ДЕМОГРАФИЯ ДРЕВНЕГО МИРА

Уже отмечалось, что демографическое развитие человечества прямо не совпадало с общеисторической периодизацией, то же, кстати, весьма условной. Возникший с переходом к земледелию в неолите так называемый традиционный тип демографического поведения просуществовал местами до нового времени, а местами и до современности. Но предлагаемое членение курса по темам (лекциям) представляется более привычным, потому удобным для историка, к тому же позволит увязывать демографическое развитие с иными сторонами исторического процесса.

Об эпохе, относимой к древнему миру (III тыс. до н.э. – начало I тыс. н.э.), ста­тистических данных едва ли больше, чем для предыдущего времени. Лишь в Риме со II в. до н.э. отмечаются переписи, да и то неполные. Поэтому можно представить довольно общие числа, причем со значительным разбросом.

В Уруке около 2500 г. до н.э. насчитывалось примерно 50 тыс. человек. В Уре к началу II тыс. до н.э. – около 200 тыс. жителей, а в одном из ближайших городов – 9 тыс. В древней столице Египта – Фивах около 1600 г. до н.э. проживало примерно 225 тыс. жителей. Но, в основном, в тогдашних городах Ближнего Востока, а также и в I тыс. до н.э. насчитывалось 2 – 20 тыс. жителей. То есть за 2 тыс. лет почти не отмечено роста городского населения. Кстати, как считают эксперты ООН, для содержания в ту эпоху одного горожанина требовалось 50 – 90 крестьян.

О государствах данных еще меньше. Так, в Аккаде при Саргоне I (2414 – 2369 гг. до н.э.) жило около 40 – 50 тыс. человек (армия царя при этом насчитывала 5400 воинов).

К началу новой эры на Земле насчитывалось, по разным оценкам, от 250 – 280 до 400 млн. человек. Из них в Азии проживало до 70% всего населения. Только в Индии его было более 100 млн. Там же отмечалась и наивысшая плотность населения – до 20 человек на кв. км. В Китае при плотности в 6 – 7 человек на кв. км в начале новой эры жило 60 – 71 млн. жителей, в Египте – 5 – 8 млн. человек, во всей Африке – 30 – 40 млн., в Америке – 5 млн. жителей.

Германцев в начале новой эры насчитали 3 – 6 млн. человек, славян и других жителей Восточной Европы – 6 – 7 млн. В Римской республике рубежа новой эры (по Белоху) было 54 млн. Но многие считают это число завышенным. Ф.Ю.Маркузон, например, все тогдашнее европейское население оценил примерно в 35 млн. человек. А Урланис, наоборот, исходя из размеров Римского государства и плотности населения в нем, определил число жителей в нем в более чем 100 млн., хотя и признал условность таких подсчетов. К середине I тыс. население Италии обычно оценивают примерно в 8 млн., Иберии и Галии – по 5 – 7млн. человек.

Немного подробнее об античном мире. В IV в. до н.э. в Милете и Коринфе жило около 20 – 30 тыс. жителей, в Афинах IV в. до н.э. – примерно 100 тыс. В Коринфе тогда же жило около 40 тыс. свободных и до 60 тыс. рабов. Во всей Аттике тогда же насчитывают от 100 до 150 тыс. рабов и столько же свободных. В III – II вв. до н.э. в Афинах жило от 75 – 100 до 200 тыс. рабов и примерно столько же свободных. А во всем греческом мире тогда (по Белоху) – 7 – 8 млн. человек, примерно половину из которых составляли рабы.

В раннем Риме (VI – V вв. до н.э.) доля рабов составляла 1/16 – 1/8 от всего населения, которое составляло 5 – 10 млн. В конце III в. до н. э. во всей Италии проживало около 4 млн. свободных, а римских граждан из них – примерно 273 тыс. В начале II в. римских граждан было около 260 тыс., в середине II в. – 322 тыс., к концу столетия – уже около 400 тыс. К рубежу новой эры общее число римских граждан доходило до 5 – 6 млн. (около 1/10 всего населения Римской империи). А в самом Вечном городе в I – II вв. н.э. проживало до 1 млн. человек (все данные – по Белоху).

