Реставрация монархии

Реставрация монархии в лице Карла была безоговорочной. Было объявлено, что его правление началось в момент смерти его отца. Те акты Парламента, на которые его отец дал согласие, остались в силе; все остальные потеряли законную силу (например, все королевские и церковные земли, распроданные при республике, возвратили прежним владельцам, но в то же время роялистам, заплатившим штрафы или выкупившим свои поместья при республиканском законодательстве, компенсации не выплатили). Парламент сохранил те полномочия, которыми он обладал при Елизавете и в начале правления Стюартов (за исключением беззубого закона, требовавшего трехлетнего срока полномочий Парламента, – закона, который Карл II проигнорировал в 1684 г. без протеста со стороны народа). После Долгого парламента и тех, кто во время междуцарствия отрицал власть Парламента так же легко, как это делал Карл I, казалось бессмысленным выстраивать его как противостояние Короне. Акт о реставрации скорее ограничивал королевскую власть, усиливая власть на местах. Карл II согласился на упразднение прерогатив Двора и на ограничение судебной власти Тайного совета (теперь ослабленного и уже неспособного проводить свою политику), на отмену исключительных налогов. Местные дворяне получили большую, чем когда-либо, свободу управления графствами. Более того, проявив поразительную выдержку и смелость, Карл принялся обеспечивать для своего режима как можно более прочный фундамент. Он отказался проявлять особое расположение и доверие к своим друзьям и друзьям отца. На каждом уровне управления соблюдался баланс сил: в Совете, в распределении придворных должностей, в государственном аппарате, в суде, в органах самоуправления. Роялисты и умеренные парламентарии, пережившие период междуцарствия, а также сторонники Кромвеля – все получили места. В самом невыгодном положении оказались ссыльные роялисты. Карл предотвратил попытки парламентариев подвергнуть опале и наказанию врагов монархии. Только те, кто подписал смертный приговор Карлу I, и еще ряд людей были исключены из всеобщего Акта о прощении и забвении (один раздосадованный придворный назвал Реставрацию «актом прощения врагов короля и забвения его друзей»). Требовалось мужество для понимания, что лучше огорчить старых друзей (чтобы они не подвергли короля снова таким же испытаниям), чем огорчить старых врагов. Заговоры против Карла II были немногочисленными и предпринимались только радикальными религиозными сектами. Даже армия численностью менее 3 тыс. человек могла справиться с подобными угрозами.

Карл надеялся достичь взаимопонимания и в церковных установлениях. Он намеревался реставрировать национальную церковь Англии, сделав ее при этом приемлемой для большинства умеренных пуритан. В этих целях он предложил ряду таких умеренных епископский сан и издал временное установление («Декларация Вустер-Хаус») – указ, по которому власть и автономия епископов были сокращены, а спорные обряды и фразы из молитвенника стали не столь обязательными. Кроме того, Карл хотел предоставить свободу религиозных собраний (если не равные права) малочисленному меньшинству, состоявшему из пуритан и католиков, которые не признавали всеобщую национальную церковь. В течение полутора лет он пытался воплотить в жизнь это установление, но потерпел неудачу из-за противостояния радикально настроенного англиканского большинства в «кавалерском» Парламенте, отсутствия должной поддержки и компрометирующего поведения Ричарда Бакстера и других пуританских лидеров. Они отказались от высоких должностей, которые им предлагали, не признавали терпимости и продолжали выдвигать необоснованные требования на конференции, созванной для внесения изменений в молитвенник. Их шотландские коллеги, более гибкие и прагматичные, пришли к приемлемому для большинства своих собратьев соглашению.

