ПРИЧИНЫ И МОТИВЫ УЧАСТИЯ КИТАЙСКИХ МИГРАНТОВ В РЕВОЛЮЦИОНЫХ СОБЫТИЯХ 1917–1921 гг.

В данном разделе ставится задача кратко осветить процесс миграции граждан Китая в начале ХХ века на территорию Российской империи, в том числе на Украину, и увязать условия труда китайцев с причинами и мотивами их вступления в формирования Красной армии на протяжении революционных событий 1917–1921 гг.

Как известно, к середине ХIХ века Китай стал объектом экспансии Великобритании, Германии, США, Японии и других капиталистических держав. Интересы России в Китае нашли свое отражение в Айгунском (1858) и Пекинском (1860) договорах – разграничение границ, плавание судов обеих стран по рекам Амур, Сунгари, Уссури, покровительство торговле.

Особый этап в усилении присутствия России в пограничных с Китаем землях занимает решение Илийской проблемы, возникшей в Китае в 60–70 гг. ХIХ века. Вследствие часто вспыхивающих восстаний мусульманского населения Синьцзяна, кокандский предводитель Якуб-бек проник из Средней Азии в район южнее Тянь-Шаня и создал независимое государство. В противовес планам англичан, рассчитывавших при помощи Якуб-бека создать у границ Индии на территории Кашгара подчиненное им мусульманское государство, Россия в 1871 г. оккупировала Кульджу и прилегающие к ней районы под тем предлогом, что цинское правительство не в силах удержать в них свою власть. После подавления цинским правительством в 1878 г. восстания, в Россию, спасаясь от казней, бежало свыше 4 тысяч дунган. В ходе ряда переговоров в 1881 г. был подписан Русско-китайский договор, по которому западная часть Илийского края закреплялась за Россией. Остальная часть возвращалась Китаю. Во время передачи Илийского края цинскому правительству 80% илийских уйгур и дунган, опасаясь преследований цинского правительства, переселилось на территорию русского Семиречья, где получили землю. В 90-е гг. ХIХ века, по мнению китайского историка Пын Мина, царское правительство «усилило экспансию в Китае, стремясь создать на Востоке «Желтороссию» 16, 27].

Ихэтуаньское восстание крестьян и городской бедноты в северной части Китая (1898–1901 гг.) носило также и антиимпериалистический характер. В Китай были направлены войска Германии, Австро-Венгрии, Франции, США, Японии, России и Италии. Восстание было жестоко подавлено. 7 ноября 1901 г. китайское правительство подписало кабальный «Заключительный протокол», окончательно превративший страну в полуколонию.

Итоги экспансионистской политики России на Востоке анализировали ряд видных в будущем военачальников. Л. Корнилов считал, что России не надо стремиться к расширению границ на Востоке и присоединять Кашгарию. «Нам, – писал он, – несравненно выгоднее оставить ее во власти такого уживчивого и миролюбивого соседа, как китайцы, обеспечив за собой безусловное политическое и торговое влияние в этой стране, на что мы имеем исключительное право в силу близкого соседства с Восточным Туркестаном и близких родственных связей его населения с населением Русского Туркестана» [цит. по: 6]. А. Деникин, говоря о колонизации Востока Россией и возможной военной угрозой оттуда для России, в военно-политическом очерке «Русско-Китайский вопрос» отмечал, что «будущее чревато событиями и что к ним надо серьезно готовиться». Что «чьи бы ни были ошибки прошлого, мы – вся страна, являемся за них ответственными, вся страна будет расплачиваться за них трудом и кровью народа» [цит. по: 6].

В результате подписания неравноправных договоров в начале ХХ в. империалистические державы укрепили привилегированное положение зарубежных коммерсантов: добились установления очень низких таможенных пошлин на ввозимые товары, права основания в Китае банков и торговых фирм. Используя политические и экономические привилегии, иностранцы захватили огромный китайский рынок и начали контролировать внешнюю и внутреннюю торговлю страны. Китай в значительной мере оказался под влиянием иностранного капитала.

В условиях ухудшения жизни китайцы начинают искать счастья за пределами своей страны. А. Снесарев в работе «Афганистан», говоря о «желтой угрозе», колонизации китайцами Европы в начале ХХ века, отмечал, что по наблюдениям специалистов, «китайская переселенческая и колонизаторская волна неудержимо ползет до Монголии и Маньчжурии в направлении к северу. Более ясное ее начало отмечается в 1902 г…». Что «бытовая неприхотливость и дешевизна жизни делают китайца в области экономических состязаний, конечно вне условий техники, непобедимым; биологическая конъюнктура тоже на его стороне. И если климатическая обстановка, до сих пор сдерживавшая китайскую массу на определенной территории, будет как-то побеждена, то для желтой волны препон, видимо, не будет» [6].

К 1912 г. население Китая составляло около 400 млн. человек. Из них 90 % населения – китайцы, остальные принадлежали к другим национальностям (уйгуры, тибетцы, шаны, лоло, монголы и др.) В городах проживало не более 17 % населения. Внутреннее социально-экономическое положение Китая продолжало осложняться. На протяжении 1914–1919 гг. вследствие несчастных случаев на производстве пострадали свыше 24 тысяч человек. Только 11 января 1917 г. при обвале на Фушуньской угольной шахте погибло 924 человека. Пын Мин отмечал, что на предприятиях не существовало социального страхования и законодательства по охране труда, не было пособий по безработице, там царила феодальная система организации труда через подрядчиков («старшинок»); рабочие подвергались обыскам и даже ограничениям для посещения уборной. Рабочий должен был получать «бирку для уборной», причем рабочих было несколько тысяч, а «бирок» – всего две [16].

Тяжелое положение было и в селе. Плата за землю, налоги, займы, а также различные повинности довели крестьянство до грани обнищания, а непрекращающиеся войны поставили его на край гибели. Согласно материалам обследования пекинского министерства сельского хозяйства и торговли, количество заброшенных земель только с 1914 по 1917 гг. увеличилось почти в три раза [16, 59].

Поэтому в начале ХХ в. количество отправлявшихся за рубеж китайских рабочих и крестьян, гонимых нуждой и безработицей, постоянно росло. С 1906 по 1910 гг. из Китая на Дальний Восток России прибыло около 550 тысяч человек, часть которых осела там на постоянное место жительства. Только в Амурской и Приморской областях проживало в 1912 г. более 200 тысяч китайцев [10, 6–7].

Большое значение для миграции китайцев имела Китайско-Восточная железная дорога общей протяженностью свыше 2500 км. Она была построена Россией в 189 –1903 гг., имела связь как с железнодорожной сетью России, так и железными дорогами Китая, в частности с Пекин-Шэньянской железнодорожной веткой.

Въезд в Россию до 1914 г. осуществлялся отходниками бессистемно, семьями и по одиночке, как на период сезонных работ, так и на более долгий срок. Количество денег на дорогу являлось единственным регулятором глубины проникновения на громадную территорию России. Например, Сун Су-дин В. отмечал, что когда ему было 11 лет, семья выехала через Харбин в Россию. С 1914 по 1917 гг. он воевал в царской армии, служил на кухне [6]. Задолго до Первой мировой войны въехал в Россию и Фу Шун-тево Михаил. Сначала он в 1910 г. прибыл в г. Пермь, где работал в депо чернорабочим, а в 1916 г. переехал в Петроград, где и вступил в 1918 г. в Красную гвардию [6]. Цзи Шоу-шань приехал в 1916 г. на строительство Мурманской железной дороги, а с 1917 г. работал на строительстве ирригационных систем под Ереваном. В дальнейшем его и Мын Чжао-сяна мобилизовали в русскую армию и отправили на Турецкий фронт. В 1918 г. оба вступили в красногвардейский отряд во Владикавказе [10, 64]. На Украине они воевали под Елисаветградом (Кировоград). Лю Си в Россию приехал в 1911 г. В 1915 г. он «случайно поступил в дружину старой Николаевской армии по охране складов в г. Эривань (Ереван. – Н.К.)». Служил в царской армии включительно по 1917 г. После окончания Гражданской войны служил в рядах милиции на Украине [6].