По Востоку подробных статистических данных нет, но известно, что число рабов там было много ниже числа свободных, среди которых преобладали крестьяне – мелкие землевладельцы. Это сообщало восточным обществам большую устойчивость.

С другой стороны, к рассматриваемому времени начала ослабевать прямая зависимость силы государственных образований от численности населения. Экономический и общественный уровень немноголюдных греческих государств позволил им успешно противостоять богатой людьми Персии в знаменитых греко-персидских войнах.

По оценкам американских демографов, средняя продолжительность жизни в древнем мире колебалась в пределах 20 – 30 лет. Конечно, локальное разнообразие стало значительнее, чем в первобытности. Больше людей доживало до зрелого и пожилого возраста. Но активизация международных контактов, увеличение количества войн, причем с дальними походами, естественно, повышали и уровень смертности, не способствовали росту рождаемости.

Известно, что в войнах Ассирии с 833 по 878 гг. до н. э. обычно уничтожалось и уводилось в рабство до 1/3 мужского населения. Цезарь в Галлии примерно за 10 лет (в середине I в. до н. э.) из 3-х млн. галлов уничтожил до 1 млн. В войне с Ганибалом в Италии было убито до 300 тыс. жителей. Рабы, понятно, умирали от тяжелого труда, плохого питания и содержания.

Огромное число рабов, особенно в античных обществах, не участвовало в воспроизводстве вообще. Хотя можно отметить и специфику. При патриархальном рабстве отмечена заинтересованность в рабах. Беременных рабынь даже освобождали от работ. Но в античном обществе с распространением рабства среди мелких рабовладельцев преобладало стремление максимальнее и быстрее оправдать затраты на покупку рабочей силы. Поэтому становилось выгоднее максимально использовать молодого раба или рабыню, чем освобождать ее из-за беременности, а потом еще и кормить ее детей. Лучше все выжать и купить другого. Поэтому рабов помещали в казармы, что вело к падению рождаемости в их среде. А дешевизна рабов была временами поразительной, особенно при крупных завоеваниях. В 177 г. до н.э. в Риме цены на сардинских рабов так упали, что сложилась поговорка: «Дешев как сард». В I в. до н.э. в период завоевания Понтийского царства цены на рабов упали до 4 денариев, тогда как обычно в то время они стоили 300 – 500 динариев.

В целом, однако, уровень рождаемости повышался за счет пусть и незначительного, но увеличения продолжительности жизни женщин, которые, следовательно, могли больше рожать. На одну женщину в среднем пиходилось 5 детей. В росте рождаемости были заинтересованы крестьяне. Но если на Востоке при большой роли крестьянского населения в хозяйстве эта традиция была довольно стабильной, как, кстати, и теперь, в античном обществе ситуация постепенно менялась из-за сокращения самого крестьянства. Так, в Аттике за 100 лет в V – IV вв. до н.э. удельный вес крестьян уменьшился с 33 – 34% до 27 – 28%. В дальнейшем на падении рождаемости в Греции и Риме сказались и интенсивная урбанизация общества, и рост культуры, и отрыв аристократии, да и большинства свободных от трудовой деятельности, что лишало их заинтересованности в многодетности. Широкие слои мужчин греко-римского мира прельщала политическая и общественная деятельность, что требовало финансовых затрат. Дети, как и семья вообще, отходили на задний план. Свободное времяпровождение влияло и на брачные традиции, поведение женщин.
В римских семьях рубежа новой эры в среднем было 2 ребенка, что вело вообще к прекращению роста населения.

Ограничению рождаемости способствовала и огромная армия, в которую регулярно отвлекались массы молодых мужчин. Далеко не все из них возвращались домой. Так, после поражения при Каннах (216 г. до н.э.) Рим мобилмизовал в армию более 30% всего мужского населения, то есть около 10% свободного населения вообще. По реформе Мария (конец II в. до н.э.) с отменой гражданского ополчения в постоянной армии стали служить по 16 лет. А при Августе (рубеж новой эры) римская армия насчитывала 250 тысяч (со вспомогательными службами – до 300 тыс.). Рядовые легионеры поступали на службу в 17 – 20 лет и служили по 25 – 30 и даже 40 лет и до отставки не могли вступить в легальный брак.

