Социальное положение «убогих» на Руси

При изучении литературных источников о жизни славян до XVIII в. не удается найти прямых указаний об общественном положении детей с дефектами речи и о возможных формах организации помощи им. Мож­но лишь предполагать, что дети с тяжелыми речевыми расстройствами относились к числу «убогих» как и слепые, глухие, умственно и физически неполноцен­ные дети (А.Г. Басова, А.И. Дьячков, А.Д. Доброва, Х.С. Замский, Н.Д. Ярмаченко), и были потому призре­ваемы, в первую очередь, монастырями и церковью.

С X в. на Руси за церковью официально было за­креплено дело общественного призрения. Десятая часть прибылей отчислялась казной духовенству для организации приютов и богаделен («убожниц»). До нас дошли сведения из летописей об организации при некоторых монастырях таких приютов. В частности, при Киево-Печорском монастыре в XI в. был известен дом для убогих сирот. Позднее в XIV—XVIII вв. подоб­ные дома открываются в Новгороде, Пскове, Москве, Ростове, Смоленске идр. городах.

Из летописей мы черпаем сведения о гуманном от­ношении на Руси к убогим, нищим, калекам. «Всего же больше убогих не забывайте», — обращается в своем наставлении сыновьям князь Владимир Мономах. Лето­писи неуемно восхваляют щедрость многих князей в отношении подачи милостыни нищим, убогим, больным. Особенно щедрые подачки выдавались в праздничные дни (например, по случаю победы над печенегами, по поводу завершения строительства церкви; в религиоз­ные праздники, в дни смерти знатных особ и т. п.

Руководствуясь христианским учением, что «бла­готворящий бедному дает взаймы Богу», князья и дру­гие знатные лица периодически занимались благотво­рительностью «во спасение своей души». Существует, например, предположение, что Иван Калита (1282 — 1340) носил с собой денежный мешок с целью подачи ручной милостыни. Известны случаи, когда некоторые знатные люди, надеясь охранить себя от смерти в дни «черной чумы», отдавали свои имения в милостыню церквям и монастырям для нищих, убогих, немощных, а сами постригались в монахи.

Долгое время благотворительность была в основ­ном делом церкви. Но ввиду большого распростране­ния нищенства на Руси правительство вынуждено было в конце концов признать, что благотворительность не может составлять дело только одной церкви, а несет в себе залог общественного благополучия. Впервые пра­вительство обсуждает вопрос о благотворительности на 1-м Земском соборе в 1551 году. Но и после этого, как следовало ожидать, система благотворительности не носила регулярного характера и, конечно, не охваты­вала всех нуждающихся в ней.

В заключение необходимо отметить, что хотя на Руси больше, чем в каком-либо другом государстве, характерным было в целом гуманное отношение к убогим, эти же самые убогие (а в их числе лица с недо­статками слуха, зрения, речи, интеллекта, калеки) под­вергались нещадной эксплуатации, представляя для монастырей даровую рабочую силу. По этому поводу А.Т. Басова пишет: «...Милосердие» монастырей имело также некоторый сугубо материальный смысл. «Убо­гие дети» (слепые, глухие, увечные и т.д.), с одной стороны, вызывали глубокую жалость населения и способствовали дополнительному притоку пожертвова­ний. С другой — за стенами монастырей, в часы отсут­ствия посетителей, убогие дети подвергались самой обыкновенной эксплуатации. В больших монастырских хозяйствах было немало участков, на которых был ну­жен труд безответных питомцев».

Заключение

Несмотря на умение различать разные речевые расстройства, древние славяне не имели общепринятых и четких терминов-определений этих расстройств. Тер­мины-определения создавались в народе по принципу описания дефекта или по созвучности с ним.

Расстройства речи относились к болезням, неду­гам, изурочениям, ниспосланным на человека высши­ми силами, или злым духом, или злыми людьми. По­этому преодоление и лечение недугов (в их числе и речевых расстройств) было связано с суевериями, об­рядовыми ритуалами, заклинаниями, знахарством.

Первая славянская медицинская литература (ле­чебники, травники, вертограды), отражавшая накоплен­ный в народе многовековой опыт наблюдений за раз­ным действием сил природы на организм человека и впитавшая опыт врачей Древнего Востока, также но­сила следы «суеверных пережитков и грубого невеже­ства», но именно в них встречаются первые попытки дифференцированно подойти к пониманию и лечению разных расстройств речи и слуха и некоторые действи­тельно полезные советы в этом отношении.

