Учение о диалектическом процессе действования, системе гармонических феноменальных ноуменов, эмпирически раскрывающих этот процесс, и системе феноменальных ноуменов извращения. 4 страница

Посвятительные мистерии должны быть понимаемы как феноменальные ноумены действительной жизни. Они не создают онтологически иных условий и закономерностей, но, точно воспроизводя ее процессы, лишь сближают во времени отдельные этапы и тем выпуклее и ярче раскрывают всю перспективу ее течения. В мистериальных оргиях воли воздействие на человека свершается через посредство жеста и его ритма, вызывающих определенные воления и действования. Периферический процесс волевых сопряжений вызывается периферическим же методом — от формы к содержанию волевой феноменологии. Такая опосредованность не является существенно необходимой, и оргийные волевые сопряжения могут осуществляться непосредственно в процессах действования. Вся конкретно-эмпирическая жизнь с ее непрерывной борьбой и беспрестанными столкновениями есть арена оргийности низшей воли. Поставляя себе цели и преодолевая инертные препятствия, человек развивает свои собственные волевые способности, а через взаимодействия и борьбу с другими людьми осуществляет оргиастический опыт. Он черпает в нем иные дифференциальные виды волений, заимствует иные типы прагматической организации и методы борьбы и тем выходит за пределы узкой субъективной ограниченности, совершает периферические transcensus'ы. Равным образом он соединяется последовательно с различными множествами других людей в усилиях достигнуть общую цель, включается в системы более сложных организаций группового характера и, отражая их в себе как органическая часть целого, тем повышает λογος'а своей волевой деятельности, осуществляет качественный иерархический transcensus. Перемежаемость столкновений и различных прагматических организаций, подчиненность их чередования двум различным антиномическим законам — ноуменальных монад и феноменальных множеств — и создают хаотичность опыта, столь характерную для всякого оргиазма вообще. Вся жизнь волевой деятельности есть путь мистериального оргиазма, и чем сильнее человек, тем многообразнее и могущественнее его волевые столкновения.

Оргия воли, подобно оргиям в других двух пневматологических категориях, зиждется на стихийном преодолении всех условностей и извне поставляемых заграждений конкретного эмпирического. Чем больше овладевает человеком оргийный пафос, чем сильнее он охватывается экстазом действо-ваний и борьбы, тем больше отбрасываются все сдерживающие императивы и постулируемые нормы поведения. Не считаясь ни с какими гранями и условностями эмпирического, человек здесь также становится глух к направляющим веяниям Горнего и стремится активно подавить все пробуждающиеся в нем интуиции. Самый процесс напряженного воления и непрекращающихся действований увлекает целиком все существо человека, и он не только перестает видеть что-либо иное, но и в каждом волений и в каждом действовании полагает самодовлеющий смысл, перед которым не должны существовать никакие сдерживающие нормы и препятствия. Непрестанная смена воздействий, их случайность и неожиданность, всепоглощающий ритм победно торжествующей хаотической борьбы и всезахватывающая глубина интенсивности сопряжений, беспрестанное насыщение и всевозрастающая неутолимая жажда скрещения волений, безмерно превышающая возможность их актуального осуществления, а потому переходящая в недра психики и заставляющая трепетать всю многоплановость существа, — таковы основные элементы и признаки оргийного пафоса воли. На пути истории человечество проходит последовательно этапы диалектического развития. Каждый отдельный период определяется особым видом оргиастического волевого опыта, особым видом и условиями борьбы. Эволюция воли состоит, наравне с возрастанием органической сопряженности с другими