Общая характеристика основных правовых семей современности

При исследовании феномена правовой системы большое место отводится проблеме классификации, выделения в отдельные группы схожих правовых систем. Все правовые системы в той или иной мере взаимосвязаны между собой, взаимозависимы, воздействуют друг на друга, хотя и в разной степени. Разная степень взаимосвязи и взаимодействия обусловлена тем, что одни национальные правовые системы имеют больше общих признаков и черт, чем остальные. Другие же, наоборот, отличаются доминирующим характером специфических черт и особенностей по отношению друг к другу, имеют между собой гораздо меньше общего, чем особенного.

Для обозначения всей совокупности правовых систем в теории права используются понятия «правовая карта мира», «юридическая география мира», «сообщество правовых систем», «правовой круг». Понятие «правовая система» одними авторами отождествляется с понятием «исторический тип права», другими приравнивается к понятию «национальная правовая система» или «правовая система конкретного государства».[182]

Среди сотен существующих в современном мире правовых систем многие правовые системы обладают доминирующими сходными чертами. Эти сходства, как правило, обусловливаются одними и теми же или «очень близкими между собой типами общества», общими или «очень сходными историческими условиями развития общества», общей или «очень сходной религией», а также другими аналогичными им обстоятельствами.[183] Наличие общих признаков и черт у разных правовых систем позволяет объединять их в отдельные группы – правовые семьи.[184]

В отличие от национальных правовых систем, характеризующих право применительно к отдельным государствам, при помощи категории «правовая семья»характеризуются схожие по структуре и принципам функционирования правовые системы, в комплексе образующие некую правовую совокупность.

Правовая семья – это совокупность национальных правовых систем, основанная на общности источников, структуры (системы) права и исторических традиций его формирования и реализации.

В отечественной и зарубежной сравнительно-правовой литературе нет единства в определении критериев классификации правовых систем, объединения их в правовые семьи. При определении таковых зачастую учитываются лишь общность и различие в теории источников права и методах работы юристов. Иногда предлагают принять материально-правовой критерий, исходящий из основных принципов права и выраженных в нем основных интересов. Есть также предложения исходить из структуры права и концепций, применяемых юристами. Эти предложения часто дополняются также соображениями политического характера.[185]

Р. Давид, отвергая попытки пользоваться одним-единственным критерием для классификации правовых систем, в качестве таковых выдвигает два положения, которые, с его точки зрения, могут быть на равных основаниях «решающими для проведения классификации». Это – юридическая техника, которой пользуются юристы той или иной страны, «изучая и практикуя право». В том случае, если методы работы юристов разных стран, источники права и юридический словарь различных правовых систем идентичны друг другу, в целом или в основной свой части совпадают, то эти правовые системы относятся к одной и той же группе близких друг другу правовых систем, к одной и той же правовой семье. В противном случае эти правовые системы принадлежат к разным правовым семьям. Однако, поясняет Р. Давид, названный критерий при всей своей важности сам по себе еще недостаточен для классификации правовых систем и отнесения их к тем или иным правовым семьям. Для этого требуется еще один, дополнительный критерий, заключающийся в опоре правовых систем, принадлежащих к одной и той же правовой семье, на одинаковые философские, политические и экономические принципы и стремление к созданию сходных между собой типов общества.[186]

Основными правовыми семьями современного мира, по мнению большинства исследователей, являются следующие.

Англосаксонская правовая семья (семья общего права) – исторически сложилась в Англии, США и странах британского доминиона (Канаде, Австралии, Новой Зеландии и т. д.).[187]

Специфика англосаксонского (общего) права состоит в отсутствии отраслей, урегулированных кодифицированными нормативными актами, и наличии в качестве источников права громадного количества судебных (административных) решений – прецедентов, являющихся образцами для последующих аналогичных дел, рассматриваемых другими судами (административными органами). Кроме прецедентов источниками права в англосаксонской правовой семье являются юридические обычаи, законы (статуты), юридические доктрины.

Нормы англосаксонского (общего) права носят казуистический (индивидуальный) характер и представляют собой «модель» конкретного решения, а не результат законодательного абстрагирования от отдельных случаев. В рамках данной правовой семьи приоритетное значение придается процессуальным нормам, формам судопроизводства, источникам доказательств, так как они составляют одновременно и механизм правообразования, и механизм реализации правового предписания.

Важным признаком англосаксонской правовой семьи выступает автономия судебной власти от любой иной власти в государстве.

Романо-германская правовая семья (иногда используют название семья континентального права) возникла в результате рецепции (заимствования основных юридических понятий, институтов, принципов) римского права. Данная правовая система является наиболее древней и широко распространенной в мире. «Носители и двигатели данной системы были наиболее мощными государствами: два тысячелетия назад Римская империя, а затем зарождавшиеся и развивающиеся государства Европы – Франция, Германия и др. Их влияние на жизнь Европы и стран других континентов как в культурологическом смысле, так и в военно-политическом и экономическом плане, было бесспорным. Континентальная система права приобрела характер универсальной, разумеется, с теми модификациями, которым она подверглась в различных регионах мира».[188]

Внутри романо-германской правовой семьи выделяют группу романского права (Франция, Италия, Бельгия, Испания, Швейцария, Португалия, Румыния, право латиноамериканских стран) и группу германского права (ФРГ, Австрия, Венгрия, скандинавские страны).

В качестве основного источника права в странах романо-германской правовой семьи используется писаное право, т. е. юридические правила (нормы), сформулированные в национальном (внутригосударственном) законодательстве. Законодатель в связи с этим должен осмыслить общественные отношения, обобщить социальную практику, типизировать повторяющиеся ситуации и сформулировать в нормативных актах (законах и подзаконных актах) общие модели прав и обязанностей, участвующих в правоотношениях индивидов и организаций. На правоприменителей возлагается обязанность точной реализации этих общих норм в конкретных судебных, административных решениях, что в конечном счете обеспечивает единообразие судебной или административной практики в масштабе всей страны.

Судьи в государствах романо-германской правовой семьи не обязаны следовать ранее принятому решению другого суда, за исключением судебной практики верховного суда. Но и в этом случае высшие судебные инстанции не вправе создавать своими решениями новые нормы, а могут лишь толковать нормы, закрепленные в соответствующих юридических актах.

Еще одна отличительная черта романо-германской правовой семьи заключается в том, что в государствах, ее образующих, существует строгая отраслевая классификация. Система права подразделяется на отрасли, среди которых базовыми являются конституционное, административное, гражданское, уголовное право. Кроме того, происходит довольно четкое деление права на частное и публичное. Законодательство развивается в зависимости от отраслевого деления права. «Устойчивые нормативно-правовые массивы развиваются в русле отраслей права. Нередко на них почти не влияют политические и иные перемены в государствах».[189]

Характерна также устойчивая иерархия источников права, среди которых особо выделяется закон, обладающий верховенством по отношению к иным источникам.[190] Осуществляется последовательная систематизация законодательства, основным видом которой выступает кодификация.

Религиозно-традиционная правовая семья (семья мусульманского права) рассматривает право не как результат рациональной (позитивной) деятельности государства и общества, а как продукт высшей воли (божественного предначертания). В семью религиозно-традиционного (мусульманского) права входят государства Ближнего Востока (Иран, Кувейт, Оман, Бахрейн и др.).