В итоге Карл оставил попытки создать всеобщую церковь и подписал Акт о единообразии (Act of Uniformity), который возвращал, целиком и полностью, старую Церковь и обязывал духовенство соблюдать строгие правила. Как следствие, к концу 1662 г. каждый пятый представитель духовенства был изгнан из Церкви, и многие из них стали организовывать тайные религиозные собрания вне Церкви. Карл терпимо относился к тем, кто не исповедовал англиканскую веру. Хотя в янвape 1663 г. его первая попытка не увенчалась успехом, он мог утешиться тем, что изменил традиционные роли. До войны пуритане искали поддержки Парламента против короля, новые же нонконформисты должны были искать поддержки короля против Парламента, что в течение пятнадцати лет укрепляло политическое положение Карла. Тем не менее это было единственным слабым местом в проведении Реставрации. Всеобъемлющее политическое соглашение оказалось противопоставлено нетолерантному религиозному соглашению, касавшемуся узких кругов. Лишь немногие представители местной власти являлись диссентерами, но многие им сочувствовали и не хотели содействовать исполнению обвинительных законов, которые издавал Парламент против их религиозных собраний.

В целом у Карла возникли проблемы не из-за упомянутого установления, а из-за его предпочтений в проведении политики. В каком-то смысле он был ленивым королем. Его юность и ранняя молодость прошли в ожидании возможности взойти на престол, и, когда он вернулся из ссылки, все его цели были достигнуты. Он единственный из Стюартов, кого нельзя назвать мечтателем, он не вынашивал долгосрочных планов. Он мог с легкостью отступать, когда встречал сильное противодействие своей политике. Ему недоставало проницательности, и он не был лишен предубеждений и предпочтений. Он отличался рационализмом, вел светскую жизнь; у него было мнoгo любовниц и семнадцать признанных незаконнорожденных детей; он был циником, считавшимся с человеческой природой, интеллектуалом, проявлявшим повышенный, порой даже слишком, интерес к делам Королевского общества, созданного при его вступлении на престол. Но к этому интеллектуальному эмпиризму прибавлялся эмоциональный и духовный мистицизм, унаследованный от родителей. Карл верил, что обладал почти божественными способностями и свойствами (ни один король не прикасался столь часто к больным «королевской болезнью», сопровождающейся отталкивающими опухолями желез и золотушными расстройствами, которые короли, как считалось, обладали способностью излечивать). Помимо этого он был сторонником Римско-католической церкви. Его мать, жена, брат и любимая сестра были католиками, и хотя его bonhomie (добродушие) помогало ему легко принимать многие вещи, по-настоящему он был предан только своей семье. Карл знал, что, пока будет в силе католицизм, будет сильна и монархия. Верность католиков своему покровителю не оставляла сомнений. Если король и принимал всерьез какие-либо религиозные установки, то это были законы католичества (что касается его любовниц, то Карл говорил, что он не верит, будто Бог проклянет человека только за то, что тот между делом позволит себе немного удовольствия). Он был сторонником католицизма и дважды проявил свое предпочтение (тайным договором с Францией в 1670 г. и принятием католичества перед смертью). Он был слишком благоразумным политиком, чтобы открыто заявлять о своих убеждениях, кроме как на смертном ложе. Однако его веротерпимые взгляды были очевидны. По этим причинам, а также из-за нескрываемого восхищения короля перед своим кузеном, Людовиком XIV Французским, в Англии росло беспокойство.

В 1660-1661 гг. доходы Карла составляли очень крупную сумму (1,2 млн фунтов стерлингов в год); их источником являлось главным образом косвенное налогообложение. В начале правления ему было недостаточно этих средств из-за неумелого распоряжения деньгами, и в результате он не чувствовал себя свободно в финансовом отношении. У него не было возможности вводить дополнительные налоги, не обращаясь к Парламенту, и он сократил свои расходы. Таким образом, хотя Карл обладал абсолютным правом проведения внешней политики, объявления войны и заключения мира, Парламент мог отказать ему в выделении необходимых средств без объяснения причины.

