VII. МЕСТО И РОЛЬ ИСТОРИИ В ОБЩЕСТВЕ

§1. Исторический опыт и современность

Не вызывает никаких сомнений тот факт, что исторический опыт и современность органично взаимосвязаны. Опыт прошлого является, и всегда будет являться необходимой предпосылкой понимания современности. Поэтому историческая наука – это хранительница и собирательница опыта прошлого, его толковательница. Неслучайно, в прошлом расхожей аксиомой было утверждение «история – наставница жизни». Она выводит уроки из опыта прошлого, которые понимались в разное время по-разному. Таким образом, исторический опыт и уроки истории - это понятия совершенно не тождественные.

Исторический опыт является объективной категорией. Это прошлое в его наиболее существенных проявлениях.

Уроки истории являются субъективной категорией. Это интерпретация опыта прошлого в интересах и с позиций кого-либо или чего-либо.

Для любого человека вообще характерно извлечение из прошлого уроков, необходимых для настоящего. Долгое время существовало представление (иногда бытующее и ныне), что прошлое может повторяться в том же самом или похожем виде. Поэтому, брать уроки у истории это, значит, приходить к тем результатам, которые были, или наоборот стремиться не повторять прежних ошибок.

Так полагал, например, римский историк Тит Ливий (59 г. до н.э. - 17 г. н.э.), писавший: «В том и состоит главная польза и лучший плод знакомства с событиями минувшего, что видишь всякого рода поучительные примеры в обрамленьи величественного целого: здесь и для себя, и для государства ты найдешь чему подражать, здесь же - чего избегать». Таких же взглядов придерживался и Н. Макиавелли (1469-1527), обращавшийся к истории потому, что надеялся найти в прошлом опыт, который помог бы ему решить задачи настоящего («Государь», «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия»).

Однако в реальной исторической действительности буквального повторения не бывает, и быть не может, ибо хотя прошлое и связано с настоящим, оно все же отличается от современности. Поэтому проблема использования уроков истории не может быть сведена к простому механическому заимствованию. Опыт прошлого может выступать как критерий истинности, а, кроме того, выполнять воспитательную функцию. Или выступать в качестве эвристической ценности, для получения нового знания, ибо изучение прошлого с такой целью также необходимо для понимания настоящего.

Следовательно, нельзя слепо, автоматически переносить прошлое в настоящее. Современность - всегда более сложное явление, несущее новые черты, и истины прошлого должны уточняться знанием современности. Однако для успешного использования опыта прошлого необходимо наличие двух условий: во-первых, должна быть зрелой историческая наука; во-вторых, должно быть зрелым общество, способное усвоить и использовать эти уроки. В таком контексте справедливыми представляются слова Т.Н. Грановского (1813-1855) о том, что история - это нежный цветок, который может расти не на всякой почве.

§2. Идеология и ее связь с исторической наукой. История и политика

Вопрос об объеме и содержании понятия «идеология» в настоящий момент представляется дискуссионным.

В рамках ортодоксальной советской историографии ученые были убеждены, что идеология - это теоретически обоснованная система идей и взглядов, выражающих интересы того или иного класса и направляющих его на борьбу (Е.И. Индова, А.А. Преображенский, Л.В. Черепнин, В.В. Мавродин, В.И. Буганов и др.). Иногда эта формулировка дополнялось указанием на то, что идеология - это не просто система взглядов, но и программа политической борьбы определенного класса (Е.В. Гутнова, Л.В. Милов, М.А. Рахматуллин и др.). Они считали, что идеология отличается рациональным и научным характером и ей соответствует особая терминология (Буганов).

Однако при решении данной проблемы необходимо как никогда исходить из принципа историзма. Необходимо учитывать исторически преходящий характер форм идеологии, ее изменчивость по мере общественного развития. Это значит, что определение идеологии, верное для нашего времени, может не годиться, например, для средневековья.

При этом, как подчеркивает О.Г. Усенко, следует учитывать и субъективный фактор, то есть возможность выбора между готовыми идеологическими формами и заготовками, с одной стороны, и созданием собственной идеологической конструкции, с другой. Главное, чтобы люди считали данную систему взглядов своей идеологией, чтобы она удовлетворяла их потребности в наглядном выражении их интересов. Если данная система взглядов помогает какой-либо части общества осознать свои потребности в виде интересов и бороться за них, то она есть не что иное, как идеология этой части общества, - делает вывод Усенко.

