Прибытие королевы Франции
Король прибыл в Лион не только ради того, чтобы запугать герцога Савойского. Генрих ехал навстречу своей невесте. Медичи 25 апреля подписали брачный контракт, согласившись на все условия. Сразу же после этого король послал за королевой во Флоренцию блистательную свиту из дворян во главе с обер-шталмейстером Белльгардом. Картины, заказанные позже Рубенсу стареющей королевой, отличаются большим реализмом, несмотря на чарующую яркость аллегорий. Художник действительно присутствовал на церемониях. Венчание в кафедральном соборе Флоренции было пышным. Тоскана и Франция соперничали в великолепии. Мария в окружении 300 одетых в белое девушек получила обручальное кольцо из рук своего дяди, Великого герцога, как представителя короля Франции. Принцесса витала в облаках, вознесенная на головокружительную высоту удивительной судьбой, которую ей в детстве предсказала ясновидящая монахиня из Сиены. Ее скромные достоинства не заслуживали такого триумфа, как скромно призналась она легату, она обязана им только милости Божьей.
Огромная свита королевы Франции из 2000 человек пустилась в путь в Ливорно и отплыла оттуда на 18 галерах. После неспокойного плавания из порта в порт из-за угрозы возможных нападений берберов, королевская галера 3 ноября 1600 г. причалила в Марселе. Мария не страдала от морской болезни, {487} как будто обычные болезни больше не имели над ней власти. Она ступила на землю Франции улыбающаяся и спокойная. Рубенс прославил этот знаменательный момент, изобразив ее новой Венерой, выходящей из морской пены в окружении сирен. На ней было «платье из золотой парчи, ненапудренные волосы подняты в высокую прическу по итальянской моде, лицо без румян. На слегка приоткрытой груди колье из крупных жемчужин», — пишет Пьер де Л'Этуаль, ссылаясь на рассказы других, но гравюры, распространенные во Франции, подтверждают это описание:
Мария — чудо и в большом и в малом, Этрурией дарованное галлам... |
Так воспевает Марию Медичи Малерб.
Далее он без тени иронии продолжает:
Твой дивный лик пленяет и манит, И вот сражен воинственный Алкид. Он с гневным Марсом был дотоле дружен, Но вами он теперь обезоружен И, отрешась от боевой страды, Склоняется пред чудом красоты. |
Место великого Алкида, конечно же, было в Марселе, в ожидании юной девы, которую послала ему доверчивая Этрурия. Там надеялась увидеть его Великая герцогиня Тосканская, прибывшая передать племянницу супругу. Там ждали его уполномоченные Великого герцога, охраняющие ящики с золотыми слитками и мешки с дукатами из приданого, поклявшиеся отдать их только королю в обмен на расписку. Генрих в качестве оправдания своего {488} отсутствия сослался на войну с Савойей и послал в Марсель самых высоких должностных лиц Франции, коннетабля, канцлера, герцога Гиза и с ними герцогиню Бульонскую.
Однако война не была единственной причиной его отсутствия. Разумеется, его личный авторитет был необходим для того, чтобы нагнать страх на врага и удержать Бирона на правильном пути. Но любовь тоже играла не последнюю роль. Молния в Монсо досрочно избавила маркизу от беременности, и теперь уже ничто не мешало ей присоединиться к королю. В сентябре Лион лицезрел ее прибытие в открытом паланкине. Она не собиралась сдаваться. Генриха какое-то время раздражало ее присутствие, которое он считал несвоевременным. Весельчак Бассомпьер без труда развеял его скверное настроение, увезя маркизу в свой лагерь. Как некогда Коризанда, а потом Габриель, маркиза мнила себя Беллоной и приказывала отдавать себе воинские почести знаменами, захваченными у врагов. К тому же она возобновила свои насмешки над «толстой банкиршей».
Преисполненный любовью Беарнец теперь оценил предстоящие в ближайшем будущем трудности. Он не спешил расстаться со свободой и встретиться с новой королевой. Чтобы возместить отсутствие нетерпения, он не без вдохновения использовал эпистолярный жанр. Отчетливо заметна эволюция тона его писем. Первое послание к принцессе, отправленное во Флоренцию 24 мая, было еще донкихотским: «Мадам, добродетели и совершенства, которые сияют в вас и заставляют всех восхищаться вами, уже давно воспламенили во мне желание служить вам, {489} как вы того заслуживаете...» Потом тон становится посмелее: «Я люблю вас не только как муж должен любить жену, но и как пылкий слуга свою повелительницу» (11 июля). Письмо от 24 июля вполне может покоробить добродетельный слух: «Я принимал лечебные ванны в Пугах и теперь чувствую себя отменно... Как вы желаете сохранения моего здоровья, так и я забочусь о вашем, чтобы нам удалось сделать красивого здорового ребенка на радость друзьям и на горе врагам».
