Материнство и освобождение женщины

Способность и готовность заботиться о других передаются от женщины к женщине посредством психологических меха­низмов, во многом определяемых структурой общества. Они не вытекают непосредственно из женской физиологии. Жен­щина входит в материнскую роль, потому что о ней заботилась женщина. Мужчина, напротив, испытывает определенные ограничения, когда пытается исполнять родительские функ­ции, именно потому, что о нем с детства заботилась женщина.

В данном исследовании я делаю попытку показать, каким образом происходит воспроизводство состояния и функции материнской заботы. Я не утверждаю, что это гладкий и не­противоречивый процесс. Мать растит дочь, дочь перенимает навыки материнского поведения, и это обеспечивает преем­ственность родительства. Однако процесс воспроизводства ма­теринской заботы порождает напряжение и трения, которые, в свою очередь, подрывают систему «пола/гендера», созданную в результате этого процесса. Конкретная форма, в которую вы­ливаются эти напряжения и трения, зависит и от внутреннего развития системы, и от внешних по отношению к ней истори­ческих событий. В особые исторические периоды, как, напри­мер, в настоящий, внутренние противоречия системы «пола/ тендера» сливаются с внешними обстоятельствами. Это созда­ет ситуацию, при которой негативная общественная реакция получает широкое распространение, а зачастую и открыто по­литическое звучание.

Те самые способности и потребности, которые формируют женщину-мать, создают потенциальные противоречия в ис­полнении материнских функций. Материнское чувство едине­ния с младенцем может незаметно перейти в слишком тесную

249

связь и недостаточную отделенность между ними. Эмпатия и первичная идентификация матери обеспечивают способность предвосхищать потребности ребенка, однако могут перера­сти в бессознательное навязывание ребенку того, в чем он, по мнению матери, должен нуждаться. Развитие автономного «Я» у ребенка в этом случае затруднено, что, в свою очередь, приводит к потере чувства «Я» у матери. Женщина использует ребенка как третьего для выстраивания треугольника или для создания неразрывной связи с ним в паре мать—дитя. Это по­казывает, что в основе материнского отношения зачастую ле­жит конфликтная, амбивалентная, сильнейшая потребность женщины в своей собственной матери. Женщина превращает ребенка в средство восполнения собственной эмоциональной, а порой даже эротической потребности, не удовлетворенной мужчинами или другими женщинами. Она ожидает от младен­ца того, что только другой взрослый может ей дать. Эти тен­денции принимают разную форму в общении с сыном и до­черью. Сын может оказаться в положении психологического заменителя мужа и будет вынужден соучаствовать в защитном укреплении границ эго и вытеснении эмоциональных потреб­ностей матери. Дочери могут быть навязаны психологические функции утраченной матери, отчего у девочки окажется недо­статочно развито собственное отдельное чувство «Я».

Подобные тенденции воздействуют на личностные характе­ристики, которые впоследствии влияют на исполнение роди­тельских функций и играют большую роль в том, какие пси­хологические последствия будет иметь то или иное обращение женщины с ребенком. Актуальное же их проявление зависит от социального статуса семьи и принятых в данном кругу уста­новок по отношению к материнству. В обществе, где женщи­на занята осмысленным производительным трудом и может устанавливать близкие, стабильные, эмоционально удовлетво­рительные отношения с другими взрослыми, она реже станет эмоционально перегружать ребенка. Однако именно на эти условия налагает ограничения развитие промышленности в эпоху капитализма.

В 1940-е гг. в Америке появилось множество работ, утверж­давших, будто матери в нашем обществе подвергают детей «ги­перопеке», препятствуя их сепарации. В этих работах объектом исследования были женщины 1920-х гг. Они воспитывали де­тей в то время, когда психология подчеркивала ответствен­ность матери за развитие потомства, а у женщины появилась возможность уделять больше внимания каждому ребенку, по­скольку число детей в семьях сокращалось. Кроме того, повы-250

шение миграционных возможностей и массовое переселение из городов в пригороды препятствовало семейным и родствен­ным контактам женщин друг с другом. Женщина оказалась вы­нуждена растить детей в условиях, которые, по данным кросс-культурных исследований, делают исполнение материнских функций весьма затруднительным: домохозяйка, запертая в четырех стенах и перегруженная ответственностью за детей, поневоле станет испытывать к материнской роли амбивалент­ные чувства. Большинство этих исследований было не о жизни матерей, а о влиянии женщины на ребенка.