Эпохе был нужен талантливый администратор и реформатор наподобие Томаса Кромвеля при Генрихе VIII, но такого человека не было. Требовались новые формы принятия политических решений и проведения политики. Совет был слишком многочисленным и плохо организованным для эффективной работы; решения слишком часто принимались на собраниях, устроенных ad hoc в покоях короля, и на таких же собраниях отменялись. Это приводило к полной неопределенности, а подчас даже к панике по поводу того, кто будет держать ответ. Когда Совет был лишен власти, проведение политики предоставили отдельным министрам и ведомствам при отсутствии соответствующей координации между ними. Назначение на должности производилось хаотически. Работа Парламента в равной степени была неэффективной, его представители предъявляли все больше необоснованных требований. Карл, понимая, что парламентарии, избранные в 1661 г., были верными роялистами и оправдывали его доверие, оставлял «кавалерский» Парламент в том же составе в течение восемнадцати лет, созывая его почти ежегодно. Отчасти его неэффективность была обусловлена растущим соперничеством между двумя палатами, особенно из-за требования Палаты лордов взять на себя полномочия упраздненных судов примирительного производства; на ряде заседаний они занимались только этим вопросом. Отчасти причиной плохой работы Парламента было отсутствие программы. Этот орган власти, включавший в себя несколько сотен человек, среди которых не было признанного лидера, в основном проводил время, решая, какие же вопросы выносить на обсуждение. Шестидесятые и семидесятые годы XVII в. ознаменовались борьбой главных министров из числа Палаты лордов за главенство в суде и были отмечены застоем в деятельности обеих палат. Положению Карла ничто не угрожало, ни на родине, ни за границей. Эйфория первых лет правления сменилась своего рода политической депрессией, когда эпидемия чумы, унизительное голландское вторжение, проникшее вплоть до Медуэя во время второй голландской войны (1665-1667) и Большой пожар в Лондоне (1666) подорвали уверенность 1660-1661 гг. в том, что Бог благословит землю, которая взялась за ум.

На политической арене было много неудач: не удалась главная попыткa ввести веротерпимость (1672-1673), задерживалась выплата процентов с займов (1672), в Парламенте имелись серьезные разногласия, когда члены «кабального» правительства обвиняли друг друга за их совместный провал (1674-1675). Единственный раз угроза власти короля возникла во время кризиса в 1678-1681 гг. Это началось с разоблачительных показаний Титуса Оутса, Израэля Тонга и других авантюристов относительно папистского заговора с целью убийства Карла и приглашения на трон Якова, его брата-католика. Это была наиболее правдоподобная из множества историй, но в то же время в ней было много придуманного. Таинственная смерть судьи, ведущего это дело, и находка тайной переписки личного секретаря Якова добавили напряжения. В итоге Парламент предпринял полномасштабную попытку провести в связи с этим парламентские слушания о возможности наследования Яковом престола, поколебав таким образом идею Карла о божественном праве короля.

В действительности политические лидеры «движения за Исключение» стремились по меньшей мере подрезать крылья как Карлу, так и Якову. В течение первого года их целью был не Яков, а главный министр Карла, кавалер-англиканин граф Дэнби. Как это ни странно, но очевидно, что граф Шефтсбери, лидер оппозиции, видел в политике Дэнби такую же угрозу вольностям, как и в Якове. Принципы Дэнби были прямо противоположны принципам Шефтсбери. Он разработал новые методы управления Парламентом, централизовал контроль над финансами, нарушил равновесие интересов в органах местного управления в пользу кавалеров-англикан, по всей видимости, был не прочь создать постоянную армию для мирного времени и вступил в союз с голландцами против французов. Шефтсбери, перебежчик во время гражданской войны, член Бербонского парламента, член кромвелевского Государственного совета, а затем служивший при Карле в качестве канцлера казначейства и лорд-канцлера, постоянно выступал за свободу Парламента, децентрализацию, веротерпимость, против постоянной армии и голландцев. Политика Дэнби обеспечивала Карлу II спокойную жизнь, Шефтсбери смотрел на это как на зарождающийся абсолютизм. По сей день существует мнение, что папство и автократическое правление неразрывно связаны, а Дэнби может быть представлен как тайный агент папистов, несмотря на то что он был безупречным англиканином. Только когда Дэнби был заключен в Тауэр, Шефтсбери обратился к «движению за Исключение», пытаясь решить этим все вопросы. В его намерения входило подвергнуть сомнению теоретическое основание божественного права короля и создать условия для активной политической деятельности и согласия (сохранение «движения за Исключение» после смерти Карла, готовность к тому, что Яков не примет его без борьбы). Чтобы сохранить Исключение, Шефтсбери организовал первую политическую партию в истории Англии. Его «виги» занимались массовой пропагандой, подавали петиции, организовывали демонстрации, координировали кампании во время трех подряд всеобщих выборов (1679-1681).