Потом идут путаные и смущенные извинения. Он объясняет свою задержку осадой Монмеллиана и другими неотложными государственными делами. Принцесса видит в этом только выражение любви, исповедь сердца, принадлежащего ей одной. Тайна собственной судьбы все еще завораживает ее, хотя ей наверняка дали понять, что за человек ее муж. Мария не очень молода, ей 27 лет, но все же она на двадцать лет младше короля. Рано лишившись матери, Мария воспитывалась вдали от двора во дворце Питти во Флоренции со своей старшей сестрой Элеонорой и кузенами, тогда как ее отец жил с женщиной низкого происхождения, которую, вероятно, презирали герцогские дети. Из этого унылого детства в замкнутом пространстве дворца она вынесла характерную привязанность к миру детства, к своим фрейлинам, сестре и кузену Вирджинио Орсини, который сопровождал ее во Францию. Выехав из Флоренции, она с волнением приближалась к этому незнакомому миру, который в глазах знатных итальянцев имел репутацию варварского. Французы были для них существами необразованными, неотесанными, грубыми, болтливыми и наглыми. Сопровождаемая своими {490} близкими друзьями, бывшими для нее частью итальянской земли, она стремилась как можно быстрее встретиться с королем. Он был безопасной гаванью, опорой, и сердечные письма Генриха, несомненно, ее тронули.
Что до остального, отсутствие здравомыслия, причудливая смесь застенчивости и самонадеянности, умственная леность принесут ей много бед. Мария была идеальной добычей для придворных клик. Она была создана, чтобы слепо повиноваться фаворитке, потом фавориту, так как никогда не вникала в существо вещей и интересовалась исключительно мелочными дрязгами. Не будь она королевой Франции и будущей регентшей, ее следовало бы считать существом ничтожным. В ней не было ничего от Медичи, кроме любви к роскоши, драгоценностям и врожденного интереса к предметам искусства, но при полном отсутствии вкуса. От отца она унаследовала черные глаза, высокий рост, дородность; от матери, Жанны Габсбург, — тяжеловесные черты, крупный рот с толстыми губами, высокий, выпуклый лоб, русые волосы и тяжелый взгляд. От матери же — угрюмый, сварливый характер, прелести которого Генрих быстро ощутил на собственном опыте.
Пока кортеж королевы медленно продвигался по долине Роны, Генрих спешил насладиться последними мгновеньями безмятежного счастья с Генриеттой. Вилльруа и члены Совета, обеспокоенные присутствием фаворитки, вознегодовали и строго указали ему, что этому надо положить конец. Только за два дня до прибытия легата он наконец решился ее отослать, и как раз вовремя, так как она стала трезвонить всем и каждому, что намеревается показать легату {491} обещание короля и тем самым сделать невозможным намеченное венчание. Генрих лично проводил ее до озера Бурже и приказал сопровождающим увезти ее как можно дальше.
В Авиньоне герцогиня Тосканская, рассерженная тем, что не встретила короля, вернулась во Флоренцию, оставив племянницу на попечение коннетабля и герцога Гиза. 3 декабря Мария прибыла в Лион, где короля все еще не было. Нежные письма и роскошное колье из бриллиантов, стоившее баснословную сумму в 150000 экю, предназначались для того, чтобы заставить королеву запастись терпением. Савойское сопротивление доживало последние дни, и он наконец сообщил о своем прибытии 10 декабря. Пошел снег, кампания была закончена, пробил час переговоров.
Во дворце епископа Лионского, где поселили Марию, царило волнение, еще более возросшее, когда секретарь короля сообщил, что Генрих приедет на сутки раньше, но инкогнито. Вечером 9 декабря в 8 часов королева начала ужин. Внезапное появление в трапезном зале Ла Варенна возвестило о прибытии короля. Сильно покраснев, королева тут же утратила аппетит и встала из-за стола. Чтобы попасть в свою опочивальню, ей нужно было пройти по крытой галерее. Туда же проскользнул король и спрятался за спины придворных. Сгорая от любопытства, он рассматривал ее фигуру, восхищался царственной поступью. Впечатление было благоприятным, портреты не солгали, она была даже лучше, и полнота, о которой судачили, оказалась не столь ужасной. Вдоволь насмотревшись, он вошел в опочивальню и закрыл дверь. Королева все поняла, присела в {492} реверансе, он ее поднял и поцеловал в губы. Наконец она увидела его таким, каким он был, среднего роста, с седой бородой, загнутым к губе носом и игривым взглядом. Его волосы были взъерошены, одежда — в крайнем беспорядке.
