О современном положении и ближайших задачах Советской власти

Доклад на соединенном заседании ВЦИК, Московского совета рабочих и красноармейских депутатов, Всероссийского совета профессиональных союзов и представителей фабрично-заводских комитетов Москвы

4 июля 1919 г.

Товарищи, когда нам ставится задача оценить теперь наше общее положение, то невольно приходит в голову сравнить июль 1919 года с июлем 1918 года.

Такое сравнение, легче всего даст нам правильное представление как о новых, так и старых трудностях, сделавших положение тяжелым и требующим от нас нового напряжения.

Также это сравнение покажет, какой громадный шаг сделала мировая революция за этот год и почему она дает нам, даже при самом трезвом, при самом недоверчивом отношении к делу, полную уверенность в том, что мы идем к полной и окончательной победе.

Товарищи, припомните положение год назад. Как раз в июле 1918 года тучи, каза­лось бы, самые грозные и беды, казалось бы, совершенно непоправимые скопились во­круг Советской республики. Тогда, как и теперь, ухудшилось продовольственное положение именно перед новым урожаем, в конце старого продовольственного года, когда истекают запасы.

В прошлом году положение было несравненно тяжелее.

Когда летом прошлого года собрался съезд Советов, он совпал с восстанием левых эсеров в Москве, он совпал с изменой тогдашнего командующего армией левого эсера Муравьева, который почти открыл у нас фронт.

Лето 1918 года совпало с громадным заговором в Ярославле10, который был, как теперь доказано и признано участниками, вызван французским послом Нулансом, подговорившим Савинкова устроить этот заговор, гарантируя, что высаживающиеся в Архангельске французские войска придут на помощь в Ярославль, что при самом трудном положении Ярославля его ожидает соединение с Архангельском, соединение с союзниками и, следовательно, ближайшее падение Москвы.

С востока врагу в это время удалось захватить Самару, Казань, Симбирск, Сызрань, Саратов.

С юга казацкие войска, получали деньги и вооружение от германского империализма.

Враги напали на нас, они ок­ружили нас с двух сторон, они издевались над нами. В немецких империалистических кругах говорили: «Если вы не можете сладить с чехословаками, то сладьте с нами». Вот какой нахальный тон позволяли себе немецкие империалисты.

Вот каково было тогдашнее, казалось бы, совершенно безвыходное окружение Советской республики, при неслыханных трудностях продовольственного положения и когда наша армия едва начинала складываться.

У нее не было организации, у нее не было опыта, мы должны были наспех, наскоро сбивать отряд за отрядом, – о цельной систематической работе нечего было и думать.

И если мы пережили этот год, если, опираясь на этот опыт, посмотрим на теперешнее положение, то мы с полным правом можем сказать – да, положение трудное, но по сравнению с тем, что было пережито в прошлом году, теперешнее положение несравненно более устойчиво и поэтому тысячу раз более преступно поддаваться панике.

Если год назад положение было несравненно тяжелее и все-таки трудности были преодолены, то мы с абсолютной уверенностью можем ска­зать, нисколько не преувеличивая сил и не преуменьшая трудностей, что и теперь мы их преодолеем.

В прошлом году, когда к лету продовольственное положение обострилось, де­ло доходило до того, что в июле и августе в Комиссариате продовольствия, на складах не было ровно ничего, что бы можно было дать наиболее уставшему, наиболее измученному, наиболее изголодавшемуся населению городов и неземледельческих местностей.

В этом году наш аппарат сделал громадный шаг вперед. За год с 1 августа 1917 г. по 1 августа 1918 г. мы могли заготовить только 30 миллионов пудов, а с 1 августа 1918 г. по 1 мая 1919 г. за­готовлено было уже 100 миллионов пудов.

Это очень мало по сравнению с тем, что нам нужно, но это доказывает, что в деле заготовления продовольствия требуются победы над миллионами организационных трудностей, которые противопоставляет нам всякий имеющий излишки хлеба крестьянин, привыкший к старой торговле хлебом на вольном рынке и считающий своим священным правом продавать хлеб по вольной цене, – кре­стьянин, не способный еще понять, что в такое время, когда страна борется с капиталом русским и всемирным, что в такое время торговля хлебом есть величайшее государст­венное преступление. Это есть надругательство над бедным и голодным, это есть луч­шая услуга, которая оказывается капиталисту и спекулянту.

Мы знаем, что всякий кре­стьянин, который трудом, потом, кровью и горбом добывал себе жизнь, знает, что такое капитализм. Он сочувствует пролетарию, хотя туманно, инстинктивно, ибо он видит, что пролетариат всю свою жизнь посвящает и всю кровь отдает за то, чтобы свергнуть капитал.

Но от этого до умения отстаивать интересы социалистического го­сударства, ставить эти интересы выше интересов торгаша, который желает нажиться сейчас, когда он может продать хлеб голодному по цене неслыханной и невиданной, – до этого расстояние длительное и далекое.

Мы теперь это расстояние начинаем изме­рять.

Мы часть этого пути прошли и поэтому твердо знаем, что, как этот путь ни тяжел и ни труден, мы эти трудности преодолеть в состоянии.

Мы сделали громадный шаг с тех пор по сравнению с прошлым годом, но мы далеко не все трудности решили.

Мы не можем обещать немедленное улучшение, но мы знаем, что положение все же дает го­раздо большие надежды, мы знаем, что все же наши ресурсы сейчас не так обрезаны, как обрезаны были в прошлом году казацкими бандами с юго-востока, немецким импе­риализмом с юго-запада, чехословаками с хлебного востока.