Общественное положение на Руси детей с тяже­лыми речевыми расстройствами определялось отноше­нием к ним как к «убогим», и помощь ограничивалась рамками благотворительности со стороны духовенства и отдельных частных лиц.

Таким образом, истоки логопедии как науки о ре­чевых расстройствах и методах их преодоления имеют на Руси глубокие корни и своеобразный характер, тес­но связанные с социально-экономическим и полити­ческим укладом древних славян.

Задания для самостоятельной работы

1. Охарактеризуйте особенности развития русского государства IX —XVI вв.

2. Расскажите, какие названия-определения речевых дефектов существовали в языке древних славян. Объясните, что они обозначали и как образовыва­лись.

3. Почему в пословицах и поговорках русского наро­да отсутствуют названия-определения речевых дефектов? Докажите, что древние славяне относи­ли дефекты речи к болезням, изуроченью. Объяс­ните, как понимались причины болезней, с чем связывалось их лечение.

4. Приведите примеры старых поверий, связанных с речевым развитием ребенка. Уточните, что в них шло от опыта и наблюдений, а что от суеверного невежества и предрассудков.

5. Охарактеризуйте роль лечебников-травников в раз­витии народных представлений о лечении болезней. Приведите примеры рекомендуемых средств лече­ния речевых расстройств.

6. Расскажите об отношении, которое существовало на Руси, к «убогим». Раскройте сущность благотво­рительности.

7. Объясните, какое значение для отечественной ис­тории логопедии имеют первые сведения о рече­вых расстройствах и приемах их устранения.

Глава 6 ДРЕВНЕЙШИЕ МЕДИЦИНСКИЕ ПИСАТЕЛИ О БОЛЕЗНЯХ РЕЧИ (по И.Д. Сикорскому)

Греки и римляне, у которых публичное слово игра­ло важную общественную роль и обучение изящной речи входило в круг предметов общего образования, уже имели понятие о многих расстройствах речи, что, между прочим, выразилось в большом количестве тер­минов, употреблявшихся для их обозначения.

У Гиппократа встречаем упоминания почти обо всех известных нам формах расстройств речи. Мы находим у него следующие термины aphonia, anaudia, traulotes, asapheia, ischnophonia, которые мы переводим на рус­ский язык словами: потеря голоса, потеря речи, косно­язычие, невнятная речь, заикание. У Аристотеля встре­чаем, кроме того, еще новый термин, а именно pseilismus, этим термином Аристотель называет человека, который опускает один «звук или целый слог в слове. Таким образом, уже древнейшие медицинские писатели уста­новили в основных чертах учение о болезнях речи.

У Корнелия Цельса встречаем первые указания относительно оперативного лечения болезней речи, именно относительно подрезания языка, сращение которого с подлежащими частями составляет, по мне­нию Цельса, причину болезни.

Можно сказать, что учение о болезнях речи у древ­них получило впервые научную разработку у Галена, особенно в его подробных комментариях на сочинения Гиппократа. И в самом деле Галену прежде всего при­надлежит заслуга тщательной установки научной тер­минологии болезней речи; в этом отношении Гален сделал более Аристотеля. Он останавливается с боль­шей подробностью на литературе вопроса, тщательно сопоставляет разные места авторов и сличает их с отрывками, заимствованными у классических писате­лей — не врачей, в особенности у Гомера... В качестве самостоятельного исследования Гален отделяет между собой болезни речи и голоса и производит первые от страдания гортани и мышц, ее движущих, а вторые от поражения языка или частей его окружающих, как-то: зубов, губ, твердого и мягкого неба, хоан и уздечки са­мого языка. Страдание этих частей вызывает, по мне­нию Галена, то заикание, или косноязычие, то какой-либо иной недостаток речи. Гален видел в болезнях речи то местные расстройства, то нервные страдания...

Читая подлинные цитаты авторов о болезнях, на­чиная с Гиппократа и до Павла Эгинского включитель­но, нельзя не заметить что учение о болезнях речи уже в самую раннюю эпоху существования медицины раз­вивалось по двум главным направлениям. Одни иссле­дователи смотрели на расстройства речи, как на бо­лезни наружные, требующие хирургического лечения, другие видели в них болезни внутренние.