В итоге, несмотря на то, что в Риме 75% женщин на рубеже новой эры вступали в брак до 20 лет, а 40% – даже до 14, античная семья сползала в кризис. Пренебрежение семьей у греческой знати еще в III – I вв. до н.э. и у римской – в I – III вв. н. э. отрицательно сказывалось на плодовитости и репродуктивности общества в целом. Аморальность, характерная для аристократии, стала одной из причин ее вырождения. Женщины не хотели иметь детей. Увеличивалось число холостяков. Многие известные политики не оставляли прямого потомства. Даже в крестьянских семьях из-за сокращения земельных наделов (земля концентрировалась у латифундистов) рождаемость начала падать.

Ситуация к началу новой эры в Риме стала столь драматичной, что при Августе начала проводиться, пожалуй, впервые в истории, активная демографическая политика: вводились законы, направленные на поощрение рождаемости, на борьбу с безбрачием и бездетностью. Все мужчины от 25 до 60 лет и женщины от 30 до 50 лет были обязаны состоять в браке. В качестве наказания предусматривался запрет передавать наследство непрямым родственникам. Незамужние женщины обязывались платить налог в 1% имущества. Имеющим трое и более детей предоставлялись привилегии. С конца I в. бедным семьям стали выделять пособия. Но все равно до 20 – 40% детей в I – III вв. было брошено. Позднее, в IV в., были запрещены аборты, хотя наказания за них назначались минимальные. Впрочем, эти решительные меры не оказали должного воздействия на рождаемость, ибо не могли изменить сложившийся уклад. А при Константине из-за ограниченности средств законы Августа о льготах отменили.

Рассмотренный семейный уклад формировался еще греками, которые одни из первых среди древних народов начали соблюдать принцип единобрачия. Ибо полагали, что вводить в свой дом множество жен – обычай варварский и недостойный благородного эллина, как писал Эврипид. Думается, в этом сыграла роль и ограниченность земельных ресурсов и рано в таких условиях формировавшиеся традиции обособленных семейных ячеек с правом собственности. К тому же только при моногамии можно было обеспечивать право всех мужчин иметь жен. В демократических условиях Греции идея равных прав была актуальна, а богатство и власть какого-либо преимущества в этом интимном деле не давали.

Так или иначе, практически во всех греческих полисах сложился общий взгляд на институт брака. Считалось, что супружество преследует две цели: общегосударственную и частносемейную. Первой целью брака было приумножение числа граждан, которые могли бы воспринять от отцов обязанности перед государством. Производя на свет детей, гражданин выполнял свой долг перед родом и семьей, ибо дети – продолжатели рода и принимали на себя культовые обязанности по отношению к предкам, поддерживали и сохраняли семейные традиции. Вступая в брак, человек преследовал и личные цели – надежду на опору в старости, что при моногамной семье было чрезвычайно важно.

Важнейшим все же считалось исполнение своего долга перед государством, и это объясняет, почему в Афинах, хотя и не было формального принуждения к женитьбе, само общественное мнение заставляло мужчин обзаводиться семьями. Одинокие, холостяки не пользовались тем уважением, которым окружало общество людей женатых и особенно имевших детей. А в более суровой Спарте за безбрачие на холостяков налагался крупный штраф.

В раннюю эпоху, в VIII – VI вв. до н.э., жениха выбирал отец девушки. Кровное родство не являлось у греков препятствием для супружества. Браки заключались иногда даже между детьми одного отца. Закон запрещал только вступать в браки тем, у кого была общая мать (у других народов лишь царственные особы, чтобы подчеркнуть свою исключительность, могли допускать инцест). Выдавали замуж девушек в 15 и даже в 12 лет, что, кстати, осуждал Платон, считавший цивилизованным для девушек замужество с 18 – 20 лет, а женитьбу для мужчин – с 30 – до 35 лет.