Они потерпели неудачу. У Карла на руках были все козыри. Виги неизбежно раскололись на два лагеря по поводу вопроса о том, кто будет наследником вместо Якова: Монмут, любимый незаконнорожденный сын короля, или Мария, дочь Якова, протестантка. Почти без исключения виги действовали только законным и мирным путем. Память о гражданской войне была слишком сильной, чтобы решать вопросы, прибегая к насилию. Карл между тем мог использовать свою власть, чтобы созывать и распускать Парламент, когда ему это было нужно, что он и сделал. У него было достаточно сторонников в Палате лордов, которые могли противостоять оппозиции. Подъем в торговле увеличил королевские доходы, и Карл не испытывал финансовых затруднений; его политика уступок, но только не сторонникам Исключения подкупила многих умеренных членов Парламента. Шефтсбери фатально ошибался, полагая, что на Карла можно оказать давление. Он так и не понял, что король будет всегда уступать в вопросах проведения политики, но никогда в вопросах, затрагивающих его принципы. Он бы никогда не отказался от своего божественного права. Самой большой жертвой с его стороны мог оказаться развод с бесплодной королевой (которую он уважал, если не сказать боготворил), повторная женитьба и решение проблемы наследования с помощью супружеского ложа. Это было бы высшим проявлением его политического стиля.

Снова железная выдержка, прагматизм и готовность на все – качества, которые государь продемонстрировал в 1660 г., – помогли ему исправить положение. Нация, измученная трехлетним политическим тупиком, отступила, присмотрелась и последовала за ним. В последние годы Карл умел устранять тех, кто стоял у него на пути, вознаграждать тех, кто поддерживал его, и в результате наслаждаться спокойной жизнью. Он оставил народ под управлением тех и для тех, кто верил в божественное право королей, божественное право английской церкви и в божественное право представителей власти на местах управлять вверенной им территорией. Самодовольство тори-англикан было безграничным, когда они приветствовали на троне Якова II, короля, чьи права они защищали. Этой радости суждено было смениться тяжелым потрясением.