Не стоит забывать и восходящее к Ленину представление о двух уровнях идеологии (врожденной и привнесенной). Так, лидер большевиков полагал, что рабочий класс не в состоянии выработать своей идеологии, и она с неизбежностью привносится в него авангардом пролетариата (социалистической партией). Подобных взглядов придерживается и известный английский историк-марксист Дж. Рюде.

При всей этой разноголосице мнений более точной и грамотной представляется формулировка немецкого мыслителя К. Манхейма (1893-1947), утверждавшего, что «можно говорить об идеологии эпохи или конкретной исторической или социальной группы (например, класса), имея в виду своеобразие и характер всей структуры сознания эпохи или этих групп». Таким образом, замечал исследователь, «понятие идеологии превращает «идеи» в функции их носителя и его конкретного положения в социальной сфере».

Следовательно, идеология - это весьма сложное и многозначное понятие, которое употребляется в научной литературе для определения смысла самых различных явлений и процессов. Поэтому для историка большую сложность представляет изучение терминологического аппарата, свидетельствующего об уровне теоретического осмысления этой проблемы и используемого методологического инструментария.

Нет ничего удивительного в том, что историю многие считают наукой идеологической и политической, т.к. история - важнейшее средство самопознания общества. Вследствие чего она связана с идеологией этого общества, питается идеологией и питает ее сама. Хотя нередко можно встретить призывы к деидеологизации истории, но фактически их следует считать утопичными.

Одной из задач истории является необходимость формулировать и обосновывать идеологию своего класса, общества, нации и т.д. Вне этого не понять тех перемен, что происходят с исторической наукой по мере социальной трансформации.

В нашей стране после распада СССР нередко раздаются призывы к деидеологизации и деполитизации сознания и науки, к освобождению от старых идеологических стереотипов и клише. Они сочетаются с призывами к существованию без идеологии и вне идеологии. Нередко по причине невежества в пример приводится «свободный Запад», якобы существующий в режиме свободного выбора, где ученые, дескать, могут работать независимо от господствующей в обществе идеологии. Данные призывы свидетельствуют об одном – о непонимании того факта, что провозглашение конца идеологии, деидеологизации культуры и науки также являются по существу «чистой идеологией».

Для ученых на Западе в XX в. эта проблема, несмотря на неоднократные попытки, так и осталась нерешенной. И это не случайно, т.к. в той ситуации, которую идеология играет в современном обществе, в тех идеологических системах, которые существуют в различных странах мира, имеется своя историческая предопределенность и закономерность, которую никто не способен отменить или игнорировать. Здесь нет иной альтернативы, кроме необходимости познать это сложное явление, научиться его регулировать, сознательно на него влиять средствами науки и политики. Но очень важно видеть и разницу между историей и идеологией. Главное различие заключается в том, что история - это наука, и полученные ею результаты не могут быть сведены исключительно к идеологии, так как содержат существенные элементы объективного знания.

В то же время, история - это наиболее политическая из всех наук. По мнению немецкого историка на русской службе А.-Л. Шлёцера, «история без политики - это просто монашеские хроники».

Впервые это положение теоретически обосновал английский историк XIX века Э. Фримен (1823-1892): «История - это политика прошлого, - писал он, - а политика - это история настоящего».

Как ни покажется странным, но его идеи были подхвачены и продолжены советской историографией, и, прежде всего, пионером марксистской исторической науки в России М.Н. Покровским (1868-1932). «История - это политика, опрокинутая в прошлое», - утверждал он, требуя подчинения советской исторической науки задачам социалистического строительства, соответствия научных выводов исследователей генеральной линии партии.

Несмотря на подобные «оригинальные» представления, связь между историей и политикой, безусловно, существует. В любом историческом сочинении политические взгляды автора прослеживаются достаточно отчетливо. В этом между советскими и западными историками никогда не было больших разногласий. Только зарубежные ученые считают эту связь злом, полагают, что в идеале история должна стремиться к освобождению от всяких политических установок, а историки-марксисты убеждены, что такая связь необходимо вытекает из самой природы исторического познания.

Однако связь истории и политики нельзя доводить до их полного отождествления, так как они нацело не определяют друг друга. Например, советские историки долгое время априорно полагали, что поскольку в СССР самая передовая идеология (марксизм-ленинизм) и политика, следовательно, у нас и самая передовая историческая наука. Как известно, историографический процесс убедительно засвидетельствовал обратное, а априорная идеализация собственных научных потенций оказалась не совсем соответствующей действительности.