Первые корабли плавали только в штиль

Финикийцы были величайшими мореходами древности. Как же получилось, что недавние бедуины – пустынные кочевники – стали морскими странниками? На этот вопрос обычно давали клишированные ответы. Вот, например, немецкий историк Филипп Хильтебрандт полвека назад писал, что, переселившись на побережье Ливана, «финикийцы смешались с исконными жителями и научились у них мореходству. Залогом тому было наличие леса, пригодного для строительства кораблей, леса, которого не было практически на всем африканском и переднеазиатс‑ком побережье; в Ливане же имелось вдоволь кедра, причем отменного качества».

Но если бы эта схема была верна, ученым не пришлось бы десятилетиями обсуждать, с чего началась история финикийцев. В этом случае ответ был бы прост: очевидно, с прихода из пустыни кочевников – ханаанеев в 2300 году до нашей эры. Они завоевали Библ и, словно стремясь продлить свой поход, помчались вперед по пустынному морю, сев на пригодные для морских набегов суда. Сперва они бороздили лишь прибрежные воды, сделав их своей собственностью. Со временем вся акватория Средиземного моря стала им знакома; всюду появились их колонии и гавани.

Однако за минувшие полвека ученые стали смотреть по‑иному на историю Финикии. Конечно, кочевники‑ханаанеи, осев в Ливане, быстро смекнули, что возить кедр в Египет лучше по морю, чем по суше. На верфях Библа они научились строить пригодные для этого суда. Однако сменить повозку, запряженную быками, на корабль еще не значит стать отличными мореходами.

Даже в пору расцвета торговых отношений между Ливаном и Египтом прибрежное судоходство, связывавшее эти страны, было весьма примитивным. Так, корабли фараона Снофру передвигались с помощью весел и напоминали, скорее, большие лодки, чем настоящие морские корабли. Подобные четырехугольные суда с плоским днищем служили для передвижения по Нилу. Их корпус сколачивали из коротких планок, изготовленных из местной акации. Для лучшей остойчивости его приходилось даже оплетать крепкими канатами. Понятно, что грузоподъемность такого корабля была невысокой.

Судя по рисункам, изображавшим египетские корабли в III тысячелетии до нашей эры, выходить на них в открытое море было опаснее, чем на китайских джонках. Недаром египтяне считали море – «Йам» – алчным божеством, с которым трудно вступать в единоборство. Передвигались они лишь вдоль берега; на первых кораблях не имелось даже руля. Плавали только днем, а ночью пережидали. При малейшем ветерке тотчас приставали к берегу.

Египетские корабли с плоским днищем были непригодны для плавания в открытом море

Во второй половине II тысячелетия до нашей эры судоходство все еще было каботажным. Моряки старались не упускать из виду берег. Ориентирами им служили наиболее заметные объекты, например, горный массив Джебель‑Акра в северной части Леванта, достигающий почти 1800 метров в высоту. В ясную погоду он виден даже мореходам, плывущим с Кипра. Высочайшая точка этого массива – Цафон, священная гора угаритян, а также хеттов, греков и римлян. Такими же важными ориентирами были горы Финикии, Кипра и Малой Азии.

В тех случаях, когда моряки удалялись от берега, они прибегали к помощи живого «компаса» – выпускали птицу, и та в поисках пищи и воды непременно летела к суше. Подобный компас описан и в Библии: «Потом выпустил (Ной) от себя голубя, чтобы видеть, сошла ли вода с лица земли» (Быт. 8, 8). По всей видимости, голубей брали на борт корабля и древние мореплаватели Финикии.

Во II тысячелетии до нашей эры облик древнего флота заметно меняется. Важное значение имело появление массивного якоря. Такие якоря весили до полутонны. Расчеты показывают, что их использовали на кораблях, чей тоннаж достигал 200 тонн. Некоторые документы, найденные в Угарите, подтверждают, что уже в то время суда, перевозившие зерно, имели подобный тоннаж (не путать с грузоподъемностью!).

Азиатские корабли уже отваживались плавать на Кипр и даже – что гораздо опаснее – на Крит. Присутствие угаритских лодок на Кипре доказано письменными свидетельствами, и, наоборот, в уга‑ритских текстах упоминаются кипрские суда, прибывавшие в гавани Угарита. Прибытие критских купцов в Левант доказывают найденные здесь предметы минойского происхождения, а также таблички с минойскими надписями.

Египетский корабль, входивший в состав флотилии царицы Хатшепсут. Рельеф из гробницы царицы Хатшепсут

Однако подобные плавания были пока чистыми авантюрами. Внезапная буря легко могла потопить корабль. Дно Средиземного моря усеяно обломками судов, затонувших в древности. Некоторые катастрофы запечатлены документально. Так, один из царей Тира извещает в письме правителя Угарита о том, что бурей разбит корабль некоего угаритского купца. После обычного приветствия следует фраза: «Крепкое судно, посланное Тобой в Египет, сокрушено бурей здесь, близ Тира». Катастрофа произошла к югу от Тира, и пострадавшие сумели добраться до Акко и даже сохранить груз.

