Символический интеракционизм

Наименование «символический интеракционизм», вве­денное Гербертом Блумером (1900—1987), претендует на то, чтобы быть альтернативой как макросоциологическому функционализму, так и индивидуально-психологически обосновываему интеракционизму Хоманса. Герберт Блумер был преемником Дж. Г. Мида в Чикагском университете ивпервые открыл Мида широким кругам социологов. Он опи­рался на Мида и Чикагскую школу социологии как основу символического интеракционизма.

Ссылки Блумера на Дж.Г. Мида как подлинного основа­теля символического интеракционизма вызвали критику тех, кто видел принципиальное различие между социальным би­хевиоризмом Мида и символическим интеракционизмом. На это Блумер возражал, что между концепциями его и Мида нет существенного различия; обе они продолжают натура­листическую традицию.

Символический интеракционизм в первую очередь инте­ресует реальное понимание того, что происходит между со­циально действующими на самом деле. Философский праг­матизм представляет собой общую основу, исходя из кото­рой уже со времен Зиммеля прослеживаются связи с традицией понимающей философии жизни. Однако по сво­ей сути символический интеракционизм сохраняет бихевио­ристскую модель мышления, но в то же время учитывает в анализе, как факт взаимной интерпретации, так и социаль­ное возникновение значений в интерактивном процессе. От Мида символических интеракционистов отличает то, что они в большей степени социологи, чем Мид. Если для Мида речь идет об объяснении становления «Я» как социального про­цесса, то у Блумера в центре стоит он сам, а социальный генезис «Я» — это уже предпосылка.

Символические интеракционисты исходят из того, что социальный процесс сосуществования создает и подчеркивает правила, а не наоборот — лишь правила создают и поддерживают интеракции. Уже существующие правила должны в каждой новой ситуации действия заново интер­претироваться участниками действия и адаптироваться к данной конкретной ситуации.

Согласно Блумеру, символический интеракционизм осно­ван на трех предпосылках.

1. Люди действуют на основании значений, которое имеют предметы, люди или ситуации для совершающих действие.

2. Значение возникает в процессе социального взаимодей­ствия.

3. Значение применяется и модифицируется в процессе интерпретации, идущем между осуществляющим действие и окружающим миром.

Этот процесс интерпретации происходит в две фазы: вначале имеет место «внутренняя коммуникация» личности с самой собой о «предмете», ситуации и других участвующих лицах, в отношении которых индивид хочет или должен совершать действия. Затем значения проверяются с учетом желаемого управления действием. Значения, возникающие в социальном процессе, действующий не просто восприни­мает как нечто предварительно заготовленное, но обдумы­вает и изменяет в зависимости от ситуации и цели действия.

Понятия служат инструментом, чтобы обеспечить раци­ональные действия с учетом среды. Поэтому выработка по­нятий стоит в начале всякого изменения реальных истори­ческих условий, например, путем революционных действий: понятие неравенства должно было прежде пройти длитель­ный и сложный процесс коллективного переосмысления в понятие несправедливости, чтобы стать стимулом к дей­ствию.

Понятия — это способ подхода к познаваемому миру, ко­торый может изменить этот мир. Поэтому Блумер исследо­вал социальный интерактивный процесс как процесс, через который определенные факторы приобретают значение итем самым становятся действенными. Это положение в прин­ципе можно отнести и к самой науке. В намерения Блумера входил пересмотр таких традиционных понятий в социоло­гии, как статус, роль, нормы и т. п. Он считает, что обычное употребление этих понятий в социологии овеществляет ре­альность посредством наклеивания ярлыков (этих понятий). Научные понятия, так же как и все остальные, приобрета­ют свое значение лишь в процессе социального взаимодействия. Статус, норма, роль получают свое практическое зна­чение лишь при социальном взаимодействии.

