Бегство короля Наваррского

Именно этот момент выбрал Генрих Наваррский, чтобы вырваться из клетки. Мнения по поводу бегства разделились. Агриппа д'Обинье, шталмейстер Генриха, объяснял это внезапное решение угрызениями совести, которые он пробудил у своего государя. Раймон Риттер, изучив текст секретной депеши, посланной после бегства в марте 1576 г. графом де Грамоном королю, пришел к выводу, что бегство было спровоцировано самой королевой-матерью. Все возможно, и эта последняя версия находит свое подтверждение в свидетельствах современников. К примеру, в окружении принца Конде подозревали, что освободив главу семьи, Екатерина хотела помешать действиям Конде. Анализ документов, собранных Риттером, позволяет выдвинуть более нюансированную гипотезу. Екатерина знала, что Генрих рано или поздно убежит — она не могла засадить его в Бастилию. Видя, как меркнет звезда ее дочери Маргариты, она искала тех, кто мог бы завоевать доверие короля Наваррского, чтобы позже стать двойными агентами на случай, если тот все же убежит. Отсюда и контакты с Грамоном в то время, когда она была в Пуату, и эскадрон гасконцев, отданный под командование зятя, среди которых был Филибер де Гиш, сын графа де Грамона.

Король Наваррский в течение предыдущих месяцев имел много возможностей для побега. «Посредством расточаемых улыбок и лукавого ума, — пишет Вилленгомблен, — он обрел полную свободу, так что {151} волен был ходить, куда ему заблагорассудится». Вероятно, его нерешительность была связана с той ролью, которую ему предстояло сыграть, так как первые места были уже заняты принцем Конде и Месье, и он рисковал оказаться на второстепенных ролях. Именно этим периодом колебаний и нерешительности следует датировать эпический рассказ Агриппы д'Обинье. Однажды вечером он сидел с камердинером Жаном д'Арманьяком у ложа своего господина, тот вздыхал, мучимый сомнениями. Агриппа обратился к нему тоном библейского пророка: «Государь, значит, вы все еще не изверились в Господе? Вы вздохами изливаете ему свою печаль из-за отсутствия друзей. У вас всего лишь слезы на глазах, а у врагов оружие в руках... Не устали ли вы прятаться за самого себя?..» И Генрих якобы взял себя в руки после этой апелляции к его совести.

Однако важнее было усыпить недоверие не Екатерины, а Гизов. Герой Дормана, прозванный Меченым после ранения в лицо, был доставлен в тяжелом состоянии в Шато-Тьери, куда Генрих спешно прибыл с изъявлениями самой искренней любви. 25 января 1576 г., после прибытия гасконского эскадрона, король Наваррский приступил к исполнению столь хитроумного плана, что он вполне мог возникнуть в изобретательном уме его жены. 1 февраля разнесся слух, что он не ночевал в Париже. Лувр пришел в волнение, но на следующий день мнимый беглец появился в часовне, где молились их Величества, с заверениями в своей преданности. Через два дня Беарнец отправился во дворец к Генриху Гизу, которого он застал в постели. Он бросился к нему с объятиями, объявив радостную новость: Екатерина наконец {152} согласилась пожаловать ему должность наместника королевства. Герцог встал, оделся, и оба они направилась на площадь Сен-Жермен, обмениваясь любезностями и заключая друг друга в объятия на глазах у многочисленной толпы, после чего Генрих пригласил Гиза с ним поохотиться. Но на сей раз комедия была разыграна слишком топорно. Меченый, проявив осторожность, отказался.

Король Наваррский уехал без него в Галатский лес, где на следующий день должна была состояться охота на оленя. Генриха сопровождали его камердинер д'Арманьяк и два гасконца из свиты. Остальные должны были присоединиться к ним завтра. Таким образом, Агриппа, присутствовавший на вечерней аудиенции Генриха III, заметил, как один из заговорщиков, Фервак, шептал что-то на ухо королю. Если король и был предупрежден, то не отреагировал или отреагировал слишком поздно. Агриппа той же ночью ускакал галопом вместе с Роклором. Он присоединился к Генриху рано утром в Санлисе. Возможно, как рассказывал д'Обинье, король Наваррский еще не принял окончательного решения. Подобно Месье, этот двадцатидвухлетний принц принимал решения только под нажимом своего окружения, у него еще не было своей политической воли.

«Государь, — крикнул ему, даже не спешившись, его шталмейстер, — король все знает от Фервака. Дорога в Париж ведет к позору и смерти, а все другие — к жизни и славе... Пришла пора вырваться из когтей ваших тюремщиков и присоединиться к своим друзьям и верным слугам». Генрих снова перешел Рубикон, как он это сделал в 1568 г., отправившись {153} в Ла Рошель. В Санлисе он написал Генриху III письмо, в котором сообщал, что, устав от унижений, он уезжает, но сохраняет при этом ему верность. В Лувре очень плохо приняли его гонцов, и все-таки нельзя не удивиться, что король так быстро успокоился. Члены Королевского совета требовали казни посланников Беарнца, но Генрих III «даровал им жизнь». Более того, он даже передал им ответное письмо своему зятю и разрешил уехать группе дворян, которые должны были присоединиться к беглецам. Среди них был юный паж Максимилиан де Бетюн, будущий герцог Сюлли.

Из Галатского леса молодые люди поскакали на юг. 5 февраля маленький отряд начал переправляться через Сену в одном лье от Пуасси. В ожидании лодки, которая отправилась за остальными, Генрих и Агриппа разминали ноги, чтобы согреться в предрассветном холодном тумане, держа лошадей за уздечки. И тут Агриппа попросил своего господина прочесть с ним в знак благодарности Всевышнему 20-й псалом. И они дружно прочли его в ночной тиши:

«Господи! Силой Твоею веселится царь и о спасении своем безмерно радуется».

Раблезианский эпизод в одной деревне заставил их разразиться гомерическим хохотом. Король Наваррский зашел в первую попавшуюся, с виду необитаемую хижину, чтобы «справить нужду в ларь». Жившая в хатенке старая крестьянка привыкла собственными силами управляться с мародерами, схватила серп и уже изготовилась обрушить его на голову непрошеного гостя, но подбежавший Агриппа ловко отвел удар. «Если бы вы погибли такой почетной {154} смертью, — напишет он позже, — я начертал бы на вашей могиле такую эпитафию:

Недовольство и злоба не заглушили родственных чувств Генриха III. Если верить послам, в Лувре знали маршрут беглецов, но ничего не сделали, чтобы их остановить. С общей подорожной, любезно выданной королем Франции, все офицеры и слуги Генриха Наваррского беспрепятственно покинули дворец, с мебелью и лошадьми. Генрих III даже добавил к этому шесть самых красивых лошадей из королевских конюшен и подарок в 12 000 ливров. Король, очевидно, хотел нейтрализовать Беарнца в тот момент, когда наемники Конде и курфюрста Иоганна Казимира 8 февраля переправились через Луару. Двадцатитысячная армия начала вторжение в Бургундию. {155}