Самым неудобным временем для мореходов был период с июля по сентябрь, когда в Средиземном море дули сильные северные ветры. Весной, с февраля по май, тоже можно было ожидать внезапных изменений погоды. Наиболее безопасными для плавания были октябрь и ноябрь, хотя и тогда путешественник мог стать жертвой шторма.

Вплоть до начала ХI века до нашей эры жители Ханаана плавали вдоль берегов своей страны на кораблях, подобных египетским. Это были одномачтовые лодки с огромным четырехугольным парусом. Ей можно было придать любое положение по отношению к корпусу, что позволяло морякам ловко маневрировать. Нос и корма корабля были высоко подняты; имелось рулевое весло. Никаких продольных или поперечных связей не было; борта соединялись лишь палубным настилом. Прямо на нем купцы хранили свой груз: лес, продукты или ткани. Все щели между досками тщательно конопатили, чтобы не допустить течь.

Когда надо было перевезти в дальнюю страну папирус, канаты или какой‑то другой товар, снаряжали критские, а позднее микенские суда. Лишь на Крите и в Греции умели строить корабли с килем – продольной балкой, составлявшей его основу. На таком транспорте можно было плавать и в открытом море.

На рубеже ХI веке до нашей эры внезапно, словно за одну ночь, подобный флот появился у финикийцев. Для них, «хитрых гостей морей» (Гомер), открылись недоступные прежде страны – острова Эгейского моря, Пелопоннес, Сицилия, Сардиния, Испания. Что же случилось? Откуда взялись корабли?

3.2. Выбирая между «длинными» и «пузатыми»

Жители Ханаана были людьми смелыми, деятельными, как их предки – бедуины. Они ловко торговались с иноземцами и исступленно поклонялись своим богам. Вот только вплоть до ХI века оставались неважными мореходами. Зато просторы моря были хорошо знакомы тем племенам, что около 1200 года до нашей эры стали переселяться из Европы в Египет и Переднюю Азию – так называемым «народам моря».

Их появление, писал почти полвека назад ливанский истор ик Димитри Барамки, решительно изменило образ жизни ханаанеев; они переняли у пришлых племен умение строить корабли, пригодные для дальних морских плаваний. А те оседали на Левантийском побережье и смешивались с местными жителями, превращаясь в финикийцев.

К тому времени «система политической зависимости и экономической эксплуатации (Ханаана Египтом), вместе с восстаниями и войнами между городами, – отмечал Н.Я. Мерперт, – обусловила постепенный упадок ханаанейской культуры. Немалую опасность для нее представляли и активизировавшиеся кочевые и полукочевые группы, в том числе хабиру. Тысячелетнее противостояние между городом и подобными группами обострялось при каждом ослаблении городских систем».

По предположению австрийского историка Фрица Шахермайра, во время начавшейся смуты к власти в некоторых финикийских городах, например в Тире и Сидоне, пришли новые династии. Теперь правители этих городов стали союзниками «народов моря» и оказывали всяческую помощь тем их вождям, что «стремились добыть себе новое царство». Новые правители финикийских городов быстро семи‑тизировались и все меньше отличались от своих подданных.

Отдельные племена еще продолжали вести кочевой образ жизни, превратившись в морских пиратов – чекеров, шекелешей. Они нападали на прибрежные города и деревни Финикии и Сирии и постепенно смешивались с местным населением. Переселенцы из эгейского мира, – а среди «народов моря» их было немало, – оседали в портовых городах. Именно у них ханаанеи, населявшие Финикию, учились секретам судостроения и навигации.

К сожалению, судить об этих событиях мы можем, лишь опираясь на египетские хроники. В Ливане и Сирии не найдено надписей, относящихся к периоду войны с «народами моря». Нет надежды найти известия об этих племенах и в архивах Угарита, ведь этот город был разрушен еще до нашествия народов моря.

На память о тех событиях остались лишь корабли – их изображения и затонувшие обломки. Финикийцы строили самые надежные и красивые из них; одновременно и парусники, и гребные галеры. Их острые носы легко рассекали волны, что у берегов Ливии, что у южной оконечности Африки, что в виду Британии, что на просторах Индийского океана.

Сегодня историки едины во мнении, что финикийцы были не только лучшими мореходами ранней античности, но и лучшими инженерами своего времени. Вероятно, это связано с тем, что им – насельникам нескольких богатых городов да беззащитной приморской долины – постоянно приходилось жить в опасности, ожидая нападения кочевников или армий соседних держав. Это развило в них невероятную изобретательность – тем более что учителями их на протяжении веков были египетские, а потом и критские мастера. Так, не имея надежды захватить новую землю в окрестных странах, они со временем научились строить корабли и уплывать в неизвестные страны, населенные лишь дикими племенами, основывая там колонии.

