Действительности

Язык служит той линзой, через призму которой преломляется реальность. На стадии, предшествующей языковому воплощению, образ мира характеризуется расплывчатостью и неопределенностью. Лишь будучи вербализованными, предметные ряды и взаимоотношения между объектами приобретают явные очертания и занимают свое место в системе человеческого мировидения. Следующий пример иллюстрирует способность языка диктовать человеку восприятие окружаю-щего мира:

A storekeeper who wanted to know if people are blinded by labels conducted a test. He had just received an order of identical handkerchiefs. He divided the order in half and placed one half on a table and labeled it «Genuine Irish Linen Handkerchiefs – 2 for $3». He placed the other half on another counter and labeled it «Noserags – 2 for 25 c». The customers reacted negatively to the «noserags» label and bought «Genuine Irish Linen Handkerchiefs» instead.

Лексические единицы – это тот поверхностный пласт языка, культурная специфика которого наиболее очевидна. Однако они не исчерпывают всего набора средств, по которым проводится национально-культурная дифференциация языковых картин мира. Это объясняет, почему усвоение лексического фонда иностранного языка в отрыве от культуры обычно не приводит к кардинальной трансформации картины мира: коммуникант лишь применяет иностранные слова к собственному, уже существующему видению действительности. Неспособность совместить «кусочки мозаики» при межъязыковых контактах, визуализировать объект, обозначаемый словом, приводит к неверным референциям и ошибочным переводам культурных реалий.

Выбор ключевого признака для именования, обусловливающий межъязыковые различия во внутренней форме, также знаменует собой различия в картинах мира и диктует восприятие объекта: oil (от olive) vs масло (от мазать); лестница (от лезть) vs staircase, fire escape; sitting-room vs гостиная; bedroom vs спальня; bedspread vs покрывало и т. д.

При межкультурных контактах возникает столкновение разных картин мира. Человек, попадающий в чужое культурно-языковое пространство, привносит с собой индивидуальный образ мира, который не вполне совпадает с языковой картиной мира, бытующей в данной лингвокультуре. Первое, что бросается в глаза, - это природные и созданные человеком объекты, не имеющие аналогов в родной культуре коммуниканта. Изба, самовар, квас, тройка не найдут своего места в картине мира американца, никогда не бывавшего в России. Skunk (скунс), coyote (койот) или opossum (опоссум) будут инородны на фоне российского пейзажа. Слово, обозначающее культурную реалию, не вызовет никаких ассоциаций в сознании человека, никогда не видевшего соответствующего объекта. С другой стороны, увиденный, но не поименованный объект также не займет своего места в языковой картине мира личности.

Одним из самых интересных исторических проявлений попытки втиснуть новую картину мира в рамки старого языка был опыт первых поселенцев, прибывших в Америку из Европы. Нечеткая картина нового мира, недостаточная образованность, но при этом потребность в наименованиях обусловили ошибочное применение уже существующих в английском языке названий к невиданным прежде растениям и животным. Вот почему вечнозеленое растение, родственное сосне, получило название hemlock (ср. брит. болиголов); слово rabbit (брит. кролик) стало обозначать дикого зайца, а hedgehog (брит. ёж) - американского дикобраза. Отсюда несоответствие между языковыми картинами мира современных британцев и американцев и возникающие в связи с этим коммуникативные неудачи.

Ещё сложнее обстоит дело в ситуациях, связанных с восприятием новых реалий. Американский студент, приехавший в Россию, впервые в жизни увидел пододеяльник. Он долго вертел его в руках, не зная, что с ним делать; в конце концов, залез в него и так проспал всю ночь. Другая американка не могла понять, каково назначение отверстия в середине пододеяльника, и решила, что это результат изобретательности русской хозяйки, умело починившей дырку в постельном белье.

Американская учительница, прожившая несколько лет в России, рассказывает: «I bought a venick (birch branches with leaves for the banya) at the market. I thought they were bay leaves and put them in my soup for a year. At least they aren’t toxic».

Но даже если объект правильно идентифицирован и назван с помощью языка, этого недостаточно для того, чтобы он органично вписался в картину индивида. Одни и те же объекты в разных культурах могут принимать разный вид и выполнять разные функции. Так, например, Дж. Герхарт указывает на то, что большинство американцев привыкли к серым белкам (squirrels), в то время как в России белки летом бывают рыжие с кисточками на ушах. Стаи голубей на улицах Москвы и Нью-Йорка – поразительная картина для китайца, поскольку у них на родине голубей употребляют в пищу. То же касается и неживых объектов.

В коммуникации культурные смыслы активируются. Одни и те же слова в разных языках могут вызывать разные зрительные образы. Строка «далёкий хутор на Урале» пробуждает иной образ, нежели «a home-stead deep in the Urals», а метафора «павой поплыла», переведенная как «peacock step», приобретает комическую окраску. Эмоционально и ассоциативно нагруженная картина русского «бабьего лета» кардинально отличается от американского «Indian summer».

Даже идентичные объекты могут использоваться по-разному в контексте разных культур. Например, американский фильм «Доктор Живаго» американцы считают «очень русским», в точности воспроизводящим быт и атмосферу жизни в России. Однако в нем обнаруживается целый ряд лингвистических и культурологических ошибок.

Таким образом, для верного восприятия действительности инокультурному коммуниканту необходима коррекция языковой картины мира, верно отражающая определённую культуру. По мере освоения культурно-языкового пространства элементы картины мира приобретают более четкие очертания. При этом происходит не подмена одной картины мира другой, а совмещение родной и вновь осваиваемой картин мира и расширение горизонтов сознания. Возникновение качественно нового образа окружающей действительности представляет собой трансформацию языковой картины мира коммуниканта.