Изолированная, вырванная из привычной среды женщина стала искать психологическую опору в детях, порочный круг начал смыкаться. Выросшая в доме, где кроме матери не было других женщин, а отец привычно устранялся от семейных дел, девочка обычно сталкивалась с неразрешимой проблемой на стадии формирования личностной автономии. Став женщиной и матерью, она вряд ли сможет безболезненно пройти стадию сепарации с собственными детьми.

Когда основная, исключительная ответственность за детей возложена на женщину, мужчина начинает испытывать про­блемы с формированием мужественности. Мужчине гораздо труднее развить стабильное чувство маскулинного «Я», чем женщине — стабильное чувство фемининного «Я», поскольку материнские функции — прерогатива женщины. Согласно дан­ным кросс-культурных исследований, чем меньше отец (или другие взрослые мужчины) принимает участие в жизни семьи, тем сильнее конфликт в развитии маскулинности и страх муж­чины перед женщиной.

Серьезные конфликты неизбежны, если люди испытывают сильную потребность в эмоциональной поддержке, но могут удовлетворить эту потребность лишь с ограниченным числом людей, устанавливая с ними глубокие интенсивные отношения, не укорененные в совместной деятельности и не регулируемые системой институционализированных правил. Например, гете­росексуальные отношения, основанные на идеализации и ро­мантической любви, стремящиеся к полному эмоциональному слиянию и не имеющие той экономической и политической основы, какую некогда давало супружество, часто терпят крах. Об этом свидетельствует современная статистика разводов. В отношениях матери и сына возникнет много обид и взаимных упреков, если мать ищет в сыне мужа. Если у матери много подруг, интересная работа и стабильная самооценка, у дочери есть шанс стать женщиной сильной, уверенной в себе, способ­ной заботиться о других. Отношения с матерью, у которой нет

251

поддержки со стороны другого взрослого или содержательной работы и которая все еще амбивалентно привязана к собствен­ной матери, рождают у дочери амбивалентную привязанность и неспособность к сепарации. Аспекты личности женщины, которые принимают участие в формировании ее материнского поведения и самочувствия, искажаются.

Современные проблемы родительства возникают из потен­циальных внутренних противоречий в семье и социальной кон­струкции тендера — противоречий между пролонгированным и социальным материнством женщины и гетеросексуальными привязанностями, между недостаточной сепарацией матери и индивидуацией ее дочери, между эмоциональной зависимос­тью матери и маскулинным развитием сына. Изменения, воз­никающие вне семьи, особенно в экономике, обострили эти противоречия.

Сегодня, когда женщины пополнили ряды наемной рабо­чей силы, продолжая одновременно выполнять материнские функции, мы наблюдаем возникновение новых проблем. Жен­щина должна быть хорошей матерью и надежным работником. Она плохая мать, если отдает ребенка в детский сад; жадная и бестолковая, если ждет помощи от мужа; ленивая, если, будучи матерью-одиночкой, требует пособия на ребенка, чтобы иметь возможность оставаться с ним дома и не ходить на работу

То, что родительские функции ложатся преимущественно на женщину, влияет и на мужчину. Ощущение отчуждения и жестокая конкуренция в сфере труда заставляют многих муж­чин сожалеть о недостаточности контакта с детьми. Они чув­ствуют, как еще одна из немногих оставшихся им форм глубо­кого личностного опыта ускользает от них.