Благодаря «народам моря» у финикийцев появились, наконец, килевые суда. Эти корабли обладали значительно большей остойчивостью и плавучестью, чем египетские корабли. Изобретение киля было сродни открытию колеса. Он сразу укрепил судно и позволил связать его в продольном и поперечном направлениях.

Килевое судно восходит к лодке‑однодеревке, борта которой иногда наращивали, обшивая досками. Впрочем, увидеть в ней прообраз большого пузатого корабля с продольным бревном в основании днища – мог лишь гениальный мастер. Полинезийцы, расселяясь по островам Тихого океана, плавали на лодках‑однодеревках, но так и не научились строить килевые суда до появления европейцев. Для устойчивости же полинезийцы соединяли вместе две лодки, получая катамаран.

Финикийцы быстро убедились, что на килевых судах можно вернее выдерживать курс, чем на лодках с плоским днищем, что на них можно уверенно рулить при шторме, не опасаясь резкого крена, и что они лучше слушаются руля. На таких судах по‑другому стали рассаживаться и гребцы: они поворачивались лицом к корме.

В отличие от египтян, финикийцы не экономили лес. Они строили корабли с высокими бортами, увеличивая их грузоподъемность. С появлением железных орудий они стали широко использовать самые твердые образцы древесины.

Финикийцы строили килевые суда разных типов. Мы можем судить об этом по рельефам, сохранившимся в ассирийских царских дворцах.

Так, они строили боевые галеры – узкие, длинные корабли, у которых весла располагались друг над другом в два яруса (ряда), ведь скорость прямо зависела от числа гребцов. Римляне называли подобные суда «биремами», то есть «имеющими два ряда весел». Их количество доходило до пятидесяти или шестидесяти (позднее карфагеняне увеличат это число вдвое). Гребцами были обычно рабы, которых приковывали к скамьям. В случае кораблекрушения они прежде других становились добычей волн. Финикийцы были первыми, кто начал использовать рабов в качестве гребцов, хотя во II тысячелетии до нашей эры среди них встречались еще и свободные люди.

Высокая корма галеры была закруглена; она прикрывала палубу и защищала моряков от нападения с тыла. На носу под ватерлинией крепился остроконечный таран – изобретение финикийцев или критян. В бою им проламывали корпус вражеского судна или же, проплывая рядом с ним, ломали лопасти его весел. На галере имелась всего одна мачта с четырехугольным парусом. Парус был небольшим и играл вспомогательную роль; в бою и во время погони приходилось рассчитывать обычно на весла. Когда парус был не нужен, его не спускали, а, по эгейскому образцу, подтягивали вверх и скатывали.

Финикийские боевые корабли (реконструкция). Около 700 г. до н.э.

Галеру называли «длинным кораблем». Соотношение ее ширины и длины составляло от 1:5 до 1:8. Галера резко набирала скорость; ей легко было управлять в минуту опасности. Воины, плавающие на таком судне, имели обыкновение развешивать вдоль бортов щиты, как впоследствии делали викинги. Они закрывали бойницы корабля от неприятеля.

Существовали и более легкие военные суда, без оснастки и тарана. Весла на них также располагались в два ряда. В эпоху персидского владычества стали рассаживать гребцов в три ряда (римляне называли такие лодки «триремами», а греки «триерами»). Количество гребцов на них достигало 150 – 170 человек; 30 матросов и не менее 20 воинов. Подобные корабли развивали скорость до 5 – 6 узлов, а при попутном ветре – до семи узлов, то есть до 7 морских миль в час. Скорость их была выше, чем обычных, ведь мускульное усилие, прилагаемое на каждый метр длины судна, было в данном случае больше, чем на тех галерах, где гребцы по‑прежнему рассаживались в два ряда. Иногда строили также корабли с четырьмя или даже пятью ярусами весел – пентеры. Подобные махины с огромной силой таранили вражеские суда. Пентеры считались самыми быстрыми кораблями древности.

В 1971 году у берегов Сицилии, близ города Марсала, был обнаружен затонувший финикийский (точнее говоря, карфагенский) боевой корабль. Его длина составляла почти 25 метров. По‑видимому, он затонул в 242 году до нашей эры, во время морского сражения между римлянами и карфагенянами. Изнутри этот деревянный корабль был обшит свинцовыми листами и нагружен баллас – том из камней, а чтобы они ненароком не пробили днище, под них была подложена листва. Во время бури часть камней для облегчения корабля можно было выбросить.

Торговые корабли выглядели иначе. Они казались пузатыми, потому что их корпус был – по сравнению с галерой – коротким и широким (их называли также «большими», «бокастыми» или «круглыми»). Высокие нос и корма (последняя была изогнута в виде лебединой шеи) лишь усиливали это впечатление. Соотношение ширины и длины подобных судов составляло от 1: 3 до 1: 4.