двумя пневматологическими категориями, также и в усовершенствовании целей и природы волений и соответствующих им приемов борьбы. Для того, чтобы могли проявляться более тонкие и возвышенные виды волений и приемы борьбы, необходимо защитить их от грубого подавления более примитивными и грубыми видами. Достижение этого и имеет своей целью запретительный канон этики. Принцип борьбы за существование лежит в основе жизни и не может быть устранен, но задача этики состоит в ее регламентации и последовательном осуждении одного за другим ее грубых видов и приемов. Постоянным в этике остается лишь ее общее устремление, но ее актуальная форма сопутствует эволюции и служит естественным показателем достигнутого этапа развития. Всякому периоду истории всякого народа должна соответствовать особая этика, вернее особый ее феноменологический вид, и как запаздывание, так и забегание вперед этического канона по сравнению с ходом эволюции народа одинаково для него вредно, а может привести подчас и к полной гибели. Достоинство этики не может быть определяемо абсолютно, а только относительно — насколько данный этап ее развития соответствует данному этапу развития народа. Если развитие этики запаздывает, то задерживается эволюция народа, ибо более тонкие организации оказываются не имеющими защиты от грубых, а потому могут успешно возникнуть и действовать лишь при исключительно благоприятных условиях и сочетаниях внешних обстоятельств. Равным образом, если этика опережает развитие, то значительное большинство способностей, не будучи в состоянии эволюционно переродиться в более высокие виды, оказывается лишенным вовсе возможности актуально проявляться, а потому и эволюционировать; здесь происходит насильственное подавление свободы и независимости развития, равно как и закона его непрерывности. В истории легко указать соответствующие примеры. Если Рим погиб от отсталости этики, то целый ряд народов был раздавлен слишком высокой этикой христианства. Успех магометанства в значительной степени объясняется приложимостью и соответствием его этики к состоянию духовного развития ряда принявших его народов. Как каждому народу и каждому его историческому периоду должна соответствовать особая этика, точно так же этика должна видоизменяться в приложении к каждому человеку. Средняя постоянная этика всегда одних излишне стесняет, а другим предоставляет излишнюю свободу, оставляя целый ряд волений и поступков вне всякой регламентации. Этическая оценка поступков человека должна всегда быть согласована с особенностями его личности и состоянием его развития. Предъявляемые к нему требования и наказания за проступки должны устанавливаться всегда соотносительно. Что составляет заслугу для одного, есть акт этически безразличный для другого и тяжкий проступок для третьего. Преступление вообще есть пользование приемами борьбы иерархически низшими допускаемого этикой низшего предела, т. е. уже изжитыми в эволюционном историческом процессе. Аналогично этому — добродетель имеет отрицательным определением непользование приемами борьбы иерархически низшими допускаемой этикой высшего предела, т. е. предвосхищение эволютивного процесса. Необходимость соотносительного применения этического канона с несомненностью уже учитывается новым европейским законодательством. Суд присяжных и имеет своей целью не только взвешивание мотивов и косвенных улик деяния, но и характеристику личности человека, в зависимости от чего также может изменяться степень наказания. Разумеется также, что и тяжесть всякого наказания должна быть соотносительна человеку, и потому уравнение наказания при тождестве поступков есть вопиющая несправедливость в распределении их тяжести. Чем выше развит человек, тем тяжелее ему всякое наказание, и что для одного может пройти скоро забываемым эпизодом, то для другого может быть ударом, сокрушающим всю его жизнь.