Основным источником мусульманского права является Коран – священная книга ислама и всех мусульман, состоящая из высказываний пророка Магомета, произнесенных им в Мекке и Медине. Наряду с общими духовными положениями, проповедями, обрядами Коран содержит установления юридического характера.[191]

Производными источниками мусульманского права являются Сунна, Иджма, Кияс.

Сунна – сборник традиционных правил, касающихся действий и высказываний Магомета, воспроизведенных рядом его последователей.

Иджма – конкретизация положений Корана в изложении авторитетных ученых-мусульманистов.

Кияс – рассуждение по аналогии о тех явлениях в жизни мусульман, которые не охватываются предыдущими источниками мусульманского права.

Для приспособления мусульманского права к практической жизни используются различные средства и методы: соглашения, рациональное (собственно юридическое) законодательство, не противоречащие религиозным нормам обычаи и т. д. В странах мусульманского права существовал и существует реальный дуализм организации и функционирования судопроизводства: наряду со специальными религиозными судами (кади) рассмотрение дел осуществляют суды, опирающиеся в процессе судопроизводства на социально-правовые обычаи или законодательные акты (регламенты), изданные в порядке формально-юридической процедуры правотворчества.

[1] См.: Классификатор правовых актов. Одобрен Указом Президента РФ от 15 марта 2000 года № 511 // Собрание законодательства РФ. 2000. № 12. Ст. 1260.

[2] Обычно в научной литературе авторы ограничиваются разграничением федерального и регионального уровней законодательства. Конечно, можно выделить и третий уровень системы законодательства – муниципальный, и четвертый – локального регурирования. На существование аналогичной четырехуровневой структуры системы законодательства указывали С. В. Поленина и Н. В. Сильченко. (См: Поленина С. В., Сильченко Н. В. Научные основы типологии нормативно-правовых актов в СССР. М., 1987. С. 59.)

[3] Представляется, что система законодательства должна строиться в зависимости от сложившейся системы права, не отклоняясь существенно от нее. «Теоретические соображения и практические потребности повышения качества законодательства и сокращения его объема требуют сближения системы законодательства и системы права». (См.: Поленина С. В., Сильченко Н. В. Научные основы типологии нормативно-правовых актов в СССР. С. 45; см. также: Самощенко И. С. Методологическая роль системного подхода в изучении структуры советского законодательства // Вопросы философии. 1979. № 2. С. 70; Заец А. П. Согласование нормативных предписаний как условие повышения эффективности правового регулирования: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Киев, 1985. С. 8.) Более того, природа системы права и системы законодательства позволяет говорить о тесной взаимосвязи между ними. «Не случайно схема построения Свода Законов СССР и союзных республик была составлена частично по отраслям права, частично по практически сложившимся сферам комплексного регулирования – отраслям или институтам законодательства. Большинство ученых считали при этом необходимым достигать наибольшего сближения системы права и системы законодательства» (Российское законодательство: проблемы и перспективы. М., 1995. С. 56, 57; см. также: Система советского законодательства. М., 1980. С. 15–19, 85–89; Свод законов Советского государства. М., 1981. С. 27–31, 84–88, 95–96.)

[4] Строго говоря, систематизация должна охватывать процесс упорядочивания не только нормативно-правовых актов, но, применительно к англо-саксонской системе права, и юридических прецедентов. Так, в 1923 г. в США был создан Американский институт права специально для систематизации прецедентов. (См.: Бирюков Ю. М. Законодательная техника и систематизация советского военного законодательства. М., 1968. С. 4; Зивс С. Л. Развитие форм права современных империалистических государств. М., 1960. С. 101–120.)

[5] Довольно часто этим термином обозначается позиция человека по поводу какого-то явления окружающей его действительности, в том числе других людей. Эти отношения внутренние, психологические. Их особенность состоит в том, что для них не обязательно наличие двух сторон, достаточно одной стороны и объекта, по поводу которого это лицо составляет свое отношение.

[6] См.: Гревцов Ю. И. Очерки теории и социологии права. СПб., 1996. С. 147.

[7] Так, А. В. Поляков указывает на то, что правовые отношения «связывают людей в общество, определяя их соотнесенное друг с другом поведение, направленное на удовлетворение потребностей в разнообразных социокультурных ценностях». Само правоотношение определяется как «социальное отношение, субъекты которого соотносят свое поведение с принадлежащими им коррелятивными (взаимообусловленными) правами и обязанностями». (Поляков А. В. Общая теория права: Курс лекций. СПб., 2001. С. 536, 547.) Автор, к тому же, выделяет социальные правовые отношения и правовые отношения, возникающие на основе норм государственного права, объединяя их единым понятием правоотношения.

Близка к указанной позиция Ю. И. Гревцова, который определяет правоотношение как специфическую форму социального взаимодействия субъектов права с целью реализации интересов и достижения результата, предусмотренного законом или не противоречащего закону, а также иным источникам права. (См.: Гревцов Ю. И. Очерки теории и социологии права. С. 163.) В данном случае само существование правоотношения не ставится в зависимость от нормативно закрепленных прав и обязанностей субъектов. Главное, чтобы целью взаимодействия были интересы, не противоречащие закону. Другими словами, правовое отношение здесь рассматривается «продолжением свойств человека».

Если исходить из указанных определений, основу которых составляет либеральный подход к пониманию права, то достаточно сложно отделить правовое отношение от иных общественных отношений. Любое общественное отношение представляет собой взаимодействие между людьми, и это взаимодействие может осуществляться в целях достижения не противоречащего закону результата. Тем более сложно провести такое различие, если утверждать, что «и норма законодательства, и правовое отношение – это самостоятельные формы существования права в обществе».

[8] Необходимо иметь в виду, что и среди сторонников юридического позитивизма нет единства в определении правового отношения. В этой связи можно выделить три основные позиции. Согласно первой из них, правоотношение есть урегулированное правом общественное отношение. Правоотношение при этом не может существовать отдельно от регулируемого правом общественного отношения, не может существовать «до» и «вне» него; исключается возможность регулирования правовым отношением другого общественного отношения, а само правоотношение возникает в момент возникновения правовой нормы. (См., например: Сабо И. Социалистическое право. М., 1964. С. 306; Алексеев С. С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. М., 1966. С. 10; Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 51.) Такой точки зрения придерживался в свое время К. М. Коркунов, который писал: «…юридическое отношение есть то же житейское, бытовое отношение, только регулируемое юридической нормой». (См.: Коркунов К. М. Лекции по теории права. Изд. 9-е. СПб., 1909. С. 137.)

Другой взгляд на правоотношение состоит в том, что оно рассматривается как форма регулируемого нормами права общественного отношения. (См.: Красавчиков О. А. Гражданское правоотношение – юридическая форма общественного отношения // Гражданские правоотношения и их структурные особенности: Сб. уч. тр. Вып. 39. Свердловск, 1975. С. 12; Назаров Б. Л. Социалистическое право в системе социальных связей. М., 1976. С. 41, 78.) Однако при этом не объясняется природа того явления, которое образуется единством правоотношения как формы и регулируемого общественного отношения – содержания.

