Расстройства психической сферы

Энергетическое снижение, истощение в психической сфере проявляется прежде всего невротической симптоматикой, ко­торая впервые была описана Ю. П. Сиволапом (2002, 2003) на примере начальной стадии героинизма. Уже в первый месяц постоянного потребления героина можно установить на фоне астенического состояния и фобические переживания, и рас­стройства сна, и различные тревожные мысли, и ипохондри­ческие ощущения. Столь же скоро эти симптомы усложняют­ся и превращаются в синдромы. Особенно устойчив ипохонд­рический синдром, который в дальнейшем способствует и утяжеляет соответствующую героинизму депрессию. Более то­го, эта неврастеническая симптоматика, столь быстро появ­ляющееся последствие наркотизации, включается в развитие собственно наркотических синдромов.

Анализ эйфории (см. выше) показал, какую глубокую дез­организацию психической деятельности вызывает наркотик. На фоне дезорганизации, диссоциации функций возникает симптоматика, встречающаяся при достаточно серьезных, ве­дущих к инвалидизации психозах. Если бы из этих пережива­ний убрать эмоциональный приподнятый фон, мешающий адекватной оценке опьяневшим своего состояния, — какой ужас должен был бы испытывать опьяневший! Действительно, переживания ужаса со всеми трагичными поведенческими по­следствиями нередки при приеме наркотических средств сла­бого эйфорического действия (например, ЛСД).

105 Регулярное, связанное по времени и по степени опьянения нарушение интеграции психики, появление симптомов, обо­значаемых в психиатрии как продуктивные, влекут за собой прогрессирующий распад психической деятельности, истоще­ние и легкость возникновения психопатологических реакций. Безумие, сумасшествие при наркомании достаточно красочно описано даже в художественной литературе.

Мы хотим обратить внимание еще на один патогенетиче­ский фактор, определяемый наркоманической зависимостью. Наркотик необходим для психофизического функционирова­ния; до введения наркотика пациент находится в состоянии упадка жизнедеятельности. В частности, это проявляется и в том, что раздражители внешней среды им не воспринимаются с необходимой мерой ясности и силы. Больной наркоманией создал для себя существование в двух мирах: насыщенного пе­реживаниями, впечатлениями и пустоты, безразличия, сурдо­камеры. И в том, и в другом мире исчезла необходимая чело­веку связь с реальностью. Поскольку и, казалось бы, спонтан­ная психическая деятельность источником своим имеет внеш­ние раздражители, ослабление связи с реальностью означает снижение психической деятельности, ее приостановку. Осо­бенно трагично это в случаях, когда наркотизация начинается в подростковом, а тем более в детском возрасте.

Опустошение психики наркомана, следовательно, имеет причинами как собственно токсическое и истощающее дейст­вие наркотика, так и искусственную изоляцию от источника психической деятельности, поэтому иногда впечатление о психическом распаде оказывается более тяжелым, чем того за­служивает. После лечения, реадаптации больного, восстанов­ления связей со здоровой средой психическая активность, уровень деятельности возрастают значительно. Но это, к со­жалению, невозможно при длительном или рано начавшемся заболевании. В этих случаях следствия психической изоляции необратимы.

Психические расстройства при наркоманиях многообраз­ны. Свойственные различным формам наркомании, они дав­но обратили на себя внимание. Восточная легенда рассказы­вает, что, подойдя к запертым крепостным воротам города, алкоголик вознамерился их разбить (агрессивность), гаши-шист уверенно собрался проникнуть через замочную скважи­ну (расстройство восприятия), а опиоман решил лечь спать до утра (апатоабулия). На характерных и диагностически значи­мых особенностях тех или иных форм наркомании мы остано­вимся в соответствующих разделах (см. Часть III). Здесь же мы постараемся показать общее, присущее всем формам зло­употребления.

Расстройства психики при наркоманиях соответствуют из­вестным психиатрическим понятиям. Психическое опустоше-

ние развивается в соответствии с закономерностями хрониче­ских экзогенных процессов с исходом в слабоумие: этап сни­жения личности, этап психопатизации, этап деменцик. Сте­пень органичности симптоматики зависит от свойств нарко­тика. Тяжелый психоорганический синдром и органическое слабоумие наблюдаются при злоупотреблении барбитуратами, другими снотворными, транквилизаторами, летучими нарко­тически действующими веществами, некоторыми сортами га­шиша. При опиизме слабоумие функционально: снижение побуждений, олиготимия, анергия, неспособность к интеллек­туальным усилиям.