Накануне и в период Первой мировой войны процесс переселения отходников усилился и в угледобывающие районы Украины. Имея в виду Сорокинский, Изваринский, Екатеринодонский, Урало-Кавказский и другие близлежащие рудники, Г. Чапанская отмечала, что среди первых поселенцев были китайцы, персы, корейцы, татары. Движимые единым желанием хорошо заработать на вновь открытых шахтах, «люди разных национальностей срывались с насиженных мест, приезжали в одиночку, а то и семьями, обосновывались» [6]. Житель г. Краснодона К. Дахненко отмечал, что турки, татары, китайцы в большинстве работали на самых тяжелых работах – на погрузке угля вручную, который носили на носилках в железнодорожные вагоны, были погонщиками лошадей на «воротках» мелких шахт, на разных работах в шахтах-наклонках [6]. Как вспоминал председатель Сталинского (Донецкого) облисполкома А. Струев, первая шахта (в дальнейшем шахта № 1) на руднике Сорокино была заложена в районе Провал-балки. Поселок, построенный на его месте, позже назывался «Шанхай». Он состоял из бараков и землянок рабочих, которые назывались китайскими [6]. Следует добавить, что такие поселки из землянок и мазанок китайцев появились во многих городах, и получили такое же название – «Шанхай».

По статистическим данным, превышение количества китайских граждан, прибывавших в Россию, над выехавшими из нее в 1907–1911 гг. составило 12,9 тыс. чел., в 1912 г. – 15,3 тыс. чел., в 1913 г. – 13,1 тыс. чел., в 1914 г. – 19.1 тыс. чел.

За время Первой мировой войны, особенно после вступления в нее Китая (август 1917 г.), в Россию было отправлено для тыловых работ не менее 100 тысяч китайских рабочих [4, 110]. Этому процессу способствовали уже другие обстоятельства. Уменьшение доли промышленных рабочих в России и спрос на дополнительные рабочие руки во всех сферах хозяйства поставили на повестку дня вопрос о ввозе иностранных рабочих. М. Гильберт считал, что количество призванных промышленных рабочих на фронт составило за 1914–1917 гг. 1,5–1,75 млн. человек, что приблизительно равнялось 30 % от довоенного состава (3,5 млн.), или 40 % мужчин, занятых в промышленности. К 1917 г. число мобилизованных в стране достигло 16 млн. человек против 3,25 млн. в августе 1914 г. Увеличение общей численности промышленных рабочих в течение 1914–1917 гг. при одновременном отливе в армию не менее миллиона человек означало приток в фабрично-заводскую и горную промышленность огромного количества новых рабочих. Так, за годы Первой мировой войны 55 % кадровых рабочих Донбасса было мобилизовано на фронт, часть за революционные выступления находилась в тюрьмах и ссылках [6].

Новые рабочие нужны были повсюду. Поэтому для работы в тылу, прежде всего, в горной промышленности, в годы войны был заметно усилен практиковавшийся и в мирное время ввоз в Россию населения из восточных стран. Далеко не в редких случаях, как отмечал М. Гильберт, ввоз осуществлялся насильно, под конвоем. В январе 1917 г. в одной только каменноугольной промышленности Донецкого бассейна, Урала и Иркутской горной области было занято свыше 7 тысяч китайцев, корейцев и персов. Основную массу «желтых» рабочих составляли китайцы. По данным управления Китайско-восточной железной дороги, общее число китайских рабочих, отправленных через Харбин до 1 сентября 1917 г., составило 67 123 человека. По наиболее полным сведениям союза китайских граждан, это количество достигало 80 тысяч человек. Из общего числа китайцев, учтенных управлением Китайско-восточной железной дороги, в промышленности было использовано от 12,5 до 22 тысяч человек, остальные эксплуатировались полевым строительным управлением, железными дорогами и т. д. [6].

В письме ЦИК Всероссийского союза китайских рабочих в Наркоминдел от 1 декабря 1920 г. говорилось, что уже в начале 1915 г. во многих странах ощущался недостаток рабочих рук во всех отраслях промышленности. Поэтому правительства стран Антанты «в поисках дешевых рабочих рук обратили свой взор на Китай, надеясь получить от китайского республиканского правительства разрешение на право свободной вербовки китайских кули с тем, чтобы вывезти их в Европу для заполнения недостающих рабочих рук как в тылу, так и на фронтах. Под давлением великих держав Китайское правительство принуждено было разрешить вывоз своих подданных за границу» [6].

Для организованного ввоза иностранных рабочих уже весной 1916 г. был распространен циркуляр Совета Съезда горнопромышленников Юга России от 6 апреля 1916 г. о желательности ввоза китайских рабочих для работы на шахтах и заводах Юга России в связи с недостатком рабочей силы. К циркуляру прилагались: характеристика китайцев как рабочих; условия найма и их доставки; примерный договор найма. К докладу Совета Съезда горнопромышленников Юга России (декабрь 1916 г.), в котором содержались рекомендации по ввозу китайцев, прилагались два документа: а) «Правила о порядке использования инородцев, привлекаемых по реквизиции для работы внутри империи на государственную оборону» и б) «Правила «О найме и перевозке рабочих желтой расы».

Китайский историк, проживавший в СССР, Лю Юн-ань отмечал, что в 1914–1916 гг. в Харбине, Чанчуне, Шэньяне, Гирине, Дальнем и других городах Северо-Восточного Китая были открыты специальные вербовочные пункты. Наряду с русскими вербовкой занимались и китайские подрядчики. Они обещали китайцам высокие заработки, хорошую пищу, теплую одежду [6].

О том, как частные вербовщики наживались на ввозе китайских кули и как последние оказывались на Украине, свидетельствовал бывший красногвардеец Тан Чан-сан. Он в начале 1916 года уехал из Маньчжурии в Россию. Его и еще полторы тысячи других китайцев подрядчик Ю Вень привез сначала в Омск на земляные работы. Но когда выяснилось, что условия труда и оплаты не соответствуют договоренностям, китайские рабочие решили вернуться в Китай. Ю Вень убедил их ехать на Украину, сказав: «Дома вас все равно никто кормить даром не будет. Лучше держитесь за меня. Я получил новый подряд на Украине, возле города Киева. Места там хорошие, тепло, земля легкая, еда дешевая. Вот где заработаете настоящие деньги». В результате Ю Вень обманул рабочих, продав их другому китайцу-подрядчику, который взялся строить на западной границе шоссе и ставить линии проволочных заграждений. Позднее, когда начнется румынская, а затем австро-германская оккупация, китайцы из этой партии окажутся на территории Украины [6].

Точно так же, по свидетельству Лиу Сат-сена, группа китайских рабочих из Сибири оказалась на Волыни. Находясь в Сибири на корчевке леса, китайских кули после начала мировой войны продал подрядчик русскому правительству. Их в количестве 300 человек завезли товарным поездом на Волынь, где они были заняты на окопных работах в прифронтовой полосе [18, 60].

Всего в прифронтовой зоне было занято около 50 тысяч китайцев, а в инженерных войсках Юго-Западного фронта числилось около 6 тысяч китайцев [14, 110]. Например, Ли Фу-цин вспоминал, что в апреле 1916 г. «среди рабочих угольных копей пронесся слух, что в Шэньяне русские набирают рабочих, и что кое-кто уже завербовался и получил двести рублей подъемных». Он отправился в храм у Западных ворот Маньяна, где находился вербовочный пункт. Каждый из вербующихся нашел себе поручителя и действительно получил по двести рублей. В первой группе завербованных насчитывалось более трех тысяч человек. Они оказались на инженерно-тыловых работах в Киевском военном округе [6].

