ПРОЦЕСС НЕНАВИСТИ

Многие годы она работала учительницей; была доброжелательна и приветлива, это почти стало ее привычкой. Она сказала, что около двадцати пяти лет занималась преподаванием и была счастлива в своей работе. Хотя под конец ей хотелось отойти от всего но к своей работе она была привязана по-прежнему. И вот совсем недавно она стала осознавать нечто, глубоко скрытое в ее характере. Она обнаружила это неожиданно во время одной из дискуссий и была по-настоящему удивлена и шокирована. Да, все случилось так, здесь не было простого самообвинения.

Когда она пересмотрела свои прошлые годы, то поняла, что это неожиданно вскрытое чувство всегда таилось внутри. В действительности в ней скрывалась ненависть. То не была ненависть в отношению к кому-либо, но чувство ненависти вообще, какой-то подавленный антагонизм по отношению ко всему и всем. Когда она впервые обнаружила это чувство, ей показалось, что оно поверхностно и от него нетрудно избавиться. Но шли дни, и она увидел, что это чувство совсем не мимолетно: глубоко укоренившаяся ненависть прошла через всю ее жизнь. Особенно ее шокировало то, что о себе она всегда думала, как о сердечном и добром человеке.

Любовь — странная вещь; пока в нее вплетена мысль, любви нет. Когда вы думаете о ком-нибудь, кого вы любите, это лишь становится символом приятных ощущений, воспоминаний, образов, но это не любовь. Мысль есть чувство, а чувство — не любовь. Сам процесс мышления уже является отрицанием любви. Любовь — это пламя без дыма мысли, ревности, антагонизма, использования для себя, т.е. всего того, что идет от ума. До тех пор пока сердце переполнено тем, что создано умом, неизбежна и ненависть, ибо сам ум есть местопребывание ненависти, антагонизма, противоречий, конфликтов. Мысль — это реакция, а реакция всегда, в том или ином виде, — источник враждебности. Мысль — это противодействие, ненависть; мысль всегда с кем-то соревнуется, всегда ищет цели, успеха; исполнение ее замыслов приносит чувство довольствия, а их крушение — ненависть. Конфликт — это мысль, выхваченная противоположностями; но и синтез противоречий — то опять-таки ненависть, антагонизм.

«Понимаете, я всегда думала, что люблю детей; когда они подрастали, то обычно приходили ко мне за утешением, если находились в тревоге. Я считала неоспоримым, что люблю их, особенно тех, кто пользовался моим расположением за пределами класса; но теперь мне понятно, что всегда существовало это подспудное движение ненависти, глубоко укоренившейся вражды. Что мне делать с такого рода открытием? Вы себе не представляете, как я была этим напугана, и хотя вы говорите, что мы должны стараться не осуждать, это открытие оказалось весьма неблаготворным».

— Пытались ли вы также исследовать этот процесс ненависти?

Увидеть причину, сообразить, почему вы ненавидите, — сравнительно легко; но сознаете ли вы пути ненависти? Наблюдаете ли вы ненависть, как если бы это было какое-то незнакомое, новое животное?

«Все это оказалось для меня совершенно неожиданным; я никогда не пробовала наблюдать за процессом ненависти».

— Попытаемся проделать это сейчас и посмотрим, что получится; будем пассивно наблюдать за ненавистью, когда она постепенно начнет раскрываться. Не будьте шокированы, не осуждайте и не ищите оправданий, просто старайтесь пассивно наблюдать. Ненависть — это одна из форм разочарования, не правда ли? Самоосуществление и разочарование всегда идут вместе.

Каков ваш основной интерес, не как профессионала, но глубоко внутренний?

«Я всегда хотела заниматься живописью».

— Почему же вы не занимались ею? «Отец постоянно настаивал на том, что я не должна заниматься, тем, что не дает денег. Он был напористым человеком, а деньги были для него венцом всего; он никогда ничего не предпринимал, если это не давало денег или большей власти, большего престижа.