Аффективные расстройства обязательны на протяжении всей болезни. С длительностью наркотизации нарастает их органичность: тревога и депрессия замещаются дисфориями [Johnson R. J., Kaplan H. В., 1990].

Психическая инвалидизация начинается с этапа снижения личности. Падает психическая активность, ограничиваются интересы и мотивационная сфера, упрощаются побуждения, обедняется эмоциональная гамма.

Новые качества личности могут быть объяснены понятным образом с учетом факта наркотизации. Утрата интересов, со­средоточение на наркотиках, добывание наркотиков не остав­ляет человеку времени для других занятий; угасание эмоций: все радости и печали сфокусированы опять-таки на наркоти­ках. Так истолковывают происходящее близкие наркомана, и в какой-то степени они правы. Но мы знаем, что психическое снижение — закономерный этап в развитии ослабоумливаю-щих процессов. Это подтверждается ретроспективно, когда психоорганический синдром становится наглядным, поэтому в том, что как будто может быть объяснено с психологической точки зрения, ситуационно, следует видеть результат токсиче­ского действия наркотических веществ.

Двойственная оценка возможна и при рассмотрении нрав­ственно-этической деградации наркомана.

Больные скрывают от общества употребление наркотиков изначально, они вынуждены лгать, ибо знают, как оценивает общество их наркотизм. Для удовлетворения своего влечения алкоголику достаточно зайти в ближайший магазин; противо­законно он начинает добывать средства к пьянству после то­го, как потеряет прежний заработок, когда объективно насту­пит его социальная декомпенсация. Наркоман с самого нача­ла может использовать для удовлетворения своего влечения только нелегальные пути добывания наркотика. Он лжет, он крадет, он пропускает работу еще тогда, когда работать мо­жет, потому что поглощен поисками наркотика или тех заня­тий, обычно незаконных, которые принесут ему больший, требуемый для покупки наркотика, доход. Чем раньше насту­пает социальный конфликт, вынуждающий наркомана выис-

107 кивать нелегальные способы наркотизации, добывать такие деньги, которые он не в состоянии заработать честным пу­тем, и переживать отношение к нему общества, тем раньше наступает искажение нравственных и этических установок больного.

Вот тут мы и слышим: разрешите свободную легальную продажу наркотиков, и наркотизация перестанет быть пробле­мой.

Таким образом, нравственно-этическая деградация нарко­мана — понятие очень неясное и относительное. Здесь можно выделить объективное, определяемое биологически разруше­ние личности и ее связей с обществом, а также адаптивное искажение поведения наркомана, определяемое психологиче­ским и социальным конфликтом, который создается противо­речием между необходимостью удовлетворить патологическое влечение и отношением общества к этому влечению. И нако­нец, здесь имеет место субъективная оценка наркомана как человека, страсть которого предосудительна. В приложении к каждой конкретной форме наркотизма эти три фактора имеют различный удельный вес. И одной из предстоящих исследова­тельских задач является выяснение значения биологического фактора в нравственной деградации при той или иной форме наркотизма. Это поможет рациональному построению профи­лактической и собственно терапевтической, психотерапевти­ческой работы.

Утяжеляет нравственную деградацию больного и вступле­ние в среду наркоманов, что необходимо для поддержания злоупотребления. Эта среда имеет свой этический кодекс, ко­торому человек вынужден следовать. Более того, в этой среде, как это свойственно всем асоциальным и антисоциальным группам, существует вступительное испытание, выдержав ко­торое начинающий наркоман порывает с общесоциальной мо­ралью. Его реакция на такую психотравму зачастую принима­ет отчаянную, вызывающую форму аморальности дальнейше­го поведения.

Облик приобретает достаточно характерные черты неряш­ливости, пренебрежения к чистоте, своему внешнему виду.

По мере длительности злоупотребления усугубляются объ­ективные биологические основания нравственного снижения: потеря здоровых межличностных отношений, аффективные расстройства, неспособность критически оценить свое поведе­ние. Одиночество, отчуждение от близких и окружающих лю­дей, поскольку общество само отталкивает злоупотребляюще­го, и проистекает из эмоционального опустошения.

