АНАЛИЗ СЦЕНАРИЕВ

Игры можно считать частью более широких и сложных трансакционных ансамблей, называемых сценариями. Сценарии относятся к области явлений переноса, то есть являются производными, точнее, адаптациями инфантильных реакций и опытов. Сценарий, однако, не ограничивается простой реакцией переноса или ситуацией переноса, но является попыткой повторить в форме производной драму переноса во всей совокупности, драму, разделенную, подобно театральным сценариям, на акты, которые являются артистическими производными оригинальных драм, детства, С операционной точки зрения сценарий представляет собой сложный ансамбль трансакций и по своей природе является циклическим, но не обязательно повторяющимся, потому что полное представление может растянуться на всю жизнь.

Современная форма трагического сценария построена на фантасме спасения женщины у которой несколько мужей подряд были алкоголиками. Потрясение от сценария такого типа приводит к отчаянию. Сценарий предусматривает волшебное выздоровление мужа-алкоголика, которого в жизни почти не случается развод и новую попытку замужества.

С другой стороны, реалистичный и конструктивный сценарий может быть источником большого счастья, если другие члены группы хорошо подобраны и правильно играют свои роли.

В практическом плане анализ сценариев требует, чтобы трансакционный и социальный материал был организован таким образом, что пациент ясно видит природу своего сценария. Сценарии невротиков и психопатов почти всегда трагические и с удивительным постоянством подчиняются правилам драматургии пролог, основное действие и развязка с пафосом и реальным или символическим отчаянием, которая заканчивается траурным песнопением. Следует соединить драму, происходящую в повседневной жизни, с ее историческими истоками так, чтобы контроль индивидуальной судьбы перешел от Ребенка к Взрослому, от состояния археопсихического неосознанного к состоянию неопсихическому осознанному. В группе вскоре становится видно, что каждый участник оценивает другие решая, смогут ли они стать прототипами в его сценарии; он как бы берет на себя обязанность режиссера, прежде чем сам станет одним из прототипов.

Чтобы осуществлять эффективный анализ сценариев, врач должен иметь концептуальный план, построенный лучше того, которым он пользуется в своих объяснениях с пациентом. Прежде всего, психоанализ не имеет никакого специального термина для обозначения оригинальных экспериментов, откуда вытекают реакции перенесения. В анализе сценариев называют прототипом семейную драму, которая разыгралась в первые годы жизни пациента и не привела к удовлетворительной развязке. В классическом случае это архаическая версия драмы Эдипа, продленная на долгие годы. Ее отголоски вновь проявляются в виде собственно сценария, величины, производной от протокола. Но в каждой социальной ситуации сценарий должен быть соотнесен с реальными возможностями. Это соотнесение носит техническое название адаптации, и вот этот адаптированный сценарий пациент пытается воспроизводить в реальной жизни, манипулируя людьми, которые его окружают. На практике термин «сценарий» покрывает сценарий и адаптацию. Из этих трех слов «сценарий» следует употреблять в группе, как наиболее отвечающий поставленной цели и содержательный по смыслу.

Выбирая исполнителей своего сценария, пациент наблюдает и оценивает других участников группы, используя интуицию и проницательность, то есть обычно правильно подбирает актеров на роли матери, отца, брата и других персонажей. Когда распределение ролей закончено, он требует от своих собеседников предусмотренных сценарием и ролью ответов. Если в группе недостаток участников, то один человек играет две роли, если избыток, то несколько человек могут играть одну роль или можно придумать новую роль, маленькую, второстепенную.

Поведение пациента мотивируется необходимостью возобновить или увеличить преимущества исходного опыта. Он может выбирать либо повторение классического конца, либо более счастливую развязку. И так как целью анализа сценариев является выбрать пьесу и поставить лучшую, то неважны альтернативы в этой области. Например, установили, что неинтересно знать, сумеет ли женщина, не добившаяся успеха в лечении отца-алкоголика, добиться лучших результатов в борьбе с алкоголизмом своих мужей, а важно освободить эту женщину от необходимости переживать вновь и вновь свою ситуацию и направить ее по другому пути. Это применимо ко всем сценариям, которые показали свою бесплодность.