Через китайских чиновников и компрадоров русские капиталисты по низким ценам провели закупку рабочей силы в Китае. Китайские же чиновники и компрадоры воспользовались этим, чтобы увеличить свои капиталы. Так, осенью 1916 г. компрадор Чжоу Мянь из Чаньчуньской компании «Ичэн» завербовал и отправил в Россию в один прием 20 тысяч китайских лесорубов. Эти китайские рабочие в основном были бедняками-крестьянами из Северо-Восточного Китая, а также из провинций Шаньдун и Хэбэй. Как сообщала в начале 1917 г. газета «Миньго жибао», вышеупомянутые 20 тысяч человек согласно договору отправлялись в Смоленскую губернию для работы на лесоразработках и не обязаны были выполнять какую-либо другую работу. Однако по прибытию в Россию их «распределили по местам, которые отнюдь не соответствовали договору… Многие попали в опасные районы, где происходили боевые действия». Материальное обеспечение было очень низким, «качество одежды и питания не соответствовало указанным договорным условиям» [16, 97].

Наряду с вербовкой частных китайских подрядчиков, была налажена сеть организованного, целевого найма китайских рабочих по трудовым контрактам на крупные промышленные предприятия. Как писали газеты того времени, «конъюнктура на желтый труд держалась на необыкновенно высоком уровне» [6]. При поддержке царского правительства углепромышленники организовали специальный орган «Китоперс» для массового ввоза в Донбасс рабочих из Китая. Порой информация о ввозе китайцев носила характер откровенной рекламы. Так, в сообщении заместителя председателя Совета господам горнопромышленникам Юга России от 2 мая 1916 г. говорилось, что «в настоящее время на Дальний Восток отправилось очень много нанимателей для найма китайских рабочих. В виду того, что большой спрос повышает цены на китайских рабочих, Совет Съезда рекомендует предприятиям, желающим воспользоваться китайцами, не медлить с этим вопросом, имея также в виду, что отправка китайских рабочих может последовать не ранее, чем через месяц после заключения контракта благодаря отдаленности мест для вербовки рабочих» [6]. Директор распорядитель Петро-Марьевских и Варваропольских копей главноуполномоченному председателя Особого Совещания по топливу 26 сентября 1916 г. доносил, что в результате его личной поездки в Китай, им наняты там, на копях, 800 китайцев. Он также подчеркивал, что «несомненно [,] при применении труда китайцев встретятся затруднения, но иного выхода нет, особенно в предвидении послевоенного периода. Пока же весьма важно полностью удовлетворять требования рудников на военнопленных» [6].

Сохранилось 37 (из 800) паспортов китайских граждан, о которых шла речь в предыдущем документе. Они свидетельствуют о порядке и условиях организованного ввоза рабочих на промышленные предприятия Донбасса. На лицевой стороне паспорта произведены записи на китайском языке, содержащие сведения о фамилии въезжающего «китайского человека», из какой он провинции, возраст, в составе какой группы въезжает. В документе также есть отметка о запрете использования данного гражданина в войне на стороне России и о возможности его использования лишь в качестве рабочего по трудовому контракту. В центре паспорта – фотография гражданина, сделанная в Русском консульстве в Харбине. На шее каждого сфотографированного – бирка с порядковым номером, под которым данный рабочий будет числиться на предприятиях России. На лицевой стороне также наклеивались две марки достоинством в один доллар об уплате пошлины. На обратной стороне паспорта ставился штамп Генерального Консула в Харбине с пометкой даты выезда, указанием фамилии выезжающего гражданина, на какое предприятие он направлялся. Подпись консула заверялась печатью и наклеивалась марка об уплате пошлины (2 рубля 25 коп.). По прибытию на место работы ставился, например, такой штамп: «У Полицейского Надзирателя О-ва Петро-Марьевских и Варваропольск. Объединенных Каменноугольных Копей Славяносербск. Уезда явлен в книгу под № 137, записан «1» декабря 1916 года. Полицейский Надзиратель (подпись)» [11, 1–37, оборот]. Анализ данных из паспортов показывает, что подавляющее большинство завезенных китайцев в 1916 г. на Прохоровские, Петро-Марьевские и Варваропольские рудники являются выходцами из предместий Пекина – Чжили, Люасен, Шанси, и лишь некоторые из Шандуна, Фонжуня. Средний возраст их составляет немногим более 28 лет.

К сентябрю 1917 г. в Донбассе было закрыто более 200 шахт и выброшено на улицу до 100 тысяч человек безработных. Но ввоз дешевой рабочей силы продолжался. Да и поток желающих на Востоке заработать на жизнь за пределами своих стран не прекращался.

Для выяснения полной картины миграций, в том числе и на Украину, следует сказать о населении Туркестана в данный период. К 1917 г. в Средней Азии находилось не менее 300 тысяч выходцев из Западного Китая (Синьцзяна), большинство которых проживало в районе Семиречья и Ферганы. Это были тюркоязычные кашгарцы и таранчи (в 1921 г. принявшие самоназвание «уйгуры»), калмыки, монголы, казахи, дунгане, китайцы и представители других народов. Кроме того, в Средней Азии постоянно находилось от 60 до 100 тысяч выходцев и отходников из Ирана – персов, азербайджанцев, курдов, несколько тысяч выходцев из Афганистана и Индии, сотни выходцев из других стран Востока. Основную массу переселенцев, эмигрантов и отходников из сопредельных стран составляли крестьяне, ремесленники, кочевники и рабочие. Подробное описание населения Туркестана приведено потому, что по окончанию Гражданской войны многие представители из перечисленных народов официально подтвердят свое подданство в отделах губернских управлений УССР, что подтверждает факт миграции этих народов, включая и китайцев, из Туркестана на Украину как до начала Гражданской войны, так и в ходе ее. Они могли попасть на Украину из Средней Азии путем самостоятельного переселения в поисках работы или были завезены в числе двухсот тысяч рабочих из Туркестана в период Первой мировой войны по так называемой «реквизиции», а также при переброске частей Красной армии на другие театры военных действий в период Гражданской войны [6].

Одной из форм миграции на территорию России была нелегальная миграция. Чэнь Ли-дэ родился в уезде Хуансянь провинции Шаньдун. После увольнения с работы на фабрике он решил уехать в Россию. В это время многие безработные китайцы целыми группами стали направляться на станцию Маньчжурия. «Паспортов у нас не было, – вспоминал Чэнь Ли-дэ, – и один местный житель, хорошо знающий те края, помог нам ночью перейти государственную границу. В то время многие (выделено. – Н.К.) таким образом уходили в Россию» [6]. Это же подтверждал и Лю Фу (Лю Юй-цин), уроженец провинции Хэбэй, который в своем стремлении попасть в Россию и получить за вербовку денежный аванс купил чужой паспорт: «Я раздобыл три юаня, купил старый паспорт и завербовался. Паспорт был на имя Лю Фу, вот почему я из Лю Юй-цина превратился в Лю Фу. Это произошло в июне 1916 года» [6].

Следует добавить к числу завезенных в годы мировой войны еще несколько тысяч китайцев, бежавших в Россию из Месопотамии, куда их по договору с пекинским правительством громадными партиями доставляли англичане. Китайские рабочие использовались в Междуречье на военных стройках, но условия тамошней жизни и работы были, видимо, таковы, что даже безгранично выносливые кули не выдерживали. Бросая все, они тайком пробирались в Иран, а оттуда к границам Закавказья.

Еще часть китайцев прибыла в Россию вместе с купцами, как временная рабочая сила. Распродав свои товары, купцы возвращались домой, а брошенные ими на произвол судьбы китайские рабочие оставались в России [18, 59].