Шизоидизация наркоманов (особенно морфинистов) опи­сывалась в 30-х годах прошлого века немецкими и отечествен­ными психиатрами. При этом имелись в виду интровертиро-ванность, аутизация, уход в собственные переживания, эмо-

циональная холодность, огрубение, отупение. В то время ус­пехом пользовалась концепция Кречмера, согласно которой и преморбидный склад личности, и дефект после болезни могли с той или иной степенью точности соответствовать одному из трех основных эндогенных психозов (циркулярному, шизоф­рении, эпилепсии), трем «кругам» патологии. В настоящее время необходимости в такой ориентации нет, она ограничи­вает понимание. Хотя при опиизме и гашишизме изменения личности приближены к тому, что наблюдается при шизофре­нии; при злоупотреблении снотворными и транквилизатора­ми — к тому, что наблюдается при эпилепсии (см. Часть III), а наркотизация циркулярна (подъем и спад), важно, что сущ­ностью психической инвалидизации при всех формах нарко­мании является прогредиентное развитие экзогенного психо-органического синдрома.

Примечательно, как эмоциональное опустошение меняет первоначальную положительную оценку членов своей компа­нии наркоманов (кататимность мышления). Достаточно скоро появляются и холодность, и дурное отношение, раздражитель­ное недоброжелательство, зависть. Такое отношение к лицам противоположного пола может производить впечатление го­мосексуальности, впрочем, не всегда ошибочное.

Сексуальная активность наркоманов претерпевает качест­венные — осуждаемые с нравственных позиций — и количест­венные изменения. Наркотическое одурманивание первона­чально, как правило, сопровождается повышением либидо и потенции. Особенно это выражено при приеме гашиша (кото­рый и с этими целями принимается на Востоке) и стимулято­ров. Через некоторое время отправление половых функций оказывается возможным лишь в состоянии опьянения, а при некоторых формах (опиизм) и во время абстинентного син­дрома. К исходу II стадии зависимости импотенция обяза­тельна. Тем не менее больные соответствующих жалоб не предъявляют и не ищут помощи, что объяснимо полным ис­чезновением либидо. Социальный смысл имеют качественные расстройства сексуальной сферы — нарушения сексуальной ориентации. Очень быстро обычными становятся промискуи­тет и групповой секс в «семье». Однополая группа наркотизи­рующихся, подростковый возраст ускоряют начало гомосексу­альных отношений. С длительностью заболевания, угасанием либидо и исчезновением потенции многие начинают зараба­тывать на наркотик пассивным гомосексуальным партнерст­вом. Опубликованные в США данные о частоте заболевания СПИДом у лиц, являющихся одновременно и наркоманами, и гомосексуалистами, подтверждают эту закономерность. Разу­меется, нельзя исключить подчеркиваемую некоторыми ис­следованиями роль гомосексуализма как этиологической предпосылки наркомании (см. Часть IV), однако клинический

109 îïûò ïîêàçûâàåò, ÷òî ãîìîñåêñóàëèçì îáû÷åí êàê ñëåäñòâèå íàðêîòèçàöèè. Åùå áîëüøåå êðèìèíàëüíîå çíà÷åíèå èìååò äðóãàÿ ñåêñóàëüíàÿ ïåðâåðñèÿ íàðêîìàíîâ — ïåäîôèëèÿ. Íå èìåÿ ñòàòèñòè÷åñêèõ ñâåäåíèé, ìû âñå æå õîòèì îòìåòèòü, ÷òî êàê ýòà, òàê è äðóãèå ïåðâåðñíûå ôîðìû, ïî íàøèì íàáëþäå­íèÿì, ÷àùå âñòðå÷àþòñÿ ïðè çëîóïîòðåáëåíèè ñòèìóëÿòîðàìè (îñîáåííî ýôåäðèíîì).

Аффективные расстройства на этапе снижения личности выражаются в утрате устойчивости настроения, которое те­перь определяется наличием или отсутствием наркотика, в ут­рате контроля за проявлением чувств, в их открытости и чрез­мерности. Постепенное обеднение эмоциональной гаммы приводит к полюсности эмоций, черно-белой их окраске, без нюансов, переходов. Это проявляется и в мимических движе­ниях, и в модуляции голоса, интонациях. Особая эмоциональ­ная грубость наблюдается при злоупотреблении седативными, снотворными препаратами, летучими наркотически действую­щими средствами, гашишем. При этих формах чаще, чем при опиизме, вероятны тяжелые аффективные вспышки с агрес­сией по типу археоаффекта, с утратой ясности сознания.