До возникновения современного феминистского движе­ния социологи и психологи возлагали бремя решения этих проблем на индивида и не видели в них проявления систем­ной болезни общества. Они исследовали потенциальные про­тиворечия в материнской позиции и их внешнее выражение: мать, балансирующую между сепарацией и слиянием, погло­щением и утратой эго, при этом сохраняющую личностную автономию. Перед нами портрет женщины, пытающейся не воспроизвести отношения с собственной матерью в общении с детьми и одновременно опирающейся на эти отношения. Проблемы во взаимоотношении полов и конфликты в фор­мировании маскулинности в то время считали естественным следствием неправильного материнского поведения. Чтобы решить проблему, говорили ученые, женщина должна на­учиться лучше держать равновесие, а отец — стать более со-252

блазнительным идеалом для дочери, лучшим примером и мо­делью для сына.

Психоаналитически ориентированные и социальные пси­хологи, с которыми я обсуждала эту книгу, полагали, что нет ничего неправильного в делении функций или ролей на осно­вании пола, в распределении труда по половому признаку. Они убеждены, что неправильны только неравенство и дифферен­цированный подход. Однако ни исторически, ни кросс-куль­турно мы не можем разграничить разделение труда по поло­вому признаку и тендерное неравенство. Разделение труда по половому признаку и ответственность женщины за воспита­ние ребенка связаны с мужским доминированием и порожда­ют его. Психологи недвусмысленно продемонстрировали, что сам факт преимущественного осуществления заботы о детях женщиной порождает конфликт маскулинности у мужчины, психологию мужского доминирования и потребность превос­ходить женщину Антропологи утверждают, что в древности от­ветственность женщины по уходу за детьми требовала, чтобы охотой занимался мужчина¹. Это давало ему, а не женщине, престиж и доступ к власти вследствие контроля над распре­делением излишков в хозяйстве. Продолжительная занятость женщины в домашней, «естественной» сфере как продолжение ее материнских функций ограничила ее присутствие в других сферах — социальной и культурной — и закрепила власть за мужчиной².

Таким образом, социальная структура и распределение ро­дительских функций порождает половое неравенство, а не просто ролевую дифференциацию. Перед нами стоит важная политическая и социальная задача конфронтации этой струк­туре. Несмотря на то что подобная расстановка сил выглядит универсальной, укорененной в биологии человека, а потому неизбежной, ее можно изменить. На возможность изменения указывает не только теоретическая критика биологического детерминизма, но и противоречия, свойственные сегодняшней системе распределения родительских функций. По мере того как существующие формы родительства воспроизводят сами себя, присущая им ограниченность рождает глубокую неудо­влетворенность у женщин и — в некоторых случаях — у муж­чин.

Если нашей целью является преодоление разделения тру­да по половому признаку, при котором женщины — и только они — выполняют функции заботы о потомстве, необходимо в первую очередь понять механизмы его воспроизводства. В сво­ей работе я постаралась указать, куда должно быть направлено

253

вмешательство. Стратегия изменения, целью которого являет­ся освобождение человека от оков тендерного неравноправия, должна учитывать необходимость фундаментальной реоргани­зации структуры родительства, с тем чтобы первичные роди­тельские функции совместно исполняли мужчина и женщина. Некоторые друзья и коллеги считают мою точку зрения не­правомерной. Действительно, не все женщины выполняют материнские функции или хотят этого, и не все женщины об­ладают «материнскими качествами» и особой способностью заботиться о других. Одни женщины больше способны забо­титься о ребенке и больше хотят детей, другие меньше. Неко­торые мужчины больше способны заботиться о ребенке, чем некоторые женщины. Я согласна, что провозглашение гендер-ных различий скрадывает мелкомасштабные различия внутри одного тендера и сходство между двумя тендерами. Я надеюсь, что эта книга заставит нас задуматься над этими различиями и воодушевит исследователей на поиск ответа на поставленные вопросы.

Тем не менее я убеждена, что межгендерные различия яв­ляются общественно и политически самыми важными. Ис­следовать внутригендерные различия и межгендерное сходство необходимо, чтобы оспорить естественнонаучную, биологиза-торскую точку зрения на мужчину и женщину. Однако самое важное — принимать во внимание структурные и статисти­ческие данные, свидетельствующие о различии в положении мужчины и женщины. Главное — не спутать то, что есть, с тем, что должно быть.

