Ценные признания Питирима Сорокина

«Правда» поместила сегодня замечательно интересное письмо Питирима Сорокина, на которое надо обратить особое внимание всех коммунистов. Питирим Соро­кин заявляет о своем выходе из партии правых эсеров и о сложении им с себя звания члена Учредительного собрания. Мотивы автора письма сводятся к тому, что он за­трудняется не только другим, но и самому себе указывать спасительные политические рецепты и потому «отказывается от всякой политики».

«Истекший год революции, – пишет Питирим Сорокин, – научил меня одной истине: политики могут ошибаться, политика может быть общественно полезна, но может быть и общественно вредна, ра­бота же в области науки и народного просвещения всегда полезна, всегда нужна наро­ду...»

Подпись под письмом: «Приват-доцент Петербургского университета и Психо­неврологического института, бывший член Учредительного собрания и бывший член партии эсеров Питирим Сорокин».

Это письмо заслуживает внимания, как чрезвычайно интересный «человеческий документ». Не очень часто встречается такая искренность и прямота, с ко­торой П. Сорокин признается в ошибочности своей политики. Едва ли не в большинст­ве случаев политики, убеждавшиеся в неправильности занятой ими линии, пытаются прикрыть свой поворот, затушевать его, «выдумать» какие-нибудь более или менее посторонние мотивы и т.п. Открытое и честное признание своей политической ошибки само уже по себе является крупным политическим актом.

Питирим Сорокин неправ, когда пишет, что работа в области науки «всегда полезна». Ибо ошибки бывают и в этой области. С другой стороны, открытое заявление видного, т.е. занимавшего известный всему народу и ответственный политический пост, чело­века об его отказе от политики – есть тоже политика. Честное признание политиче­ской ошибки приносит очень большую политическую пользу многим людям, если дело идет об ошибке, которую разделяли целые партии, имевшие в свое время влияние на массы.

Политическое значение письма Питирима Сорокина именно в настоящий момент чрезвычайно велико. Оно дает нам всем «урок», который надо хорошенько продумать и усвоить.

Всякому марксисту давно известна та истина, что решающими силами во всяком капиталистическом обществе могут быть только пролетариат и буржуазия, тогда как все социальные элементы, стоящие между этими классами и подходящие под экономиче­скую рубрику мелкой буржуазии, неизбежно колеблются между этими решающими силами. Но от книжного признания этой истины до умения делать вытекающие из нее выводы в сложной обстановке практической действительности – дистанция огромного размера.

Питирим Сорокин – представитель чрезвычайно широкого общественного и политического течения мелкобуржуазной демократии – меныпевистско-эсеровского.

Спрашивается, что оттолкнуло особенно сильно представителей этого течения от большевиков, от пролетарской революции, несколько месяцев тому назад и что вызы­вает у них теперь поворот от враждебности к нейтральности?

Совершенно очевидно, что причиной поворота явился, во-первых, крах германского империализма, связанный с революцией в Германии и других странах, а равно с разоблачением англо­французского империализма; во-вторых, разоблачение буржуазно-демократических ил­люзий.

Остановимся на первой причине.

Патриотизм – одно из наиболее глубоких чувств, закрепленных веками и тысячелетиями обособленных отечеств. К числу особенно больших, трудностей нашей пролетарской революции принадлежало то обстоятельство, что ей пришлось пройти полосу самого резкого рас­хождения с патриотизмом, полосу Брестского мира.

Горечь, озлобление, бешеное него­дование, вызванные этим миром, понятны, и само собою разумеется, что мы, марксис­ты, могли ждать только от сознательного авангарда пролетариата понимания той исти­ны, что мы приносим и должны принести величайшие национальные жертвы ради высшего интереса всемирной пролетарской революции.

Идеологам, не принадлежащим к марксизму, и широким массам трудящихся, не принадлежащим к вышколенному дол­гой стачечной и революционной школой пролетариату, неоткуда было взять ни твердо­го убеждения в назревании этой революции, ни безусловной преданности ей. В лучшем случае наша тактика казалась им фантастикой, фанатизмом, авантюрой, принесением в жертву очевиднейших реальных интересов сотен миллионов народа отвлеченной, уто­пической или сомнительной надежде на то, что будет в других странах. А мелкая бур­жуазия, по ее экономическому положению, более патриотична и по сравнению с бур­жуазией и по сравнению с пролетариатом.

А вышло так, как мы говорили.

Германский империализм, который казался единственным врагом, рухнул. Германская революция, которая казалась «грезофарсом» (употребляя известное выражение Плеханова), стала фактом. Англо-французский империализм, который фантазия мелко­буржуазных демократов рисовала в виде друга демократии, защитника угнетенных, оказался на деле зверем, навязавшим германской республике и народам Австрии усло­вия хуже брестских, – зверем, использующим войска «свободных» республиканцев, французов и американцев, для роли жандармов и палачей, душителей независимости и свободы малых и слабых наций.

Всемирная история беспощадно разоблачила этот империализм.