Моралистическая оценка наркомании утверждает безволие больного наркоманией, который по этой причине не в состоя­нии отказаться от своего порока. Однако на этапе снижения личности мы скорее видим перераспределение волевого по­тенциала: при ослаблении побуждений к неинтересной дея­тельности больной инициативен и активен в доставании нар­котиков. Он завязывает новые знакомства, легко и быстро со­бирается в дорогу, даже дальнюю, преодолевает препятствия.

Интеллектуальные изменения на этом этапе проявляются утратой интереса к умственным задачам, оценке, анализу си­туаций. Слабеет способность к активной концентрации вни­мания, что в свою очередь затрудняет мыслительные опера­ции. Уменьшается способность запечатления и удержания мнестического материала.

Следующий за этапом снижения личности в ослабоумли-вающем экзогенном процессе — этап психопатизации. Нарас­тание, учащение аффективных расстройств складываются в яркую картину. Можно вычленить астенический, эксплозив­ный, истерический, апатический варианты. В исследованиях алкоголизма [Портнов А. А., Пятницкая И. Н., 1973] типы психопатизации распределялись, казалось, произвольно; нам удалось лишь отметить, что с давностью болезни увеличива­лась частота апатического типа. Это позволило предположить, что апатизация в ряде случаев завершает развитие эксплозив­ного, астенического и истерического типов, предшествуя эта­пу деменции. При наркоманиях апатический тип психопати­зации показывает свою самостоятельность; апатизация разви­вается на фоне этапа снижения. Столь же независимо образу-

ются другие виды психопатизации, в дальнейшем без апатиче­ской симптоматики поглощаясь слабоумием завершающего этапа развития («пустая» деменция и деменция с эксплозив­ными или истерическими проявлениями).

Следовательно, при наркоманиях эксплозивный, астениче­ский, истерический и апатический типы психопатизации не связаны друг с другом в развитии процесса. Оговорить здесь следует истерические реакции, которые свойственны всем больным вне зависимости от типа психопатизации. Эти исте­рические реакции неспецифичны для личности, они отража­ют психическое, эмоциональное снижение — переход на более низкий, примитивный уровень эмоциональной жизни. Исте­рические реакции возможны и у здорового, гармоничного че­ловека, когда сверхсильный внезапный раздражитель «сбрасы­вает» личность на архаический уровень психических функций. Об истерическом типе психопатизации можно говорить лишь, когда меняется позиция личности в отношениях с внешним миром. Тогда характерная манера поведения, лживость, исте­рические реакции оказываются следствием этой новой эго­центричной позиции, способами общения с целями самосо­хранения, защиты, выгоды, приобретения чего-либо и пр.

Тип психопатизации обнаруживает связь не с другими ти­пами, а скорее с видом наркотика. Так, астенический и исте­рический типы чаще наблюдаются у злоупотребляющих опиа­тами и стимуляторами, эксплозивный — у злоупотребляющих седативными и снотворными средствами, апатический — у злоупотребляющих гашишем и другими психоделическими ве­ществами.

Нельзя исключить связь типа психопатизации с премор-бидным типом личности — этот вопрос не исследован. Однако действие того или иного вида наркотика настолько ярко при­водит к таким быстрым результатам, что кажется самодовлею­щим. Правда, тут же возникает другой вопрос, остающийся в свою очередь без ответа. Э. Крепелин первым подметил, что личность выбирает тот наркотик, дефект от злоупотребления которым соответствует ее чертам. Так, грубый и веселый че­ловек выбирает спиртное (имелись в виду эксплозивность и только псевдопаралитический тип деменции), астенический мечтатель — морфин. В наших наблюдениях преморбидно разные личности употребляли разные наркотики, но после­дующая психопатизация была однотипна.

Это позволяет критически подойти к некоторым работам, в которых как будто устанавливается прямая связь между исход­ными особенностями личности (истерическими, возбудимы­ми, стеничными) и последующими качествами болезни, когда не только тип психопатизации, но и прогредиентность, тече­ние, характер ремиссии, механизмы рецидива и пр. соответст­вуют преморбидным чертам. Отправной позицией таких ис-

111 следований, по-видимому, служит недооценка биологической силы токсического фактора, нивелирующего изначальные психические вариации, стереотипизирующего процесс. Разу­меется, там, где исходный фон за пределами нормы (сомати­ческой, психической, в том числе случаи психопатии, психо­за), процесс развивается искаженно.

Развитие психоорганического синдрома при многих фор­мах наркомании, однако, идет достаточно высокими темпами. Как мы увидим далее (см. Часть III), при некоторых формах слабоумие становится наглядным спустя короткое время и этап психопатизации не успевает проявиться.