Арабская медицина, в сущности, держится учения Галена о болезнях речи, но она привносит много под­робностей и практических замечаний, составляющих разъяснение и дальнейшее развитие вопроса. У Ави­ценны впервые встречаем определение заикания, как болезни, которая характеризуется тем, что один слог многократно повторяется прежде чем слово будет про­изнесено сполна. В своем каноне Авицена посвящает особые главы размягчению (т. е. параличу) языка, спаз­му его, укорочению уздечки и, наконец, говорит о цен­тральных поражениях речи и голоса. К этому надо присоединить замечания, которые разбросаны в дру­гих местах его труда, например, при изложении болез­ней дыхания; в особенности же болезней голоса. В ка­честве лечения Авиценна предлагает также потребле­ние отвлекающих банок, мушек.

В европейской средневековой литературе встре­чаются только упоминания о болезнях речи и о спосо­бах лечения их.

Знаменитый немецкий хирург Фабриций из Гиль-дена (1560- 1634) возобновил и ввел в науку учение о болезнях речи. Фабриций ознакомился с вопросом о болезнях речи и сделался ревностным распространи­телем оперативного лечения их.

Современнику Фабриция, итальянскому профессо­ру Меркуриалису (1534— 1606) наука обязана одним из самых замечательных исследований о болезнях речи. Глубокий знаток классической литературы, в особенно­сти Гиппократа и Галена, Меркуриалис в своем тракта­те (1583) собрал все, что известно было тогдашней науке о болезнях речи, а равно привел и разобрал критически мнения древней медицины и сопоставил учение Гип­пократа, Галена и позднейших писателей. На основа­нии этих данных и собственного опыта Меркуриалис составил трактат, который представляет собой первое в науке обстоятельное и подробное клиническое изложе­ние учения о заикании. Он посвящает болезням речи три главы. В 6-й главе своего трактата он дает общее обозрение болезней речи, к которым относит потерю речи и немоту, и выделяет затем в особую рубрику те расстройства, при которых речь искажается...

Если не считать кратких работ по заиканию, напи­санных в XVIII в., то необходимо прийти к заключению, что учение о болезнях речи было в течение XVIII в. в большом пренебрежении и то, что было сделано Меркуриалисом, оставалось даже неизвестным большин­ству авторов.

В первой четверти XIX в. начинают появляться самостоятельные исследования по патологии речи. Такова прежде всего изданная в Германии в 1814 г. работа Беме о болезнях голоса и речи. Почти в то же время, именно в 1817 г., Итар, врач глухонемых в Париже, напечатал небольшую, но весьма основатель­ную статью специально о заикании. Кажется, Итар был первый, кто выделил заикание от других болезней речи, в особенности от литеральных дизартрии, с которыми оно постоянно смешивалось (как это мы видели у Меркуриалиса).

Обдуманное систематическое изложение болезней речи мы находим в знаменитом руководстве частной патологии и терапии Иосифа Франка, профессора бывшего Виленского университета. Он предлагает сле­дующее деление и номенклатуру: болезни голоса он называет дисфониями, с подразделением на пара-фо-нию и афонию; расстройства же собственно артикули­рованной речи называются у него дислалиями и под­разделяются на алалию, или немоту и могилалию или косноязычие.

Из работ, появившихся в этот период, первое ме­сто по своему научному значению занимает трактат Рудольфа Шулыпесса, выпущенный в свет 30 мая 1830 г. Шультесс первый сделал серьезное научное разгра­ничении между заиканием (Stottern) и косноязычием (Stammeln). Шультесс— единственный автор, знако­мый с литературой болезней речи, он придерживается терминологии древних. Косноязычие (Stammeln), по словам Шультесса, состоит в том, что отдельные звуки или вовсе не могут быть выговорены, или выговарива­ются не правильно; заикание же (Stottern) состоит во внезапной невозможности произнести слово, или слог.

Классическая медицина видела причину расстройств речи то в поражении мозга как источника речевых им­пульсов, то в анатомическом расстройстве аппаратов, служащих непосредственно для артикуляции. Эта точ­ка зрения уже проглядывалась у Гиппократа, но с полной очевидностью выражена Галеном, и в форме Галеновой мысли она сохранила свою силу над умами вплоть до XIX в., и мы ее встречаем у всех знаменитых медицинских авторов: у Авиценны, у Шенка, у Мерку-риалиса, у Ривьера и у Галлера. Вот что говорит Гален: образование звуков речи производится языком при участии зубов, губ и носовых отверстий, далее при участии твердого неба, зева и собственной уздечки языка. Оттого у лиц, подверженных заиканию или косноязычию или иному недостатку речи замечается страдание какого-либо из поименованных органов, и это страдание бывает последствием порока образова­ния или же оно зависит от причин позднейшего про­исхождения...