Мы знаем, какое тяжелое время мы переживали в прошлом июле. Мы нисколько не преуменьшаем опасности и ни капли не закрываем глаза на то, что мы должны идти открыто в широкие массы, рассказать им положение, разъяснить им всю правду, открыть им глаза, потому что, чем больше рабочие и в осо­бенности крестьяне (очень трудно внушить правду крестьянам) чем больше они эту правду знают, тем решительнее и прочнее и сознательнее они переходят на нашу сторону.

Положение на Южном фронте действительно трудное, удары нанесены нам чрезвычайно тяжелые, и потери наши громадны. Причина всех наших неудач двоякая.

Первая – это то, что нам пришлось убрать значительную часть войск для того, чтобы перебросить подкрепление на восток в то самое время, когда нам наносились удары Колчаком. И как раз в это время Деникин перешел к поголовной мобилизации.

Правда, один из членов Революционного совета Южного фронта, который там давно работает, сообщил нам, что именно эта поголовная мобилизация погубит Деникина, как она по­губила Колчака. Пока его армия была классовая, пока она состояла из добровольцев, ненавистников социализма, эта армия была крепка и прочна. Но когда он стал делать поголовный набор, он, конечно, мог набрать армию быстро, но эта армия, чем она больше, тем она менее будет классовой и тем она слабее. Крестьяне, на­бранные в армию Деникина, произведут в этой армии то же самое, что произвели си­бирские крестьяне в армии Колчака, – они принесли ему полное разложение[eeeeeeeeeeeeeeeee].

Другая причина, кроме громадного усиления армии Деникина, – это развитие партизанщины на Южном фронте. Все вы знаете, что пережили наши армии из-за авантюры Григорьева, явившейся следстви­ем махновщины, и что пережили украинские крестьяне и весь украинский пролетариат во время гетманщины.

При крайне недостаточном пролетарском сознании на Украине, при слабости и неорганизованности, при петлюровской дезорганизации и давлении не­мецкого империализма, – на этой почве там стихийно вырастала вражда и партизан­щина. В каждом отряде крестьяне хватались за оружие, выбирали своего «батька». С центральной властью они совершенно не считались, и каждый батько во­ображал, что он сам может решать все украинские вопросы.

Теперь для нас совершенно ясно, что одним энтузиазмом, одним увлечением крестьянство взять нельзя, – такой способ непрочен. Мы тысячу раз предупреждали украинских товарищей о том, что ко­гда дело доходит до движения миллионных народных масс, то здесь мало слов, а нужно чтобы люди сами, на своем собственном опыте проверили указания.

Этот опыт достался украинским крестьянам чрезвычайно тяжело. Во время немецкой оккупации они пережили неслыханные бедствия, неслыханные жертвы, во много раз больше того, что пережили мы, но все-таки они еще не знают, как нужно завоевать свою организованность, свою независимость и государ­ственную самостоятельность.

Украина вылечивается тяжелее, чем мы, но она вылечивается. Крестьянская масса, которая желала, чтобы ей сразу дали мир, не понимала, что гражданская война нам навязана. Кре­стьяне делали все, чтобы спастись от набора, спрятаться в лесу и попасть в зеленые банды, а там – хоть трава не расти. Это состояние, вылилось в развал на Украине, при котором число де­зертиров достигало многих тысяч. Теперь крестьяне увидели, что значат казачий и деникинский походы – и наступил перелом[fffffffffffffffff]. В Рязанской губернии явились сотни товарищей, чтобы работать, они были на митинге, и дезертиры валили в Красную Армию. Местные комиссары говорят, что они не успевали включать их в красные ряды^{[ggggggggggggggggg]}. Вот то обстоятельство, с которого началось укрепление позиций на Курск и Воронеж, связанное со взятием назад станции Лиски.

Положение на юге тяжелое, и мы должны напрячь все силы. Но я утверждаю, что это положение не катаст­рофическое.

Товарищи! Вы вчера видели в газетах о взятии Мотовилихи, – это заводский район на Урале. В Перми несколько полков перешло на нашу сторону, и каждый день мы получаем телеграмму за теле­граммой, показывающие, что решительный перелом на Урале наступил и что мы победим на Урале.

Взятием Перми, потом Мотовилихи, – этих центров крупнейших заводов, где рабочие организуются, сотнями переходя на нашу сторону и перерезывая железные дороги в тылу неприятеля, – мы достигли мно­гого[hhhhhhhhhhhhhhhhh].

Год тому назад, когда Сибирь была в руках наших врагов, мы казались бессильными. Теперь вся эта гигантская сила развалилась[iiiiiiiiiiiiiiiii].

Почему?

Потому, что мы были правы в своей оценке империалистской войны и ее последствий, были правы, когда говорили, что из этой войны человечество по-старому не выйдет, – люди так исстрадались, измучились, озлобились на капитализм, что настанет господство рабочего класса и установится социализм.

Товарищи, во внутреннем положении мы сделали громадный шаг вперед, миллионы русских крестьян, которые год тому назад еще совершенно несознатель­но смотрели на мир божий, верили на слово всякому, кто красно говорил об Учредительном собрании, падали духом от тягот большевизма, бежали прочь по первому при­зыву к борьбе, – крестьяне пережили с тех пор неслыханно тяжелый кровавый опыт господства немцев на юге, и они из этого опыта научились многому.

Мы стали бесконечно сильными потому, что миллионы научились понимать, что такое Колчак, мил­лионы крестьян пришли к большевизму, –– не из наших проповедей и учений, а из собственного опыта – и это излечение народа многого сто­ит. (Аплодисменты.)