Социальное государство как транслятор социального гуманизма

Традиционая модель социального государства в ее социологическом измерении представляет собой законсервированную общественную систему. Действует принцип социального патернализма. Его воплощением на уровне низовых общественных структур являлся феномен общины. Императивом общинного миропонимания являлась категория социальной справедливости, как некий вариативно трактуемый идеал утраченной примордиальной традиции. Прикрепляя человека функционально к определенному социальному состоянию (в этом и состоял смысл установления «крепостного права») традиционная система легитимизировала неравенство возможностей.[505]

Историческим антитезисом по отношению к ней явилась модернистская модель социально мобильного общества. Лозунговая формула Великой Французской революции «Свобода! Равенство! Братство!» несла в себе заряд отрицания структурной сложности «цветущего Средневековья». Групповые идентичности разрушались, будучи переакцентированы на индивидуальные. Реализовывался принцип всеобщности социальной конкуренции. Безусловно, конкурентная борьба явилась на определенном этапе катализатором общественного развития, расконсервировала сознание человека, сформировала новый исторический тип деятельности личности.[506]

Однако возведенная в абсолют конкуренция всех и каждого обрекает саму систему на состояние внутренней деструкции. Социум поражается различного рода антагонизмами. Перед ним встает реальная перспектива распада. Спасительным выходом в данном случае выступает институционализация социального государства. Построение его соотносится с третьей синергийной стадией исторических инверсий. Синтез здесь заключается в соединении традиционалистского компонента государственной опеки с модернистской социальной мобильностью. Абстрактная категория социальной справедливости замещается конкретизированным императивом социального гуманизма.[507]