Соколиная охота как безвредный способ охоты

Соколиная охота должна стать самым безвредным способом охоты и методом борьбы с вредителями. В последние годы ­в соколиной охоте произошли удивительные изменения­. По меньшей мере 37 видов дневных хищных птиц разводятся в неволе в течении двух и более поколений, тридцать из них могут существовать без подпитки извне. То что произошло за последние двадцать лет по масштабам сравнимо с 10 000 лет одомашнивания сельскохозяйственных ­животных. ­Для сокольников это имело огромное значение, поскольку теперь доступность ловчих птиц не зависит от внешних обстоятельств.

В Великобритании с 1988 года для соколиной охоты из природы не было изъято ни одной хищной птицы. Британская соколиная охота в настощее время довольствуется птицами разведенными в неволе и не оказывает никакого отрицательного воздействия на популяции диких хищных птиц. Каждый год в Великобритании владельцами хищных птиц выхаживается более 2 500 травмированных диких хищных птиц, приблизительно половина этих птиц возвращается в природу (правда, надо сказать с неизвестным результатом), таким образом единственное воздействие ­соколиной охоты на дикие популяции является положительным (см. 8.2).

Но что есть истинная соколиная охота? Соколиная охота это охота с обученными хищными птицами на диких животных в их естественной среде обитания. По существу это всего лишь форма контролируемого естественного хищничества. Вот это я нахожу действительно очаровательным. Я помню однажны следил за маврикийской пустельгой в последнем оставшемся лесу. Я бегал за ней по лесу, пока она высматривала и ловила древесных гекконов. Вечером она вернулась на гнездовой участок. Если бы она была ловчей птицей, я понес бы ее домой, но это было не так, иначе бы это был просто очередной охотничий день.

Такая близость позволяет с окольнику видеть интимную жизнь хищных птиц и осознать степень приспособленности добычи к хищничеству. Хищные птицы удивительно быстро определяют больную особь. Любое слабое, линяющее, больное, раненое или просто необычной окраски животное немедленно атакуется. По собственным наблюдениям за тетеревятниками, я могу сказать, что опытный ястреб за долю секунды определяет слабую птицу в стае взлетающих вяхирей или уток. К тому времени, когда птицы поднимуться на метр от земли цель уже выбрана, тетеревятник преследует ее очень упорно, твердо уверенный в своей победе.

Соколы, типа сапсанов, гораздо менее импульсивны. Им нравится контролировать ситуацию. Хотя исследования Rudebeck в Швеции и немецких сокольников, охотящихся на врановых, показали, что соколы тоже выбирают добычу. Первые атаки на стаю имеют целью выявление слабых особей (см. 6.9). Если в стае слабых птиц нет, сокол теряет к ней интерес, но если хотя бы одна птица летит медленнее других или у нее сдают нервы, сокол переходит в решительное нападение. Конечно хищники не всегда выбирают слабых и больных, они вполне способны поймать здоровую добычу. Но исследования показывают, что пропорция слабых и травмированных животных в их добыче значительно выше, чем у ружейных охотников.

Наблюдая за способами охоты хищных птиц, начинаешь лучше понимать саму добычу, смысл ее защитной окраски, способы передвижения, постоянную готовность к бегству и в целом образ жизни, удивительно приспособленный к существованию с хищниками. Но когда появляется хищник, добыча демонстриует такое разнообразие поведенческих реакций, что становится ясным, что у нее есть намного больше способов спасения, чем это казалась вначале (см. 7.4). Сокольник и его птица ­обнаруживают, что в определенной ситуации добыча находится вне опасности, с опытом они обучаются выявлять ситуации в которых нападение может быть успешным. Это вызывает уважение к добыче до такой степени, что даже ворона, которую некоторые расценивают как вредителя, подлежащего истреблению при каждом удобном случае, для сокольника становится достойным соперником с недюжинным интеллектом. Чтобы успешно на нее охотиться необходим джип или лошадь, телеметрия, ­особенно для разведенных и обучаемых соколов, и доступ к обширным открытым ландшафтам наряду с ежедневными выходами на охоту в течение нескольких недель. Вы можете сказать, что нет более затратного способа уничтожения ворон. Скорее всего это так! Но подождите, разве наша задача непременно поймать добычу? Нет, только при беглом взгляде на соколиную охоту, может показаться, что добыча это главное. Добыча только необходимое дополнение. Нет, наша реальная добыча - гораздо более неуловима. Ее зовут удовольствие­. Только вы подумаете, что получили его, оно покидает вас. Потом, когда его совсем не чаешь, внезапно понимаешь, что оно опять с тобой. Такой и должна быть соколиная охота.