В меньшей степени, но все же имела место такая форма миграции китайцев на территорию России, как вывоз малолетних китайцев на правах усыновления, или так называемые «вскормленники». М. Шолохов в «Тихом Доне» (книга 3–4) упоминает, что у генерала Секретева служил «молодой сотник с монголоидным лицом», его «вскормленник», которого он «в японскую войну привез из Маньчжурии мальчишкой. Воспитал и отдал в юнкерское». Архивные документы не расходятся с информацией писателя. По метрической книге Николаевской церкви станицы Луганской (ГАЛО) за 1901 г. есть запись, что «вывезенный урядником Голиковым из Китая китайский мальчик Чван Чин-ли, язычник 9 лет причащен Св. крещением, нареченным при крещении Михаилом» [6].

К 1917 г. отходников из Китая можно было увидеть в европейской части России на предприятиях Москвы, Петрограда, на Северном Кавказе, Украине и в Прибалтике. Каково было общее количество китайских рабочих, использованных в народном хозяйстве России в 1914–1917 годах, неизвестно. В общей статистике промышленных рабочих они не учитывались. К осени 1916 г. только по официальным сведениям МВД в европейской части России уже находилось около 20 тысяч китайцев. Известно, что на заводах и шахтах Донбасса накануне Октябрьской революции работало около 3 тысяч китайских рабочих. Только в Макеевке в 1916 г. их работало свыше 600 человек [18, 59]. «Точных данных о количестве китайского населения в России накануне 1917 г., к сожалению, не имеется, но можно предполагать, что его численность составляла около 300 тысяч человек, значительная часть которых приходится на переселенцев», – отмечали советские историки [14, 110]. Пын Мин приводил численность китайских рабочих в России около 200 тысяч. В период Гражданской войны в рядах Красной армии сражались, по его мнению, «главным образом рабочие, завербованные на работу в период первой мировой войны» [16, 96]. Лю Юн-ань также приводил цифру завербованных в 1914–1916 гг. 200 тысяч человек в возрасте от 20 до 25 лет. Однако при этом следует учитывать, что многие китайцы попали в Европейскую часть России без паспортов – нелегально, что не нашло своего отражения в общей статистике.

Таким образом, основные причины миграции китайцев в начале ХХ ст. в Россию, в том числе и на Украину, обусловлены двумя факторами – тяжелой внутриполитической и экономической ситуацией в самом Китае и дефицитом рабочей силы в производственной сфере воюющей в Первой мировой войне России. Основной мотивацией для миграции китайских граждан за пределы своей страны является желание улучшить свое материальное положение и спасти свои семьи от нищеты и голода. Основными формами миграции являются: переселение на постоянное место жительства и работы, отходничество (включая сезонные работы), реквизиция, свободные наймы по письменным контрактам, нелегальная миграция через сопредельные страны на Юге России, ввоз китайских кули торговыми миссиями. Главными путями миграции стали: Китайско-Восточная железная дорога, морские порты Черного и Азовского морей (особенно Одесса), Туркестан в комбинации сухопутного и железнодорожного путей сообщения с европейской частью России.

Для того чтобы органично рассмотреть процесс втягивания китайцев в будущий гражданский конфликт на территории бывшей Российской империи и раскрыть мотивы вступления их в ряды Красной армии, следует кратко обозначить те условия труда, в которых оказались завербованные китайские рабочие.

Труд их применялся везде и без ограничений. Но обещанные блага при вербовке ничего общего не имели с последовавшей за обещаниями действительностью.

Согласно «Правилам о порядке использования инородцев, привлекаемых по реквизиции для работы внутри империи на государственную оборону» (декабрь 1916 г.), рабочие, ввезенные по реквизиции, за уклонение от работы и другие нарушения подвергались тюремному заключению или аресту на срок не более 3 месяцев или штрафам на общих основаниях (п.10); уголовную ответственность несли на общих основаниях, что и остальные граждане России (п.11). Каждый рабочий имел расчетную книжку (п.14); по желанию мог находиться на полном содержании (п.15). Размер их заработной платы устанавливался «не свыше оплаты, выдаваемой местным рабочим» (п.16); перевозки осуществлялись за счет предприятий (п.17); врачебная помощь – на общих основаниях (п.20). Если в рабочих потребность отпадала, дальнейшей их судьбой распоряжалось военное ведомство, через которое и осуществлялся наем (п.22). Завозимые по заявкам предприятий и частных лиц инородцы должны были селиться компактно, с учетом веры и обычаев, в виде артелей [6].

В письме ЦИК Всероссийского союза китайских рабочих в Наркоминдел от 1 декабря 1920 г. о положении завербованных китайцев говорилось, что рабочие «были обмануты, ибо им обещали работу, плату и условия жизни, вполне приемлемые на их родине. Тем не менее, рабочие не могли ни вернуться на родину, ни жаловаться, ни просить об улучшении условий своей жизни, так как на них смотрели, как на людей желтой расы. Как на покупной товар, как на рабов» [6]. Что касается обещаний «платы и условий, приемлемых на их родине», то это не совсем так, поскольку условия труда в Китае были зачастую еще хуже, чем в России. Иначе отходники в большом количестве по доброй воле не ехали бы на заработки в соседнее государство. Большей частью китайцы были недовольны несоответствием между обещаниями вербовщиков и последующей действительностью.

Особенно это касалось тех рабочих, которых вербовали различные посредники из числа самих же китайцев, и направлялись они не на крупные предприятия, а на самую низкооплачиваемую работу землекопов и лесорубов.

Ли Чен-тун оказался в 1916 г. в числе 12 тысяч завербованных на лесозаготовки недалеко от Петрограда. Работали по 15 часов в сутки, спали в сырых землянках, в тесноте и грязи, а получали за свой труд «жалкие гроши», которых едва хватало на хлеб. Приводя эти слова, историк Лю Юн-ань добавлял, что уже по дороге к месту назначения завербованные китайские рабочие начинали понимать, что они обмануты. Как только переезжали границу, их брали под стражу отряды царской охранки. Грубыми окриками и бранью осыпали рабочих офицеры. В дороге кормили недоброкачественными продуктами и многие китайцы тяжело заболевали. А так как никакой медицинской помощи не оказывалось, то не редки были и смертельные случаи. На просьбы рабочих улучшить питание, наладить медицинскую помощь отвечали отказом. Совсем другими становились и подрядчики. Исчезали улыбки, деликатность. Не слышно стало и «медовых обещаний». Подрядчики не только не защищали интересы завербованных рабочих, а, напротив, целиком стояли на стороне царских чиновников. «После прибытия на место назначения, – писал далее Лю Юнь-ань, – рабочие отправлялись в приготовленные для них бараки, как правило, обнесенные колючей проволокой и тщательно охраняемые солдатами. Бараки сырые, холодные и совершенно непригодные для жилья. Бывало так, что рабочих выгружали на голом месте среди тайги и заставляли их самих сооружать себе бараки… Первая же получка окончательно убеждала завербованных рабочих в том, что они жестоко обмануты. При вербовке им обещали платить по 100–200 рублей в месяц, а фактически платили 5–10 рублей, да и те выдавали нерегулярно… В довершение всего китайские подрядчики, пользуясь своим знанием русского языка и близостью к администрации, занимались вымогательством. Доведенные до отчаяния, многие рабочие требовали отправки на родину, хотя там их не ожидало ничего хорошего. Но их не отправляли. Многие бежали куда глаза глядят, но пойманных за это жестоко наказывали. А те, которым удавалось бежать, тоже ничего не выигрывали: не имея ни гроша, не зная языка, они, в конце концов, вынуждены были снова наниматься, только к другим хозяевам» [13, 6–7].