Появление на свет ребенка было для семьи торжественным событием, независимо от того, как к ребенку отнесся отец. Если рождался мальчик, двери дома украшали оливковыми ветвями, если девочка – шерстяными нитями. Младенца купали в воде, в которую в Афинах добавляли оливковое масло, в Спарте – вино. Если отец признавал ребенка, на 5 – 7-й день после родов устраивали семейный праздник, Если же отец отказывался от ребенка, его просто выкидывали из дома, то есть обрекали на гибель, если только кто-нибудь его не подбирал и не выхаживал. Этот воистину варварский, дикий обычай может шокировать тех, кто поверхностно знаком с высокой древнегреческой культурой. Но, зная о первобытных обычаях детоубийства, этому не следует удивляться. Здесь присутствовали отголоски все тех же обычаев. Избавлялись от родившихся слабыми, увечными, опасаясь, что они станут обузой, а не опорой государства и семьи. В Спарте участь ребенка решал не отец, как в Афинах и некоторых других городах, а старейшины города. Вместе с тем могли избавляться и от здоровых детей, особенно девочек. Так, в Милете (Малая Азия) в 230 – 228 гг. до н.э. у 74 греков было 118 сыновей и лишь 28 девочек. Это могло быть связано с экономическими условиями в греческих полисах, порождавших потребность к саморегуляции численности населения. В итоге число детей в семьях ограничивалось двумя, реже тремя. А семьи с двумя дочерьми считались исключениями. Понятно, женщины не могли выполнять те задачи, которые ожидало подрастающее поколение полисов: охранять границы, выполнять сакральные функции, поддерживать культ предков. Считалось, что женщины не представляют ценности и как рабочая сила в хозяйстве. Аристотель писал: «...должно поставить предел скорее для деторождения, нежели для собственности так, чтобы не рождалось детей сверх какого-либо определенного числа...». То есть с увеличением численности детей пришлось бы дробить семейную собственность, что разоряло бы граждан, а вслед за ними и государство.

Проблема перенаселения, как известно, рано стала актуальной для эллинов. Примерно с рубежа IV/III вв., как сообщал Полибий, греки решили впредь ограничиваться воспитанием одного, самое большее – двоих детей. Хотя сам Полибий выступал против этого, считая, что страна со временем может обезлюдеть. Такое решение, понятно, прежде всего ударило по девочкам. Уже позднее, в I в. до н.э., в письме некого грека Гилароина из Александрии проявлялась трогательная забота о маленьком сыне и дается наставление жене, ожидавшей второго ребенка: «Если счастливо родишь и это будет мальчик – оставь его в живых, а если девочка – брось ее». Двух мальчиков в семье сохраняли на случай смерти одного из них.

Ни религия, ни мораль, ни право не осуждали этой жестокой практики детоубийства. Люди, которые находили брошенных детей и выхаживали их, также делали это не из сострадания, а из корыстного расчета. Они воспитывали себе верного раба или рабыню, которых затем можно было выгодно продать. Девочки чаще всего при этом попадали в руки сводников и держателей притонов.

Матери не всегда выкармливали младенцев. Часто их отдавали кормилицам, обычно бедным женщинам из числа свободных или рабынь. В афинских семьях в кормилицы, кстати, охотнее всего брали спартанок, отличавшихся отменным здоровьем и искусными, хотя и суровыми, методами воспитания. Детей выкармливали молоком, медом, а когда можно было переходить на более твердую пищу, поступали следующим образом: кормилица или нянька брала в рот кусок и, разжевав его, кормила этой кашицей ребенка. Современная гигиена, безусловно, отвергает такой способ. Но другой греческий прием успокаивания ребенка признается правильным и теперь: ребенка брали на руки и носили, укачивая.

Для детей делали игрушки: погремушки, кубики, волчки, куклы, зверюшек из терракоты и более дорогие – из слоновой кости. Некоторые куклы могли двигать ручками и ножками. Были и марионетки, управлявшиеся нитками. Дети постарше лепили игрушки из глины, воска, хлебного мякиша. Так что детство выживших детей уже проходило вполне цивилизованно.

В Спарте, впрочем, из-за особенностей ее внутренней жизни, перенаселенности не было, и там внимательно следили за тем, чтобы все способные к брачной жизни мужчины и женщины имели семьи. Были иски за безбрачие, за позднее вступление в брак. Многодетные семьи поощрялись. Спартанец, имевший трех-четырех сыновей, публично получал награду. Впрочем, здесь много и от патриархально-казарменных порядков Спарты. Ведь настоящей семьи там не было. Мужья были, по сути, приходящими, а дети довольно рано изымались из-под материнской опеки. Такие порядки, как известно, не прижились в других греческих государствах.