В соответствии с третьей позицией, «правоотношение выступает в качестве посредствующего звена между нормой права и теми общественными отношениями, на которые норма права воздействует как на свой объект». (Толстой Ю. К. К теории правоотношений. Л., 1959. С. 30.)

[9] К числу таковых могут быть отнесены отношения, регламентированные нормами морали, религии, корпоративными правилами и т. п.

[10] В юридической литературе высказывается иная точка зрения, согласно которой состав правоотношения как целостного, системного явления образуют его субъекты, только они могут быть названы элементами правоотношения. Права и обязанности субъектов при этом не образуют самостоятельного элемента правоотношения (содержание), а являются юридическими качествами (свойствами, определяемыми правовыми нормами) субъектов, которые определяют структуру правоотношения, собственно правовые связи между элементами (субъектами). Состав и структура правоотношения в их единстве, т. е. субъекты и их взаимосвязи, представляют содержание правоотношения. (См.: Протасов В. Н. Правоотношение как система. М., 1991. С. 43–60; Он же. Что и как регулирует право. М., 1995. С. 18–23; Он же. Теория права и государства. Проблемы теории права и государства. М., 2001. С. 189–200.)

[11] См.: Иоффе О. С. Правоотношение по советскому гражданскому праву. Л., 1949. С. 82.

[12] См.: Матузов Н. И. Правовые отношения // Теория государства и права: Курс лекций. М., 1999. С. 494–495.

[13] В категориальном аппарате теории правоотношения понятие «объект» прочно утвердилось в качестве важнейшего элемента, который характеризует связь правоотношения с материальными и духовными ценностями общества. К. К. Яичков отметил, что правовая природа объекта определяет правовую природу самого правоотношения. (Яичков К. К. К учению о гражданском правоотношении // Вестник Моск. ун-та. Серия экономики, философии, права. 1956. № 1. С. 138.)

[14] См., например: Комаров С. А., Малько А. В. Теория государства и права: Учебно-методическое пособие. Краткий учебник для вузов. М., 1999. С. 335–337; Нерсесянц В. С. Общая теория права и государства. М., 2000. С. 510–514; Марченко М. Н. Проблемы теории государства и права: Учебник. М. 2001. С. 648–651; Сырых В. М. Теория государства и права: Учебник. М., 2002. С. 304–305.

[15] См.: Бойцов В. Я. Система субъектов советского государственного права. Уфа, 1972. С. 78; Леушин В. И. Правовые отношения // Теория государства и права: Учебник / Под ред. В. М. Корельского, В. Д. Перевалова. М., 1998. С. 345.

[16] Правоспособность носит нормативный характер, она предусмотрена нормами права. В связи с этим И. А. Ильин отмечал: «Для того чтобы какое-нибудь полномочие (или запретность, или обязанность) принадлежало какому-нибудь субъекту права, необходимо, чтобы правовые нормы признали за ним вообще способность иметь это полномочие (или запретность, или обязанность)». (Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. Т. 4. М., 1994. С. 90.)

Правоспособность субъектов не зависит от их волеизъявления. Е. Н. Трубецкой, например, делал акцент на том, что «под правоспособностью разумеется способность лица иметь права независимо от того, приобрело ли оно права и имеет ли их в действительности». (Трубецкой Е. Н. Энциклопедия права. СПб., 1999. С. 161.)

[17] Одни авторы отождествляют понятия «субъект права» и «субъект правоотношения». (См.: Кечекьян С. Ф. Правоотношения в социалистическом обществе. М., 1958. С. 83; Мицкевич А. В. Субъекты советского права. М., 1962. С. 5; Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. С. 114; Поляков А. В. Общая теория права: Курс лекций. С. 542.) Другие настаивают на их разграничении. (См.: Бойцов В. Я. Система субъектов советского государственного права. С. 32; Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 2. М., 1982. С. 138–139.)

[18] См.: Матузов Н. И. Право и личность // Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. М., 1997. С. 231; Назаренко Г. В. Общая теория права и государства. М., 2001. С. 119.

[19] Матузов Н. И. Право и личность. С. 231.

[20] Большой юридический словарь / Под ред. А. Я. Сухарева, В. Е. Крутских. Изд. 2-е. М., 2001. С. 466.

[21] Леушин В. И. Правовые отношения // Теория государства и права: Учебник для юридических вузов и факультетов / Под ред. В. М. Корельского и В. Д. Перевалова. М., 1998. С. 345.

[22] См.: Назаренко Г. В. Общая теория права и государства. М., 2001. С. 119.

[23] Кожевников С. Н. Личность, государство и право // Теория государства и права / Под ред. В. К. Бабаева. М., 1999. С. 171.

[24] Там же.

[25] Куракин Г. А. Личность. Общество. Государство (теоретико-правовой аспект): Дис. … канд. юрид. наук. СПб., 1997. С. 116.

[26] Бабаев В. К., Баранов В. М. Общая теория права: Краткая энциклопедия. Н. Новгород, 1998. С. 125.

[27] См.: Гусев А. Д. О правах человека и гражданина // Социально-гуманитарные знания. 2000. № 3. С. 79–88.

[28] Стремоухов А. В. Правовая защита человека: теоретический аспект: Дис. … докт. юрид. наук. СПб., 1996. С. 12.

[29] См.: Тихонов А. А. Совет Европы и права человека // Советское государство и право. 1990. № 6. С. 121.

[30] Чиркин В. Е. Государствоведение. М., 1999. С. 54.

[31] Там же. С. 55.

[32] Всеобщая декларация прав человека // Российская газета. 1995. 5 апреля.

[33] Реализация как таковая представляет собой процесс перевода явления в иное качество, процесс употребления его качеств, свойств с целью достижения определенного результата. Применительно к праву этот процесс означает его перевод в качество правомерного поведения, использование свойств права для достижения социально полезного результата. (См.: Протасов В. Н. Теория права и государства. Проблемы теории права и государства. М., 2001. С. 201.)

[34] Представление о реализации права как о строго обусловленном процессе осуществления правовых предписаний, о воплощении этих предписаний в поведении людей является наиболее распространенным в юридической литературе. Однако нередко реализация права рассматривается не только как процесс или внешнее проявление процесса правового регулирования, но и как его конечный результат. В данном случае реализация права определяется как достижение полного соответствия между требованиями норм совершить определенные поступки или воздержаться от их совершения и суммой фактически последовавших действий. (См.: Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. М., 1999. С. 412.)

[35] Марченко М. Н. Проблемы теории государства и права: Учебник. М., 2001. С. 681.

[36] В юридической литературе высказывалось мнение, в соответствии с которым в процессе реализации норм права всегда возникают правоотношения. В связи с этим речь шла об общих, абсолютных, всеобъемлющих, общерегулятивных правоотношениях. (См.: Братко А. Г. Правоохранительная система (вопросы теории). М., 1991. С. 196; Обсуждение курса лекций «Общая теория права» (Нижний Новгород, 1993): Выступления П. Н. Панченко и В. И. Леушина // Государство и право. 1994. № 5. С. 91, 101; Толкачев К. Б. Правовой статус личности // Теория государства и права: Курс лекций. Уфа, 1994. С. 186; Разгильдиев Б. Т. Уголовно-правовые отношения и реализация ими задач уголовного права РФ. Саратов, 1995. С. 14–62.)