Яков на деле оказался фанатиком. Во время своего правления в Шотландии в 80-х годах XVII в. он был свидетелем жестоких репрессий и угнетения протестантских диссентеров (conventiclers). Хуже того, Яков считал себя умеренным. У него не было намерения стать абсолютистским королем по европейскому образцу. Но поскольку подъем в торговле способствовал повышению королевских доходов (и его первый Парламент, собравшийся под угрозой вооруженной борьбы за трон любимого незаконного сына Карла, герцога Монмута, проголосовал за более высокие выплаты), он смог набрать армию численностью 20 тыс. человек. Армия отличалась профессионализмом и нейтральными политическими взглядами ее командиров. Яков дважды предлагал Карлу с помощью своей немногочисленной армии избавиться от причиняющих беспокойство парламентов. Он бы без колебаний направил армию против непокорного собрания, но в его планы не входило правление без Парламента. Действительно, потерпев поражение, он предпринял очень расчетливый шаг – попытался «провести» в Парламент своих сторонников. До начала 1688 г. у Якова не было детей от второго брака, в котором он состоял более десяти лет. Уже в возрасте пятидесяти лет Яков выбрал себе в качестве наследников свою дочь-протестантку Марию и ее мужа-голландца Вильгельма Оранского. Он хотел, чтобы его собратья по вере пользовались равными религиозными и граждaнcкими правами. Это означало не только освобождение от всех наказаний и неправоспособности по Законам о наказаниях (штрафы за непослушание англиканского богослужения) и Тест-акту (недопущение католиков к официальным постам и оплачиваемым должностям на королевской службе), но и уравнение католической церкви с aнгликанской. Это значило установление католической иерархии, диоцезной структуры и выделение публичных мест для проведения служб. В эти требования входило также приспособление университетов под нужды Церкви (возможно, даже превращение, или «восстановление», некоторых колледжей в католические семинарии). Вероятно, это привело бы к освобождению католиков от выплаты десятины и подчинения англиканским судам. Яков искренне верил в то, что, сняв запреты на католическую веру и устранив все религиозные и гражданские неравенства, можно добиться возращения сотен людей к этой вере. Он верил, что предоставление католикам «равного статуса» является гуманной и умеренной программой. Коротко говоря, если определенная позитивная дискриминация была необходимой, чтобы благоприятствовать католикам в назначении на общегосударственные и местные должности, то на деле все это было не более чем исправлением.

Тот факт, что политические сторонники англикан-тори были возмущены, не нуждается в пояснении. Они оказались более верными Церкви, чем выбранному ими королю. Вскоре Яков понял, что Парламент тори-англикан никогда не откажется от антикатолического курса и задержит выполнение королевского указа, с тем чтобы после его смерти посадить на трон протестантского наследника. Тогда он предпринял отчаянную попытку проигнорировать аристократов-тори и создать союз католиков и протестантов-диссентеров. Три четверти мировых судей, как и большинство лордов-лейтенантов, были уволены, Новые люди были более низкого происхождения; чистка, предпринятая Яковом, вызвала более масштабную социальную революцию в местном самоуправлении, чем в 1646-1660 гг. Король отозвал хартии многих городов и реорганизовал систему их управления, отдав власть в руки диссентеров (это было особенно важно, для того чтобы создать в Парламенте симпатизирующее ему большинство). Чтобы склонить диссентеров на свою сторону, была принята Декларация индyльгeнции (Declaration of Indulgence), предоставлявшая им полную свободу вероисповедания.

Тори-англикане были уязвлены, но они не применяли насилия. Они рассчитывали на то, что все утрясется само собой; Яков умрет, и его сменит Мария, тогда они возьмут свое. Они надеялись, что молчаливая непокорность сделает успех Якова неполным. Семь епископов решили объяснить королю, почему они не под чинились его приказу и не отдали распоряжения священникам прочитать прихожанам Декларацию религиозной терпимости, Вместе с тем они призвали Церковь поддерживать терпимость англикан по отношению к протестантским диссентерам. Яков отдал этих епископов под суд за распространение бунтарских листовок, но даже королевские судьи не согласились с его решением, и епископы были оправданы. Однако самодовольство тори в 1687 г. («Над нашей доктриной «несопротивления» и постоянной пассивной покорностью нельзя смеяться», – писал маркиз Галифакс) сменилось изумлением и страхом в июне 1688 г. с рождением сына и наследника Якова II. Теперь возможность продолжения династии ярых католиков стала реальной.