Подобно оргиазму в мистике и разуме, оргиазм в воле раскрывается в двух видах. Когда динамические сопряжения людей в мистериях или в столкновениях и борьбе феноменальной деятельности хотя и ограничиваются беспорядочными взаимодействиями волений, но все же совершаются во имя высшей цели — стремления к иерархическому развитию, — то все это освящается высшей волей духа. Если в недрах существа человеческого живет действительная жажда к пробуждению самодовлеющей силы, если в борьбе и столкновениях внешнего он пытается найти осуществление творчества и не удовлетворяется преходящими победами, то как бы он ни был чужд непосредственным интуитивным озарениям духа, эта жажда неминуемо рано или поздно приведет его к желанной цели. Всякая оргия есть путь, а потому исполнившийся решимости пройти по нему достигнет энтелехийной цели. Видимая беспорядочность и хаотичность оргиазма в действительности есть необходимое условие и метод эволютивного движения к высшему. Случайные и извращенные сочетания волевых взаимоотношений, их многообразие и непрерывная видоизменяемость таят под собой глубочайший внутренний смысл и суть его карикатурные отображения на периферии, соответствующие условиям и тяготениям среды. Хаотическое внедрение во многообразность низшей природы стихии воли, ведущее к возможности восприятия ее высших откровений, есть путь мистериального оргиазма в воле. В нем свершается таинство целокупного повержения в бурлящий поток волений и действований, и в перемежающихся извивах этого потока сознание человека проникается тщетой и условностью субъективной замкнутости и отграниченности, в нем пробуждается жажда иной, высшей мощи воления, органически включающего в себя поток многообразности и исполненного внутреннего покоя по совершенству насыщенности и всеобъемлемости. Это есть раскрытие в глубинах человеческого существа великой двигающей все и все устрояющей стихии и смелое погружение в ее гранящие духовную самобытность струи. В отрыве от субъективной замкнутости развития в изъявлении волений и переходе к оргийным сопряжениям в действований с другими людьми нет еще прямой борьбы против верховного движущего закона, а есть лишь дерзновение жажды простора, есть лишь решимость броситься в неизведанное, вступить на путь ничем не стесняемых извне общений. Этот путь жуток и страден, но, как посвятительная мистерия, увенчивается радостным обретением покоя вновь, победным преодолением хаотической неупорядоченности и творческим пробуждением организованной волевой силы, безмерно более мощной и исполненной сознания цели.

Но есть и иной, жестокий, мглистый путь. Человек в самый порыв от субъективно замкнутого развития вкладывает протест изгоя. Он выходит из всеобщности потока жизни, отвергает целиком всеобъемлемост. е. лона и свободу бытия и развития иных волевых начал и в то же время разрывает все связи со своей собственной глубинностью. Он противопоставляет и мно-голикости людей, проходящих каждый свой путь, и своей довлеющей становиться в эволюционном процессе высшей воле конкретно-эмпирическую личность, эгоистически стремящуюся сделать свою низшую волю неограниченным владыкой. Он объявляет себя единственным, которого не должно коснуться ярмо ни направляющих законов, ни ограничивающих степеней. В его царстве все деятели, стремления и законы должны служить лишь одному ему, должны ответствовать лишь его стремлениям, и в этом — величие творчества и жгучая сладость обладания его мощью и плодами. Не упоение первородным покоем творческого начала жизни, не смутные дали возможных миров, не трепетная тайна слияния в творчестве единичного существа с глубинной безначальностью Всеобщего, не томление