Было высказано мнение, будто я не учитываю изменений в организации родительских функций, что моя точка зрения «неисторична»³. Эта критика задевает сам корень проблемы. Система «пола/гендера» постоянно меняется, так как соответ­ствует другим аспектам организации общества и экономики и влияет на них. И все-таки по своей сути она остается той же. Нет смысла отрицать ни социально-психологическую задан-ность пролонгированного и социального материнства женщи­ны, ни степень нашего участия, часто вопреки сознательным намерениям, в современном состоянии системы «пола/генде­ра». Мы почти ничего не знаем об исторических изменениях в практике родительства, так же мало мы знаем об этих различи­ях в современном обществе: о влиянии классовых различий, о влиянии трудовой занятости матери. Мы мало знаем о влия­нии семейной структуры, например, живет ли мать-одиночка с маленькими детьми или/и со взрослыми детьми, растут ли дети в широком или узком семейном окружении. Нам нужно знать 254

больше о влиянии этих переменных на родительские функции и об их изменениях.

Разумеется, нельзя утверждать, что обсуждаемые мною про­цессы не меняются. Моя точка зрения опирается на данные психоанализа, которые распространяются, самое большее, на последние сто лет, если начинать с детства первых пациентов Фрейда. Но даже и за это время практика родительства и его организации изменилась. За прошедшие сто лет произошли огромные перемены в доступности контрацепции и в росте числа семей с меньшим количеством детей, семей более изо­лированных. Также более изолированным стало воспитание детей. Женщины тратят гораздо меньше времени на деторож­дение и воспитание детей. За последние двадцать лет боль­шинство женщин с детьми стало работать: например, в 1974 г. работали около 46 процентов матерей с детьми младше 18 лет: около половины матерей с детьми школьного возраста и около трети с детьми младше шести лет⁴. Несомненно, эти измене­ния повлияли на отношения матери и ребенка и на качество и содержание заботы и воспитания, но мы не знаем, каким об­разом. Мы не знаем, когда кумуляция малых подвижек в прак­тике родительства приводит к качественным изменениям и по­зволяет судить о том, что мы имеем дело уже с совсем другой системой.

В то же время женщина остается тем, кто осуществляет пер­вичную заботу о детях, как внутри семьи, так и в альтернатив­ных условиях заботы о ребенке. Даже если мы посмотрим на современные общества, где широко распространен внесемей-ный уход за ребенком, — Израиль, Китай, Советский Союз, Кубу — и там этим все еще заняты женщины.

Я не делала попытки проанализировать, как воспроизво­дится система родительской заботы во все времена. Но воз­можно, однако, что сделанные мною выводы применимы ко всем общественным устройствам. Многие факторы влияют на воспроизводство пролонгированного и социального материн­ства в разных обществах и в разные исторические периоды. Обсуждаемые мною факторы являются основными для вос­производства материнства на сегодняшний день. Если же они и были менее существенными в другое время и в другом месте, это не отменяет моих выводов, а скорее указывает на то, что нам необходимо знать больше.

Меня упрекают не только в том, что мое исследование не допускает возможности изменений, но и в том, что я песси­мистка и изображаю настоящее положение дел как неизбеж­ное. Кажущаяся неизбежность заложена уже в самом языке,

255

где первичные родительские функции обозначаются словом «материнство». Сложно воспринимать отдельно женщину и ее родительские функции, трудно разграничить необходимую де­тям заботу и человека, который ее предоставляет. Но мы можем и должны это разделять.