[37] Как отмечает В. В. Лазарев, «оказать содействие, принудить к реализации правовых норм, возложить ответственность в случае нарушения правовых требований и т. п. – такова задача субъектов правоприменения». (Лазарев В. В. Применение советских правовых норм. Казань, 1972. С. 33.)

[38] Иная точка зрения высказана П. Е. Недбайло, который считает, что любая реализация права посредством правоотношений является применением права. (См.: Недбайло П. Е. Применение советских правовых норм. М., 1960.)

[39] Применение права является наиболее сложной формой его реализации. Оно одновременно включает в себя и соблюдение каких-то норм, и исполнение лежащих на правоприменителе обязанностей, и осуществление принадлежащих ему прав. (См.: Лазарев В. В., Левченко И. П. Правоприменительная деятельность органов внутренних дел: Учебное пособие. М., 1989. С. 11.)

[40] Справедливо утверждение А. Ф. Черданцева о том, что «установление фактов нельзя уподобить установлению столба из горизонтального положения в вертикальное. Установление фактов есть не что иное, как сбор информации об этих фактах, доказывание их наличия или отсутствия». (Черданцев А. Ф. Теория государства и права: Учебник для вузов. М., 1999. С. 250.)

[41] Полнота, достоверность и достаточность зачастую имеют оценочный и относительный характер. Так, в момент возбуждения уголовного дела следователь не обладает всей полнотой достоверных сведений о произошедшем, но эти сведения достаточны для возбуждения уголовного дела – вынесения правоприменительного акта и проведения дальнейшего расследования.

[42] Эта стадия отграничивается от предыдущей скорее в творческом плане. На практике они между собой взаимосвязаны, представляются едиными. Никогда фактические обстоятельства не устанавливаются без уверенности в их правовой значимости. Следовательно, сам факт еще до его окончательного установления оценивается с точки зрения права. Подбор правовой нормы или юридическая квалификация дела может совершенствоваться в процессе дальнейшего выяснения фактических обстоятельств.

[43] Акты применения права занимают особое место в механизме правового регулирования, выступая «передаточным рычагом между такими элементами, как норма права и конкретное правоотношение». (Григорьев Ф. А. Акты применения норм советского права: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Саратов, 1971. С. 14.) А. Ф. Черданцев сравнивает правоприменительные акты с двигателем этого механизма, которые дают ему энергию, подталкивают к движению. (Черданцев А. Ф. Теория права и государства. М., 1999. С. 350.)

[44] Форма выражения может выступать в качестве одного из критериев классификации правоприменительных актов.

Следует заметить, что часто используемое определение правоприменительного акт как письменного документа уже не отражает современные технические возможности закрепления и выражения волеизъявлений субъектов правоприменительной деятельности. В настоящее время документ правильнее определять как «материальный объект с зафиксированной на нем информацией в виде текста, звукозаписи или изображения, предназначенный для передачи во времени и в пространстве в целях хранения и общественного использования». (Закон РФ от 29 декабря 1994 г. № 77-ФЗ «Об обязательном экземпляре документов» // Российская газета. 1994. 29 декабря. Ст. 1.)

[45] Васьковский Е. В. Руководство к толкованию и применению закона для начинающих юристов. М., 1913. С. 29.

[46] Хабибулина Н. И. Политико-правовые проблемы семиотического анализа языка закона. СПб., 2001. С. 92.

[47] Черданцев А. Ф. Толкование советского права. М., 1979. С. 6.

[48] Кудрявцев Ю. В. Нормы права как социальная информация. М., 1981. С. З8.

[49] Хабибулина Н. И. Политико-правовые проблемы семиотического анализа языка закона. С. 92.

[50] Алексеев С. С. Общая теория права. М., 1982. С. 293.

[51] См., например: Ткаченко Ю. Г Нормы советского социалистического права и их применение. М., 1955; Недбайло П. В. Применение советских правовых норм. М., 1960; Шляпочников А. С. Толкование уголовного закона. М., 1960; Пиголкин А. С. Толкование нормативных актов в СССР. М., 1962; Ткачева С. Г. Конкретизация закона м его судебное толкование. М., 1973; Лазарев В. В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974; Вопленко Н. Н. Официальное толкование норм права. М., 1976; Следственная деятельность и толкование права. Волгоград, 1978; Черданцев А. Ф. Толкование советского права; Грязин И. Текст права (опыт методологического анализа конкурирующих теорий). Таллин, 1983; Гранат Н. Л., Колесников О. М, Тимофеев М. С. Толкование норм права в правоприменительной деятельности органов внутренних дел. М., 1991; Теория государства и права (актуальные проблемы). М., 1992; Хабибулина Н. И. Политико-правовые проблемы семиотического анализа языка закона; и др.

[52] Мухаев Р. Т. Теория государства и права: Учебник для вузов. М., 2002. С. 399.

[53] Мордовцев А. Ю. Толкование права // Любашиц В. Я., Мордовцев А. Ю., Тимошенко И. В. Теория государства и права. Ростов н/Д., 2002. С. 411.

[54] Там же.

[55] Мухаев Р. Т. Теория государства и права. С. 399.

[56] Михайловский И. В. Очерки философии права. Томск, 1914. С. 417.

[57] Мухаев Р. Т. Теория государства и права. С. 399.

[58] Трубецкой Е. Н. Лекции по энциклопедии права. М., 1917. С. 140.

[59] Мухаев Р. Т. Теория государства и права. С. 399.

[60] Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990. С. 253.

[61] Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 160.

[62] Керимов Д. А. Проблемы общей теории права и государства. Т. 1: Социология права. М., 2001. С. 211.

[63] Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. СПб., 1886. С. 342.

[64] См.: Хабибулина Н. И. Язык закона и его постижение в процессе языкового толкования права: Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 1996. С. 7.

[65] П. А. Сорокин, сопоставляя два приема, употребляемые при толковании юридических норм, – грамматический анализ и выяснение логического смысла, отмечает, что «вряд ли такое разделение может быть признано состоятельным. В самом деле, грамматическое толкование не может быть нелогическим, оно должно также сообразоваться с законами логики; точно так же и логическое толкование возможно лишь при установлении грамматического смысла каждого законоположения. Поэтому не может быть речи о двух различных видах толкования, а может быть только речь о двух приемах, употребляемых при толковании». (Сорокин П. А. Элементарный учебник общей теории права в связи с теорией государства. Ярославль, 1919. С. 73.)

Соглашаясь в целом с точкой зрения ученого, считавшего, что грамматические приемы неотделимы от приемов логических, все-таки следует отметить, что в научно-познавательных целях выделять грамматическое и логическое толкования в качестве самостоятельных типов вполне допустимо и удобно.

[66] Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. С. 342.

[67] См: Кузьмин А. В. Юридическая деятельность. СПб., 1998. С. 43.

[68] См.: Гранат Н. Л., Колесникова О. М., Тимофеев М. С. Толкование норм права в правоприменительной деятельности органов внутренних дел. М., 1991. С. 43.