Русским патриотам, ничего не же­лавшим знать, кроме по-старому понимаемых выгод своего оте­чества, факты мировой истории показали, что превращение нашей, русской, революции в социалистическую было не авантюрой, а необходимостью, ибо иного выбора не ока­залось: англо-французский и американский империализм неизбежно задушит незави­симость и свободу России, если не победит всемирная социалистическая революция, всемирный большевизм.

Факты – упрямая вещь, – говорит английская пословица. Эти факты заставляют мелкобуржуазных демократов России, не­смотря на их ненависть к большевизму, повернуть от враждебности к большевизму сначала к нейтральности, по­том к поддержке его.

Миновали те объективные условия, которые особенно резко от­толкнули от нас таких демократов-патриотов – наступили условия, которые заставляют их повернуть в нашу сторону.

Поворот Питирима Соро­кина отнюдь не случайность, а проявление неизбежного поворота целого класса, всей мелкобуржуазной демократии.

Тот не марксист, кто не сумеет учесть и использовать этого.

Далее. Вера в универсальное, всеспасающее действие «демократии» вообще, непонимание того, что она является буржуазной демократией, такая вера и такое непонимание держались во всех странах веками, и особенно прочно среди мелкой буржуазии.

Крупный буржуа прошел огонь, воду и медные трубы, он знает, что демократическая республика, как и всякая другая форма государства при капитализме, есть не что иное, как машина для подавления пролетариата.

Крупный буржуа знает это из своего ин­тимнейшего знакомства с настоящими руководителями и пружинами всякой буржуазной госу­дарственной машины.

Мелкий буржуа, по своему экономическому положению, по всем условиям своей жизни меньше способен усвоить эту истину, даже держится иллюзий насчет того, будто демократическая республика означает «чистую демократию», «сво­бодное народное государство», внеклассовое народовластие, чистое проявление всенародной воли и т.д.

Прочность этих предрас­судков мелкобуржуазного демократа неизбежно вызывается тем, что он дальше стоит от острой классовой борьбы, от биржи, от «настоящей» политики, и было бы совер­шенно немарксистским ожидать, будто одной пропагандой и в скорое время можно ис­коренить эти предрассудки.

Но всемирная история несется с такой бешеной быстротой и разрушает все привычное, все старое молотом такой необъятной мощности, кризисами такой неви­данной силы, что самые прочные предрассудки не выдерживают.

Естественно и неиз­бежно возникла у «демократа вообще» наивная вера в учредилку, наивное противопо­ложение «чистой демократии» «пролетарской диктатуре».

Но то, что пережили «учредиловцы» в Архангельске и в Самаре, в Сибири и на юге, не могло не разрушить самых прочных предрассудков. Идеализированная демократическая республика Вильсона оказалась на деле формой самого бешеного империализма, самого бесстыдного угнетения и удушения слабых и малых народов.

Средний «демократ», меньшевик и эсер, думал: «куда уж нам, какой-то высший тип государства, какая-то Советская власть! Дай бы нам бог обык­новенную демократическую республику!». И, конечно, в «обыкновенное», сравнитель­но мирное время такой «надежды» хватило бы на долгие десятилетия. А теперь ход мировых событий и жесточайшие уроки союза всех монархистов Рос­сии с англо-французским и американским империализмом показывают на деле, что демократическая республика есть буржуазно-демократическая республика, которая уже устарела с точки зрения вопросов, поставленных империализмом в порядок дня исто­рии; – что никакого иного выбора нет – или Советская власть побеждает во всех пере­довых странах мира, или самый реакционный, самый бешеный, душащий все мелкие и слабые народы, восстановляющий реакцию во всем мире англо-американский импе­риализм, великолепно научившийся использовать форму демократической республики.

Или – или.

Середины нет. Совсем недавно такой взгляд считали ослепленным фанатизмом большевиков.

А вышло именно так.

Если Питирим Сорокин сложил с себя звание члена Учредительного собрания, это не случайность, это признак поворота целого класса, всей мелкобуржуазной демокра­тии.

Раскол среди нее неизбежен: часть перейдет на нашу сторону, часть останется нейтральной, часть сознательно присоединится к монархистам-кадетам, продающим Рос­сию англо-американскому капиталу, стремящимся удушить революцию чужеземными штыками.

Суметь учесть и использовать этот поворот среди меньшевистской и эсеров­ской демократии от враждебности большевизму сначала к нейтральности, потом к под­держке его, есть одна из насущных задач текущего момента.

Недостаточно того, чтобы поддержать этот поворот, чтобы встретить поворачивающих к нам дружелюбно.

Политик, сознающий свои задачи, должен научиться вызывать этот поворот в отдельных слоях и группах широкой мелкобуржуазной демократической массы, если он убедился, что для такого поворота имеются серьезные и глубокие исто­рические причины.

Революционный пролетарий должен знать, кого надо подавлять, с кем надо – когда и как – уметь заключать соглашение.

Было бы смешно и нелепо от­казываться от террора и подавления по отношению к помещикам и капиталистам с их прихвостнями, продающим Россию иностранным «союзным» империалистам. Было бы комедией пытаться «убеждать» и вообще «психологически влиять» на них. Но так же, – если не более, – нелепо и смешно было бы настаивать на одной только тактике по­давления и террора по отношению к мелкобуржуазной демократии, когда ход вещей заставляет ее поворачивать к нам.