На торговом судне было не так много гребцов. Судя по изображениям, вдоль каждого борта размещались девять‑десять весел, расположенных в два ряда. Их использовали в штиль или при передвижении в гавани. Порой, когда ветер стихал, сами моряки садились за весла. Обычно же судно подвигалось вперед силою ветра, а для этого на мачте, расположенной в центре палубы, крепили большой четырехугольный парус – основной движитель корабля. Его можно было развернуть по ветру. На носу, наклонно к нему, располагалась еще одна мачта с небольшим четырехугольным парусом, который использовали для маневрирования. Рулевое устройство состояло из двух длинных кормовых весел. Управиться с ними мог один человек. Палубных надстроек на корабле не было. Все помещения для моряков и пассажиров, а также вместительный трюм для груза находились под палубой.

От такого судна ждали не быстрого хода, а большой грузоподъемности и остойчивости. Торговый корабль должен был заходить в мелководные бухты и не садиться на мель. Двигались такие корабли лишь в дневное время и по возможности старались не удаляться от берега, заходя во встречные гавани за продовольствием и свежей водой. Именно поэтому финикийцы обустраивали колонии вдоль всего побережья Средиземного моря. Впрочем, они плавали и в открытых водах.

Финикийцы имели обыкновение развешивать вдоль бортов щиты, как в последствии делали викинги

Корабли, предназначенные для походов в дальние страны, на – пример в Испанию, были довольно большими. Внутри имелись каюты для отдыха пассажиров. Размеры самых крупных судов (до 50 метров) ограничивались не только конструктивными трудностями, но и размерами гаваней, где они могли бы остановиться.

Естественные порты были маленькими; искусственно расширять их было сложно. Так, площадь внутренней гавани Библа, огражденной молами, никогда не превышала полутора гектаров. Со временем это обусловило отставание Библа от соседних Тира и Сидона. Например, в Сидоне площадь гавани составляла около семи гектаров. Здесь хватало места сотне торговых кораблей средних размеров. Тирские порты с самого начала были приспособлены для стоянки длинных боевых судов. Обычно их попросту вытаскивали на пологий песчаный берег, что было нетрудно сделать, ведь осадка этих кораблей составляла всего метр.

Финикийцы вытаскивали корабли по «рельсам» – рядам шлифованных камней, которые поливали оливковым маслом. По ним тянули лодку на канатах. Подобные «рельсы» найдены на Кипре, в Ларнаке, где в древности находился финикийский город Китий. Кроме того, на берегу предусматривали специальные постройки, в которых стояли корабли, защищенные от непогоды. Все это делалось потому, что надолго оставлять в воде деревянные суда было нельзя, иначе их корпус становился добычей различных жучков.

Восторженное описание торгового финикийского корабля оставил пророк Иезекииль: «Из Сенирских кипарисов устроили все помосты твои; брали с Ливана кедр, чтобы сделать на тебе мачты; из дубов Васанских делали весла твои; скамьи твои делали из букового дерева, с оправою из слоновой кости с островов Киттимс‑ких. Узорчатые полотна из Египта употреблялись на паруса твои и служили флагом; голубого и пурпурового цвета ткани с островов Элиса были покрывалом твоим» (Иез. 27,5 – 7).

Небольшие рыбачьи шлюпки назывались «конями». На этих хрупких суденышках финикийские рыбаки плавали даже вдоль африканских берегов. Свое название они получили за то, что их носовая часть, а иногда и корма, напоминала конскую голову. До финикийцев подобная традиция украшать судно существовала у эгейских народов, издавна сравнивавших корабли с конями. Недаром у Гомера говорится:

Нужно ль

Было вверяться ему кораблям, водяными конями

Быстро носящим людей мореходных по влаге пространной?

(«Одиссея», IV, 707 – 709; пер. В.А. Жуковского)

Строить подобные корабли финикийцы научились у филистимлян (пелиштим) – одного из «народов моря», расселившегося в прибрежной полосе Палестины, в том числе в Аскалоне и Газе.

По нашим представлениям, многие финикийские суда, скорее, напоминали скорлупки. Они были меньше египетских бескилевых кораблей. Ведь финикийское судно по своему принципу не могло быть длиннее ствола дерева. Однако ни в Египте, ни в Ассирии не строили таких быстрых, маневренных кораблей. Там не было и таких капитанов, как финикийские, которые, подобно критянам, могли ориентироваться в открытом море по звездам и солнцу, да и вообще знали восточную часть Средиземного моря как свои пять пальцев.

Впрочем, даже финикийцы редко отваживались пересекать море напрямик. Со временем по всему побережью Средиземного моря они создали сеть опорных пунктов – колоний, в которые заходили, отправляясь в дальнее путешествие, ведь их корабли не могли выдержать сильный шторм.

Так, пускаясь в путь в Грецию, финикийцы сперва брали курс на Кипр, оттуда шли вдоль анатолийского побережья, пока не поворачивали на Родос. Обогнув этот остров, входили в Эгейское море и теперь шли от одного островка к другому – с Телоса на Кос, Пат‑мос, Икарию и так вдоль до Пелопоннеса или Дарданелл. С нашей точки зрения, это скромные успехи, но для того времени они бы ли поразительным достижением.