[69] Своеобразное видение проблемы системной интерпретации усматривается в работах Н. М. Коркунова, который писал: «Под систематическим толкованием разумеется выяснение смысла нормы из соображения ее соотношения к общей системе права. Поэтому объяснение нормы по соображению с заголовком того отдела законодательного акта, где она помешена, обыкновенно называемое у нас систематическим толкованием, есть только частная форма логического. Дело в том, что система законодательного акта, размещение в нем отдельных постановлений, статей в том или в другом порядке есть продукт логического развития содержания данного акта. Но нельзя же смешивать систему мышления законодателя, подчиняющуюся законам логики, и систему норм, действующих в данном обществе, определяющуюся законом солидарности сосуществующих явлений. Только последняя может служить основанием систематического толкования. Если не делать этого различия, то получится такая несообразность: выяснение смысла закона по системе изложения отдельной статьи (ибо в каждой статье есть своя система изложения) будет толкованием логическим; выяснение же по системе расположения статей друг за другом – систематическим. А между тем понятие статьи не есть определенное: от составителя закона вполне зависит слить несколько статей в одну, или наоборот. Поэтому следует считать порядок изложения отдельной статьи и порядок расположения нескольких статей безразлично основой логического, а не систематического толкования». (Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. С. 325–328.)

[70] См: Кузьмин А. В. Юридическая деятельность. С. 44.

[71] См.: Общая теория права / Под ред. А. С. Пиголкина. М., 1995. С. 286.

[72] Там же.

[73] Необходимость этого типа юридической интерпретации, по мнению Н. М. Коркунова, обусловливается тем, что редко концепция нового закона всецело определяется содержанием им отменяемого закона. Как иногда бывает, невозможно понять ответ, не зная вопроса, на какой он последовал, так и отменяющий закон иногда не может быть понят, если неизвестно содержание закона отменяемого. «Если дело касается обширных законов, объемлющих целую отрасль права, то только внимательным сличением старого и нового закона можно определить, вполне ли новый закон отменит старый, и это тем более, что в основу двух этих законов легко могут оказаться положенными существенно различные понимания пределов данной отрасли права.

Новый закон может находиться в различном отношении к старому. Он может его или вполне отменить (abrogatio), или заменить его смысл новым постановлением (оbrogatio), или изменить его отчасти (debrogatio), или дополнять его (subrogatio)». (Подробно см: Коркунов Н. М. Лекции по общей теории права. С. 325–328.)

[74] См.: Общая теория права / Под ред. А. С. Пиголкина. С. 287.

[75] См.: Кузьмин А. В. Юридическая деятельность. С. 43.

[76] Несмотря на то что источником права в романо-германских правовых системах юридический прецедент не является, в процессе толкования достаточно широко используются решения судебных и административных органов.

[77] См., например: Осипов А. В. Толкование права // Теория государства и права / Под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. М., 1997. С. 448.

[78] К этому же виду толкования можно отнести, например, и Инструкцию МВД России «О порядке применения Положения о службе в органах внутренних дел», утвержденную Приказом министра внутренних дел № 300 от 16 июля 1993 г., где разъясняется смысл соответствующих правовых норм с целью их единообразного применения в системе МВД России.

[79] См.: Гранат Н. Л., Колесникова О. М., Тимофеев М. С. Толкование норм права в правоприменительной деятельности органов внутренних дел. С. 65.

[80] Следует отметить, что данное определение носит обобщенный характер, так как в теории права выделяют четыре вида пробелов:

1) пробел в позитивном праве, т. е. тот случай, когда нет ни закона, ни подзаконного акта, ни обычая, ни прецедента;

2) пробел в нормативно-правовом регулировании, т. е. отсутствие норм закона и норм подзаконных актов;

3) пробел в законодательстве (в узком и точном смысле этого термина), т. е. отсутствие соответствующего закона (акта высшего законотворческого органа) вообще;

4) пробел в законе, т. е. неполное урегулирование вопроса в данном конкретном законе. (См.: Лазарев В. В., Липень С. В. Теория государства и права: Учебник для вузов. 2-е изд. М., 2000. С. 370.)

[81] См: Лазарев В. В. Пробелы в праве и пути их устранения. М., 1974. С. 174.

[82] Подробно см.: Лурье С. В. Историческая этнология. М., 1997. С. 154–156.

[83] Ильин И. А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 6. М., 1998. С. 590.

[84] Индивидуальная (корпоративная) культура не может существовать вне общей культуры социума. Вместе с тем не только возможны, но и объективно предопределены противоречия между этими типами культур, обусловленные несовпадением либо противоречием публичных, корпоративных и частных интересов. Поэтому в рамках данного учебника представляется целесообразным различать общую культуру и в совокупности образующие ее субкультуры. Причем, являясь частью общей культуры, субкультура может вступать и достаточно часто вступает в столкновение с ней. Так, к примеру, наличие в стране организованной преступности предполагает наличие криминальной субкультуры. При этом ценностные детерминанты криминального мира и ценности, в соответствии с которыми строятся отношения в условиях правопорядка, носят взаимоисключающий характер, а это предполагает неизбежные конфликты между общей (и в ее рамках правовой) и криминальной культурами.

[85] Венгеров А. Б. Теория государства и права. М., 1998. С. 585.

[86] Теория государства и права / Под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. М., 2000. С. 473.

[87] Черданцев А. Ф. Теория государства и права. М., 1999. С. 340–341.

[88] Предлагалось, в частности, введение в научный оборот понятий «правовая сфера жизни общества» и «юридическое бытие», что вряд ли является целесообразным, поскольку излишне усложняет категориальный аппарат. (См., например: Фарбер И. Е. Правосознание как форма общественного сознания. М., 1963. С. 40; Бельский К. Т. Формирование и развитие социалистического правосознания. М., 1982. С. 30–37.)

[89] Сальников В. П. Социалистическая правовая культура: методологические проблемы. Саратов, 1989. С. 27.

[90] Каминская В. И., Ратнов А. Р. Правосознание как элемент правовой культуры // Правовая культура и вопросы правового воспитания. М., 1974. С. 43.

[91] Сальников В. П., Сиротин А. С. Воспитание уважения к праву как направление профилактической деятельности // Вопросы профилактики преступлений. Л., 1976. С. 21–22.

[92] Сальников В. П. Правовая культура // Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. М., 1997. С. 524.

[93] «Общественное бытие» и «общественное сознание» – категории исторического материализма. Общественное бытие – материальные отношения людей к природе и друг к другу. Общественное сознание – духовная сторона исторического процесса, определяется общественным бытием и оказывает на него обратное воздействие. (См.: Философский энциклопедический словарь. М.,1989. С. 434.)

[94] Макаров С. В., Сальников В. П. Правосознание и правовая культура // Проблемы теории права и государства: Курс лекций / Под ред. В. П. Сальникова. СПб., 1999. С. 215.

[95] В концепции Л. И. Петражицкого правосознание рассматривается как «интуитивное право». Позитивное же право рассматривалось ученым лишь как один из способов формирования интуитивного права, да и то, если это позитивное право соответствовало психологии отдельного человека. Под интуитивным правом Л. И. Петражицкий понимал двусторонние императивно-атрибутивные эмоции, которые представляли из себя, по существу, явления индивидуальной психики и были частью индивидуального правосознания. (Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. СПб., 2000. С. 85.)

[96] Лившиц Р. З. Теория права. М.,1994. С. 2–3,14.