«Больше» было его божеством, а мы все были его детьми. Хотя я егo любила, я всячески ему сопротивлялась. Тем не менее, мысль о том, как важно иметь средства, глубоко проникла и в меня. Я полюбила преподавательскую работу, может быть, потому, что она предоставляла возможность быть в положении хозяйки. Во время каникул я обычно рисовала, но это ни в коей мере меня не удовлетворяло: мне хотелось отдать живописи жизнь, а фактически я была в состоянии выделять какие-то два месяца в году. В конце концов, я перестала рисовать, но внутри меня продолжал гореть огонь. Теперь я понимаю, что все это питало антагонизм».

— Были ли вы замужем? Были ли у вас свои дети?

«Я влюбилась в женатого человека, и мы жили вместе тайно. Я отчаянно ревновала его к жене и детям, но панически боялась иметь своих детей, хотя мне этого так хотелось. Обычная семейная жизнь, ежедневное общение — всего этого я была лишена; и вот ревность превратилась в бешеную ярость. Ему пришлось уехать в другой город, но моя ревность никогда не ослабевала. Это было невыносимо. Чтобы забыть обо всем, я с еще большим энтузиазмом принялась за преподавательскую работу. Но теперь я вижу, что ревность сидит во мне по-прежнему; я ревную не его, так как eго уже нет в живых, а всех счастливых людей, всех, у кого есть семья, кто преуспевает в жизни, почти каждого. Ведь мы могли бы жить вместе, но это оказалось невозможным».

— Ревность — это ненависть, не правда ли? Если человек любит, нет места ни для чего другого. Но у нас нет любви; дым удушает нашу жизнь, и пламя угасает.

«Я вижу теперь, что и в школе, и в отношениях с моими замужними сестрами, почти во всех моих отношениях во мне на прекращалась война, только она была скрыта от всех. Постепенно я становилась идеальным учителем. Сделаться идеальной преподавательницей было моей целью, и мои усилия получили признание».

— Чем сильнее идеал, тем глубже подавление, тем сильнее конфликт и антагонизм.

«Да, сейчас я вижу все это. Но странно, наблюдая себя, я ничего не имею против того, чтобы остаться тем, чем в действительности являюсь».

— Вы ничего не имеете против, так как это своего рода жесткое признание, не так ли? Признание, как таковое, дает нам какое-то удовлетворение; оно усиливает жизненную силу, чувство уверенности в познании себя; дает силу знания. Подобно тому, как ревность, хотя она и мучительна, создает приятное ощущение, так и в данный момент осознание вашего прошлого порождает чувство превосходства, которое также дает удовлетворение. Вы теперь нашли новое название для ревности, для разрушенных надежд, для вашей покинутости: это ненависть, это ваше знание того, что вы ненавидите. В познании заложена гордость, это иная форма антагонизма. Мы заменяем одну форму другой, но, по сути дела, все формы одни и те же, хотя, если их выразить в словах, они могут казать я различными. Следовательно, вы пойманы в сеть вашей собственной мысли, не так ли?

«Да, но что же еще можно сделать?»

— Не надо спрашивать, продолжайте наблюдать за процессом нашей собственной мысли. Как она хитра и обманчива! Она обещает нам избавление, но создает лишь новый кризис, новый антагонизм. Продолжайте пассивно наблюдать за ней, «и пусть истина того, что вы наблюдаете, раскроется сама.

«Придет ли тогда свобода от ревности, ненависти, от этой постоянной скрытой борьбы?»

— Когда вы надеетесь на что-либо, в положительном или отрицательном смысле, вы проецируете ваше собственное желание. Вы добьетесь его осуществления, но это окажется лишь подменой, и потому борьба будет продолжаться. Желание приобрести или избежать чего-то остается в поле противоположностей, разве не так? Поймите ложное таким, каково оно есть, и тогда появится истина. Вы не должны искать ее. Вы найдете то, что вы ищете, но это не будет истина. Подобным же образом подозрительный человек обнаруживает в другом человеке то, что он подозревал; это не так трудно, но это глупо. Вы же продолжайте пассивно осознавать весь процесс вашей мысли в целом, а также ваше желание освободиться от ненависти.

«Все это для меня необыкновенное открытие. Я начинаю понимать истину того, что вы говорите. Я надеюсь, что не потребуется много времени для того, чтобы выйти за пределы моего конфликта. У меня снова появилась надежда! Я буду безмолвно наблюдать и посмотрю, что получится».