На фоне неустойчивых, неконтролируемых, упрощенных чувствований утяжеляются психопатологические синдромы тревоги и депрессии.

Тревога с двигательной гиперактивностью, бессонницей обычно сопровождается соматическими жалобами: неопреде­ленными, меняющимися. Можно допустить, что основанием жалоб служат сенестопатические ощущения, провоцируемые мышечным напряжением, кишечной дискинезией. Выделен­ный Ю. П. Сиволапом ипохондрический синдром здесь уже определяет течение болезни (дополнительное употребление седативных препаратов, отказ от наркологического лечения, провоцирование рецидива). В состоянии тревожного возбуж­дения больные нередко стремятся куда-то уйти, ночуют (вер­нее, проводят бессонную ночь) в непривычных местах, на чердаках, в подвалах. Возрастает агрессивность, в том числе аутоагрессия с суицидальными действиями. Иногда пациенты не в состоянии понять, объяснить свое состояние, однако их мимика, интонации, моторное беспокойство, переходящее в суетливость, очень характерны.

Не всегда осознается больными и депрессия. Признавая «плохое» настроение, наркоманы объясняют его внешними, неудачно складывающимися обстоятельствами, придирками близких, милиции, фактом госпитализации и т. п. Н. С. Мар­ковской (1981) впервые показана диссоциация эмоциональ­ных функций (на примере алкоголизма). При наличии де­прессивной симптоматики больные утверждают, что настрое­ние их вполне удовлетворительное. При психологическом тес­тировании в картах самооценки (методика сотрудников пси­хоневрологического научно-исследовательского института — ПННИИ им. В. М. Бехтерева) они отмечают одновременное переживание полярных чувствований: счастья и гнева, тоски и радости, ровного настроения с печалью или с опасением привходящего заболевания, счастья и тоски. Для объяснения этого феномена привлечения понятия анозогнозии оказалось недостаточным. Диссоциации эмоциональной сферы соответ­ствовала неадекватность вегетативного фона. Так, например, интенсивная депрессия не сопровождалась соответствующей

симпатотонией. Таким образом, на примере эмоциональных расстройств наглядна дезорганизация не только психической сферы, но и многосистемная дезинтеграция. Это достаточно проявлялось в картине наркотического опьянения и просле­живается и на протяжении всего заболевания.

Депрессия, как правило, не включает самообвинения. При всех формах наркотизма «стрелка виновности» направлена во­вне, что обнажает нравственное снижение. Подавленное на­строение, тоска, слезливость, ощущение бесперспективности, безнадежности, жалость к себе, сожаление об утраченных воз­можностях сочетаются с чувством неполноценности и суици­дальными мыслями. Первые приступы депрессии включают элементы тревоги, в дальнейшем депрессия приобретает дис-форический оттенок, чередующийся с дисфориями. К исходу заболевания наблюдаются вялые депрессии.

Дисфория представлена двумя формами. Эуфория (эйфо­рия) с приподнятым настроением, внутренним напряжением, не заражающим, а пугающим окружающих весельем, двига­тельной чрезмерной активностью, дурашливостью, растормо-женностью, напоминающими морию, лобный синдром. Такая дисфория обычно (но не всегда) связана с интоксикацией, здесь можно говорить о дисфорической форме опьянения. Ги-пофория, чаще встречаемая, характеризуется подавленным настроением, переживаниями тоски и злобы, потребностью в агрессивной разрядке, в движении. При злоупотреблении сно­творными препаратами, особенно барбитуратами, дисфория выражается застойностью, вязкостью и навязчивостью. Дис­фория — тяжелый синдром, который свидетельствует об орга­нических расстройствах психики. Даже при эндогенных забо­леваниях появление дисфории предвещает плохой прогноз.

Удовлетворяющий больного режим регулярного приема наркотика не снимает аффективной психопатологии. Введе­ние наркотика облегчает состояние на несколько часов, после чего картина восстанавливается, поэтому возникновение тре­вожного, депрессивного, дисфорического синдромов нельзя объяснить абстинентным состоянием. Вначале кратковремен­ные, в течение нескольких дней, в дальнейшем они затягива­ются на недели.