Финикийцы часто причаливали к берегу для пополнения запасов продовольствия и свежей питьевой воды. Их корабельные стоянки обычно находились в 40 километрах друг от друга – на расстоянии, которое можно было пройти за день, поскольку моряки, как отмечал Сабатино Москати, «предпочитали плыть днем, а ночью отдыхать».

Ночь была самым опасным временем для мореходов: во время плавания корабль мог сесть на мель или разбиться о риф, а сами моряки стать жертвами разбойников или враждебно настроенных туземцев. Если же им приходилось плыть ночью, то, чтобы не сбиться с пути, они ориентировались по Полярной звезде.

Обычно же финикийцы останавливались вечером на безлюдных островках, лежавших в небольших заливах, близ пологого берега. По словам французского археолога П. Синтаса, исследовавшего финикийские стоянки в Марокко, «я никогда не задавался вопросом, где следует приступать к раскопкам… я лишь выискивал определенный тип ландшафта – «пунический ландшафт». Что под этим подразумевается?

Защищенная гавань с пологим побережьем, куда можно было вытащить корабль. Источник пресной воды и плодородная земля, которая снабжала бы колонистов пропитанием. Известняковые отложения, необходимые для устройства скальных гробниц.

Стоит только заметить где‑нибудь на южном берегу Средиземного моря скалистую бухту, утопающую в зелени, с бегущей рядом рекой или ключом, можно смело приступать к раскопкам. Наверняка здесь причаливали финикийские корабли, и можно найти следы их пребывания. Отыскав несколько подобных стоянок, можно воссоздать всю их сеть, ориентируясь на средние расстояния, которые проходили корабли того времени за день. Тот же П. Синтас с успехом продемонстрировал этот метод во время своих раскопок в Марокко в 1950 – 1952 годах.

3.3. Фирма «Баал, сыновья и Компания»

Античные авторы с трепетом и уважением описывали кипучие, многолюдные, богатые финикийские города, где можно было купить или выменять все, что душе угодно: вино и фрукты, стекло и текстиль, пурпурные одежды и папирусные свитки, медь из Кипра, серебро из Испании, олово из Британии и, конечно же, рабов и рабынь любого возраста, любой профессии. «Здесь легко осуществляется торговля, а через нее – обмен и сочетание богатств земли и моря», – писал об этом благодатном крае Помпоний Мела.

На протяжении многих веков Финикия играла ведущую роль в мировой торговле. Выгодное географическое положение позволило ее купцам активно формировать рынок того времени.

Финикийцы были прирожденными коммерсантами. «Они были посредниками по обмену всех товаров от берегов Немецкого моря, и от Испании до Малабарского берега в Индостане, – писал Теодор Моммзен. – В торговых сношениях финикияне проявили величайшее мужество, настойчивость и предприимчивость». Они с одинаковой легкостью торговали предметами как материальной, так и духовной культуры, распространяя их по всему миру, перенося «из одной страны в другую полезные открытия и изобретения» (Т. Моммзен). Они заимствовали у вавилонян искусство счета и бухгалтерии; овладели всеми искусствами и ремеслами, знакомыми жителям Передней Азии – сирийцам, хеттам; они учились у египтян и критян, и они же создали первый популярный у всех народов ойкумены алфавит. Вся наша культура зиждится на двух с половиной десятках букв, ловко сбытых финикийскими продавцами ноу‑хау. Вот он, рекорд коммерции, который не превзойти: три тысячи лет как не бывало, а товар до сих пор в ходу, как новехонький. Разве что буквами теперь пестрят не полоски папируса, а экраны дисплеев.

«Народы моря» многому научили жителей Финикии: строить морские корабли, военные и торговые, открыли им секрет выплавки железа и, может быть, тайну окрашивания тканей пурпуром, известную уже жителям Угарита. Так образовался начальный капитал фирмы «Баал, сыновья и С». Главные поставщики, главные партнеры Египта стали создателями крупнейшей торговой компании мира.

Все начиналось очень скромно. Корабли отплывали из гавани Тира или Сидона, останавливались в чужеземном порту или у берега неведомой бухты. С палубы корабля сходили странные люди, казавшиеся простым селянам какими‑то сверхъестественными существами. Мало кто знал, откуда приплыли эти гости и как их положено встречать. Их появление пугало и привлекало.

Затем, бахвалясь или смиряясь для видимости, купцы предлагали свой товар, а сами пристально высматривали все, что можно приобрести в этой незнакомой стране, и лучшее стремились получить, выменивая ли на свои товары или просто отнимая, а затем уносясь вдаль на своем быстроходном корабле.

По словам Геродота, финикийцы прослыли в Элладе похитителями детей, поскольку часто стремились залучить к себе на корабль мускулистых мальчиков‑подростков и красивых девочек, которых затем продавали другой стране в рабство. Так, свинопас Евмей, один из рабов Одиссея на Итаке, в детстве был похищен из царского дворца. Его, глупого мальчишку, одна из рабынь привела

В прекрасную гавань,

Где находился корабль быстроходный мужей финикийских.

