос». Я бы сказал так про осязательное восприятие — это «практический гнозис». И это все на сегодня.