Но в целом демографическая политика в Греции отличалась гибкостью. При известном стремлении ограничить рождаемость, после потерь в Пелопоннеской войне Платон изменил своему требованию установлению минимального брачного возраста для мужчин в 30 лет, снизив его до 25 лет. Именно в такой ситуации в Греции граждане, имевшие трех сыновей, освобождались от ночной сторожевой службы, а отцы четырех сыновей – от всякой общественной службы. В спокойные годы все возвращалось на круги своя и Аристотель ратовал за 37-летний минимальный брачный возраст для мужчин.

Вообще для греков при большой роли общественной жизни характерно негативное отношение к семье. Было много незамужних женщин. С конца VI в. до н.э. в Афинах появились гетеры. Первые публичные дома были открыты с начала VI в. по приказу Солона. В такой ситуации в развитых греческих полисах складывались условия для демографического упадка, который, очевидно, тоже внес свою лепту в закат греческой цивилизации.

Римская семья поначалу следовала греческим традициям. Но, в отличие от Греции, в Риме женщины пользовались гораздо большей свободой. Они не были обречены на затворничество в своей половине (как в греческом гиникее), а проводили время в общих комнатах, принимали гостей как полновластные хозяйки дома, свободно появлялись в обществе, бывали в гостях и на торжественных приемах, о чем не могли и мечтать гречанки (женщины типа жены Перикла были в Греции исключением). Зависели от мужчин римские женщины в сфере экономики. Они не могли владеть недвижимостью, не могли выбирать себе опекуна и даже самостоятельно распоряжаться своим приданным при помощи верного раба.

Мужа для дочери, как и в Греции, выбирал отец. Отмечалось, что брачный возраст у юношей начинался с 14, у девушек – с 12 лет. Но реальным для юношей был более зрелый возраст, ибо он еще должен был учиться и отбывать военную службу. Но девушки выходили замуж рано. В отличие от Греции, где клятву при бракосочетании от имени невесты давал ее отец или опекун, в Риме сами молодые приносили брачные обеты.

В эпоху империи, отмеченную большой свободой нравов и разложением древних обычаев, право и возможности женщин в Риме значительно расширились. Это повлекло распространение в римском обществе легкомыслия, распущенности, разврата. С ростом женской свободы и независимости участились разводы. И если первый развод в Римской республике был зафиксирован только в 231 г. до н.э., то уже во II в. до н.э. поводом для развода становилась любая мелочь, например: жена вышла на улицу с открытым лицом. По этому поводу Плутарх приводит такой анекдот: одного римлянина упрекали, что он разошелся с женой, красивой и богатой. Тот в ответ вытянул ногу, обутую в изящный башмак и ответил: «Ведь и обувь эта новая и хорошо смотрится, но никто не знает, где она мне жмет».

К концу эпохи республики разводы в Риме стали почти повседневным делом, тем более, что женщины добились некоторого правового обеспечения своих имущественных интересов. Разрыв с традицией привел к превращению разводов в обычное дело. Такой распад семейных уз, как отмечалось, сказался на уменьшении рождаемости. Впрочем, и законы Августа не покушались на свободу разводов. Но после очередного развода бывшим мужу и жене предписывалось в определенные сроки вступать в новые законные браки (для женщин – от 6 месяцев до 2 лет, считая со дня развода). Интересно, что новых мужей легче было найти женщинам пожилым, ибо кандидаты в мужья часто мечтали о будущем завещании и о наследстве старой жены. Естественно, от таких браков прибавления детей ждать не приходилось.

Еще одним парадоксом античности было отсутствие врачебной помощи при родах. Как в Греции, так и в Риме достаточными считались услуги повитухи или опытной в акушерстве рабыни. Неудивительны трагические исходы и для рожениц, и для новорожденных. Регистрировать детей было необязательно до указа Августа, который обязал оповещать власти в течение 30 дней о родившемся ребенке.