Сели они в свой корабль и поплыли дорогою влажной,

Нас захвативши.

(«Одиссея», ХV, 472 – 475; пер. В.В. Вересаева)

Мимоходом Гомер дает самые нелестные характеристики финикийским купцам. Мелькают фразы: «обманщик коварный», «злой кознодей»…

Геродот в своей «Истории» рассказал о дочери аргосского царя Ио, которую финикийцы похитили «на пятый или шестой день, когда они распродались почти целиком». Ио «стояла на корме и покупала товары». Набросившись на царевну, купцы втолкнули ее на корабль и, захватив других стоящих здесь женщин, «поторопились отплыть в Египет».

Много подобных историй рассказывали о финикийцах, хотя со временем, не желая портить отношений со своими торговыми партнерами, они стали избегать дерзких похищений, предпочитая легально отнимать сокровища у своих покупателей.

Так, постепенно финикийцы стали торговать по неким правилам. Их суда, груженные всевозможными ценностями, приставали у чужого берега. Сойдя с корабля, финикийцы раскладывали свой товар. «Затем, – писал Геродот, – они возвращались на свои корабли и разжигали сильно дымивший огонь. Когда местные жители видели дым, то шли к морю. Затем напротив товара клали золото и опять удалялись». Тогда финикийцы вновь спускались с корабля и смотрели, сколько золота им положено. Если достаточно, то брали золото себе, оставляя товар. Если же плата казалась им несоразмерной, вновь укрывались на корабле и ждали, пока им не принесут больше.

Так, из предложения, ответа, нового предложения постепенно рождалось понимание. Жесты, междометия, мимика – все было кстати, все годилось, чтобы наладить отношения с новыми клиентами. Поневоле приходилось быть честным, чтобы не испортить отношения с самого начала. С удивлением Геродот рассказывал, как старались порядочно вести себя во время таких сделок и покупатели, и продавцы: «Ни один не чинит другому ущерба, ведь сами они (продавцы) не касались золота, пока им не казалось, что оно соответствует цене товаров, а те (покупатели) не касались товаров прежде, чем у них не забирали золото».

Конечно, и при такой торговле можно было просчитаться, как ошибаются и в наши дни: то цена товара оказывалась завышенной, то в самих изделиях потом изыскивался изъян. Однако такое случалось нечасто, иначе в следующий раз им не пришлось бы рассчитывать здесь на радушный прием. Все же в основе торговли в любые времена лежало доверие друг к другу, возможно, оно было предпосылкой успеха предприимчивых финикийцев.

Порой их корабли, груженные «мелочью всякой», по полгода, с осени до весны, проводили в чужой гавани, неспешно распродавая товары. Длительная стоянка способствовала привлечению покупателей даже из мест, удаленных от моря. Нередко финикийцы основывали здесь постоянное поселение. Со временем сюда приезжали ремесленники, которым непременно находилась работа. Так, на далеких берегах Средиземного моря появлялась очередная колония финикиян. В иноземных приморских городах такая колония играла поначалу роль торговой конторы. Вокруг нее вырастал целый финикийский квартал. Если же она создавалась на необжитом месте, – на пустынном берегу, на ничейной земле, – то быстро превращалась в город. Финикийцы составляли лишь часть его населения, но непременно входили в правящую верхушку.

Впрочем, финикийскую колонизацию нельзя уподоблять европейской колониальной политике нового времени. Прибыв в чужую страну, финикийцы захватывали лишь клочки прибрежной земли и не думали об аннексии всей окрестной страны. «Действовали они повсюду как купцы, а не как колонизаторы, – подчеркивал Теодор Моммзен. – Если нельзя было вести выгодный торг без борьбы, финикияне уступали и отыскивали себе новые рынки, так они дали постепенно вытеснить себя из Египта, Греции, Италии».

Однако подобные уступки финикийцы старались немедленно превратить в новые триумфы. Купцы при полной поддержке властей постоянно расширяли рынки сбыта, создавая все новые колонии и навязывая туземцам свои товары. С особым рвением они старались торговать в тех областях, где даже стеклянная бусина считалась сокровищем, – в странах, населенных дикими племенами. Впоследствии подобной практики долго придерживались карфагеняне. Так что финикийцы – и западные, и восточные – были мастерами иметь дело с отсталыми народами, стоявшими на низкой ступени развития. Для подобной торговли не требовалось денег. Да и откуда деньги могли оказаться у дикарей?

В качестве платежного средства долгое время применялись драгоценные металлы, принимаемые на вес, например кусковое серебро. Лишь в VII веке до нашей эры жители Средиземноморья стали использовать монеты. Это облегчало денежные расчеты, ведь монеты – в отличие от кусков металла – не требовалось взвешивать.