грез о крае свободы и величавого покоя, но оглушительный гром ликования почти достигнутого порога власти, безудержность горделивой мечты, треск рушащегося сопротивления — охватывает здесь душу человека. Кроме царствующего ныне закона над миром есть некий высший закон временно попранной безграничной свободы. Всякое подчинение, всякая обязанность считаться с внешним — суть знаки рабства, а потому — да исчезнут все стеснения! И вот человек дает полную волю своим влечениям. Отсутствие высшего сдерживающего и направляющего закона он производит в основной закон и, врываясь в стихию действования, решительно рвет все связи с Горним. Так рождается демонический оргиазм. Не вещее томление к горним самоутверждениям духа, не желание найти в проявлениях дольнего разрозненные отблески надмирной движущей все силы, не стремление соткать из них единый величавый облик, не увлечение порывами борьбы или многообразным простором взаимных сопряжений влекут здесь человека, но бунт души и жажда своеволия. Не нужно долгих изысканий и роскоши отбора, не нужно многих проб и медленных попыток сопряжения, бесцельны все уступки и гибельны соподчинения. Чем резче и надменнее воление, тем ярче проявилась личность и ее свобода, тем выше творчество и желаннее победа. И что же может быть большим поруганием святыни, как извращение символа, расторжение формы с ее высшим смыслом и насыщение противоположным?— Акт воления, отторгнутый от высшей воли, из творческой всеорганизующей стихии, насыщаясь дерзновенной злобой, превращается в символ дерзновения, в орудие рабства и разрушения. Такова оргия неупорядоченной и эгоистической воли. Как в мистериальном оргиазме в категории воли движущим центром и энтелехиинои целью является раскрытие трансцендентной сущности духа в субстанциальном волении, так в оргиазме демоническом соответствующее место занимает эгоистически утверждающая себя эмпирически личность или, в более общем плане, эгрегор. Этот эгрегор может быть различного количественного порядка и обладать различными относительными качествованиями, но это нисколько не изменяет существа и особенностей феноменологии демонического оргиазма. Простейший случай — это проведение в жизненную деятельность крайнего эгоизма личности человека, довольствующегося только узкими субъективными стремлениями к достижению собственного благополучия в обыденном смысле, с принесением в жертву благополучия других, равно как и собственного иерархического развития. Далее, на второй ступени, мы встречаем стремление утвердить эгоизм такой личности, которая отождествляет себя с определенным относительным мировоззрением и тяготениями к определенным хотя и субъективным, но общим целям. Характернейший образ — это религиозный, политический, экономический или военный завоеватель, стремящийся насильственно подчинить себе других людей и целые народы, заставить их служить своим целям. Еще более сложный случай — это стремление насильственного утверждения и навязывания другим относительного эгрегориального мировоззрения, свойственного лишь определенной группе людей. В предыдущем движущей силой служит воля лишь одного человека, равно как утверждаемое мировоззрение существенно свойственно лишь одному ему, а его помощники только соучаствуют; здесь же действует групповой эгоизм и суммарная низшая воля целого конкретного множества индивидов.