[97] См.: Бельский К. Т. Формирование и развитие социалистического правосознания. М., 1982. С. 40–41.

[98] Следует отметить, что существуют и другие структурные интерпретации правосознания. Например, в качестве его элементов выделяются правовые понятия, социально-правовые эмоции и воля, т. е. правосознание представляется в виде единства рационального, эмоционального и волевого. (См., например: Потопейко Д. А. Правосознание как особое общественное явление. Киев, 1970. С. 56–81.)

[99] Бабаев В. К. Правомерное поведение. Правонарушение // теория государства и права: Учебник / Под ред. В. К. Бабаева. М., 1999. С. 482.

[100] Назаренко Г. В. Общая теория права и государства: Учебный курс для вузов. М., 2001. С. 101.

[101] В частности, Р. Т. Жегуров предлагает правомерное поведение определять как «структурированную правовыми принципами и нормами деятельность коллективных и индивидуальных субъектов, государства в целом, его институтов и должностных лиц, осуществляемую в форме соблюдения правовых запретов, исполнения юридических обязанностей, использования субъективных прав, а также правоустановления и правоприменения компетентными субъектами. Правомерное поведение в широком плане охватывает все «правовое пространство», связанное как с правотворческой, так и с правореализационной деятельностью». (См: Жегуров Р. Т. Правомерное поведение (материалы к лекции) // Право. Культура. Демократия: Сб. ст. М., 1995. С. 227.)

[102] Волкова С. В. Правомерное поведение и правонарушения // Проблемы теории права и государства: Курс лекций / Под ред. В. П. Сальникова. СПб., 1999. С. 187–188.

[103] Кудрявцев В. Н. Закон, поступок, ответственность. М., 1986. С. 149.

[104] Именно этот вид правомерного поведения часто рассматривается как «юридически нейтральное поведение» и потому не являющееся социально полезным в безусловном смысле.

[105] Кулапов В. Л. Правомерное поведение и правонарушения // Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н. И. Матузова, А. В. Малько. М., 1997. С. 524.

[106] Применительно к социально допустимому поведению его полезность определяется безвредностью.

[107] Действие (точнее внешнее его проявление) заключается в механическом телодвижении, подчиняющемся законам механики и вызывающем изменения в объективном мире. Бездействие – это пассивная форма поведения, воздержание от какого-либо телодвижения, т. е. состояние физического покоя. Противоправное бездействие заключается в воздержании лицом от совершения действия, которое оно могло и должно было совершить в соответствии с правовыми предписаниями.

[108] «Момент воли, – писал Г. Ф. Шершеневич, – есть необходимый для понятия о действии. По отсутствии воли нельзя признать действием то, что проделывает человек в состоянии гипноза, хотя с внешней стороны получается впечатление действия, не будет действием падение человека, хотя бы оно произвело значительные изменения вовне, например, если в результате оказывается задавленный ребенок или разбитая посуда». (См.: Шершеневич Г. Ф. Общая теория права. Вып. III. С. 629–630.)

[109] Галактионов Е. А., Мурашев Е. П. Уголовное право. Общая часть: Учебное пособие. СПб., 1997. С. 25.

[110] Хвостов В. М. Общая теория права. СПб.; М.; Варшава; Вильно, 1914. С. 136.

[111] Следует отметить, что еще Французская Декларация прав и свобод человека и гражданина 1789 г. достаточно четко отразила два вышеуказанных свойства правонарушения (ст. 5, 6), которые были выражены в следующих положениях: 1) «Закон может воспрещать лишь деяния, вредные для общества»; 2) «Все, что не воспрещено законом, то дозволено». (Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран / Под ред. З. М. Черниловского. М., 1984. С. 208.)

[112] Кузнецова Н. Ф. Состав преступления // Уголовное право. Общая часть. М., 1993. С. 97.

[113] Наряду с перечисленными основными элементами выделяются дополнительные (факультативные) элементы объективной стороны, к которым относятся: место, время, обстановка, способ и средства совершения правонарушения.

[114] Волкова С. В. Правомерное поведение и правонарушения. С. 194.

[115] Байтин М. И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). Саратов, 2001. С. 131–132.

[116] См., например: Ребане И. А. Убеждение и принуждение в деле борьбы с посягательствами на советский правопорядок: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. М., 1968. С. 32.

[117] Безусловно, нельзя отрицать и наличие других факторов, обеспечивающих реализацию норм права. Следует иметь в виду, например, что те или иные государственные предписания реализуются не всегда под угрозой наступления неких неблагоприятных последствий и тем более наказания. Они могут быть реализованы, например, под влиянием общественного мнения, под воздействием фактора поощрения или убеждения, результатом которого является глубокое осознание субъектом правоотношения необходимости воплощения соответствующих требований закона в жизнь (социально активное правомерное поведение). Но часто реализация правовых норм обеспечивается именно наличием фактора юридической ответственности как обязанности претерпеть неблагоприятные последствия в виде наказания за совершенное правонарушение. Особенно четко роль принуждения прослеживается на примере маргинального правомерного поведения, когда субъект правоотношения не нарушает правовых предписаний исключительно под страхом юридического наказания. Таким образом, без юридической ответственности и института наказания как формы ее реализации позитивное право утратило бы один из своих сущностных признаков, отличающих его от иных систем социального регулирования, а именно обеспеченность реализации соответствующих предписаний возможностью государственного принуждения.

[118] См.: Словарь современного русского литературного языка. Т. 8. М., 1958. С. 79.

[119] См.: Плахотный А. Ф. Свобода и ответственность: Социологический аспект проблемы. Харьков, 1972. С. 46.

[120] Венгеров А. Б. Теория государства и права: Учебник для юридических вузов. М., 1999. С. 468.

[121] Черданцев А. Ф. теория государства и права: Учебник для вузов. М., 2001. С. 315–316.

[122] Тимошенко И. В. Юридическая ответственность // Любашиц В. Я., Мордовцев А. Ю., Тимошенко И. В. Теория государства и права: Учебное пособие. Ростов н/Д., 2002. С. 444–445.

[123] Ветрова Г. Н. Уголовно-процессуальная ответственность. М., 1987. С. 49.

[124] Черданцев А. Ф. теория государства и права. С. 315.

[125] Подробно см.: Шиндяпина М. Д. Стадии юридической ответственности: Учебное пособие. М., 1998. С. 6.

[126] Протасов В. Н. Теория права и государства. Проблемы теории права и государства. М., 2001. С. 228.

[127] См.: Самощенко И. С. , Фарукшин М. X. Ответственность по советскому законодательству. М., 1971. С. 43.

[128] Сапун В. А. Общесоциальная ответственность и правовое регулирование // Правоведение. 1982. № 3. С. 17.

[129] См.: Самощенко И. С. , Фарукшин М. X. Ответственность по советскому законодательству. С. 44, 49.

[130] См.: Алексеев С. С. Социальная ценность в советском праве. М., 1971. С. 371; Он же. Общая теория права: В 2 т. Т. 1. М., 1981. С. 277–278.