В середине первого тысячелетия до нашей эры финикийские города один за другим начали чеканить свои собственные серебряные, а потом и бронзовые деньги. Первыми наладили монетное дело Сидон, Тир, Арвад и Библ. В эллинистическую эпоху их стали чеканить и в других финикийских городах. Карфаген наладил выпуск собственных монет в конце V века до нашей эры, когда понадобилось платить деньги наемникам.

Берясь чеканить монеты, тот или иной город обязывался гарантировать их определенный вес и содержание серебра в них. Однако к этим новинкам поначалу относились настороженно: монеты взвешивали повторно и проверяли точное содержание серебра. И все же появление их сильно облегчало товарное сообщение. Впрочем, натуральный обмен также сохранялся, причем для его упрощения выражали стоимость товара в денежном эквиваленте, но платили за него не деньгами, а другими товарами.

Какими? Что финикийцы везли в другие страны? Желанную египтянам древесину кедра? – Лес опасались везти даже на соседний Кипр, не говоря уже о Греции или Италии, потому что тяжелые, груженные деревом корабли неуверенно чувствовали себя в открытом море. Финикийские корабли, как и галеры раннего средневековья, могли перевозить в лучшем случае до де‑сяти – двадцати тонн груза, а обычно везли даже меньше. Поэтому не было смысла пускаться в многодневное плавание, чтобы доставить, например, к берегам Греции несколько стволов кедра. В далекие страны везли другие товары, более дорогие в пересчете на вес.

Пророк Иезекииль перечисляет их, превращая библейские стихи в подобие экономического обозрения. Попробуем же вчитаться в эти строки Библии, как в аналитический отчет «Financial Times»:

«Тир, ты говоришь: «я совершенство красоты!» Предел ы твои – в сердце морей, строители твои усовершили красоту твою… Фар‑сис (испанский Тартесс. – А.В. ), торговец твой, по множеству всякого богатства, платил за товары твои серебром, железом, свинцом и оловом. Иаван, Фувал и Мешех (государства Малой Азии. – А.В. ) торговали с тобою, выменивая товары твои на души человеческие (рабов. – А.В. ) и медную посуду. Из дома Фогарма за товары твои доставляли тебе лошадей и строевых коней и лошаков. Сыны Дедана торговали с тобою; многие острова производили с тобою мену, в уплату тебе доставляли слоновую кость и черное дерево… Торговали с тобою Арамеяне; за товары твои они платили карбункулами, тканями пурпуровыми, узорчатыми и виссонами, и кораллами и рубинами. Иудея и земля Израилева торговали с тобою; за товар твой платили пшеницею… и сластями и медом, и деревянным (оливковым. – А.В. ) маслом и бальзамом. Дамаск… торговал с тобою вином Хелбонским и белою шерстью. Дан и Иаван… платили тебе за товары твои выделанным железом… Де‑дан торговал с тобою драгоценными попонами для верховой езды. Аравия и все князья Кидарские производили мену с тобою; ягнят и баранов и козлов променивали тебе. Купцы из Савы и Раемы торговали с тобою всякими лучшими благовониями и всякими дорогими камнями, и золотом платили за товары твои… Богатство твое и товары твои, все склады твои, корабельщики твои и кормчие твои…» (Иез. 27,3 – 27).

Иезекииль знал, о чем говорил. Впрочем, большинство современных историков считает эти строки позднейшей компиляцией. В текст книги пророка кем‑то после него был включен перечень, составленный еще в начале IХ века до нашей эры (или раньше).

Как бы то ни было, список товаров, приведенный в этой книге, можно разделить на пять категорий. Во‑первых, это были лекарства, косметика и пряности, например, бальзам, оливковое масло, благовонная трость, мед. Лучшие благовония привозили купцы из далекой Сабы (Савы), что лежала на юге Аравийского полуострова. Тирские купцы везли их дальше на запад, где продавали втридорога.

Во‑вторых, красители, дорогие ткани, в том числе пурпур, виссон, шелковые и узорчатые материи, драгоценные одежды и попоны. Далее следуют украшения и другие предметы роскоши: карбункулы и рубины из Сирии, золото из Йемена, серебро из Анатолии, слоновая кость и эбеновое дерево, привозимые с островов (?), – возможно, из Африки или Индии.

К следующей категории можно отнести полезные ископаемые и продукты сельского хозяйства: железо, олово, свинец, серебро; зерно – пшеницу, овес и ячмень; вино, скот, овощи и фрукты – инжир, гранат, бобы.

Наконец, еще один товар: рабы. Их привозили из Греции и Малой Азии, прежде всего из Ионии – Иавана.

Обратим внимание на то, что продукты питания и скот доставляли в Финикию из соседних стран, а значит везли их в основном по суше. Так, из Израиля и Иудеи привозили пшеницу, мед, оливковое масло и бальзам. Из Сирийской степи арабы пригоняли в Тир стада овец и коз.