Госпожа Каттерс иллюстрирует практические проблемы анализа сценариев. Длительные индивидуальные беседы ничего не дали: основным механизмом защиты была сильно контролируемая манера высказываться, что успешно изолировало ее Ребенка, поэтому просчитывались лишь незначительные данные, позволяющие устанавливать ее симптоматику. Но. как только пациентка вошла в психотерапевтическую группу, она почти сразу перешла к действию: активно участвовала в игре «Как вести себя с супругом-правонарушителем» (пастайм из серии «Ассоциация родителей»), систематически участвовала в игре «Сражайтесь!» и с любопытством следила за дискуссиями между мужчинами. А когда группа играла в «Это ужасно», она со смехом рассказывала о кровавых инцидентах, жертвами которых были ее друзья и знакомые. И таким образом за несколько недель в группе были собраны данные о ее заболевании, которые нельзя было получить за несколько месяцев индивидуального наблюдения. Но так как сценарии были сложными и носили личностный отпечаток участников группы, понадобилось все-таки прояснить материал в последующих беседах. Во время одной из них госпожа Каттерс пожаловалась, что не может защищаться от мужской агрессивности. Врач, опираясь на имеющиеся в его распоряжении данные, высказал мнение, что это вызвано, возможно, ее гневом против мужчин. Она ответила, что это какое-то недоразумение, что она никакого гнева против мужчин не испытывает. Она продолжала разговор, описывая фантасмы при смерти своего мужа, образцового волокиты. Однажды он попал в аварию или какую-то переделку из-за женщины и его принесли домой, окровавленного и смертельно раненного; так она стала для своих друзей романтическим персонажем, трагической вдовой. Потом она стала рассказывать о своем детстве, о том, как ее ранило предпочтение, которое родители оказывали ее маленькому брату. Ее гнев распространялся особенно на отца, и она думала: «Вот бы его убили, тогда мама не бегала бы за ним». Она воображала, что такая смерть поставила бы ее в особое положение среди маленьких товарищей. Картина смерти отца вызывала у нее особый радостный смех.

В самой простой форме ее протокол был следующим: мечты о смерти отца осуществились, хотя она здесь была ни при чем; у его смертного одра она испытала странное удовольствие, как и тогда, когда пришла сказать об этом матери и видела ее горе; она стала романтическим персонажем в глазах своих маленьких товарищей. Эта драма возобновилась в ее фантасмах по поводу мужа, но здесь отсутствовал один элемент: убитая горем мать. И когда врач спросил, не играла ли какую-то роль в ее фантасмах свекровь, она ответила, что это так, что после смерти мужа она видит себя идущей объявить роковую весть его матери, своей свекрови.

Этот протокол содержал шесть главных ролей: она сама, отец, мать, соперник, нападающий, публика. Он мог содержать несколько сцен, например, ревность, нападение, у смертного одра, объявление о смерти, романтическое скорбное песнопение.

Сценарий также предусматривает шесть главных ролей: она сама, влюбленный мужчина, свекровь, соперница, нападающий и публика — и содержит те же сцены и действия. Ее выбор мужа должен был мотивировать ревность, что соответствовало сценарию. Польза и преимущества, извлекаемые из протокола и сценария, одинаковы. Первичное внутреннее преимущество касается жуткого смеха у смертного одра; первичное внешнее преимущество касается влюбленного объекта, который является источником сцены и беспокойства, а также реванша над личностью матери. Вторичные выгоды вытекают из наследства, а социальные преимущества — из трагической роли, которую она могла играть в своем окружении.