В демоническом оргиазме высший смысл действования отвергается, и его конкретный акт сам объявляется высшим и целостным смыслом: в бинере первого вида достоинство тезиса ниспровергается, а антитезис признается единственной и самодовлеющей реальностью. В мистериальном оргиазме тезис, как таковой, только временно остается вне поля сознания, а в антитезисе сосредоточиваются все усилия. Но необходимо должен существовать и такой вид феноменологии воли, где весь смысл односторонне приписывается только тезису, а антитезис считается ненужным и только извращающим придатком. Таково платоническое действование. Сущность платонического действования — это мировоззрение Веданты в категории воли. Это есть центрирование на воле духа, утверждение ее исчерпывающей всеобъемлемости, признание ее единственной движущей и все устрояющей силой. В мире царствует единая абсолютно совершенная воля Всеобщего, одинаково управляющая всеми существами и природой, но в то же время дающая им свободу замыкаться в своей относительности, отмежевываться искусственно от общего волевого потока и тем извращать всеобщность и совершенство стихии воления. Порождаемая таким путем низшая воля есть лишь крайне несовершенный облик истинной природы воли, ее уродливое извращение, лишенное всякой самостоятельной ценности. Пользование низшей волей есть только падение, есть только актуальное признание несовершенства сознания, его причина и следствие. Поэтому задача человека состоит прежде всего в преодолении начала относительности и обособленности в самом его корне, в отрешении от пользования несовершенным и искажающим действительность орудием низшей воли. Он должен все свои силы устремлять на то, чтобы из-под периферического налета относительного выявить на свет актуального сознания глубинную причастность по онтологическому достоинству своей духовной природы к истинной стихии воли в ее всеобщности и безусловности. Он должен воссоздать в себе органическое звено Всеобщего, исполниться его основополагающими влечениями, стать носителем его закона и исполнителем его вселенских всеобъемлющих волевых предначертаний. Всякое относительное самоутверждение, всякая относительная волевая деятельность, все попытки создания и утверждения феноменальных единичных взаимно обусловленных целей знаменуют собой ниспад из стихии всеобщего, свидетельствуют об извращении творческой способности. Вся эмпирическая конкретная деятельность объявляется ничтожной, ибо цели ее иллюзорны и в действительности лживы, а самые методы их достижения влекут человеческий дух к потере безусловной свободы, к подпадению под власть феноменальных законов, к связыванию деятельности условиями и сочетаниями феноменальных иерархий множеств, к подчинению несгармонированной бинерности, к страдному пути познания добра и зла, вводящему в космос смерть. А потому эволюция человека состоит прежде всего в отрешении от конкретно-эмпирического целиком, принципиально, в извлечении своего существа из феноменальных иерархий через полный отказ от всякой деятельности в их поясах, как активно, так и в реакциях на внешние воздействия в их же среде. Человек умирает для мира, заживо принимает смерть в феноменальном, как условие и способ достижения высшей необусловленной жизни, как искупление некогда содеянной ошибки нисхождения в мир борьбы и слез. Только достигнув полного подавления конкретно-эмпирических волений и феноменальной деятельности, человек может восстановить в своем сознании первородную чистоту духовной природы и непосредственно сопричислиться к космическому творчеству стихии Всеобщего. Такое мировоззрение в корне уничтожает самый принцип феноменального опыта, отрицает действительность и необходимость космического процесса. Подобно платонической любви и платоническому познанию, здесь провозглашается лозунгом не преодоление несовершенств мира, но бегство из него, т. е. буддийский нигилизм. Одностороннее утверждение этого тезиса есть культ нераскрывшегося бытия, т. е. Нирваны.