Если социология в традициях Дюркгейма исходит из представления о твердо установленном жизненном порядке (культура, социальный порядок), который заключается в пра­вилах, нормах, ценностях и т. п., то Блумер отвергает этот твердый жизненный порядок и считает, что существует це­лый ряд неинституционализированных областей и что суще­ствующие правила в любой ситуации заново интерпретиру­ются деятелями и потому в определенном смысле должны со­здаваться заново. Общественные образцы интерпретации правил в каждой отдельной ситуации видоизменяются и ин­терпретируются заново.

У Дюркгейма социальные факты воспринимаются инди­видами как оказывающие внешнее принуждение на их дей­ствия. Блумер, напротив, подчеркивает, что социальная дей­ствительность непрерывно создается и изменяется индиви­дами в процессе их взаимодействия. Такие сложные социальные образования как классы, объединения, органи­зации, институты, которые традиционная социология рас­сматривала как целое с собственной динамикой, являются для символического интеракционизма распоряжениями лиц, действия которых связаны между собой и чье восприятие ситуации совпадает. Они объясняют социальное действие в организациях не принципами организации или системы, а процессами интерпретации, которые являются результатом символических интеракций действующих (деятелей).

Герберт Блумер называет задачей социологии прямую «натуралистическую» проверку эмпирического социально­го мира. Это мир нашего повседневного опыта, определяю­щий перспективу, из которой мы видим жизнь свою и чу­жую. Он входит в науку в качестве предпосылки. Отсюда ученый определяет постановку вопроса и проблему иссле­дования. Оно, в свою очередь, определяет, какие данные следует найти, чтобы на основании плана исследования их сопоставить и интерпретировать.

Блумер различает два метода социальных исследований: эксплорация (исследование) и инспекция. Эксплорацией он считает определение постановки проблемы и разработку плана. Это столкновение исследователя с «предметами», которые он собирается исследовать. Необходимые для этого методы имеют эвристическое значение и должны обладать большой гибкостью.

Возникшие в процессе научной коммуникации значения, понятия, аналитические категории и т. п. должны быть пе­репроверены с учетом конкретной проблемы и ее эмпири­ческого содержания. Такие понятия как «интеграция», «мо­бильность», «харизма» и т. п. должны применяться к конк­ретному исследовательскому замыслу, их эмпирическая важность должна быть перепроверена. Этот процесс Блумер называет «инспекцией».

По мнению Блумера, процесс исследования поэтому ме­нее важен для объяснения объекта, он сам понимается как интегративный процесс. Наука — это процесс, в котором ис­толковывается действительность. Она основывается на совокупности уже имеющихся научных образцов, которые в процессе исследования как дискурса между наукой и объек­тивным миром модифицируются, переистолковываются.

Таким образом, объективный мир и наука не подраз­деляются строго на объект и субъект, а наука тоже стано­вится частью социального процесса. Однако «натуралисти­ческая» позиция Блумера, как и Мида, является отходом, как от идеалистической, так и от реалистической точек зрения. Хотя реальный мир постулируется как объект, но он вос­принимается не как жестко заданный, а как изменяющийся в зависимости от нашего восприятия. Натуралистически это, соответственно, означает, что, несмотря на подчеркнуто субъективную интерпретацию, речь идет о реальном мире повседневной жизни и действий, которые естественно произ­водятся людьми в их обыденном поведении.

Ирвинг Гоффман.Анализ Ирвинга Гоффмана (1922—1982) пронизан многообразием перспектив, которые представля­ют «социальные миры» для участвующих индивидов. Гоф­фман, пожалуй, самый известный автор, которого обычно причисляют к символическим интеракционистам. Из-за оригинальности вклада Гоффмана подобное причисление несколько проблематично, хотя он разделяет целый ряд по­ложений интеракционистов. Сам он считал себя скорее одиночкой, чем представителем какого-либо направления; это, впрочем, только самооценка, которая имеет в Америке оп­ределенную традицию.

