Драматический конец Рейхстага

Двинуть Ахерон можно было однако и тысячью других способов. В начале сентября собрался рейхстаг. Со своими 230 национал-социалистскими и 89 коммунистическими депутатами рейхстаг не являлся больше работоспособной частью государственного аппарата, функционирующей волей народа, а котлом кипящего народного недовольства. Правда, Папен сумел накрыть котел покрышкой.

Хотя национал-социалисты добились избрания Геринга председателем рейхстага, хотя Геринг и Фрик и обсуждали с центром вопрос о смещении канцлера, – у Папена против них имелось все же достаточно острое средство, лежавшее наготове в традиционной красной папке: приказ президента, объявлявший рейхстаг распущенным. Роспуск парламента является прерогативой главы государства. Однако тяжеловатая на подъем практика последних лет сумела использовать это сильнодействующее средство. Президент заблаговременно передает приказ о роспуске в руки канцлера, которого он почтил своим доверием. Последний хранит приказ в красной папке и в случае нужды извлекает его оттуда, нанося дьявольский удар, от которого распадается строптивый парламент. Уже некоторое время господин фон Папен на худой конец владел этой волшебной формулой в красной папке, и когда 12 сентября рейхстаг собрался, он поступил бы очень мудро, если бы сразу извлек этот приказ на свет божий. Ибо было известно, что центр и национал-социалисты из жестокой ненависти к Папену собираются свергнуть его с помощью других оппозиционных партий. Однако действительно ли они намерены были сделать это? Это не было вполне достоверно. И господин фон Папен, очевидно, доверился этой недостоверности. Ибо фигуры на доске были расположены следующим образом: национал-социалисты из одного чувства мести могли попытаться свергнуть Папена, однако если бы канцлер опередил их и распустил рейхстаг, то национал-социалистам предстояла бы избирательная борьба, в которой они могли потерять не только шерсть, но и часть шкуры.

Ибо случившееся 13 августа сильно повредило им в глазах избирателей, и недаром Гитлер приходил в неистовство по поводу поражения, которое Папен сумел превратить во всеобщее зрелище. При попытке захватить власть Гитлер поскользнулся, и это означало не кратковременное, а, очевидно, глубокое падение для партии, застрявшей между вершиной и пропастью. Благодаря своей политике собирания голосов эта партия на деле не стала сильнее, а лишь сильнее нуждалась во власти. Она не могла больше спокойно дожидаться власти. Она не могла, подобно другим партиям, сказать своим избирателям: дайте мне побольше голосов, и я осуществлю ваши требования. Притягательная сила этой партии покоилась не на уверенности избирателей в том, что она уже теперь в состоянии выполнить их требования, а в их доверии к ее грядущей победе. Она должна была проявить свои таланты не в министерствах, а лишь после завоевания власти. Если бы она не в состоянии была в ближайшем будущем добиться власти, то престиж ее неизбежно должен был пасть и она должна была лишиться части голосов. А если бы отход избирателей начался, трудно было сказать, когда он прекратится.

Вот почему партия не могла решиться на новые выборы в близком будущем и должна была всеми способами избегнуть роспуска рейхстага. Таковы были действительно намерения руководителя фракции д-ра Фрика, когда 12 сентября коммунисты внесли вотум недоверия Папену и потребовали немедленной постановки его на голосование. Так можно было свергнуть Папена, но, и будучи свергнут, канцлер, продолжая вести дела и имея ордер президента, мог распустить рейхстаг. Такое толкование конституции было мало приятным для национал-социалистов, однако против него нельзя было выдвинуть никаких возражений.

По требованию Фрика заседание рейхстага было прервано на полчаса, с тем чтобы руководители фракции обсудили положение. Папен использовал перемирие для собственного вооружения: сломя голову он помчался в свою канцелярию за красной папкой с приказом о роспуске рейхстага. Когда национал-социалисты увидят на столе красную папку, думал Папен, у них пропадет охота свергнуть правительство. Он и не подозревал, какой удар готовил ему в это время Геринг.

Заседание рейхстага возобновилось. Совершенно неожиданно Геринг решил, что пришло время поставить на голосование вотум недоверия. Лишь теперь сидящий рядом на министерской скамье канцлер понял, какую игру собирается разыграть Геринг. Он потребовал слова. Геринг сделал вид, что ничего не слышит. Происходило голосование, утверждал он позднее, и поэтому он не мог предоставить слова Папену. Тут Папен молча дрожащей рукой извлек записку из красной папки, на которой в одну строчку был нацарапан пером приказ о роспуске рейхстага, встал и положил помятый клочок бумаги на стол перед Герингом. Торопясь, он быть может положил записку обратной стороной. По крайней мере Геринг утверждал, что не имел никакого представления о том, что именно лежало перед ним на столе. С достоинством продолжал он вести заседание. Тут, с шумом передвигая стулья, члены правительства встали и все как один оставили зал. С этого момента дальнейшее заседание рейхстага было незаконным. Однако это незаконное заседание продолжалось и далее. Голосование было самым торжественным образом доведено до конца, готовя канцлеру лишь мнимое падение.

Это был бесполезный жест, который Геринг не предпринял бы, если бы был лучше знаком с государственным правом. И без того было известно, что Папен не располагает большинством в рейхстаге. Сильнейшее впечатление на общественное мнение произвело однако то, что могущественная национал-социалистская партия вместе со своими союзниками оказалась не в состоянии свергнуть Папена лишь потому, что канцлер сумел быстро принести и положить на председательский стол невзрачный клочок бумаги. Гитлер вторично потерпел поражение, а Папен вторично одержал победу. В глазах народа только это имело значение. То, что национал-социалисты, и раньше всего свирепый Геринг, в ближайшие недели должны были перед лицом всей Германии изливаться в пламенных декларациях по поводу священных прав народного представительства, которое все они ругали «говорильней»; то, что Герингу пришлось оправдывать свое поведение перед парламентской следственной комиссией с помощью самых жалких уловок, вроде таких выражений, как «не видел», «не расслышал»; то, что он должен был признать свои грубейшие ошибки, допущенные при выполнении им обязанностей председателя рейхстага, и должен был позволить более сведущим социал-демократам вести себя на цепи, подобно медведю на паркете регламента – все это говорит о затруднительном положении, в котором оказались национал-социалисты в это несчастливое для них впервые после 1924 г. время. Гитлер, разумеется, был мало доволен поведением своего председателя рейхстага.