Положение детей, не принятых отцом в римскую семью, было аналогичным тому, что отмечено в Греции. По-настоящему бороться с умерщвлением новорожденных начали только христиане.

К внебрачным детям в Риме относились отрицательно. И при строгости нравов в период республики, и при их либерализации в ранней империи, в эпоху Принципата. Но ревнитель нравов Август ввел и специальные кары за прелюбодеяние с чужой женой, за супружескую неверность. Однако за конкубинат (связь с наложницей) не наказывали. Так что внебрачных детей хватало, но юридических прав они не имели. С победой христианства в IV в. положение бастардов еще более осложнилось. Тем более, что церковь выступила и против конкубината. При Юстиниане (первая половина VI в.) конкубинат расценивался как низшая форма супружества, особенно в правах конкубины и ее детей на наследство. Такое, более либеральное отношение к незаконнорожденным сохранилось в Византии до IX в., в Западной Европе – XII в.

Если, как отмечалось, при родах медицинская помощь не полагалась, то особая детская медицина – педиатрия – была, особенно в Риме. Так что сохранившим жизнь детям могла оказываться и специализированная помощь, что несколько компенсировало падение рождаемости.

Медицина способствовала и росту продолжительности жизни. Хотя известна эпитафия (надмогильная надпись), приведенная Полибием: «Погиб, сраженный толпой врачей». Распространение практической медицины относится к началу новой эры. В эпоху Августа были заложены основы медицинской службы в армии. Военные врачи следили за питанием, гигиеной. В знаменитых римских походных лагерях сооружались бани с горячей и холодной водой, специальные отхожие места с хорошей очисткой. Для службы на флоте учитывали даже психические особенности моряков. У врачей были помощники – санитары. При Марке Аврелии армейская медслужба придумала для себя знаменитую эмблему – кубок и змею Асклепия – бога – покровителя врачевания.

Все это облегчало жизнь людей античной эпохи. Но сохранение древних обычаев, регулирование рождаемости (в том числе и детоубийством) и многочисленные войны, а затем и кризис семьи в позднем Риме сдерживали рост народонаселения.

Противоположное отношение к детям отмечается в древнем Китае. Там, при иной общественной системе, при отсутствии такой публичной жизни, как в античном Средиземноморье, семья была не только ячейкой общества, но и его хозяйственной единицей, в которой проходила вся жизнь рядового человека. А в правящем слое большую роль играли патриархально-семейные узы. Поэтому многодетность поощрялась. Рост населения рассматривался мыслителями и политическими деятелями Китая как показатель увеличения национальной силы, благосостояния и процветания. Но в семейной жизни китайцев были свои особенности. Конфуций был против участия женщин в государственных делах. Это порождало специфические нравы. Часто сыновья вступали в связи со скучающими женами и наложницами отцов. В многочисленных китайских руковод­ствах секс и любовь считались неразделимыми. Поэтому занятие сексом требовало уединения. В Индии, по «Кама-сутре», наоборот, секс и любовь не увязывались в единое целое. Поэтому занимались сексом открыто. Полигамия в Китае распространялась только в аристократической среде, так же как и большие семьи. В Индии большие семьи были характерны для всех общественных слоев, что создавало лучшие условия для выхаживания детей, вообще для заботы о слабых. Полигамия в Индии – тоже удел знати, но допускалась и при бесплодии первой жены.

В целом, нравы этих восточных обществ способствовали многодетности. Но конкретной статистикой о демографических процессах там мы не располагаем.

Выделим главные особенности демографических процессов в древних обществах.

1. Вследствие накопления хозяйственного и технического опыта улуч­шались бытовые условия и обеспечение пищей. Тем самым создавались предпосылки для выхаживания большего числа новорожденных, уменьшение смертности и общего роста продолжительности жизни.

