Января. Трепов хозяйничает

Сообщают, что колпинские рабочие в числе 20-30 тысяч двинулись во вторник утром с петицией к Царскому Селу. Царскосельский гарнизон выслал навстречу им полк пехоты и полевую батарею. В пяти верстах от Колпина произошло столкновение, войска стреляли и окончательно отбили и разогнали рабочих в 4 часа пополудни. Много убитых и раненых. Рабочие дважды нападали на Царскосельскую железную дорогу, но были отбиты. На протяжении 7 верст рельсы бы­ли сорваны, и поезда утром не ходили.

Правительство хоронит ночью, тайком, жертвы кровавого, Владимирова воскресенья. Родственников и знакомых убитых нарочно обманывают, чтобы сделать невоз­можными демонстрации при похоронах. Целые вагоны трупов отправляются на Преображенское кладбище. В некоторых местах толпа все же пытается, несмотря на все пре­досторожности полиции, устроить демонстрацию в честь павших борцов за свободу.

Озлобление населения против войска громадное. Заграничные газеты передают со слов очевидцев, что во вторник, 11 января, на Большом проспекте казаки остановили конку, полную рабочих. Один из рабочих крикнул казакам: «Палачи!». Казаки заставили всех сидевших в ней выйти и избили их саблями. Один из подвергшихся избиению был при этом ранен, одна женщина в испуге уронила своего ребенка, который был раздавлен казацкими ло­шадьми. Жители соседних домов открыли окна и кричали казакам: «Убийцы! разбойники!».

Относительно числа убитых и раненых известия расходятся. Само собою разумеется, что о точном подсчете нет и речи, а судить на глаз очень трудно. Правительственное сообщение о 96 убитых и 330 раненых, очевидно, лживо, и ему никто не верит. По по­следним газетным известиям, журналисты 13-го января подали министру внутренних дел список 4600 убитых и раненых, список, составленный репортерами. Конечно, и эта цифра не может быть полной, потому что и днем (не говоря уже о ночи) невозможно было бы подсчитать всех убитых и раненых при всех стычках.

Победа самодержавия над безоружным народом стоила не меньше жертв, чем большие сражения в Маньчжурии. Недаром рабочие Петербурга кричали офицерам, что они успешнее сражаются с русским на­родом, чем с японцами.

Свирепая расправа со всеми недовольными сделалась лозунгом правительства после 9-го января. Во вторник генерал-губернатором Петербурга с диктаторскими полномочиями был назначен Трепов[42], один из наиболее ненавидимых всей Россией слуг цариз­ма, прославившийся в Москве своей свирепостью и грубостью.

Аресты посыпались как из рога изобилия. Взяты прежде всего члены либеральной депутации, которая в субботу ездила к Витте[43] и к Святополку-Мирскому просить правительство о том, чтобы петиция рабочих была принята и чтобы войско не отвечало выстрелами на мирную демонстрацию.

Само собою разумеется, что эти просьбы ни к чему не привели: Витте отослал депутацию к Святополку-Мирскому, последний отказался ее принять. Товарищ министра внутренних дел Рыдзевский[44] принял депутацию очень сухо, заявил, что убеждать надо не правительство, а рабочих, что правительство прекрасно осведомлено обо всем, что происходит, и что оно приняло уже решения, которые не могут быть изменены ни по каким ходатайствам^[ww]. Арестованным членам депутации предъявили нелепейшее обвинение в намерении соргани­зовать «временное правительство России» на другой день после революции.

В пятницу вечером были взяты четыре сотрудника газеты «Наша Жизнь[45]«. Полиция особенно усердно ищет денег, посланных из-за границы на стачечников или в помощь вдовам и сиротам убитых. Арестуют массами. В субботу в редакциях газет были обыски и взяты все без исключения рукописи, в том числе подробные отчеты о событиях за всю неделю, отчеты, составленные и под­писанные достоверными свидетелями-очевидцами, записавшими все, что они видели, весь этот материал никогда не увидит теперь света.

В среду число арестованных было до того велико, что приходилось сажать по два и по три в одну камеру.

С рабочими новый диктатор совсем уже не церемонится. С четверга начали хватать их кучами и высылать на родину. Там они будут, разумеется, распространять вести о событиях девятого января и проповедовать борьбу с самодержавием.

Трепов берется за свою старую московскую политику: приманивать массу рабочих экономическими подачками. Предприниматели собираются вместе с министром финансов и обдумывают различ­ные уступки рабочим, говорят о 9-часовом рабочем дне. Министр финансов принимает во вторник депутацию рабочих, обещает экономические реформы, предостерегает от политической агитации.

Полиция из кожи лезет, чтобы посеять недоверие и вражду между населением вооб­ще и рабочими.

Заграничные газеты передают, что полиция старается напугать жителей Петербурга сенсационными россказнями о предпринимаемых будто бы стачечниками грабежах и кровавых действиях. Даже то­варищ министра внутренних дел Рыдзевский уверял во вторник что стачечники собираются грабить, жечь, разрушать, убивать. Стачечники заявляли, где могли, что это клевета. Полиция сама подсылала провокаторов и дворников бить стекла, жечь газетные киоски и грабить лавки, чтобы терроризировать население. Рабочие же на самом деле вели себя настоль­ко мирно, что возбуждали этим удивление корреспондентов заграничных газет, которые видели ужасы 9-го января.

Полицейские агенты заняты теперь новой «рабочей организацией». Они подбирают подходящих рабочих, распределяют между ними деньги, науськивают их на студентов и на литераторов, восхваляют «истинную народную политику царя-батюшки».

Среди двух-трех сотен тысяч необразованных, придавленных голодом рабочих нетрудно най­ти несколько тысяч, которые поддадутся на эту удочку. Эти последние и будут «организованы», их заставят проклинать «либеральных обманщиков» и громко заявлять, что их обманули в прошлое воскресенье. Затем эти отбросы рабочего класса выберут депутацию, которая будет «смиренно просить царя позволить им припасть к его стопам и каяться в их преступлениях, совершенных в прошлое воскресенье».

«По моим сведени­ям, – продолжает корреспондент, – именно все это и налаживает теперь полиция. Ко­гда эта организация будет закончена, его величество все милостивейше соизволит принять депутацию в манеже, который будет специально приготовлен для этой цели. В трогательной речи заявит он о своем отеческом попече­нии о рабочих и о мерах к улучшению их положения».

P.S. Эти строки были уже набраны, когда мы узнали из телеграмм, что предсказания английского корреспондента оправдались. Царь принял у себя в Царском депутацию из 34 рабочих, подобранных полицией, и сказал полную казенного лицемерия речь об оте­ческом попечении правительства и о прощении преступлений рабочих.

Эта гнусная ко­медия не обманет, конечно, русский пролетариат, который никогда не забудет кроваво­го воскресенья. Пролетариат поговорит еще с царем иным языком!