Мимо финикийских городов Библ, Беруту, Сидон, Сарепту, Тир и Акко издавна пролегала приморская дорога, по которой из Египта в Месопотамию и обратно шли торговые караваны. Товары перевозили сперва на ослах, а примерно со второй половины II тысячелетия – на верблюдах. Вьючных животных предоставляли купцам племена, жившие в степных и пустынных районах Передней Азии. Сухопутная торговля была не безопасным занятием. Купцы всегда могли подвергнуться нападению, лишиться своих товаров, а возможно, и жизни. Не спасало и покровительство могущественных царей. Вдобавок караванная торговля сулила не так много при – были, поскольку на дорогах Передней Азии издавна существовала целая система поборов.

Поэтому купцы уделяли особое внимание морской торговле. Ценные товары старались везти по морю; их было выгодно доставлять даже в небольшом количестве. Это позволяло обходить существовавшие тогда границы, где исстари пытались наложить руку на провозимые товары или хотя бы собирать с них пошлину, часто непомерную.

Так главными торговыми партнерами финикийцев стали прибрежные города и области Средиземноморья – особенно западная часть этого региона, в то время «первозданно дикая» земля. «Заморская торговля, – пишет К. – Х. Бернхардт, – была подлинным источником богатства финикийских городов‑государств». В книгах библейских пророков не раз говорится об этом:

«Когда приходили с морей товары твои, ты насыщал многие народы; множеством богатства твоего и торговлею твоею обогащал царей земли» (Иез. 27, 33).

«Ты сделался богатым и весьма славным среди морей» (Иез. 27, 25).

«Кто определил это Тиру, который раздавал венцы, которого купцы были князья, торговцы – знаменитости земли?» (Ис. 23, 8).

На рубеже I тысячелетия до нашей эры изменился не только маршрут торговых перевозок, но и ассортимент предлагаемых товаров. Дерево, например, Иезекииль упоминает лишь мимоходом. Многие другие товары, – например, те, которые привозил в Библ Ун‑Амон: папирус, бычьи шкуры, чечевица, канаты, – вообще не присутствуют в этом списке, хотя тот же египетский папирус пользовался спросом вплоть до V века нашей эры, когда «войны и разбои на Средиземном море порвали связь… с Египтом, откуда торговля античности черпала папирус для своих писаний» (О.А. Добиаш‑Рождественская).

Зато важное место в финикийском товарообороте занимала теперь торговля металлами. Медь привозили в Финикию из Кипра и глубинных районов Передней Азии; олово – из Испании; серебро – из Малой Азии и Эфиопии; золото – тоже из Эфиопии. А вот торговля железом не достигала такого же размаха, как торговля оловом или бронзой. Ведь руды железа не такая уж редкость в горных районах Передней Азии. Поэтому центры добычи железной руды становились и центрами ее обработки. В целом же потребность в металлах – особенно в олове – была очень велика, и потому, когда финикийцы узнавали о месторождениях, находившихся далеко на западе, они отправлялись на их поиски.

Впрочем, финикийцы занимались не только перепродажей товаров и дешевого сырья, но и сами наладили производство предметов первой необходимости. В финикийских городах стремительно развивались такие ремесла как металлообработка, стеклоделие, ткачество. Финикийские мастера чутко приспосабливались к требованиям рынка. Поэтому они, например, не только изготавливали дорогие качественные пурпурные одежды для состоятельных покупателей, но и выпускали дешевые поделки, которые охотно брали небогатые модники.

Так, города Финикии превратились в промышленные центры, где в большом количестве изготавливали продукцию на экспорт. Они играли важную роль и в посреднической торговле. Здесь купцы, прибывшие с Востока, запасались товарами, привезенными с Запада. Некоторые из этих товаров обнаружены при раскопках в Месопотамии или упоминаются в клинописных текстах.

Среди предметов торговли следует вспомнить еще рыбу. Рыболовство было одним из основных занятий жителей финикийского побережья (кстати, еще в каменном веке население степных районов Сирии покупало рыбу у жителей побережья). Пойманный улов продавался не только в городах Финикии, но и, например, в Иерусалиме и Дамаске. Ведь вяленая рыба была одним из основных продуктов питания бедняков. Из нее также приготавливали маринады и пряные соусы, пользовавшиеся спросом. Необходимую при этом соль получали путем выпаривания морской воды в специально оборудованных «соляных садках». Этот способ при – меняется порой еще и теперь.

Современные историки считают Книгу пророка Иезекииля одним из важнейших документов по истории финикийской экономики. Особый интерес у специалистов давно вызывают загадочная фраза о «многих островах», откуда везут слоновую кость и эбеновое дерево. Возможно, что речь идет об Индии и островах Индийского океана. В таком случае купцы финикийского города Тира контролировали торговлю не только в Средиземном море, но и в Индийском океане.

Впрочем, в описании финикийской торговли мы забежали немного вперед и увидели Финикию на вершине могущества, Финикию – владычицу морей. Теперь же вернемся в то время, когда только начиналось процветание финикийских купцов.