Аналогично развитию в категориях мистики и разума, эволюция в категории воли протекает по диалектическому процессу действо-вания. Будучи органическим, развитие сознания не может заключаться в строго расчлененном и последовательном прохождении одного этапа за другим и притом только один раз. Тот же самый цикл проходится повторно много раз, причем в каждом новом случае прохождения соблюдаются те же этапы и та же их последовательность, но глубина их восприятия и изживания непрерывно возрастает. Начальным этапом изучаемого диалектического процесса является восприятие воления как культового действа. Это значит, что стихии воления придается онтологический смысл и иерархическое строение. Она активно связывает в творчестве единичные разрозненные и несовершенные феномены конкретного эмпирического с высшим единым источником всякой творческой силы — духом. Эволюция в этом этапе при каждом повторном к нему возвращении заключается во внедрении в сущность воления, во всевозрастающем творческом ведении глубинности и исполненное всеобщим смыслом ее стихии. Во втором этапе Диалектического процесса действования происходит диалектическое расчленение начальной концепции — выявление полюсов бинера воления. По общему закону развития, для этого необходимо последовательное одностороннее утверждение сначала только антитезиса и приписывание ему абсолютной и исчерпывающей ценности, а затем — только тезиса. В первом случае возникает оргиа м, а во втором — платоническое воление. Поскольку оргиазм служит переходной ступенью к реализации в эмпирическом сознании высшей воли, он является мистериальным, поскольку же противоборствует ему — он становится демоническим. Наконец, наступает третий, синтетический этап, единый по онтологическому достоинству, но могущий внешне проявляться двойственно.

В первом случае происходит гармоническое слияние интуитивных откровений высшей воли духа с содержанием и системой актуализированных потенций низшей воли, развившейся в феноменальном эмпирическом процессе. Посредством интуиции высшей воли человек непосредственно сопрягается со Всеобщим и Его самодовлеющей безусловностью; эти восприятия составляют внутреннее ядро содержания актуального сознания и через их посредство человек творчески реализует свою индивидуальность и прагматически ориентирует ее в иерархическом соподчинении Абсолютному. Посредством низшей воли он осуществляет действенное сопряжение с феноменальным миром, его многообразием и выработанными им в эволюционном процессе частными восходящими иерархиями и системами им соответствующих закономерностей; эти сопряжения составляют периферическую природу актуального сознания, и через их посредство человек объективирует и актуально утверждает свою эмпирическую личность и ориентирует ее системой относительных субъективных иерархий по отношению к феноменальному многообразию. И вот настает время, когда человек начинает объединять данности и результаты двух видов своего эмпирического процесса — опыта трансцендентного и опыта феноменального — в единое целостное динамически-творческое отношение к миру. При этом высшие откровения уже не остаются замкнутыми в себе потенциальными конкретностями, реализующимися только в целокупной стихии всеобщего, в творческом действовании которой человек только пассивно соучаствует, но, органически сопрягаясь с системой действовании феноменального процесса, получают возможность актуально-конкретной реализации и тем достигают состояния конкретной спекулятивности в тональностях данной индивидуальности. Равным образом, система созданных эмпирическим процессом феноменальных иерархий, органически соподчиняясь высшим откровениям, тем самым возрастает в иерархическом достоинстве, претворяясь в систему гармонических феноменальных ноуменов — закономерных соответствий реальностям духа в среде конкретного эмпирического. Такое целостное гармоническое творческое отношение к миру в категории воли раскрывается в теургическом творчестве. Каждое онтологически целостное теургическое творчество необходимо заключает в себе: во-первых, реальность, интуитивно почерпнутую горним озарением, которая и составляет духовный центр, основное содержание, верховный смысл и исходный движущий императив всех волений и действовании, и, во-вторых, совокупность объективированных потенций конкретных волений и способностей к эмпирическому действованию, как утвержденных непосредственно в замкнутом субъективном процессе волевого развития, так и выявленных в периферических велениях во взаимоотношениях с другими людьми под влиянием их активных воздействий. Это и показывает, что всякое онтологически целостное теургическое творчество имеет конкретно-спекулятивную природу. Поэтому всякий истинный теург необходимо должен одновременно обладать и высоким трансцендентным опытом, и широкой развитостью эмпирической волевой силы. Первое есть основное и необходимейшее условие для самой возможности достижения иерархического достоинства теурга, второе же необходимо как для надлежащего объективирования в сознании раскрывающихся ноуменальных откровений, так и для эмпирической конкретизации их в действовании. Как конкретно-спекулятивный организм, всякое онтологически целостное теургическое творчество одновременно раскрывает и духовную индивидуальность теурга и его эмпирическую личность в условиях окружающей феноменальной среды. Объединяя в своем творчестве ноуменальное и феноменальное, теург неизменно окрашивает все его членения своими индивидуальными тональностями. Если в высочайших воспарениях индивидуальный дух воспринимает на своих предельных гранях творческие воления иерархии реальностей высших порядков и благодатно озаряется безусловностью Всеобщего, то при обращении к собственному творчеству и конкретной реализации воспринятого интуитивно, как бы ни был глубок его экстаз, в творение может вылиться и воплотиться только то, что проходит через русло индивидуальности творца. Если даже сам он действительно восхищался в безначальное, то все же он абсолютно бессилен отразить вселенскую безбрежность как в утверждении целей, имманентных среде конкретного эмпирического, так и в свершении ведущих к ним действовании. В акте индивидуального творчества всеобщее как бы поляризуется в определенном направлении, а потому всякое теургическое творчество онтологически антропоцентрично. Если преодоление искажающих влияний феноменальной личности и низведение ее значения до местного колорита составляет естественную и ближайшую задачу всякого теурга, то все же предельной и непереступаемой энтелехией возможного приближения ко Всеобщему служит его духовная индивидуальность.