2. Но реализация этих потенциально благоприятных демографических условий была затруднена из-за того, что:

а) во многих землевладельческих регионах, особенно в Греции, а затем и в Риме, в условиях ограниченности земли и быстрого роста количества рабов создавалось относительное перенаселение, что вело к необходимости регулирования рождаемости, ее искусственному сдерживанию и сохранению практики детоубийств. Короче, античное общество не проявило интереса к росту населения;

б) если смертность от естественных причин уменьшалась, то увеличилась из-за участившихся войн, которые стали и более продолжительными. Обострение военных конфликтов было связано с ускорением социальной дифференциации древних обществ, выделением знати, формированием государств, озабоченных и собственной безопасностью, и поисками дополнительных источников обогащения. В итоге столкновения стали интенсивнее и разрушительнее, чем с первобытности. Это усилило как воинские потери, так и жертвы среди мирного населения. К тому же многочисленные, почти постоянные войны, особенно между крупными государствами, отвлекали значительную часть мужского населения самого продуктивного возраста от процесса воспроизводства;

в) произошло изменение брачной модели в античном обществе. Направление развития античной цивилизации к хозяйственному обособлению индивида вплоть до формирования частной собственности с необходимостью вело к гражданскому обществу с демократическими тра­дициями. Эти традиции не могли не затронуть и брачную модель – в обществе все взаимосвязано. И если в Греции еще сохранялись патриархальные отношения, пришедшие из варварства – полное господство мужа в семье (правда, при установлении моногамии), то в Риме дело дошло до изменения брачной модели. Говоря демографическим языком, половое поведение(в традиционном обществе, в котором автономное поведение женщин отсутствовало, кроме проституции, половая жизнь регулировалась браком, а в браке – воздержанием при постах, другими ритуалами) сменялось прокрекционным поведением(независимостью полового поведения от традиций, регулированием рождаемости самими людьми через контрацептивы, аборты, известные уже в древнем Египте, но широко применявшиеся в Риме, особенно верхами). Это значительно сократило рождаемость и воспроизводство населения в позднем Риме, в определенной степени даже способствовало кризису и разложению, загниванию правящих слоев империи. Лишь христианство, основываясь на поздневарварской брачной модели, на традиционном половом поведении с сильным патриархальным, мужским началом и брачными обычаями стало восстанавливать в Средиземноморье старые формы семьи, распространившиеся потом по всему христианскому миру. Но от античного общества церковь взяла идею моногамии.

3. Восток развивался без таких скачков и зигзагов, в том числе и в демографическом отношении. В условиях, когда в хозяйстве сохранялись традиционные коллективные, общинные формы, когда коллективная собственность общин на землю плавно перерастала в общегосударственную собственность под началом монарха, поздневарварская патриархальная семья сохранила свои основные ценности: большие коллективы совместно проживавших родственников, часто с совместным же хозяйством (так было легче нести повинности). В таких условиях оставалась потребность в рабочих руках, что объективно вело к поощрению многодетности. Это же характерно и для брачного поведения правящих слоев, где многочисленная родня, клан были необходимы для удержания определенного места в обществе. Ибо гарантом собственности на Востоке был не закон, как в античном мире, а монарх и приближенная к нему знать. Это, впрочем, особая тема. Для нас же важно подчеркнуть сохранение на Востоке традиционной брачной модели. Впрочем, позднéе средневековая Европа тоже к ней вернулась.

4. Отмеченные особенности Востока обеспечивали там более стабильный рост населения, чем в Европе. Но опять-таки многочисленные войны, особенно ожесточенные из-за соседства землевладельцев с кочевниками, которые при своей экстенсивной хозяйственной модели не могли обходиться без постоянных войн, отрицательно влияли на демографическое развитие. К этому можно добавить и катастрофические стихийные бедствия, от которых постоянно страдали густонаселенные землевладельческие цивилизации долин рр. Нила, Тигра и Евфрата, Инда и Ганга, Янцзы и Хуанхэ. В итоге природа и человеческое несовершенство ставили серьезные ограничения росту народонаселения Востока.

5. Наконец, в рассмотренную эпоху проявились и противоречия хозяйственного, культурного и демографического развития. Относительная малолюдность античного общества не мешала ему одерживать победы над многолюдными, но менее образованными и гибкими восточными государствами (победы греков над персами, захваты Александра Македонского в Азии, римская экспансия на том же Востоке). То есть, силу и цивилизованность конкретного общества прежде всего определяли экономический и культурный уровень, а не интенсивность демографического развития.