Бывший красноармеец Яо Синь-чэн вспоминал, что вербовщики гарантировали ежемесячный заработок в пять цянте (так китайские рабочие называли царский рубль), бесплатный железнодорожный билет и оплату других расходов при проезде туда и обратно. В его партии завербованных китайских рабочих было примерно 2 500 человек. «За каждую сажень нарубленных дров, – отмечал Яо Синь-чэн, – рабочим полагалось восемь рублей, однако подрядчики выплачивали нам лишь по пять. Работали мы группами по три человека и за день изнурительного труда едва нарубали по одной сажени. Бездельничавшие подрядчики и посредники-капиталисты забирали из нашего дневного заработка по три рубля, 50 копеек удерживал дагуй (главный подрядчик китаец) и 25 копеек — эргуй (нижестоящий подрядчик). Конторщик, непосредственно ведающий рабочими, также требовал по десять копеек с сажени; эти деньги назывались «расходами на переводчика». Кроме того, нужно было делать подношения приемщику по десять копеек с сажени или ставить ему магарыч водкой, в противном случае он без конца придирался к рабочим. В результате этих поборов рабочие получали всего лишь по 1 рублю 90 копеек в день… Капиталисты, чтобы выманить наши сбережения, сговаривались с подрядчиками и «старшинками» и в конце каждого месяца организовывали азартные игры, удерживая с играющих большой процент в пользу хозяина заведения; обманывали и дурачили людей и другими способами и добивались того, что в кармане у рабочих не оставалось ни гроша. Рабочий, оставшийся без денег, вынужден был снова продаваться капиталисту и работать на него» [6].

Бывший красноармеец Лю Фу утверждал, что китайского рабочего в любое время ни за что мог обругать и избить русский десятник, более того, даже пленный солдат мог ударить его. «В октябре 1916 года, – вспоминал он, – мы объявили забастовку в знак протеста против избиений рабочих десятником и пленными солдатами. Забастовка продолжалась два дня» [6].

Несколько в лучшем положении оказались рабочие крупных промышленных предприятий. Каждый шахтер, например, имел письменный контракт. В нем оговаривался гораздо более широкий круг условий найма, труда и оплаты. Об этом говорят трудовые контракты китайских рабочих с администрацией предприятий в Донбассе, а точнее, с дирекцией Варваропольских рудников. Поскольку в научный оборот до настоящего времени трудовые контракты китайских рабочих на предприятиях бывшей Российской империи не вводились, следует дать его содержание полностью. В 28 статьях контракта оговорены следующие условия (смысловой перевод Ванг Бинга, КНР).

1. Настоящий контракт о найме на работу в России заключен между Петро-Марьевскими и Варваропольскими рудниками в лице представителя, с одной стороны, и наемным шахтером, гражданином Китая, с другой стороны. Контрактом оговорено следующее.

2. Компания (работодатель) обязуется оплатить проезд рабочего из Китая в Россию, а наемный рабочий обязуется выполнять все требования и правила компании.

3. Рабочий обязуется отработать 900 рабочих дней, включая больничные, но исключая прогулы или другие невыходы на работу.

4. Компания берет на себя обязательства по исполнению условий контракта оплатить наемному рабочему дорогу из Китая в Россию и обратно в полном объеме.

5. Компания обязуется выдавать ежемесячно каждому работнику следующие продукты: 2 пуда муки, 1,5 пуда риса, 1,5 пуда овощей (капуста или картофель), 2 пуда соленой рыбы, 1,5 пуда молока, 0,4 пуда соли.

6. Кроме этого, ежемесячно выделяется на другие продукты 0,8 рубля на каждого работника.

7. На каждые 25 человек положен повар, который содержится за счет компании.

8. Контрактом установлены три категории работников и оплата их труда:

– старший (мастер или бригадир) с заработком 3 рубля за 10-ти часовой рабочий день. Он имеет в подчинении 50 шахтеров, поддерживает порядок и следит за соблюдением установленных правил, улаживает все конфликты между шахтерами;

– шахтер получает 1,9 рубля зарплаты за 10-ти часовой рабочий день, но если он может работать хорошо и больше, то и выше будет оплата труда;

– подсобный рабочий (помощник) с оплатой труда 1,65 рубля в день.

9. Компания берет на себя обязательство за свой счет предоставить общежитие, оплатить пользование питьевой водой и услуги врача.

10. Шахтер обязывался работать в ночную и дневную смены, однако по заключению врача он мог работать только в день.

11. Если шахтер не выходит на работу без уважительной причины, этот день считается прогулом. Он не засчитывается в обязательные 900 рабочих дней; шахтер за этот день должен оплатить компании (возместить убытки или за содержание) 1 рубль.

12. По истечении 900-дневного рабочего контракта рабочие могут быть отправлены в Китай, но организованно – при формировании группы минимум в 30 человек. Компания берет на себя расходы на питание и обратную дорогу до Китая.

13. Компания обязуется выплатить семье в случае несчастного случая (гибели) шахтера 500 рублей; но если несчастный случай произошел по вине работника в нарушение правил труда – компания выплачивает семье погибшего 300 рублей.

14. В случае получения шахтером увечья на производстве, и он при этом работать не может, компания выплачивает 200 рублей; а если при несчастном случае он получил травму меньшего характера, то компания выплатит 100 рублей.

15. В случае смерти шахтера компания берет на себя обязательство оплатить перевозку тела в Китай (по традициям китайцев тело погибшего нужно хоронить на родине. – Н.К.).

16. Шахтер должен письменно указать адрес родственников в Китае, чтобы знать, куда переслать тело умершего рабочего.

17. Если, по оценке руководства компании, шахтер работает плохо, нарушает дисциплину, совершает прогулы, она может инициировать разрыв контракта досрочно, но тогда она обеспечивает проезд наемного рабочего из России в Китай.

18. Если в компании произошли какие-либо экономические изменения (форс-мажорные обстоятельства), она может досрочно отправить в Китай шахтеров, но обязуется в этом случае оплатить дорогу, питание в пути, а также выплатить каждому заработную плату за 3 месяца вперед.

19. Если работник хочет разорвать контракт досрочно, он обязан внести в компанию деньги, затраченные на проезд рабочего из Китая в Россию; дорогу из России в Китай он оплачивает самостоятельно.

20. Компания обязуется по желанию шахтера переводить деньги через Русско-Азиатский банк из России в Китай: либо в банк г. Пекина, либо г. Танжана (Таншан), в котором находится партнерская российско-китайская угледобывающая компания. Работник мог письменно сообщить родным о сумме пересланных денег, а родственники могли в компании в Танжане получить эти деньги на руки.

21. Компания обязывалась выдать рабочему комплект летней рабочей одежды при выезде из Китая и один комплект зимней одежды в России.

22. По заключению контракта в Китае компания выплачивала 1 доллар сразу на дорогу и некоторое время спустя еще 4 рубля (китайский доллар перед Первой мировой войной равнялся 1 русскому рублю. – Н.К.) по пути следования через Маньчжурию до пересечения границы с Россией.

23. По окончании проезда через Маньчжурию компания выплачивает семье наемного рабочего по выбору либо 10 долларов, либо 10 рублей.

24. По пути следования через Россию компания выплачивает каждому работнику по 15 долларов, а по приезду на место работы еще по 25 рублей.

25. По контракту первый раз врач осматривает рабочего при наборе в Китае, а затем уже русский врач осматривает его вторично в период проезда по Маньчжурии до пересечения границы с Россией. В случае обнаружения болезней, врач может отослать рабочего обратно, но компания в этом случае берет на себя расходы на обратную дорогу наемника от данного места пути домой.

26. По пути следования от Харбина по Маньчжурии рабочих сопровождает старший, который по возвращению в Китай от российско-китайской границы согласно списку убывших шахтеров передает их семьям по 10 долларов на основании п.23 контракта.

27. На границе Китая и России китайского старшего сменяет русский мастер и переводчик.

28. В контракте фиксируется, что наемный шахтер добровольно дает согласие на работу в России, а китайское правительство дает согласие на вывоз наемных рабочих в Россию в конкретном количестве на конкретное предприятие (в данном случае 800 человек на Петро-Марьевские и Варваропольские копи).