После поклонов дамам между супругами завязался короткий диалог у камина. Мария знала только несколько слов по-французски. Перешли к основному вопросу, переведенному герцогиней Немурской: король прибыл в спешке, его мебель еще не подоспела, поэтому он просит гостеприимства на эту ночь в постели королевы. На эту ночь? До брачного благословения легата? Генрих ответил, что брак, освященный во Флоренции, имеет законную силу. После легкого ужина королева приняла нетерпеливого супруга.
Откровенные признания, сделанные на следующий день, преисполнили радостью французов и итальянцев. «Король, — пишет прелат из свита легата, — сказал, что он и его жена, к счастью, обманулись в своих ожиданиях: он — найдя ее более красивой, чем предполагал, а она — найдя его более молодым, чем можно было судить по его седой бороде». Своему духовнику король сказал, что обнаружил у королевы «редкие прелести».
17 декабря в соборе Иоанна Крестителя царило возбуждение. Весь двор собрался на благословение легата. Король Франции принарядился сообразно обстоятельствам в камзол и короткие штаны из расшитого золотом белого шелка, поверх был наброшен черный плащ. Мария в первый раз облачилась в темно-красную мантию, усеянную золотыми королевскими лилиями, на ее голове сверкала корона. Прошел {493} месяц. Король не испытывал к королеве физического отвращения, но ее непроходимая глупость и языковой барьер свели до минимума темы для разговоров.
Кроме того, его начало тяготить итальянское окружение Марии Медичи. Он, всегда лично выбиравший себе друзей, слуг и министров, в первый раз столкнулся со сложившейся группой людей, ускользавших от его влияния и подчинявшихся иным, чем у него, правилам.
С времен Екатерины Медичи во Франции было много итальянцев, но они уже успели офранцузиться, король сделал их своими друзьями, некоторых очень близкими, и приобрел в их лице услужливых заимодавцев. Но их было немного, и народ относился к ним неодобрительно. Окружение королевы превращалось в настоящий клан, грозя наводнить двор жадными до милостей и пенсий пришельцами, склонными к интригам и стремящимися руководить королевой. Среди мужчин Генрих сразу же возненавидел любимого кузена Марии Вирджинио Орсини. Король деликатно попросил его вернуться во Флоренцию. После его отъезда Генриха раздражал другой итальянец, Кончино Кончини, безродный авантюрист со скверной репутацией, твердо решивший воспользоваться случаем для личного обогащения. Чтобы приблизиться к новоиспеченной королеве, он попросил руки ее неразлучной подруги, Дианори Дори, сменившей имя на Леонору Галигай. Ему пришлось пренебречь насмешками, так как Леонора была безобразной, тощей и злой. Поднаторев в искусстве причесывать и наряжать королеву, она стала совершенно необходимой и руководила всеми ее желаниями. Говорили, что она была также весьма сведущей {494} в оккультных науках. Этот брак, на который король нехотя согласился, состоялся в июле 1601 г.
Именно итальянское окружение вызвало первые разногласия между Генрихом и Марией. Королю быстро наскучили скандалы, ему не терпелось получить передышку и вернуться в Париж. 20 января он уехал, отправив вперед королеву, которую он оставил на попечение коннетабля и Вилльруа с наказом продвигаться как можно медленнее под тем предлогом, что она, возможно, беременна. Он прибыл в столицу 24 января и сразу же уехал в Верней, где его ждала маркиза. Чтобы отпраздновать встречу после долгой разлуки, он ее тоже обрюхатил. Будущий дофин появится на свет на две недели раньше своего незаконнорожденного брата.
После нескольких веселых деньков с друзьями в Сен-Жермене, потом в Париже король вспомнил о королеве и выехал к ней навстречу. 9 февраля он совершил торжественный въезд в столицу вместе с Марией Медичи. Мария не смогла отказать настоятельной просьбе мужа и вынуждена была посадить в свой паланкин маленького Цезаря Вандомского. Городские власти предложили воздвигнуть триумфальные арки, но король отказался от ненужных расходов. Свадьба уже и так обошлась ему слишком дорого. Ограничились несколькими залпами, фейерверком и «Те Deum».
Дата добавления: 2015-01-10; просмотров: 1065;