Ее адаптация к этому сценарию проявилась в поведении в рамках группы в трех играх: «Муж-правонарушитель» («Ассоциация родителей») (сцена 1 — ревность); «Сражайтесь!» (сцена 2 — нападение) и «Это ужасно» (сцена 3 — у смертного одра). Ретроспективное поведение госпожи Каттерс в индивидуальных беседах, манера делать заявления (сцена 4 — объявление), длинные тирады о чьем-то очаровании (сцена 5 — скорбная песнь) — все это выявляло и подчеркивало ее сценарную роль. Эти вопросы подолгу обсуждались (правда, не так строго и последовательно, как здесь), в результате чего пациентка имела довольно ясное понимание природы сценария, к тому же она видела, как прошла часть ее жизни, проигрывала свой спектакль. И если раньше ее действия направлялись неосознанными принудительными толчками, то теперь она могла осуществлять социальный контроль над своим поведением, касавшимся многих окружающих ее людей. И хотя ее Взрослый имел новый разумный подход к оценке ее действий и ее отношений с другими людьми, сами конфликты еще существовали. Ее положение все-таки улучшилось не только в социальном, но и в терапевтическом плане, так как теперь врач и пациентка значительно больше знали, с конфликтами какого типа они имеют дело. Сексуализация смерти, источник пристрастия пациентки к посещению кладбищ, не была теперь изолированным явлением, находя свое место в общей картине ее жизни; так же обстояло дело и с другими симптомами.

В этом сценарии нет ничего странного для невропата, хотя он может показаться патологическим людям, не привыкшим заниматься такими архаическими драмами.

То, что следует дальше, представляет реальный ход одного сценария, протокол которого полностью невозможно было прояснить из-за технических трудностей.

Господин Кинз, холостой, двадцати пяти лет, приехал в Нью-Йорк провести уик-энд и развлечься. Он приехал рано утром, немного усталый и нервный, и, решив взбодриться, зашел в бар. Там он завязал разговор с какими-то подозрительного вида мужчинами, которые, как он надеялся, помогут ему раздобыть девицу. Он сказал им, что у него только десять долларов, но они ответили, что этого достаточно. Они посадили его в свою машину и повезли в порт на берегу реки, где не было ни одной живой души. В разговоре он сказал, что у него с собой охотничий нож, они попросили его показать. Через несколько минут машина остановилась и сидевший на заднем сиденье мужчина обхватил сзади шею господина Кинза, в то время как другой приставил к его горлу отобранный нож. Они потребовали деньги, и он, с трудом вытащив из кармана бумажник, отдал его. Выпотрошив содержимое, бандиты уехали, помахав рукой. Господин Кинз вытер кровь и пошел искать полицейского. Но он рассказал свою историю так сбивчиво, а вид у него был такой жалкий, что полицейский не очень удивился случившемуся. Записав необходимые детали, он отпустил потерпевшего, пожав плечами.

Подав жалобу о краже, господин Кинз поел немного и, не дав себе труда почистить одежду, явился к дверям клуба своего отца. Швейцар не знал его и, вытаращив глаза, послал мальчика объявить о его приходе. Отец принял его в библиотеке, где он сидел с несколькими деловыми людьми, респектабельными и консервативными. Господин Кинз не торопился объясниться по поводу своего внешнего вида, а когда отец спросил, ответил, что ему чуть не перерезали горло. Отец пригласил его в кабинет на втором этаже привести себя в порядок. Господин Кинз умылся, переоделся, спустился к отцу, вежливо попрощался с ним и его друзьями и ушел на поиски новых развлечений.

Интересно отметить, что бандиты не боялись, что господин Кинз предпримет поиски или потеряет голову от гнева.

Рассказывая эту историю, господин Кинз отрицал, что провоцировал бандитов, и не хотел признать, что его действия были необычны. Но прежде всего господина Кинза интересовало своеобразное испытание, которому он подвергал своего отца, явившись в таком виде в клуб. Ему важно было узнать, выгонит его отец или нет, а если выгонит, то как именно.

Было очевидно, что господин Кинз хорошо подобрал своих «актеров»: не так просто найти в реальной жизни людей, которые расположены перерезать кому-то горло за десять долларов. Он дал им не только предлог, но и оружие.

Протокол этой части сценария неизвестен. А вот последний акт более доступен.

Господин Кинз был ребенком с ранним развитием, и вот однажды он прибежал в комнату, где находились отец и его друзья, показать им свой очередной подвиг. Но никто не удивился и не восхитился, и он не мог забыть своего отчаяния из-за этого. Во всяком случае, господин Кинз стал профессионалом в такого рода спецэффектах: он спровоцировал насилие над собой и явился к отцу. Он по своей воле попадал в самые опасные ситуации. А между тем, когда его Взрослый держал власть в своих руках, это был очень мягкий, любезный и скромный молодой человек.