Контракт заканчивается подписями сторон в виде подписи представителя компании, с одной стороны, и двумя оттисками пальцев рук наемного рабочего, с другой стороны. Дата подписания дублируется по китайскому и европейскому календарям [17, 1–13].

Заработная плата китайских шахтеров, ввезенных по контрактам в Донбасс, была соотносима со средней заработной платой местных шахтеров (2 рубля 15 коп. в день – средняя зарплата шахтера в 1915 г. на Юзовском руднике, и 1 рубль 90 коп. – средняя зарплата шахтера-китайца в соответствии с приведенным выше контрактом, имея в виду, что контрактникам предоставлялись еще продукты питания), и резко не отличалась таким грабительским характером, как заработная плата чернорабочих, занятых на инженерно-строительных, лесозаготовительных и других мало оплачиваемых работах [6].

Заработная плата китайцев на низкооплачиваемых работах при одинаковом характере труда действительно была меньше по сравнению с другими рабочими. На строительстве Мурманской железной дороги англичане за сходную работу получали в день 7–8 рублей золотом, русские – 1 рубль 20 копеек, а китайцы – 80 копеек. К тому же рабочий день для англичан был установлен 8 часов, а для русских и китайцев – 10 часов и выше [6].

В среднем заработная плата неквалифицированных рабочих в 1916 г. составляла от 1 до 10 руб. в месяц. Как свидетельствовал Ван Фун-шань, который был завезен в 1914 г. из Харбина в г. Дубны, он, проживая в землянке и копая окопы, получал за 12-ти часовой рабочий день 35 копеек [6].

Условия труда завезенных китайских рабочих на территорию Российской империи разочаровали многих из них. Рабочие были недовольны нарушением не только данных ранее устных обещаний вербовщиками, но и неисполнением отдельных статей заключенных письменных контрактов со стороны администраций предприятий. Особенно тяжелыми оказались условия труда и быта тех рабочих, которые оказались на низкооплачиваемых и неквалифицированных работах: на рытье окопов в прифронтовой зоне, лесозаготовках, строительстве дорог. Такое положение должно было рано или поздно привести китайских рабочих к какому-либо протесту. Изучение условий труда китайцев в различных регионах Российской империи продиктовано тем обстоятельством, что после их первоначального вступления там, по месту работы, в ряды красногвардейцев и красноармейцев многие из них окажутся на территории Украины.

Превращение китайцев из рабочих в бойцов Красной армии – процесс поэтапный, постепенный и неравномерный. Протестовать против кабальной системы русских капиталистов – это одно, подвергаться избиениям, будучи в плену у немцев во время военных действий Первой мировой войны, – это другое. Оказаться в положении притесняемых в период оккупации Бессарабии румынскими, а затем Украины австро-германскими войсками, – это третье и т.д. Каждая изменившаяся ситуация будет порождать со стороны китайцев адекватную реакцию и соответствующие мотивы поступков.

Применение труда отходников, как, впрочем, беженцев и военнопленных, играло на понижение заработной платы местных рабочих. Предприниматели при этом использовали дешевый труд китайцев-отходников для давления на местных рабочих. Постепенно это явление стало заметным и на предприятиях Украины. В листовке Харьковского комитета большевиков, выпущенной в декабре 1915 г., сообщалось, что военно-промышленные комитеты добились на время войны неограниченной эксплуатации женского и детского труда, а также «ввоза рабочих китайцев и корейцев, что еще больше умножило безработицу» [4, 35].

Первыми ситуацию в свою пользу начали использовать большевики. В целях расширения социальной базы своих сторонников они в рамках революционной пропаганды постепенно формировали внешние мотивы, направленные на вовлечение пришлых рабочих в протестное движение. В издании «Наша газета» (1915 г.) Г. Ломов отмечал, что «русские рабочие не будут бороться с пришлыми рабочими, наоборот, они всеми мерами будут искать с ними единения для совместной борьбы с той эксплуатацией капитала, от которой одинаково страдают и русские, и иностранные рабочие… Русский рабочий класс должен показать, что те персы, китайцы и другие несчастные кули, которых посредники готовы поставлять в «любом количестве», причем расходы по перевозке уравниваются «низкой рабочей платой», встретят братский прием со стороны пролетариата России» [4, 36].

Китайские отходники постепенно втягивались в забастовочное движение русских рабочих. Иногда выступали с протестами самостоятельно, иногда совместно с военнопленными.

В августе 1915 г. китайские рабочие стихийно отказались от работы на шахтах Кизиловского горного округа. В сентябре движение переросло в стачку. 110 активных ее участников, обвиненных в агитации, были высланы царскими властями в Китай. В январе 1916 г. против нарушения контракта забастовали отходники Белорецкого завода. Одновременно забастовали китайские рабочие на шахтах Общества Кыштымских заводов. В мае 1916 г. отказались работать около 400 лесорубов-китайцев в Алапаевском лесничестве, а в октябре того же года волнениями были охвачены лесорубы, занятые на работах Полевого строительного управления в Минской губернии. Минский губернатор в письмах Департаменту полиции и начальнику снабжения Юго-Западного фронта от 24 октября 1916 г. признавал, что «администрация военно-полевого строительства грубо обращается с русскими и китайскими рабочими, игнорирует всякие законные требования рабочих, что вызывает среди них недовольство и волнения». Он предупреждал, что это может повлиять на местное население, которое «вполне солидарно с этими рабочими» [4, 38–39].

Осень 1916 г. ознаменовалась полосой восстаний китайских рабочих в прифронтовой полосе в районах Орши, Минска и в Люцинском уезде Витебской губернии. На Юго-Западном фронте произошли волнения китайских рабочих в инженерно-строительных дружинах [10, 9–10]. Китайцы, попавшие на тыловые работы в прифронтовой полосе, как вспоминал Ли Фу-цин, также забастовали и выставили военному командованию требование отправить их в Китай. Переговоры окончились арестом делегатов. И только через два дня, когда и китайские рабочие, и царские войска попали в плен к немцам, окружившим этот район, пять делегатов возвратились в свое расположение [6].

Большевики в апреле 1917 г. провели в резолюцию Всероссийского совещания Советов рабочих и солдатских депутатов требование прекращения ввоза восточных рабочих, привлечения к ответственности виновных за преступления, совершенные против них, пересмотра кабальных контрактов, распространения на них законов об охране труда и содействия возвращения на родину тем из них, которые не пожелают оставаться в России. Резолюция рекомендовала революционерам «на местах привлекать к участию в рабочих организациях, особенно в профессиональных союзах, ввозных рабочих, а также озаботиться изданием соответствующей агитационной литературы на языках ввозных рабочих» [4, 53]. Большевистская печать, кроме требования немедленного введения в жизнь резолюции совещания, обратилась к рабочим, не дожидаясь, пока на призыв съезда откликнется правительство, предоставить возможность вернуться на родину ввозным рабочим, а тех, кто не пожелает уехать, «приобщить к своей рабочей семье» и добиться для них таких же условий труда, которых они требуют для себя.

1 мая 1917 г. в Москве, в Тушино, 300 китайских рабочих завода «Проводник» вместе с русскими рабочими участвовали в праздничной демонстрации.

21 октября 1917 г. горнорабочие Горловско-Щербиновского подрайона потребовали от предпринимателей уравнять заработок всех рабочих, кто бы они ни были, на всех рудниках и заводах Донецкого и Криворожского бассейнов.

На шахтах Донбасса большевики также вели агитацию среди китайских рабочих. Чжан Чуань-линь вспоминал, что осенью 1917 г. на их шахту пришел русский большевик. Чжан поддержал агитатора. Благодаря агитации самого Чжана Чунь–линя все рабочие-китайцы примкнули к большевикам. Из них в дальнейшем был создан 3‑й эскадрон 1‑й бригады 42‑й стрелковой дивизии 13‑й армии, а Чжан стал командиром эскадрона. В нем насчитывалось более ста китайцев [6].