Учение Галена, как мы уже сказали, сохраняло свою силу вплоть до XIX в. Но, анализируя самого Галена, мы видим, что основанием его воззрений по­служили клинические наблюдения Гиппократа, а в особенности естественно-исторические изыскания Аристотеля. Все, что касается связи между расстрой­ствами речи и страданиями мозга, принадлежит Гип­пократу, в остальном же Гален придерживается Ари­стотеля. Отрывки из Аристотеля цитируются не толь­ко Галеном, но почти всеми позднейшими авторами, и даже в XIX в. влияние Аристотелевых идей на учение о болезнях речи, в некоторых случаях, проглядывает с полной очевидностью. В виду этого мы изложим их с некоторой подробностью.

Исследуя язык и окружающие его части у пред­ставителей различных классов животного царства, великий естествоиспытатель классической древности приходит к заключению, что для произведения члено­раздельной речи необходим удобоподвижный, мягкий, длинный и в то же время широкий язык, нужны влаж­ные губы при нешироком отверстии рта и, наконец, необходимо присутствие зубов. Всеми этими принад­лежностями и свойствами наделены органы речи у человека, и только этим обусловливается способность произведения членораздельных звуков. Животные же, как, например, млекопитающие, снабжены слишком плотным, толстым и малоподвижным языком и потому обладают крайне ограниченной способностью артику­лировать звуки; птицы с широким языком издают зву­ки лучшего качества, чем те, у которых язык узкий; язык же змеи по своим крайним отношениям между длиной и шириной представляется лишенным способности издавать звуки. В таком смысле Аристотель развивает свои воззрения и в отношении строения зубов, губ и других частей. Например, птицы обладают сухими гу­бами (клювом) и это составляет невыгодную особен­ность и т. д. Исходя из этих данных, почерпнутых из сравнительной анатомии, Аристотель старается объяс­нить патологию речи у человека. По его мнению, те субъекты, у которых язык недостаточно удобоподвижен по необходимости должны быть косноязычны и шепе­лявы и вообще лишены способности ясно выговари­вать звуки, а те, у которых недостает языка или он слишком плотно прикреплен,— вовсе неспособны к речи, наконец, дети потому издают лепет и невнятные звуки, что у них язык еще недоразвит. Таким образом, способность речи, по мнению Аристотеля, зависит от того или другого строения и совершенства перифери­ческих органов речи, но не от разницы в строении нервных центров, как это мы принимаем в настоящее время. Хотя теория Аристотеля не соответствует исти­не, тем не менее она обладает всеми свойствами науч­ной теории, потому что представляет собой удачное обобщение всех известных тогдашней науке данных. Благодаря своей научности теория Аристотеля господ­ствовала более двух тысяч лет.

Гален, как мы видели, вполне разделяет идеи Аристотеля. У Меркуриалиса встречаем разъяснение и развитие идей Аристотеля и Галена. «Все расстрой­ства речи, говорит он, суть вообще симптомы пораже­ния животных функций, что зависит то от страдания мозга, как это бывает при психических болезнях, то от поражения аппаратов членораздельной речи, т. е. язы­ка и мускулов, его движущих, а также губ, зубов, носа, но главнейшим образом от поражения языка». Затем Меркуриалис исчисляет поражения артикуляторных органов, составляющих анатомический субстрат рас­стройств речи. Он говорит, что язык делается то слиш­ком плотным, то «очень длинным», то слишком узким, то «очень широким», а мышцы, движущие язык, то расслабляются, то припухают, зубы также бывают рас­положены не надлежащим образом или некоторых из них вовсе недостает и т. д.

Таким образом, классическая медицина, а за нею и средневековая видели причину болезней речи то в поражении мозга, то в анатомических расстройствах артикуляторных органов (языка и отчасти смежных частей), причем сущность болезни лежала, по поняти­ям того времени, в моментах чисто механических.

Сикорский ИЛ. О заикании. СПб., 1889. С. 2-32.