Имея достаточный опыт, можно достигнуть хорошей диагностической проницательности при анализе сценариев.

Следующий пример иллюстрирует развитие целого сценария в течение нескольких секунд.

Госпожа Сейерс, тридцатилетняя мать семейства, сидела на диване, а госпожа Каттерс — между нею и столом, стоящим в углу, как показано на рис. 10. Это была группа начинающих, и Сейерс подробно рассказывала о своих проблемах с мужем. Внимание как раз было обращено на господина Труа. Посреди какого-то диалога между госпожой Каттерс и господином Труа госпожа Сейерс протянула руку перед госпожой Каттерс, чтобы взять стоявшую на столе пепельницу. Не рассчитав движения, она потеряла равновесие и чуть не упала с дивана, но вовремя удержалась, с коротким смешком пробормотала: «Извините» и закурила. В этот момент госпожа Каттерс прервала реплику и тоже сказала: «Извините».

С описательной и объективной точки зрения поведение госпожи Сейерс можно понять следующим образом, поделив на эпизоды.

1. Пока другие разговаривают, я покурю.

2. Чтобы не беспокоить соседку, я возьму пепельницу.

3. Я чуть не упала.

4. Я удержалась вовремя, смеюсь иизвиняюсь.

5. Кто-то тоже извиняется, но я не отвечаю.

6. Я усаживаюсь и погружаюсь в свои мысли. При более субъективной интерпретации в этом эпизоде просматриваются взаимоотношения как тайные, так и явные (последовательность трансакций).

1. Другие меня не знают, буду уступать.

2. Я показываю свою застенчивость.

3. Как всегда, все не очень удачно.

4. Выказав неловкость, я исправила дело и извинилась.

5. Моя неловкость так все портит, что другие чувствуют себя плохо.

6. Буду сидеть как можно тише.

Поразительно в этом случае отсутствие внешних эффектов при наличии сильных эмоций и психологических взаимодействий. Драматургию этой маленькой пьесы из шести эпизодов можно назвать трагической: несмотря на отсутствие пафоса, она заканчивается скорбным песнопением отчаяния и является символом всей жизни госпожи Сейерс. Ее история поддается четкому структрному анализу: Ребенок, полный затаенных желаний, подавлен Родителем; Взрослый, взвешивающий свои поступки, появляется ненадолго и в конце концов погружается в архаические фантасмы.

На базе трансакционного анализа, анализа игр и анализа сценариев можно выстроить динамическую теорию социальных связей, которая дополняет теорию биологическую и экзистенциальную, изложенную в главе VIII. В любом социальном объединении, состоящем хотя бы из двух человек, каждый индивид старается войти в такие взаимоотношения и связи, которые соответствуют его любимым играм; он старается играть в игры, которые связаны с его сценарием; он старается извлечь самое большое преимущество из каждого ангажемента. И наоборот, он выбирает или ищет те объединения, которые обещают ему самые большие преимущества; ищет тех людей, которые ему нужны или играют в те же игры; для интимных отношений подбирает тех людей, которые способны исполнять роли в его сценарии. Так как в социальных связях доминирует сценарий, производный от протокола, базирующегося на опыте индивида с учетом поведения его родителей и его детства, то именно этот опыт определяет в первую очередь каждый ангажемент и выбор каждого объединения. Это утверждение имеет более общий характер, чем привычная теория перенесения, которую оно напоминает, потому что оно применимо ко всем ангажементам во всех социальных объединениях без исключения, ко всем трансакциям, структура которых не зависит только от окружающей среды. Это может проверить любой квалифицированный наблюдатель, и такая проверка не требует ни длительного подготовительного периода, ни особых условий.

Каждое человеческое существо, вступившее в этот мир, является пленником своего сценария, но надежда и ценность человечества в том, что Взрослый может освободиться от этой зависимости, когда она ничего не стоит.