Ирония заключалась в том, что если для многих англиканских лидеров религия была важнее их политических принципов, то многие диссентеры выдвигали на первый план собственные политические установки. Они не обманывались на тот счет, что Яков использует их для достижения своих целей на данный момент. Поэтому лидеры обеих партий объединились в отчаянной попытке пригласить в Англию Вильгельма Оранского в сопровождении вооруженного отряда для оказания давления на Якова. Возможно, они действительно верили, что их действия вынудят последнего согласиться на унизительные для него условия Вильгельма: отменить указ, формировавший состав Парламента в соответствии с предпочтениями короля, и издать другие указы, возвращающие «свободный» Парламент; объявить войну Франции; создать комиссию по проверке законности права наследования у принца Уэльского. Лишь немногие хотели присоединиться к вооруженному вторжению Вильгельма, но сторонников того, чтобы хоть пальцем пошевелить и помочь Якову, было еще меньше.

Чего бы ни ожидали те, кто пригласил Вильгельма, сам он был намерен свергнуть Якова с престола. Он пошел на довольно большой риск, оправданный лишь необходимостью использования военных, военно-морских и финансовых ресурсов Британии в борьбе с Людовиком XIV. Но как он рассчитывал получить трон, было не совсем понятно. В течение нескольких недель его могли объявить совместным правителем с Марией, так как Яков переживал полнейший упадок духа. Его армия так и не встретилась с армией Вильгельма. Последний высадился на берег Англии в Торби 5 ноября и двинулся на восток. Яков привел свою армию в Солсбери, где задержался из-за непрекращающегося кровотечения из носа. Поскольку поведение короля становилось все более странным и маниакальным, профессиональные офицеры и военачальники покинули его. Яков отступил к Лондону и сразу же оказался в руках Вильгельма. Но даже тогда его положение не было безнадежным. Ряд неопределенных обещаний позволил ему вернуть расположение большинства пэров и наиболее знатных дворян. Но здравый смысл покинул короля. Он дважды бежал (в первый раз, к досаде Вильгельма, его поймали на побережье Кента рыбаки и с самыми добрыми намерениями отослали обратно). Его побег во Францию и последовавшие затем публичные обещания Людовика XIV оказать ему поддержку в возвращении на престол, а также однозначное заявление Вильгельма о том, что он не будет защищать королевcтвo, пока не разделит трон со своей женой, – все это не оставило политической элите никакого выбора. Почти все виги и многие тори, тщательно все взвесив, решили, что Яков должен оставить трон, который перейдет в руки Вильгельма и Марии. Славную революцию 1688 г. ожидали еще меньше, чем Великое восстание 1642 г.; ее последствия, возможно, имели еще большее значение.

Оказала ли Английская революция какое-либо продолжительное воздействие на власть Короны? Оно было на удивление небольшим. В 80-х годах XVII в. финансовое положение Короны значительно улучшилось, аппарат государственной службы разрастался, хотя его работа все еще не была эффективной, обстоятельства, как никогда ранее, благоприятствовали созданию регулярной армии. Парламенты показали, что не способны одержать над королем победу, налагая ограничения, выдвигая неприемлемые для него условия либо лишая его полномочий, которыми он обладал до этого. Королевские прерогативы в 80-х годах мало отличались от тех, что были в самом начале столетия. Король мог налагать вето на те законы, которые не одобрял; он мог избирательно освобождать отдельных людей от действия законов; мог даровать прощение любому по собственному выбору. Он сам выбирал собственных советников, судей, высших управляющих и мог по своей воле смещать большинство из них. Он не был обязан прислушиваться к чьим бы то ни было советам. Если он и потерял большую часть своих феодальных доходов и полномочия собирать деньги «по собственному усмотрению» (discretionary), парламентские налоги, как бессрочные, так и пожизненные, сполна компенсировали эту потерю.