Гоффман занимался ситуативными системами действий, т. е., в отличие от функционалистов, не прочными структу­рами, а «моментальными снимками» поведения людей, ко­торые что-либо делают вместе. Вместо объяснения «больших структур» он выбирает «атомистические рамки» и задает вопрос, а что же происходит, собственно, в совершенно оп­ределенной реальной ситуации. Поэтому человек у Гоффмана определяется и объясняется без ссылок на культуру, ис­торию, общественную структуру: он есть то, что он сейчас делает. Поведение определяет бытие, или «doing is being» («поступок есть бытие»),

В соответствии с этим на первый план у Гоффмана вы­ходит выразительное поведение, т. е., хотя поведение чело­века определено в содержательном плане, наряду с этим ин­дивид посылает сигналы, делает жесты и т. п., которые вы­ражают это содержание, но могут относиться и к другим вещам. Это вновь напоминает об известной возможности несоответствия между вербальной и невербальной комму­никациями. С помощью выразительного поведения, которое имеет преимущественно невербальный характер, человек сознательно или неосознанно производит определенное впе­чатление на других. Действительное впечатление у адреса­та следует при этом отличать от того, какое впечатление намеревается произвести действующий индивид. Вырази­тельное поведение используется для представления себя, для создания впечатления, которое индивид хотел бы произвес­ти на других («impression management»).

Выразительное поведение может также выдать «истин­ные» или «собственные» мотивы, намерения, установки че­ловека, может дать другим представление о нас, которого мы не имели в виду, может уличить наши слова во лжи. Однако оно может использоваться и намеренно, чтобы со­здать обманчивое впечатление, чтобы солгать и т. п.

В социальной интеракции индивиды реагируют как на содержание действия, так и на истолкование действия са­мим действующим, которое он демонстрирует своим осознаваемым выразительным поведением, но также и неконт­ролируемым выразительным поведением: восприятие этого также определяет их интерпретацию действия. Кроме того, интерактивная ситуация осложняется еще и тем, что участ­ники в зависимости от обстоятельств могут занять в отноше­нии своих собственных действий и поведения различные позиции («честная», «циничная» и т. д.).

Эту многослойность Гоффман пытался охватить с помо­щью драматического анализа, который переносит принци­пы театра на социальную интеракцию. Он использует та­кие структурные элементы театральной ситуации, как отно­шения актер—публика, личность—роль, сцена—кулисы, чтобы отразить социальные ситуации и интерактивное по­ведение.

На основе этой теории взгляды Гоффмана можно сфор­мулировать следующим образом:

— люди действуют в ситуациях не независимо друг от друга, а как участники ситуации;

— при этом они ориентируются на образцы поведения, которые они, однако, вызывают к жизни и интерпретируют лишь посредством своего «исполнения»;

— люди действуют не только с учетом какой-то цели, ко­торая представляет содержание действия, и вступают тем самым в контакт с другими, общаются друг с другом и на ином уровне, на котором они производят определенное впе­чатление о себе и истолковывают выразительное поведение других;

— люди в своей социальной коммуникации не всегда являются тем, чем они кажутся; впечатление, подразумевае­мый смысл и содержание действия могут отличаться друг
от друга.

Соотношение I—Me, которое в социальной психологии Мида в постоянном внутреннем диалоге конституирует саму личность, Гоффман интерпретирует как расщепление иден­тичности человека и рассматривает его как основное экзис­тенциальное условие человеческого бытия. Между патологической картиной раздвоенной личности в психиатрии и нормальной человеческой ситуацией, согласно Гоффману, существуют лишь «постепенные» различия, что приводит к тому, что поведение душевнобольных в заостренной и край­ней форме отражает нормальное поведение. Основной инте­рес Гоффмана направлен на идентичность человека в об­ществе; социальная интеракция представляет собой для человека рискованный процесс, признаком которого явля­ется неопределенность вследствие ситуативной относитель­ности норм и возможных действий других.

