Принцесса Тосканская

Генрих IV, ведущий хитроумную игру в начале года, тоже облегченно вздохнул, несмотря на все свое горе. Он хорошо понимал, что флорентийский брак является единственным разумным решением. Он наизусть знал список европейских принцесс брачного возраста, взвесил достоинства каждой из них, отверг тяжеловесных немок, дочерей маркграфа Бранденбургского и герцога Вюртембергского. «Женщины из этих земель мне совершенно не нравятся, — сказал он Сюлли, — если я женюсь на одной из них, мне будет казаться, что рядом со мной в постели лежит жбан с вином». Помимо всего прочего, флорентийка имела особые преимущества. Она обеспечит ему расположение Италии, которого он так добивался, и этот край можно будет наконец освободить от испанского диктата. Мадридский двор тоже отнесется одобрительно к браку с католической принцессой. Католики Франции также будут довольны. Правда, Медичи не были древним княжеским родом, их банковская деятельность вызывала насмешливые {472} ухмылки знати, но, если можно так выразиться, Валуа справили новоселье, и королева Екатерина взошла на ложе короля Генриха. Наконец, сумма долгов Франции Великому герцогу была такой огромной (973450 золотых дукатов, или 1174147 золотых экю), что брачная комбинация приобретала характер выгодной финансовой сделки, ибо французский долг тоже стал объектом переговоров.

Сюлли, естественно, учитывал этот аспект, однако самонадеянно приписал себе победу над колебаниями своего государя: «Сир, мы вас женили!» Генрих только этого и ждал. Теперь нужно усилить нетерпение флорентийской стороны некоторыми проволочками, чтобы приумножить сумму приданого. Тем не менее, его немного беспокоила внешность Марии. Поговаривали о ее дородности. Не будет ли это помехой для рождения здоровых детей? Отсюда и его настойчивость в желании заполучить новый портрет принцессы. Когда Силльри уезжал несколько месяцев тому назад во Флоренцию, Монморанси посоветовал ему заказать этот портрет, чтобы успокоить короля. Вожделенный предмет прибыл в Париж 25 апреля и был помещен у Гонди в замке Сен-Клу. Чтобы посмотреть на него, король приехал обедать в этот замок, где десять лет тому назад умер Генрих III. Портрет ему понравился, но впечатление от него оказалось недостаточным. Аббат Бончиани потребовав прислать другие, нарисованные с большим сходством, так как французские придворные, по его словам, не обладают тонким вкусом флорентийцев и ничего не понимают в живописи, а хотят тщательней отделки и реализма. {473}

Клемент VIII, выслушав благосклонное мнение кардиналов, объявил приемлемой причину расторжения брака. Предложенные основания для развода состояли в отсутствии согласия Маргариты на брак с королем Наваррским, в родстве супругов в третьей степени и в ряде политических доводов, впрочем, слишком слабых, чтобы повлечь каноническое решение. Арно д'Осса подсказал не допускающий возражений аргумент: следует утверждать, что брак этот не был осуществлен, но Маргарита при жизни Габриели отказалась это подтвердить. Правда, вскоре она передумала, но Генрих счел, что общественность не поверит столь очевидной лжи: «Король велел передать ей, что члены комиссии и вся Европа никогда не поверят, что столь легкомысленная принцесса и такой женолюбивый король были способны на холодность в бурные годы юности».

Следовало найти другое препятствие для вступления короля в первый брак. Его опять подсказал изобретательный д'Осса. Трентский собор в 1564 г. отменил каноническое запрещение «духовного родства» (отношение крестного отца к крестнику), но его постановления не имели обратной силы. Нельзя ли доказать, что маленький Генрих Наваррский имел крестным отцом короля Генриха II и был поэтому духовным братом принцессы Маргариты? Уловка показалась удачной. Спешно отыскали в По нескольких свидетелей церемонии крещения в 1554 г. и заставили их подписать заявление, согласно которому кардинал Бурбонский, присутствующий на крещении в качестве крестного, был только доверенным лицом короля Генриха II, настоящего крестного отца ребенка. Полученное 22 сентября подложное {474} заявление сотворило чудо. Канонический аргумент был веским.

И хотя Клемент VIII нашел его несколько слабоватым, тем не менее он послал во Францию комиссию для сбора свидетельств. В Риме французские агенты посетили каждого из римских кардиналов и получили их согласие. Узнав об этом, Марго возликовала: «Я благодарила Бога, — писала она 21 октября Морнею, — что Его Величество получил от Рима то, чего желал». Расследование уполномоченных во Франции принесло положительные результаты. 17 декабря брак был аннулирован папской буллой.

После этого флорентийский двор послал в Париж чрезвычайного посла, каноника Баччо Джованнини. Он прибыл для обсуждения брачного контракта. Великий герцог был кредитором Франции на сумму в миллион экю. Он дал понять, что выдает замуж не свою дочь, а племянницу, и более того, не старшую, которая уже вышла замуж за герцога Мантуанского с приданым в 300000 экю, а младшую. Учитывая это, он полагал, что его предложения достаточно щедры: 500000 экю и все расходы на путешествие из Флоренции в Марсель. Отныне Великий герцог оказался в роли просителя, король мог поднять цену. Вилльруа было поручено ответить, что в первых переговорах стоял вопрос о приданом в миллион экю и что это требование было весьма умеренным, так как речь шла о восхождении племянницы герцога на французский престол. Канцлер Белльевр напрямик заявил, что если Великий герцог не согласится на эти требования, то его государь заведет новую интрижку, подобную {475} предыдущей, стало быть, равновесие в королевстве будет нарушено, и Флоренция никогда не сможет получить долги. Довод был веским, так как действительно король подвергался угрозе снова потерять голову, и этой угрозой была Генриетта д'Антраг.

Бесстыдный торг продолжался всю зиму. Вмешался Сюлли и, как всегда, добился успеха. Остановились на 600000 экю, не считая расходов на путешествие. 350000 должны быть выплачены наличными, а остальное шло на частичное погашение французского долга.

Для Великого герцога союз с Францией, укрепленный родственными узами, был единственным средством для противостояния всемогущей Испании, уже водворившейся в Милане и Савойском Пьемонте. Дружба короля Франции могла спасти итальянское равновесие. Генрих это отлично понимал, поэтому мог ставить любые условия, но брачный союз с Флоренцией был необходимостью, с которой приходилось считаться. Что же касается брака как личного обязательства, то это совсем другое дело. Он уже имел горький опыт первого брака, настоящего кошмара по многим причинам. От второго брака он тоже не ждал ничего хорошего. Принцесса Тосканская станет королевой Франции, матерью законных наследников, которых от нее ожидали в обязательном порядке. Для него же она наверняка будет обузой. Он опасался получить в жены властную, сварливую женщину, которая не станет, подобно Маргарита, смотреть сквозь пальцы на его проделки, и попытается опутать его сетями чувств и обязанностей, что загодя вызывало у него внутренний протест. {476}