Единственное действительно значительное ослабление королевской власти связано с законом 1641 г., который запретил те суды и советы, которые частично находились под контролем короля. Самым важным ограничением стало лишение Тайного совета судопроизводственных полномочий. Лишенный зубов, Совет перестал быть исполнительным, активно действующим органом, контролирующим, стимулирующим и руководящим работой местного управления, и стал тем, чем был вначале: местом для общих разговоров, где король мог выслушать совет. По всей видимости, он никогда не функционировал ни при Стюартах, ни при Тюдорах; Яков I позволил фракционности Совета развиваться до уровня Парламента; Карл I не желал слышать никаких альтернативных мнений от группировок Совета. Ему нужны были марионетки, лишь одобряющие его предубеждения. Карл II вершил политику тайно, собирая министров на краткие встречи в частных резиденциях, чтобы никто не был посвящен в то, что происходит. По разным причинам каждый из этих монархов поощрял рост числа секретных комитетов Совета, включавших людей, которые занимали ключевые должности. Здесь формировалось ядро кабинета министров XVIII в. Другие особые суды по церковным и иным делам, ликвидированные в 1641 г., включали Звездную палату, Высокую комиссию, Запросы (Requests) и – скорее случайно, нежели умышленно, – Региональные советы Севера и марок Уэльса. Карл II был ограничен в деле Реставрации не со стороны джентри в Парламенте, а со стороны джентри в провинциях. Почти все способы, при помощи которых Тюдоры и первые Стюарты могли подчинять непокорные сообщества графств, были исчерпаны. Управление, как никогда ранее, осуществлялось при их активном участии. В 60-х годах XVII в. все налоги, за исключением таможенных пошлин, все церковные законы, такие, как Акт о единообразии (Act of Uniformity), Акт о тайных собраниях (Conventicle Acts) и Пятимильный акт (Five Мilе Act), и большинство вопросов безопасности были доверены магистратам джентри без права пересмотра из решений в центральных судах.

Таким образом, упразднение монархии и опыт республиканского правления не оказали большого воздействия. Даже память о публичном суде над Карлом I, его осуждение и обезглавливание не умерили притязаний монархии на власть, право на которую даровано Богом, равно как и не заставило проявлять большее уважение к Парламенту. В конечном счете все поняли, что цареубийство дорого им стоило, поскольку скорее увеличило, чем уменьшило притеснения со стороны короля. Проблема соответствия денежных средств и платежеспособности стала осознаваться яснее; но проблемы сами по себе не усилились и не ослабли. Альтернативой для Англии было либо укрепление центральной исполнительной власти и администрации в ущерб независимости джентри, либо дальнейшее ослабление центра, превращение страны в ряд полуавтономных графств-государств, самоуправляемых, облагаемых заниженными налогами, стагнирующих. Последнего желали сторонники «партий графств», заметные в Парламенте в 20-х годах XVII в., нейтралистские группы времен гражданской войны и многие виги в 70-х и 80-х годах. Этого хотели также и республиканцы, такие, как Джон Мильтон, который восхищался голландской республикой и страстно желал такого же олигархического гражданского гуманистического развития для Англии. Что важнее всего, это составляло идеал таких демократических группировок, как левеллеры, которые хотели, чтобы губернаторы были более подотчетными и чтобы правительство считалось со свободами независимого народа, и поэтому настаивали на передаче власти избираемым на местах мировым судьям и присяжным. Но такие «сельские» (соuntry) идеологии были несовместимы с развитием мировой империи. Экспансия в Вест-Индии и вдоль Восточного побережья Северной Америки (от Каролины до залива Св.Лаврентия), значительные торговые связи с Южной Америкой, Западной Африкой, Индией и Индонезией, даже охрана жизненно важных торговых путей в Южном и Восточном Средиземноморье требовали значительной морской и военной силы. Этого можно было достичь только путем расширения компетенции государства в сфере налогообложения и ведения войны. После 1689 г. от Людовика XIV и изгнанного Якова II исходила двойная угроза восстановления католичества и абсолютизма, но в итоге она была преодолена посредством необходимых конституционных и политических преобразований, как будет показано в следующей главе. Век Стюартов оказался веком неразрешенных противоречий.