Я помню несколько лет назад на меня работал сокольник по имени Грэм. В тот день он впервые пошел на белых куропаток. Мы охотились­ в Сазерленде в Шотландии с важными гостями. Грэм занимался облетом и обучением молодого сокола по кличке "Змея". Когда моя собака встала в стойку в широкой низине, я сказал Грэму, что теперь его очередь напускать. Расклобученный сокол, встряхнув бубенцом, стал быстро набирать высоту. Я встал перед собакой и быстрым движением поднял одну куропатку прямо под сокола. Он пропустил момент и проигнорировал птицу. Невероятно­! Что случилось с птицей? Потом мы поняли. В два раза выше Змеи мы увидели серпообразный силуэт дикого сапсана. По сжатой спирали, поймав восходящий поток, Змея поднималась все выше, стремясь поскорее вступить в бой. Боясь оторвать бинокль от глаз из-за страха потерять птиц, мы не сходя с места молча наблюдали за воздушным сражением. Поочередно пикируя и сцепляясь когтями, птицы ушли за холмы. Когда Змея скрылась за горным хребтом сигнал передатчика исчез. Грэм бежал в гору по густому вереску, свистя и вращая вабилом. Спустя десять минут он почти выдохся и мы потеряли его из вида. Мы остались стоять одни, как актеры в неоконченной драме, ожидающие суфлера.

Затем я услышал в приемнике очень слабый сигнал, напоминавший слабый пульс запустившегося сердца. Змея возвращалась. Грэм, воспрявший духом, прыжками спускался с холма, спотыкаясь и падая от усталости. Мы вновь были готовы к охоте. Пойнтер все еще стоял в стойке по выводку, хотя прошло уже минут двадцать. Птицы решили не испытывать судьбу, видя летающих в небе соколов. Змея вернулась и заняла положение для атаки. Через мгновение мы были в ее убойном конусе, я вспугнул куропатку вверх по холму над спиной собаки. Как темная пчела она понеслась к речке. Змея спикировала и когда две точки слились воедино они исчезли из вида в небольшом овраге. Сокол не возвращался и я понял, что он взял куропатку. Когда я подошел, то нашел Грэма, лежащего около сокола у речки. Steve Frank сфотографировал их. Первая куропатка Грэма опустошила его и физически и эмоционально. Ему пришлось несколько раз побегать по горам, а сейчас он шел домой, съедаемый мошкой. Такова соколиная охота!

Я рассказал эту истории не для того, чтобы показать неэффективность соколиной охоты, а как раз наоборот. На одну голову пойманной дичи приходится множестов человеко-часов увлечения, причастности ­и удовольствия. Я скажу больше, некоторые сокольники ждут по несколько лет, прежде чем им удается кого-нибудь поймать, настолько это увлекательно.

Нельзя сказать, что соколиная охота не может быть эффективной. Многие профессиональные сокольники заняты борьбой с вредителями, особенно в таких местах, как города, парки, аэродромы и свалки, где стрелять из ружья опасно­. Тетеревятники и Харрисы способны ловить до дюжины кроликов за вечер, не производя много шума и никого не подвергая опасности. Соколы и ястребы используются не только для уничтожения вредителей, но и для их распугивания. И поскольку при этом не идет загрязнение ­окружающей среды, это более чем безопасный метод борьбы с вредителями.

В конце концов, наряду с тем, что соколиная охота является самоподдерживающейся, избирательной,­ естественной и не загрязняет окружающую среду, на ней редко случаются подранки. Обычно добыча ловится или уходит невредимой. Соколы, особенно ­опытные, убивают добычу мгновенно. Ястребы напротив, часто удерживают добычу до прихода сокольника. В этом случае сокольник может умертвить ее гуманным способом или выпустить. Так или иначе сокольник покидает поле с чистой совестью, не оставляя после себя подранков и предоставляя добыче шанс спастись.

В старину соколиная охота имела приверженцев по всей Евразии. Теперь, в конце второго тысячелетия, с ростом урбанизации и огромным давлением на сельскую местность, это отличный способ возобновить контакт с природой и понять, как функционируют естественные системы. В Великобритании ­83 процента людей живут в городах. У многих из них весьма искаженное представление о природе, поскольку они выросли на мультсериалах типа "Бэмби" (Олененок, главный персонаж одноименного полнометражного мультфильма У. Диснея). На смерть наложено большое табу. Но многие стремятся, сознательно или бессознательно, к возобновлению связи с природой. Они гуляют по природе или наблюдают за птицами. Другие считают, что это больше походит на вуаеризм (подглядывание) и хотят более плотного контакта. У многих ­людей, особенно у мальчиков и мужчин до сих пор развит сильный инстинкт охотника. Одни довольствуются иллюзорным преследованием, играя в компьютерные игры или футбол, а другим необходима реальная добыча. Соколиная охота позволяет людям выйти на свежий воздух и охотиться на реальную добычу, не оказывая при этом сильного воздействия на окружающую среду­.

Сокольник может охотиться, следуя по сельским дорожкам, ­и не оставлять никаких следов. Без выстрелов, без пустых гильз, без подранков, без всякого риска для других людей. Он не нуждается в изменении ландшафта для устройства спортплощадки или поля для гольфа, или чтобы уничтожить ­вредителей и вырастить большое поголовье дичи, ограничивая доступ для людей. Его требования к численности популяций добываемых видов ничтожны; его ягдташ за сезон наполняется меньше, чем ягдташ ружейного охотника за день, его лучшей добычей зачастую является какой-нибудь вредитель.

Поэтому соколиная охота это естественный безвредный способ охоты, который наилучшим образом подходит для потребностей современного человека. Она помогает нам понять естественные экосистемы ­и осознать, что мы часть этих экосистем.