Двойственность внешнего обнаружения завершающего синтетического этапа диалектического процесса воления утверждает возможность бытия кроме теургического творчества еще иного вида органического сопряжения интуитивных откровений высшей воли духа с содержанием и системой актуализированных потенций низшей воли, развивающейся в феноменальном эмпирическом процессе: это есть соволение со Всеобщим. Как пафос теургического творчества определяется стремлением воплотить свои интуитивные достижения в конкретной системе волений и действовании, т. е. реализовать их в эмпирической среде и сделать тем их всем доступными, так пафос соволения выливается в жажду целокупного единения со стихией воли Всеобщего и реализацию ее во внутреннем человеке. Но, отказываясь от реализации в конкретном эмпирическом, человек полностью сохраняет здесь почерпнутые из его опыта данности и способности к волевым действо-ваниям. Если в платоническом волений низшая воля абсолютно уничижается и отбрасывается, то в соволении, как и в теургическом творчестве она иерархически просветляется, соподчиняется горнему и возводится к своим ноуменальным прототипам. Низшая воля в соволении исполняет роль категории периферической дифференцирующей действенной объективации. Человек внедряется в целокупный поток стихии воления Всеобщего сразу с двух противоположных направлений: через высшую волю он восхищается к первоначалам, и от них, разветвляясь по нисходящим иерархиям, входит в конкретные членения синархии воли изнутри; через низшую же волю он врезывается в этот поток извне через многообразность конкретных волений и действовании ч, организуясь по восходящим иерархиям, стремится достичь высших синтетических центров. Это и показывает, что всякое истинное со-воление со Всеобщим имеет конкретно-спекулятивную природу. Поэтому для достижения соволения со Всеобщим человек должен одновременно обладать и высоким трансцендентным опытом, и широкой развитостью эмпирической волевой силы. Как первый составляет онтологическую сущность соволения, так второй есть необходимое условие конкретности, а следовательно, и актуальности его феноменологии. В теургическом творчестве, тяготеющем к реализации в конкретном эмпирическом, индивидуальность автора является последней гранью и высочайшим непереступаемым пределом, ибо все творчество лежит иерархически ниже индивидуальной монады и всякий, встречающийся с этим творчеством, может воспринять только то из Всеобщего, что проникло через призму индивидуальности автора. С другой стороны, так как материально теургическое творчество осуществляется феноменальной личностью автора, то низшим иерархическим пределом теургического творчества служат низшие состояния личности. Итак— иерархия теургического творчества гетерономно соподчинена иерархии состояний эмпирической личности автора, возрастающей к индивидуальности. В противоположность этому соволение тяготеет к конкретной реализации стихии воления Всеобщего в иерархическом плане самой индивидуальной монады. Высшей гранью соволения является само Всеобщее, т. е. центр соволения лежит иерархически выше индивидуальной монады. Но так как актуальная конкретность соволения обусловливается развитостью эмпирической личности и ее низшей волей, то низшим иерархическим пределом соволения со Всеобщим служат высшие состояния личности. Итак — иерархия соволения параллельна предвосхищаемой иерархии состояний эмпирической личности человека, стремящегося вознестись через индивидуальность к самому Всеобщему. Отсюда вытекает двойственность спекулятивной конкретности соволения. Как потенциальный конкретно-спекулятивный организм, всякое истинное соволение одновременно раскрывает и само Всеобщее, и духовную индивидуальность человека, но как актуальный конкретно-спекулятивный организм соволение раскрывает Всеобщее лишь постольку, поскольку оно объективируется в актуально конкретизированных членениях индивидуальности и высших достижениях эмпирической личности. Объединяя в своем соволении со Всеобщим ноуменальное и феноменальное, человек постольку окрашивает свои откровения субъективными тональностями, поскольку он еще не способен слиться со своей монадой. Но истинная сущность соволения раскрывается лишь в высочайших воспарениях, когда его актуальное сознание непосредственно сопереживает свой индивидуальный дух и зрит величавый покой творческих предначертаний Безначального. Только здесь действительная природа соволения уже не искажается субъективными окрасами, и Безусловное непосредственно предстает пред человеком. Итак — в противоположность антропоцентрическому теургическому творчеству всякое истинное соволение со Всеобщим онтологически теоцентрично. Если движущей сущностью и предметом теургического творчества служат индивидуальность автора и его же индивидуальные интуитивные воспарения, то в соволении раскрывается само Всеобщее. Только здесь вселенское Творческое Начало обнаруживается в самом себе, в своей вневременное, безусловности и абсолютности.

Итак, диалектический процесс действования начинается с внедрения в стихию воли, осознания ее глубинности, что приводит к бинеру мистериального оргиазма и платонического воления, который гармонически разрешается в теургическом творчестве или же в соволении со Всеобщим. Этот процесс вполне аналогичен диалектическим процессам: любви — в категории мистики — и познания — в категории разума. Так же аналогично раскрытию первого из них в феноменологии полового акта, а второго в феноменологии познавательного механизма, диалектический процесс деиствования имеет два вида соответствий в конкретном эмпирическом в виде систем феноменальных ноуменов: гармонических и извращения. Исследуем сначала первую из этих систем.