А с такой демократией пролетариат встречается повсюду.

В деревне наша задача – уничтожить помещика, сломить сопротивление эксплуататора и спекулянта-кулака. Опереться для этого мы можем прочно только на полупролетариев, на «бедноту». Но средний крестьянин нам не враг. Он колебался, колеблется и будет колебаться: задача воздействия на колеблю­щихся не одинакова с задачей низвержения эксплуататора и победы над активным вра­гом. Уметь достигать соглашения с средним крестьянином – ни на минуту не отказы­ваясь от борьбы с кулаком и прочно опираясь только на бедноту – это задача момента, ибо именно теперь поворот в среднем крестьянстве в нашу сторону неизбежен в силу вышеизложенных причин.

То же относится и к кустарю, и к ремесленнику, и к рабочему, поставленному в наиболее мелкобуржуазные условия или сохранившему наиболее мелкобуржуазные взгля­ды, и ко многим служащим, и к офицерам, и к интеллигенции во­обще.

Нет сомнения, что в нашей партии нередко замечается неуменье использовать поворот среди них и что это неуменье можно и должно преодолеть, превратить его в уменье.

Мы имеем прочную уже опору в громадном большинстве профессионально-организованных пролетариев. Надо уметь привлечь к себе, включить в общую органи­зацию, подчинить общепролетарской дисциплине наименее пролетарские, наиболее мелкобуржуазные слои трудящихся, которые поворачивают к нам.

Тут лозунг момента – не борьба с ними, а привлечение их, уменье наладить воздействие на них, убеждение колеблющихся, использование нейтральных, воспитание, – обстановкой массового пролетарского влияния, – тех, кто отстал или совсем недавно еще начал отделываться от «учредиловских» или «патриотически-демократических» иллюзий.

Мы имеем достаточно уже прочную опору в трудящихся массах.

Шестой съезд Советов особенно наглядно показал это. Нам не страшны буржуазные интеллигенты, а со злостными саботажниками и белогвардейцами из них мы ни на минуту не ослабим борьбы. Но лозунг момента – уметь использовать поворот среди них в нашу сторону.

У нас еще очень немало осталось «примазавшихся» к Советской власти худших представителей буржуазной интеллигенции – выкинуть их вон, заменить их интеллигенцией, которая вчера еще была сознательно враждебна нам и которая се­годня только нейтральна, такова одна из важнейших задач теперешнего момента, зада­ча всех советских деятелей, задача всех агита­торов, пропагандистов и организаторов.

Разумеется, соглашение с средним крестьянином, с вчерашним меньшевиком из рабочих, с вчерашним саботажником из служащих или из интеллигенции требует уменья, как и всякое политическое действие в сложной и бурно изменяющейся обстановке.

Все дело в том, чтобы не довольствоваться тем уменьем, которое выработал в нас прежний наш опыт, а идти непременно дальше, добиваться непременно большего, переходить не­пременно от более легких задач к более трудным. Без этого никакой прогресс вообще невозможен, невозможен и прогресс в социалистическом строительстве.

Колебания мелкобуржуазных демократов неизбежны.

Достаточно было немногих побед чехословаков, и эти демократы впали в панику, перебегали к «победителям», готовы были раболепно встречать их.

Разумеется, нельзя ни на минуту забывать, что и теперь достаточно будет частичных успехов англо-американо-красновских белогвардейцев, и колебания начнутся в другую сторону, усилится паника, случаи измен и перелетов на сторону империалистов.

Это мы знаем. Этого мы не забудем. Завоеванная нами чисто пролетарская основа Советской власти, поддерживаемой полупролетариями, останется неизменно прочной. Наша рать не дрогнет, наша армия не колебнется, – это мы знаем уже из опыта.

Но, когда глубочайшие всемирно-исторические перемены вызывают неизбежный поворот в нашу сторону среди масс беспартийной, меньшевистской, эсеровской демократии, мы должны научиться, и мы научимся, использовать этот поворот, поддержать его, вызвать его, осуществить все возможное в деле соглашения с этими элементами, облегчить тем работу социалистического строительства, ослабить тяжесть мучительной разрухи, темноты, неумелости, замедляющих победу социализма.

Как известно, Питирим Сорокин был главным сотрудником правоэсеровской «Воли Народа», которая шла об руку с кадетами. Это признание в напечатанном письме оз­начает крупный поворот, перелом, который происходит в среде, до сих пор резко враж­дебно относившейся к Советской власти. Если он говорит, что во многих случаях поли­тика некоторых деятелей бывает общественно вредной, то это доказывает, что Питирим Сорокин открыто и честно признает, наконец, что вся политика правых эсеров была общественно вредна.

Многие представители этой партии начинают, в связи с последними событиями, понимать, что наступает время, когда обнажается вся правильность болыпевистской позиции и разоблачаются все промахи и ошибки ее непримиримых врагов.