Процессы, которые я пытаюсь объяснить, кажутся неиз­бежными еще и потому, что я, как и другие, кто опирается на объяснительные принципы психоанализа, описываю то, что происходит с людьми к пятилетнему возрасту. Психоанализ действительно утверждает, что наша личность решающим об­разом формируется к пяти годам. Но при этом он допускает возможность изменения в ходе жизненного опыта или с по­мощью аналитического процесса. Психоанализ был создан не только для объяснения раннего психического развития челове­ка, но и как способ преодоления ограничений в формировании личности. Более того, психоанализ выступает против односто­ронней модели социальной детерминации и за разнообразие и творчество, которые проявляются в том, как человек перераба­тывает свои ранние детские переживания и дальнейший опыт. В этой книге я показываю, как родительские качества созда­ются у женщины особыми социальными и психологическими процессами. Имплицитно я также показываю, как эти качества могут быть созданы у мужчины, если мужчина и женщина на равных станут выполнять родительские функции.

Можно обратиться к последним психологическим теориям и исследованиям, чтобы продемонстрировать вероятность из­менения. Первые психоаналитические теории подчеркивали важность отношений в процессе биологического кормления для формирования личности. Современные теории, наоборот, полагают, что ребенку необходимо целостное родительское от­ношение, которое включает в себя тепло, контакт, надежную заботу, а не только само по себе особое отношение кормления. Эту теорию использовали для того, чтобы мать сидела дома. Сейчас же биологические императивы звучат не так убедитель­но. Известно также, что и другие люди, а не только биологиче­ская мать, могут адекватно заботиться о ребенке. Похожим об­разом классическая теория детского развития утверждала, что детям нужен один человек, который выполняет родительские функции. Но последние исследования показали, что детям нужна постоянная забота и стабильная возможность полагаться на небольшой круг людей. Они не нуждаются в эксклюзивных отношениях с одним-единственным человеком. Исторически сложилось так, что о детях редко заботилась только биологиче­ская мать. Современные исследования указывают на важность 256

качества ухода за ребенком в детских садах и качества того вре­мени, что дети проводят с родителями.

Дети действительно растут по-другому в отсутствие посвя­тившей им себя матери, но не обязательно растут хуже. Изуче­ние коллективного воспитания детей (Китай, Куба, киббуцы в Израиле) показало, что у этих детей больше развивается чувство солидарности и преданности группе, меньше — индивидуализм и конкуренция. Эти дети менее склонны к формированию ин­тенсивных, исключительных взрослых отношений по сравне­нию с детьми, которых воспитывали в западных нуклеарных семьях. На мой взгляд, исключительное родительство одного лица одинаково плохо и для матери и для ребенка. Как я от­мечала ранее, мать в таких обстоятельствах склонна слишком много вкладывать в отношения с ребенком. Похожим образом, думаю, и детям лучше в ситуации, где любовь и отношения не становятся предметом контроля и манипуляции одного чело­века.

Современная организация родительства отделяет детей от мужчин. Большинство специалистов заявляют, что дети долж­ны проводить какое-то время с мужчинами, но есть сомнения, должно ли это время быть эквивалентно по эмоциональному качеству тому времени, которое ребенок проводит с женщи­ной. Так как эти специалисты озабочены тем, чтобы ребенок усвоил надлежащую тендерную роль, они считают, что отец должен играть не такую роль, как мать. Отец должен стать пре­имущественно маскулинной ролевой моделью для мальчика и гетеросексуальным объектом для девочки, потому что тради­ционные тендерные роли и гетеросексуальные ориентации не­обходимы и желательны. Эти роли действительно важны для системы «пола/гендера», основанной на половом неравенстве, но не для социального выживания или свободной деятельно­сти человека. Отец должен помочь ребенку в индивидуации и преодолении зависимости от матери. Но и эта зависимость, и соответственная первичная идентификация не создавались бы, если бы мужчина взял на себя исходные родительские обязан­ности.

С самого начала дети могут находиться в зависимости от людей обоего пола и формировать индивидуализированное чувство «Я» по отношению к обоим. Тогда маскулинность не будет связана с отрицанием зависимости и обесцениванием женщины. Женщина будет меньше озабочена индивидуацией, а у детей не разовьется страх перед всемогуществом матери и ожидание, что женственность предполагает наличие уникаль­ного самопожертвования. Все это ослабит потребность муж-

257

чины охранять свою маскулинность и контроль над социаль­ными и культурными сферами, в которых женщину третируют как второсортное и беспомощное существо. Это также помо­жет женщине развить автономность, которой она часто бывает лишена из-за чрезмерной включенности в отношения.