С наступлением последнего этапа, деменции, психооргани­ческий синдром достигает максимальной выраженности. Нар­команы приобретают облик психически больных, на что обра­щают внимание и неспециалисты: неадекватность мимиче­ских реакций, погруженность в себя, диспластические, ско­ванные или расслабленные движения, дискордантность по­ходки нередко с пропульсией или пошатыванием даже в трез­вом состоянии. Двигательная активность угасает, больные ча­сами могут сидеть или лежать в неподходящих местах, не ме­няя позы. Находясь в группе, они по существу не общаются,

- И. Н. Пятницкая

113 не разговаривают друг с другом. Нередко на лице застывает привычное выражение страдания или растерянности (хотя со­стояние сознания при этом бывает не нарушено), у многих лица амимичны.

Мимика уже не отражает психической деятельности и, в частности, эмоционального состояния. Происходит — это так­же отмечено впервые Н. С. Марковской (1985) в наблюдениях при алкоголизме — рассогласование эмоций и сопровождаю­щих их не только расстройства вегетативного тонуса, но и мо­торики.

В этих конечных состояниях дисфории утрачивают яркость и энергетическую насыщенность проявлений. На фоне про­грессирующего энергетического истощения депрессии вялые, апатоабулические.

Лишь под действием наркотика больные оживают, у них появляется потребность в общении и движении. При этом психопатологическая симптоматика обнажается, становится наглядной. Обнаруживается бедность эмоций (олиготимия) и побуждений, хотя на фоне сниженной спонтанности возмож­ны импульсивные действия. Больные плохо понимают вопро­сы, особенно в усложненной форме или касающиеся отвле­ченных тем, ответы на них поверхностны, олигофазичны, об­наруживают оскудение фразеологического и словарного запа­са. Слабость задержки, концентрации внимания видна в край­ней отвлекаемости при беседе и выполнении инструкций, не­способности к продолженным последовательным действиям. Все это отражает глобальную мозговую дисфункцию.

Расстройства памяти разнообразны. По выходе из интокси­кации с помрачением сознания мы можем наблюдать ретро- и антероградную амнезии. Антероградная амнезия следует за более тяжелой интоксикацией или свидетельствует о замед­ленном вытрезвлении, когда при видимом клиническом бла­гополучии усвоения, фиксации нового материала не происхо­дит, он быстро забывается. Предполагается, что в основе рет­роградной амнезии лежит дисфункция фронтальных отделов мозга, антероградной — лимбической системы.

Таким образом, хронический органический психосиндром представлен расстройствами памяти, внимания (особенно на­глядно-активного внимания), снижением интеллектуальных функций (понимание, способность к абстрагированию, кри­тике), аффективными нарушениями в форме дисфории и вя­лых депрессий.

При некоторых формах интоксикации, особенно при зло­употреблении седативными и снотворными препаратами, ор­ганический психосиндром проявляется брадипсихией (медли­тельность мышления и речи, ригидность, обстоятельность, персеверации). При злоупотреблении некоторыми стимулято­рами, летучими наркотически действующими веществами ве-

роятно развитие псевдопаралитического синдрома, когда сла­боумие сочетается с приподнятым настроением, беспечно­стью, высокой возбудимостью и быстрой истощаемостью, расторможенностью влечений, некорригируемым поведением. При некоторых наркоманиях, вызывающих органическую де-менцию, речевая продукция, особенно в состояниях опьяне­ния, представляет ярчайший пример анаколуфа1: начиная с одного, фразу больной кончает другим.

Импульсивность, дурашливость, двигательная растормо-женность, аморальность, грубость, непонимание своего со­стояния, неспособность скрывать и компенсировать свой де­фект — эта форма слабоумия была известна с конца прошлого века. Описана под различными названиями: эйфорическая де-менция, мория, а у больных юного возраста — гебефрения. В отечественной литературе оценивается как лобный син­дром, что не совсем верно: помимо морфологических измене­ний во фронтальных и суперорбитальных участках, наруша­ются глубинные области мозга. Поскольку гебефренный син­дром сейчас считают патогномоничным для шизофрении, воз­можен ошибочный диагноз у молодых наркоманов.

Однако наиболее типичный вариант конечного этапа раз­вития психоорганического синдрома при наркоманиях — апа-тоабулическая деменция.

Развитие психоорганического синдрома в процессе нарко­тизации неуклонное, прогредиентное. Колебания создаются аффективными состояниями — тревогой, депрессией, дисфо­рией. Но на этом фоне уже в непосредственной временной связи с разовыми состояниями интоксикации и абстиненции вероятно возникновение острых психозов. Нередко после пе­ренесенного психоза обнаруживается утяжеление, углубление психоорганической симптоматики, скачкообразное продвиже­ние процесса2.