Новые императивы государственности

Политическая парадигма традиционного общества выражалась моделью пангосударственности. Реальных ресурсов для проведения политики этатизма у государства, впрочем, недоставало. Однако пангосударственность в данном случае заключалась не в управленческих возможностях, а в отсутствии разграничения политической и приватной сфер. Основным управленческим механизмом в традиционном обществе, помимо действия самой традиции, являлось прямое государственно-общинное принуждение. Правовая неограниченность государственной власти закреплялась посредством ее сакрализации. На практике это зачастую оборачивалось режимами кровавых автократов. Череда безумцев на престолах заставляла переосмыслить феномен политической легитимности. Система иерархической подчиненности вступила в состояние кризиса.

Модернизационный этап устанавливал дифференциацию государственных и общественных институций. В противоположность эпохе пангосударственности субъектность государства теперь ограничивалась. Новая минимизированная роль государства выражалась метафорой «ночного сторожа». Идеи сдерживания потенциального государственного произвола нашли отражение в концептах «гражданского общества» и «разделения властей».[508] Само государство из высшей силы, сакрализованной этиологией божественной харизмы, переосмысливалось как продукт общественного договора.

Однако разгосударствленное общество оказалось неспособным к самоорганизации при необходимости реагирования на внутренние и особенно внешние вызовы развития. Обнаружилось наличие широкого спектра общественно значимых функций, взять на себя которые по силе лишь институту государства.

Этатистские альтернативы либеральному модернизму в виде фашистской и коммунистической систем являлись не построением нового строя, а завуалированной попыткой реанимации старой традиционной модели. Неслучайно к гитлеровской и сталинской трансформациям все чаще в последнее время применяется дефиниция «консервативной революции».[509] Для новой синергийной системы ни этатистская, ни либеральная рецептуры строения государственного режима не приемлемы.

Государство возвращает себе активную управленческую роль, но делает это в визуальном отношении неявно. От прямого принуждения в традиционном сообществе оно переходит к механизму косвенного мотивационного управления. Управленческие нити становятся невидимыми. Новым ориентиром для государства оказывается формула Ф. Фукуямы – «меньше, но сильнее».[510]