[131] См.: Халфина Р. О. Общее учение о правоотношении. М., 1974. С. 316–345. – Аналогичной точки зрения придерживаются и некоторые другие ученые. См., например: Лейст О. Э. Санкции в советском праве. М., 1962. С. 85; Галаган И. А. Административная ответственность в СССР: Государственное и материально-правовое исследование. Воронеж, 1970. С. 39; Явич Л. С. Общая теория права. Л., 1976. С. 231; Кучинский В. А. Личность, свобода, право. М., 1978. С. 166–167; Малеин Н. С. Правонарушение: понятие, причины, ответственность. М., 1985. С. 130–152.

[132] Смирнов В. Г. Функции советского уголовного права. Л., 1965. С. 78.

[133] Строгович М. С. Сущность юридической ответственности // Советское государство и право. 1979. № 5. С. 73.

[134] Весьма интересной точки зрения на данную проблемку придерживается О. Э. Лейст. Отрицая дуалистическое понимание ответственности, он признает существование позитивной правовой ответственности как самостоятельной правовой категории, самостоятельного вида правовой ответственности, который, по его мнению, существует в сфере отношений власти и управления и никоим образом не связан или почти не связан с применением санкций. О. Э. Лейст считает, что позитивную правовую ответственность от ответственности за правонарушение существенным образом отличает подотчетность. Признавая за последней качество основного компонента позитивной ответственности, О. Э. Лейст отрицает подотчетность в содержании негативной правовой ответственности. (См.: Лейст О. Э. Санкции и ответственность по советскому праву. М., 1981. С. 227–233.)

[135] Ветрова Г. Н. Уголовно-процессуальная ответственность. С. 44.

[136] Следует отметить так же, что такая градация юридической ответственности определяется не только целями, а еще и методом правового регулирования (диспозитивным и императивным), являющимся основным критерием подразделения отраслей права на отраслевые общности, т. е. на отрасли частного и публичного права соответственно.

[137] Хвостов В. М. Общая теория права. СПб.; М.; Варшава; Вильно, 1914. С. 139.

[138] Морозова Л. А. Теория государства и права. М., 2002. С. 336–337.

[139] К примеру, более чем для 40 млн рядовых граждан России, живущих «за чертой бедности», представляется декларативным конституционное положение, в соответствии с которым «человек, его права и свободы являются высшей ценностью» (ст. 2 Конституции РФ).

[140] Возможна также ситуация, когда правовое регулирование осуществляется в условиях отсутствия формального источника права (правовое регулирование при наличии пробелов в законодательстве).

[141] Представьте себе, что вы видите забор, на котором написано «Стоять! Запретная зона». Для вас достаточно получения информации о недопустимости проникновения на огороженную территорию для того, чтобы воздержаться от совершения запрещенного поступка. При этом, если вы не собираетесь нарушать запрет, то вас абсолютно не интересует, какие негативные последствия могут наступить в случае, если будет иметь место факт нарушения.

[142] Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. М., 1999. С. 672.

[143] По мнению А. В. Малько, «между правовым регулированием и правовым воздействием имеются различия. Предмет правового регулирования несколько уже предмета правового воздействия. В последний входят и такие экономические, политические и социальные отношения, которые правом не регулируются, но на которые оно так или иначе распространяет свое влияние. Если правовое регулирование как специально-юридическое воздействие в любом случае связано с установлением конкретных прав и обязанностей субъектов, с прямыми предписаниями о должном и возможном, то правовое воздействие – не всегда. Если первое означает осуществление правовых норм через правоотношение, то второе – необязательно. В этом смысле регулирование – лишь одна из форм воздействия права на социальные отношения». (Малько А. В. Механизм правового регулирования // Теория государства и права: Курс лекций / Под ред. Н. И. Матузова и А. В. Малько. М., 2000. С. 724.)

[144] Средство – орудие (предмет, совокупность приспособлений) для осуществления какой-нибудь деятельности. (См.: Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. С. 760.)

[145] Пугинский Б. И. Гражданско-правовые средства в хозяйственных отношениях. М., 1984. С. 85.

[146] См.: Калмыков Ю. Х., Баринов И. А. Правовые средства обеспечения потребностей граждан // Гражданское право в сфере обслуживания. Свердловск, 1984. С. 49.

[147] См.: Сапун В. А. Теория правовых средств и механизм реализации права. СПб., 2002. С. 29.

[148] Малько А. В. Политическая и правовая жизнь России. М., 2000. С. 88

[149] См.: Сапун В. А. Теория правовых средств и механизм реализации права. С. 29.

[150] Алексеев С. С. Право на пороге нового тысячелетия. М., 2000. С. 32.

[151] Венгеров А. Б. Теория государства и права. Вып. 1. М., 1993. С. 70.

[152] Алексеев С. С. Общая теория права. Т. 1. М., 1981. С. 265.

[153] Специфику дозволений в различных типах правового регулирования не учитывает В. С. Нерсесянц, когда пишет о правовых дозволениях как минимальной величине правовой меры свободы. Эти суждения верны лишь в отношении дозволений в составе разрешительного типа регулирования, где доминирует принцип общих запретов, а дозволения выступают в качестве способов правового регулирования, закрепленных в управомочивающих нормах, предоставляющих лицам права на определенные конкретные действия. (См.: Перестройка в правовой системе, юридической науке, практике // Советское государство и право. 1987. № 9. С. 40–41.)

[154] Российское государство и право на рубеже тысячелетий (Всероссийская научная конференция) // Государство и право. 2000. № 7. С. 13.

[155] Хропанюк В. Н. Теория государства и права. М., 1999. С. 341–342.

[156] Черданцев А. Ф. Теория государства и права. М., 2001. С. 350.

[157] Мухаев Р. Т. Теория государства и права. М., 2002. С. 453.

[158] Сырых В. М. Теория государства и права. М., 1998. С. 146.

[159] Теория государства и права: Учебник для вузов / Под ред. В. М. Корельского и В. Д. Перевалова. 2-е изд., изм. и доп. М., 2001. С. 437.

[160] Лазарев В. В., Липень С. В. Теория государства и права: Учебник для вузов. 2-е изд., испр. и доп. М., 2000. С. 423.

[161] Сальников М. В., Ромашов Р. А., Оль П. А. Основы теории государства и права: Учебник / Под общ. ред. В. П. Сальникова, Р. А. Ромашова. СПб., 2002. С. 145.

[162] М. И. Байтин пытается сформулировать универсальное определение законности: «законность – это принцип, метод, режим формирования и функционирования правового государства и гражданского общества, в основе которых лежит точное соблюдение и исполнение законов всеми государственными и муниципальными органами, общественными объединениями, должностными лицами и гражданами». (Байтин М. И. Сущность права (Современное нормативное правопонимание на грани двух веков). Саратов, 2001. С. 246.) На наш взгляд, данное определение «грешит» целым рядом недостатков. Во-первых, законность определяется одновременно и как принцип, и как метод, и как режим, что само по себе вряд ли целесообразно. Во-вторых, функционально законность (в соответствии с определением) связывается только с «правовым государством и гражданским обществом». Получается, что законность может существовать только в названных социально-политических формах, что противоречит собственно нормативному правопониманию, в соответствии с которым законность характеризует любое государство независимо от того, является оно правовым или нет. Наконец, данное определение рассматривает законность лишь с точки зрения обеспечения законосообразного поведения субъектов, вовлеченных в сферу правоотношений, а ведь законность, кроме всего прочего, предопределяет непротиворечие закону (в широком смысле этого понятия) издаваемых государством нормативно-правовых актов (в том числе и актов-законов).