Социальная идентичность важна здесь в двояком смыс­ле: с одной стороны, в смысле социальной категории (cate­goric identity), с другой стороны — как индивидуальная, личная идентичность. Действующий пытается оправдать ожидания и все-таки настоять на своем определении ситуа­ции. Это предполагает некий рабочий консенсус, нестабиль­ное состояние взаимного признания, временно принятое ин­терсубъективное определение ситуации. Определенную роль при этом играет также взаимное приписывание признаков («virtual social identity») и их отличие от действительных индивидуальных атрибутов («actual social identity»). Это различение играет роль при «стигматизации», когда соци­альная среда индивида использует какое-то свойство инди­вида, которое она считает негативным, чтобы отвернуться от него и не позволить ему обычного социального общения.

С точки зрения индивида, интерактивный процесс — это своего рода торг, при котором речь идет о сохранении и утвер­ждении собственной идентичности, о «как будто бы действии для идентичности». Такое «вторичное приспособление» по­средством стратегического использования действий в целях «impression management» — естественный спектакль, кото­рый разыгрывается в социальных ситуациях.

Эта концепция Гоффмана оказала значительное влияние на понятие роли. Оно теряет свое значение как структурное понятие и становится понятием ситуационным, т. е. исполь­зуется на «моментальных снимках» поведения людей во время совместной деятельности face-to-face (лицом-к-лицу). Роль рассматривается в первую очередь не как норматив­но-структурно обусловленная, а как поведение в какой-то ситуации («situated role»). При этом большое значение уча­ствующие индивиды придают дефиниции.

Исходя из этого и из факта восприятия индивидами Гоффман делает вывод, что они противостоят ожиданиям; он особо выделяет «исполнение» роли в его драматургических аспектах как трансформацию первичных «рамок». Индивид верит, что в различных ситуациях на него возлагается це­лый ряд ожиданий; с помощью «audience segregation», т. е. дифференциации «публики», он отграничивает друг от дру­га различные роли («role-segregation»).

Ролевая игра индивида изменяется в зависимости от того, идет ли речь о регулярно повторяющихся социальных ситуа­циях или разовой ситуации. «Regular performers» (регуляр­ные исполнители) лучше усваивают роль (обязательство); типичны в этом случае профессиональные роли: здесь инди­вид подвергается особенно сильному давлению ролевых тре­бований. Если индивид до такой степени идентифицирует себя со своей ролью, что находит себя в ней и в соответствии с этим аффективно ориентируется на нее, то Гоффман гово­рит о «role-attachment» (закреплении роли). Если индивид полностью раскрывается в социальной ситуации и поведение становится бытием, то Гоффман обозначает это как «role-embracement» (принятие роли). Если индивид лишь для вида идентифицирует себя со своей ролью, то налицо «role-simulation», которая становится очевидной в «выходе из ро­ли», когда индивид не чувствует, что за ним наблюдают.

Если имеются явные несоответствия между ролью и выразительным поведением, которые вызваны различной интерпретацией ситуации и совершаются, сознательно, то речь идет о ролевых разногласиях (rolen-dissens), или о ди­станции от роли, при которой роль хотя и исполняется, но в то же время ясно дается понять, что личное «Я» не подчине­но полностью ситуативному «Я» (например, с помощью на­смешек, небрежного отношения и т. п.).

Роли сильно отличаются по своим экспрессивным возмож­ностям, т. е. существуют роли, которые «растяжимы», посколь­ку в них индивид своим выразительным поведением может «выпустить пар», в то время как другие роли этого не позво­ляют (например, студент и рабочий на конвейере).

Анализ Гоффмана затрагивает отношения между струк­турами и повседневными действиями, правда, все это рас­сматривается со стороны последних и с точки зрения уязви­мости личной идентичности. Обыденные действия рассмат­риваются Гоффманом не как следствия или предпосылки структурного порядка; он рассматривает их как сравнитель­но автономную сферу, которая своей автономией обязана тому, что контакты людей face-to-face (лицом к лицу) имеют определенные воздействия, которые нельзя свести к струк­турам, но которые оказывают на них влияние.