После февральской революции 1917 г., кроме прямого протеста под влиянием агитации большевиков, появляются более революционные действия китайских рабочих. Этому способствовала ситуация, когда к нуждам завербованных не было совершенно никакого дела со стороны ни Временного правительства, ни Центральной Рады конкретно на Украине. Тысячи голодных кули объективно не могли оставаться долго со своими проблемами один на один.

Влияние агитации большевиков среди китайцев на Украине было неравномерным. Среди рабочих, занятых в прифронтовой полосе, оно было слабее. Многие из них даже и не знали о февральской революции 1917 г. А вот среди рабочих, занятых на производстве в шахтах и на заводах крупных промышленных центров, информированность их была гораздо выше. Кроме Донбасса, большой сконцентрированностью китайских рабочих отличались Киев и Одесса. Одним из первых агитаторов из числа китайцев в Одессе был Пи Кай-чжан. Он выходец из Хэбэя, хорошо владел русским языком, которому его учили с детства русские христианские миссионеры. К 1917 г. китайские кули в большом количестве работали в Одесском порту, в каменоломнях, чернорабочими. Для них, как отмечал Ча Ян-чи, поступали «листовки на китайском языке, приходили агитаторы» [6].

Часть из завербованных китайцев пыталась уехать на родину. Проработавший до июля 1917 г. на строительстве Мурманской железной дороги Ли Куй вспоминал, что «мы попросились [,] чтобы нас отправили в Китай [,] нас было отправили. Когда мы доехали до г. Пенза [,] там мы вступили в отряд красных партизан…». Отправка китайцев на родину активизировалась после Октябрьской революции и продолжалась до мая 1918 г. через Пензу. В первой половине 1918 г. советские власти оказали, с их слов, большое содействие в возвращении на родину находившихся в России китайских рабочих. Однако с началом мятежа чехословацкого корпуса отправка прекратилась. До восстания чехословацкого корпуса через Сибирь было эвакуировано около 40 тысяч человек [6].

В дальнейшем и власти Китая не очень были заинтересованы в возврате своих граждан на родину. На митинге китайских рабочих 24 августа 1919 г. в Москве заместитель председателя Московского отделения Союза китайских рабочих в России Тин сказал о том, что Пекинское правительство делало все возможное, чтобы воспрепятствовать возвращению на родину китайцев. Выступавшие китайские рабочие на митинге приводили в частности такой факт: в ответ на просьбу китайцев предоставить им возможность вернуться на родину Пекинское правительство запросило: «А как много среди возвращающихся китайцев большевиков? Не будут ли они в Китае заниматься пропагандой?» [6].

Постепенно китайцы были вовлечены в общую с большевиками политическую борьбу с установившимися новыми порядками в период между двумя революциями 1917 г. Они поверили их обещаниям и декларациям, а с приходом их к власти они связывали свои надежды выжить в России и заработать денег на обратную дорогу в Китай. А Красную гвардию они стали рассматривать как гаранта новых порядков, давших 8-часовой рабочий день.

Дипломатический чиновник пекинского правительства в телеграмме МИД Китая признавал, что «облегчение участи китайских рабочих совпадает с моментом установления в России Советской власти, взявшей на себя защиту интересов рабочих, независимо от принадлежности их к той или иной национальности» [6].

Возврат к прошлому и угроза потерять приобретенные права (во многом обещанные большевиками на словах) – реальные и мнимые мотивы поддержать новую власть, не вникая в суть коммунизма, как идеологии. Сложившуюся ситуацию в своих интересах продолжали использовать большевики, ведя агитацию. А поскольку к китайцам тогда вообще никто не обращался с предложением улучшить их положение в России, слова большевиков находили в душах китайцев отклик. Чжан Цзы-сюань вспоминал, что осенью 1917 г. срок его контракта истек, но о возвращении на родину ничего не было известно. От переводчика рабочие узнали, что «русские служащие и чиновники-подрядчики разбежались; контора уже больше не существует. Таким образом, все мы лишились заработка и средств к существованию. Люди пали духом. Что делать?(Выделено. – Н.К.) Возвращаться домой – денег нет, к тому же железные дороги не работают… Однажды из города к нам приехал один человек, он долго беседовал с нами… По правде говоря, в то время мы не совсем ясно понимали, в чем смысл революции, но искренность, с которой говорил русский, покорила нас. Мы поверили ему (выделено. – Н.К.), и все вступили в Красную Армию» [6]. Чем и сильна пропаганда в случаях, когда человек находится в сложной ситуации.

Точно также в апреле 1918 г. после агитации большевиков на лесоперерабатывающем заводе в Куправе в Красную армию вступили 307 китайцев. Командиром батальона стал Болдырев, а заместителем – Гун-лян. Сначала китайский батальон в составе 461-го полка сражался против Юденича в районе Чудово, а затем переброшен в Донбасс [6].

Изменившиеся в течение 1917 г. финансово-экономические обстоятельства на крупных предприятиях позволяли китайцам не расценивать заключенные ранее с царским правительством и частными владельцами контракты как гарантированный источник доходов. Была нарушена система перечислений заработанных китайцами денег через Русско-Азиатский банк, национализированный в декабре 1917 г.

Ухудшилась экономическая ситуация на предприятиях. Например, к сентябрю 1917 г. в Донбассе было закрыто более 200 шахт и на улицу выброшено до 100 тысяч человек безработных, что негативно повлияло и на уровень зарплаты рабочих, и на уровень цен на товары первой необходимости. Упала и платежеспособность рудников. В рапорте в Горный департамент окружного инженера Алмазного горного округа от 21 июня 1917 г. за № 2676 говорилось, что «приток нового капитала в Донецкий бассейн вовсе прекратился и охотников вложить свои деньги в угольные предприятия, как это наблюдалось в бывших размерах в прошлых годах, нет» [6]. Вмешательство рабочих в производство и непомерные требования о повышении заработной платы вели рудники к банкротству. В донесении в Горный департамент окружного инженера Бахмутского горного округа от 1 июля 1917 г. за № 2205 говорилось о снижении производительности труда, вызвавшее соответствующее повышение себестоимости угля, и о том, что «интерес к каменноугольному делу падает, устройство новых копей замедляется, а для некоторых действующих копей производятся поиски покупателя» [6].

Ухудшилось соблюдение правил безопасности на производстве, гораздо хуже стала охрана правопорядка на самих шахтах. Более чем за год процент умерших насильственной смертью китайцев-контрактников на Варваропольских рудниках составил около 1 %. Они не погибли в результате несчастного случая на производстве, они были именно «убиты в шахте». Инвалидами за этот же период стали 2,3 % завезенных китайских рабочих, а умерли – 3,68 % [6]. На шахтах начал наблюдаться самосуд. Вокруг шахт начались самозахваты земель, на которых велось подсобное хозяйство, выращивались овощи, выпасался скот, добывался корм для лошадей – основной тягловой силы на рудниках. Все это, с одной стороны, ухудшало финансово-экономическое положение шахт, а с другой, подталкивало самых активных из числа китайских рабочих начать защищать свои непосредственные интересы. Для этого необходимо было иметь своих представителей в советах, рабочих комитетах, Красной гвардии.