[163] См.: Явич Л. С. Право и социализм. М., 1982. С. 152.

[164] Там же.

[165] Там же.

[166] Справедливости ради следует отметить, что данный принцип характеризует законность только в условиях демократического правового государства. Что же касается государств с недемократическими режимами, то там законность, являясь инструментом осуществления государственной политики всецело определяется государственной целесообразностью. Естественно, что ни о каком общеправовом ограничении законотворческой и правоприменительной деятельности речь попросту не идет.

[167] В данном случае законность следует рассматривать как режим обязательного правового поведения, основной функцией которого является охрана позитивного права, получившего формально-юридическое закрепление в действующем законодательстве и обеспечиваемого посредством системы государственных гарантий и мер юридической ответственности.

[168] Бабаев В. К., Баранов В. М. Общая теория права: Краткая энциклопедия. Н. Новгород, 1997. С. 165.

[169] См.: Байтин М. И. Сущность права… С. 248–304.

[170] См.: Явич Л. С. Право и социализм. С. 150.

[171] Безусловно, сформулированное в данном учебнике определение правопорядка не может рассматриваться в качестве бесспорного. В частности, по мнению А. Б. Лисюткина, понятие правопорядка может быть использовано в двух значениях: «1) инструментально-дескриптивном, когда независимо от степени реализации законности дефиницией отражается установившийся в стране в ходе правового регулирования общественных отношений порядок; 2) в концептуальном – как упорядочивающая идея, происходит ее описание в результате осмысленной целенаправленной деятельности в соответствии с законностью». (Лисюткин А. Б. Законность и правопорядок // Теория государства и права: Курс лекций. М., 1997. С. 522.)

[172] Характеристика права в качестве системы общезначимых правил поведения предполагает, что посредством права регулируется лишь часть общественных отношений. Отношения, возникающие между людьми в связи с реализацией моральных, религиозных, корпоративных норм, не являются правовыми, однако в силу своего социального характера рассматриваются в качестве элементов общественного порядка.

[173] По мнению авторов учебника, в любой социальной группе существует определенная совокупность материальных и духовных благ, с наличием которых у конкретной личности связывается возможность достойной жизни. При этом достоинство понимается как совокупная оценочная категория, складывающаяся из уважительного отношения к личности со стороны социума и одновременно самоуважения.

[174] См.: Лисюткин А. Б. Законность и правопорядок. С. 523.

[175] В частности, по мнению А. Б. Лисюткина, посредством общественного и правового порядка решаются две главные задачи – «обеспечение эффективного поступательного развития общества; целенаправленная координация всех видов общественных отношений в интересах реализации идеи социальной справедливости». (Лисюткин А. Б. Законность и правопорядок. С. 523.)

[176] См.: Матузов Н. И. Правовая система и личность. Саратов, 1987. С. 14.

[177] Карбонье Ж. Юридическая социология. М., 1986. С. 176. – Однако не только в прошлой, но и в новейшей литературе по теории государства и права встречаются утверждения о том, что понятие «правовая система» «совпадает», «близко по смыслу и объему» с понятием «система права». (См., например: Перевалов В. Д. Правовая система общества // Теория государства и права / Под ред. В. М. Корельского и В. Д. Перевалова. М., 1997. С. 465.)

[178] В юридической литературе высказывалось предложение рассматривать правовую систему как «предельно широкую» категорию, а «правовую жизнь» как явление, не менее богатое по содержанию, чем «политическая» и «культурная» жизнь общества. (См.: Матузов Н. И. Правовая система и личность. С. 19.) Однако такая позиция не позволяет достаточно конкретно определиться с понятием конструкции правовой системы. Дело в том, что в отечественной теории права имеются и другие категории, которые с полным основанием можно отнести к предельно широким: «правовая надстройка», «правовая основа государственной и общественной жизни», «правовое общество». Содержание этих понятий достаточно четко не определено.

[179] Алексеев С. С. Теория права. Изд. 2-е. Харьков, 1994. С. 99.

[180] См.: Перестройка в правовой системе, юридической науке, практике: Материалы конференции в Звенигороде 18–20 мая 1987 г. // Советское государство и право. 1987. № 12. С. 64.

[181] В. Н. Синюков определяет национальную правовую систему как конкретно-историческую совокупность права (законодательства), юридической практики и господствующей правовой идеологии отдельной страны (государства). (Синюков В. Н. Российская правовая система. Введение в общую теорию. Саратов, 1994. С. 163.)

По М. Н. Байтину, «правовая система – это совокупность внутренне организованных и взаимосвязанных, классово однородных и устремленных в конечном счете к общим целям правовых явлений, каждое из которых в рамках единой структуры выполняет свою специфическую служебную роль». (Байтин М. И. Право – связующее звено между политической властью, государством и правовой системой общества // Вопросы теории государства и права: Личность, право, правовая система. Саратов, 1988. С. 38.)

[182] См.: Саидов А. Х. Юридическая типология и основные правовые системы современности // Общая теория права: Курс лекций / Под ред. В. К. Бабаева. Н. Новгород, 1993. С. 50–51.

[183] Bogdan M. Comparative Law. Kluwer, 1994. P. 82.

[184] Некоторые авторы, по существу, отождествляют понятия «правовая система» и «правовая семья». (См., например: Общая теория права и государства / Под ред. В. В. Лазарева. М., 1994. С. 218.) А. Х. Саидов, отождествляя понятие «правовая система» с понятием «исторический тип права», рассматривает категорию «правовая семья» как вторичную, вспомогательную по отношению к понятию «исторический тип права». «Под правовой семьей, – отмечает А. Х. Саидов, – понимается более или менее широкая совокупность национально-правовых систем в рамках одного типа, объединенных общностью исторического формирования, структуры источников, ведущих отраслей и правовых институтов, правоприменения, понятийно-категориального аппарата юридической науки». (См.: Саидов А. Х. Юридическая типология и основные правовые системы современности // Общая теория права: Курс лекций / Под ред. В. К. Бабаева. С. 51.)

[185] См.: Давид Р. Основные правовые системы современности. М., 1988. С. 37.

[186] Там же. С. 38.

[187] Зародившаяся много веков назад в Англии, эта система получила широкое распространение в мире. Колонизаторская деятельность Британской империи, а впоследствии мягкий, но устойчивый режим Британского Содружества Наций способствовали тому, что не менее трети человечества живет под влиянием принципов, норм и методов общего права. (См.: Тихомиров Ю. А. Курс сравнительного правоведения. М., 1996. С. 120.)

[188] Тихомиров Ю. А. Курс сравнительного правоведения. С. 112.

[189] Там же. С. 117.

[190] Выделяются также различные виды законов: федеральные законы и федеральные конституционные законы (Россия), законы и органические законы (Франция), конституционные, органические и ординарные законы (Молдова, Румыния).

[191] Исследователи исламского права единодушны в оценке ислама одновременно как веры и доктрины государства, а права – в собственном и религиозном смысле. (См.: Тихомиров Ю. А. Курс сравнительного правоведения. С. 130.)