Равенство в родительстве не будет угрожать первичному чувству тендерного «Я» (мы не знаем, правда, каким могло бы быть это «Я» в несексистском обществе). Как отмечает Стол-лер, что угодно может угрожать первичному чувству гендерно-го «Я» у мужчины и при нынешнем положении вещей. Но это чувство «Я» не обязательно возникает из ролевого принятия. Когда это так, оно скорее является реактивным и защитным, чем безопасным и гибким. Личная связь и идентификация с обоими родителями может способствовать тому, что человек выберет ту деятельность, которую пожелает, не чувствуя при этом, что такой выбор подвергает опасности ее или его гендер-ную идентичность.

Я предполагаю, что равенство в родительстве сохранит у людей обоего пола их позитивные способности, но без тех де­структивных крайностей, тенденция к которым наблюдает­ся сейчас. У каждого человека с опытом хороших первичных отношений есть основание для проявления заботы и любви. Женщина не утратит эти способности, даже когда их обретет мужчина. Мужчина сможет сохранить автономию, возникшую из дифференциации, не делая эту дифференциацию ригидной и реактивной. А у женщины появится возможность ее обрести. Выбор сексуального партнера станет более гибким, менее вы­мученным.

Мне бы хотелось думать, что можно просто инициировать такие трансформации в масштабах всего общества. Однако ма­теринская роль женщины связана с многочисленными аспек­тами нашего общества, является фундаментальной для нашей идеологии тендера и многим выгодна. Это главная характери­стика системы «пола/гендера». Материнская роль женщины создает гетеросексуальную асимметрию, которая воспроиз­водит систему семьи и брака, при которой женщине остается удовлетворять свои потребности, заботясь о детях, а мужчи­не — реализовывать свои способности, участвуя в отчужденном мире труда. Это создает психологию мужского доминирования и страха мужчины перед женщиной. Это формирует основу разделения социума на неравноценные приватную и публич­ную сферы, отданные людям разного тендера.

Материнская роль женщины также является важнейшим связующим звеном между современной организацией тендера 258

и организацией производства. Она определяет появление муж­чины с личностными качествами и психической структурой, подходящими для участия в капиталистическом мире труда. Идеологически обязанности женщины-матери простираются вплоть до обязанностей женщины-жены эмоционально вос­станавливать и поддерживать работающего мужа. Допущение, будто социальная организация родительства является есте­ственной и единственно возможной (забота женщины о ребен­ке неотделима от ее детородной функции, по биологическим причинам женщина является лучшим родителем, чем мужчи­на, женщина обязана быть матерью по моральным соображе­ниям), продолжает служить обоснованием невозможности из­менений в социальной организации тендера. Понятно поэто­му, что самое сильное сопротивление изменениям в системе «пола/гендера» возникает как раз вокруг вопроса о социальных материнских функциях женщины.

В наше время требования к ролям, заданным системой «пола/гендера», создали широко ощущаемое неудобство и вы­зывают сопротивление. Аспекты этой системы пребывают во внутреннем кризисе и в конфликте с экономическими тен­денциями. Изменение, конечно, произойдет, но результат его неясен. Ликвидация современной организации родительства в пользу эгалитарной системы, при которой мужчина и женщина одинаково ответственны за уход и воспитание, стала бы огром­ным общественным продвижением. Такой исход исторически вероятен, но далеко не неизбежен. Подобные подвижки не возникают просто потому, что они лучше для «общества» или для некоторых (обычно не облеченных властью) людей. Они зависят от организации сознания и от деятельности женщин и мужчин, которые понимают, что в их интересах трансформи­ровать социальную организацию тендера и ликвидировать по­ловое неравенство.