Уже к декабрю 1917 г. китайские рабочие, ставившие своей целью заработать денег, стали заложниками ухудшения экономической ситуации и развала финансово и экономически целостного организма России вследствие «войны Севера и Юга». Это имело причинно-следственную связь с положением китайских рабочих далеко за пределами Украины, но в дальнейшем направленных на ее территорию в качестве красноармейцев. Чэнь Ли-дэ вспоминал, что с весны 1918 г. продовольственные затруднения в северной части России стали еще серьезнее. На одного человека выдавали только по два с половиной фунта ржаной муки в неделю, а жиров и соли не было совсем, а «зарплату мы не получали уже несколько месяцев. Однажды прошел слух, что поблизости идет набор в Красную Армию. Многие рабочие, в том числе и я, решили вступить в нее…» [6]. Сначала эта часть была переброшена на Западный фронт, а в дальнейшем отошла к Екатеринославу (Днепропетровск).

Ван Хун-юань также вспоминал, что «в следующем, 1918, году положение в стране было особенно тяжелым… Не было сырья, и наш завод, как и многие другие, прекратил работу. Но особенно остро ощущалась нехватка продовольствия. В то время рабочие, занятые физическим трудом, получали в день четверть фунта хлеба, а служащие – всего восьмушку. Небольшой кусочек хлеба, умещающийся на ладони, не давал умереть от истощения, но и не избавлял от постоянного чувства голода…

Многие китайцы-рабочие, в том числе и мои знакомые, вступили тогда в Красную Армию. Они говорили, что ей нужны люди. Я в то время слабо разбирался в происходящих событиях, но видел, как к нам изменилось отношение. Китайцы стали пользоваться уважением, они получили возможность трудиться по восемь часов в день. И я в феврале 1918 года решил вступить в Красную Армию» [6].

Кризисное состояние экономики и финансов понижало мотивации среди китайских рабочих, приехавших работать по контрактам, в продлении своего пребывания на предприятиях. В то же время повышалась психологическая готовность таких рабочих либо уехать в Китай, либо изменить свой статус пребывания, заняв социально активную позицию. В период с декабря 1917 г. до марта-апреля 1918 г. (то есть до оккупации Украины австро-немецкими войсками) на предприятиях, где работали китайцы-контрактники, произошли снова крупные изменения. Произошла национализация предприятий. Условия контрактов, заключенных с бывшими частными владельцами предприятий, морально устарели. Как будут исполняться отдельные юридические статьи контрактов, определенно не мог ответить никто. В начале марта 1918 г. был опубликован список из 97 рудников, национализированных Южсовнархозом, органа, к которому перешли функции Совета съезда горнопромышленников Юга России. А в конце марта – еще 230 рудников и 8 металлургических заводов [6]. Китайцы в изменившихся условиях вынуждены были принимать меры к своему участию в управлении предприятиями, в работе рабочих комитетов и органах местной власти.

Одним из мотивов вступления в рабочие боевые дружины со стороны китайцев была необходимость поддержания элементарного правопорядка. По России прокатилась волна освобождения из тюрем уголовников. Рабочие вынуждены были создавать рабочие дружины, которым много пришлось приложить усилий для наведения порядка.

Особенно это стало актуальным в период набегов казачьих отрядов А. Каледина (в частности есаула В. Черницова) на шахтерские рудники и рабочие поселки. Процесс вступления в красногвардейские дружины китайцев и других иностранцев активизировался. В декабре 1917 г. казаки А. Каледина, ворвавшись на Ясиновский рудник, произвели жестокую расправу над 50 захваченными в плен австрийцами (бывшими военнопленными) и мирным населением. Они расстреляли австрийцев из пулемета, а затем врывались в квартиры, отыскивая мужчин. Захваченных казаки тут же на глазах семьи расстреливали, кололи штыками, рубили шашками, убивали шахтеров, выходивших из шахты. В результате на руднике погибло 172 человека [6]. Подобные нападения в сочетании с большевистской агитацией предопределили участие красногвардейских отрядов Донбасса, в том числе китайцев под руководством Шен Чен-хо, в походе против А. Каледина на Дон.

Частично китайцам импонировали первые заявления Советского правительства. Оно еще в ноябре 1917 г. аннулировало все тайные договоры с другими капиталистическими странами, направленные на «закабаление Китая», отказалось от контрибуции, от всех концессий и привилегий, которыми пользовалось царское правительство. 20 ноября 1917 г. было опубликовано обращение Совнаркома «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока». В нем говорилось об отказе от захвата чужих территорий, самоопределении народов. Был аннулирован Русско-китайский договор 1896 г., Боксерский протокол 1901 г., что было с одобрением воспринято китайскими рабочими. В январе 1918 г. на китайский язык был переведен Декрет о мире.

По мнению Лю Юн-аня, «сущность нараставшего революционного движения не сразу дошла до сознания простых китайских рабочих. Совершенно неграмотные, не умеющие читать и писать не только по-русски, но и по-китайски, китайцы постепенно, с трудом вникали в события, происходившие в чужой стране» [6; 13].

Для китайцев, занятых не на крупных промышленных предприятиях, а на тыловых и других низкоквалифицированных работах, революционные события в России были менее интересны. «При этом подавляющее большинство китайцев, – считает А. Ларин, – политикой не интересовалось. Для рабочих, завезенных в Россию, заветной мечтой было вернуться домой. Такие люди шли в солдаты просто для того, чтобы не погибнуть от голода и холода в чужой стране. В одном из донесений китайских дипломатов читаем: «Секретарь Ли пригласил завербованных в армию рабочих в посольство и откровенно поговорил с ними. Они разрыдались и сказали: «Разве можно забыть свою родину? Но в России очень трудно найти работу, а у нас нет денег на обратный путь. Мы не можем свести концы с концами, потому и записались в солдаты» [12, 56].

Причиной (а иногда и поводом) массового вступления китайцев в вооруженные красногвардейские отряды были также угроза расстрелов и избиений китайцев. После того как румыны убили троих китайских рабочих под Тирасполем, к Й. Якиру пришли в отряд около 450 китайцев. По этой же причине они вступили в Харьковский отряд.

Но кроме мотивов отстоять свои новые права в постреволюционной России, защитить физически свои жизни, оградить себя от голода, следует отдельно сказать еще об одном мотиве, который искусно подогревался и раскручивался большевиками постепенно на протяжении всей Гражданской войны. Это – обещание большевиков поддержать после собственной победы в России революционный Китай, что давало китайцам надежду на экспорт революции в их страну. Участник Гражданской войны в Советской России Чэнь Ли-дэ вспоминал, что «в красные отряды мы вступали не по принуждению, как это пытались изобразить враги русской революции, а добровольно. Признаться, мы тогда не понимали, что такое марксизм и коммунизм. Так что, если судить только по этому признаку, вряд ли нас могли бы назвать сторонниками коммунизма. Но мы знали, что в России совершился такой переворот, который желали бы увидеть у себя дома трудящиеся всех стран… Мы, китайские рабочие, тогда и подумали: если так, то почему бы нам не помочь русским трудящимся отстоять их священное дело. А когда-нибудь, может быть, и они нам помогут в нашем собственном освобождении (выделено. – Н.К.)» [13, 12–13]. Это подтверждается и рядом других разного характера документов того времени [2, 89, 147;16, 71–72].

Таким образом, основные причины, по которым китайцы вынуждены были вступать в ряды Красной гвардии и Красной армии, вытекают из изменившейся политической и социально-экономической ситуации в Российской империи, резко ухудшившей и без того нелегкое положение китайских рабочих. Поставленные на грани смерти от голода и от физической расправы со стороны различных вооруженных формирований и иностранных оккупантов, они ищут любой приемлемый для себя выход из ситуации. Под влиянием пропаганды и агитации большевиков они все чаще и чаще соглашаются вступать в ряды красногвардейцев, а затем и красноармейцев. Основным мотивом вступления их в Красную гвардию на первоначальном этапе является стремление защитить свои экономические интересы, чтобы заработать денег на обратную дорогу в Китай, а позднее и защитить свои жизни, выжить в период разрухи и голода. Немаловажным мотивом их вступления в Красную армию является желание экспорта русской революции в Китай и надежда на обещанную помощь большевиков из России.